«Скажи мне…»
Рискну предположить, что многие люди, незнакомые с внутренним менталитетом туркменского народа, удивятся тому факту, что в прежние года, когда нужно было навести справки о личности кого-то, мои земляки спрашивали у рекомендовавших его не «ты его хорошо знаешь?», а «был ли ты с ним в совместной дороге?». Также добавлю вдогонку вступлению, что «ёлдаш» (в коммунистическое время переводившееся исключительно как «товарищ») имеет первоначальный глубинный смысл «попутчик».
Такие бродяги с неуемным духом кочевничества, каковыми являлись и мы с Курбаном, как раз в дальних путешествиях и жизненных ситуациях проверяют друг друга и затем решают – подпускать к себе поближе кого-либо, доверять или сразу послать куда подальше в прямом и переносных смыслах, на которые так богата бродяжья жизнь…
Теперь, после такого захода «издалека», позвольте напомнить еще одну известнейшую поговорку с небольшим изменением «скажи мне, кто ты, и я скажу – кто твой друг», чтобы начать рассказ об удивительнейшем человеке, выделяющемся своей индивидуальностью среди широкого круга контактов настолько же удивительного человека, самого Курбана Пирмедова.
Счастливый случай познакомиться с ним мне выпал уже в первые годы знакомства с моим будущим халыпа8, когда он еще жил в общежитии для аспирантов на улице Кемине западнее железнодорожного вокзала Ашгабата. В один из дней я застал в его тесной комнатушке странноватого гостя с клочковатой бородкой и в головном уборе, напоминающем чабанскую папаху, совсем уж неподходящем для столичного Ашхабада. Более того, в дополнение к образу, он и манерами сильно смахивал на колхозного бригадира, зоотехника или агронома.
Курбан-ага при представлении нас друг другу уважительно назвал его «Молла-дяде». Позвольте уж не пояснять истинное значение этого, как выяснилось намного позже, техаллуса (в восточной литературе «псевдоним»), приросшего к уважаемому человеку настолько прочно, что многие подзабыли его настоящее (тоже громкое, как в дальнейшем выяснил) имя.
Честно говоря, тогда, при первой встрече, меня немного удивило, порадовало и даже поразило то сердечное гостеприимство и уважение, с которым данный уникальный товарищ отнесся к неожиданному посетителю (ко мне), который был намного моложе их обоих и неведомого характера. Неявно ведь было при первом знакомстве – достоин ли вторгшийся молодой человек сидеть рядом с ними за одним дастарханом, не говоря уж о «присоединиться к беседе»?
Однако должен также отметить, что уже тогда обратил внимание на выразительный, объемный голос Молла-дяде и четкую дикцию, так как в его речи слышались и запятые с точками, не только каждая буква. Помню, что подумалось почему-то: «диктором бы ему работать».
Много позже, с нарастанием собственного жизненного опыта, понял и осознал – такая своеобразная, не сильно распространенная в народе, манера говорить присуща также проповедникам и переводчикам-синхронистам.
Перепрыгнем теперь на несколько лет вперед после того дня первого знакомства, в течение которых у меня происходили лишь случайные и непродолжительные встречи с Молла-дяде. Помимо них, иногда и Курбан уважительно рассказывал несколько забавных историй с участием своего товарища. То есть, мой чисто человеческий интерес к «прежде незнакомцу» постепенно рос и рос, вширь и ввысь.
Затем, в очередную командировку в Ашгабат приехал в сопровождении Бяшима, одного из своих сотрудников по общественной антибраконьерской инспекции «Кулан» – нужен был водитель, так как у меня самого правая рука была еще в гипсе после свежего перелома, ведь не сильно порулишь с больным запястьем в дальней дороге. Отмечу, что в обычной жизни мой напарник трудился строителем.
Раз на машине, да еще вдвоем, то маневренность и поле деятельности расширяется, не так ли?
Курбан предложил-попросил съездить в одно из пригородных сел (если верно помню, то в Ялкым): «надо проведать Молла-дяде, он там мечеть строит».
Конечно, поедем, да и поможем на месте чем-нибудь.
Удивительный факт-характеристика незаурядной личности – он там, оказывается, строил мечеть на собственные деньги и своими руками в дар жителям села. Разумеется, не в одиночку, многие вносили свой посильный вклад. Однако повести за собой личным примером людей на благое дело тоже суметь надо, не так ли?
Когда доехали туда, то увидели, что он как раз месил глину для дальнейшей укладки кирпичей. При этом всем своим видом смахивал на среднестатистического гастарбайтера из-за повязанного на голове платок для защиты от палящего солнца, подвернутыми до колен измазанными штанинами, испачканного пылью и грязью лица. А никак не на великого ученого (заметьте, первый раз применяю такое обращение!).
Время было полуденное, поэтому можно уже было перейти в тень и расположиться на чаепитие. А Бяшим, по привычке всех полевиков, пошел прогуляться и разведать на месте – где и что находится; куда идти, если придется бежать, или что и куда нести, когда начнем помогать работать. Когда вернулся к нам и подключился к беседе, то задал вопрос, ответ на который мог заинтересовать лишь истинного строителя: «у вас там в углу на арке необычный метод кладки кирпичей перехлестом, как и откуда узнали такой прием?»
В Египте.
Что? Какой Египет?
Так и хотелось спросить: «шутить изволите, сударь?». Напомню, что в первые годы двухтысячных граждане Туркменистана только-только начинали ездить «по заграницам», да и то в основном в «шоп-туры» и «шоп-страны» вроде Турции и Индии.
Вечером, сидя за ужином в комнатушке Курбана в общежитие для аспирантов и научных сотрудников, мы с Бяшимом вернулись к данной теме. Представьте наше удивление, изумление и нарастающее восхищение, когда хозяин дома начал делиться сведениями о личности уважаемого Молла-дяде.
Сначала сразил наповал утверждением о том, что он награжден орденом Боевого Красного знамени. Как??? Где и за что получил???
Оказалось, что Молла-ага работал переводчиком-арабистом на Асуанской плотине в Египте (то есть, достойный человек действительно ездил в ту загадочную страну и жил долгое время в ней!), причем в острый период Египетско-Израильского военного конфликта. Отсюда и боевой орден за личное мужество.
Кроме того, даже в эпоху расцвета коммунизма и непростого отношения властей к религиям вообще и к исламу, в частности, к Молла-дяде приезжали шагирды (понятие шире, чем студенты) из многих восточных стран, включая Сирию, Египет и Ирак. Подчеркну – человек отличался научным подходом к изучению религий и связанных с ними традиций и обычаев. Будучи востоковедом и арабистом, многие годы трудился старшим научным сотрудником в Институте рукописей Академии наук Туркменистана.
И затем снова акцентирую – в повседневной жизни он вел скромный образ жизни, случайному и равнодушному наблюдателю ничто в поведении настолько неординарной личности не указывало на богатейший душевный внутренний мир.
Теперь снова вернемся в ту тесную комнатушку, где, собственно, и состоялось мое первое знакомство с ним благодаря, естественно, Курбану.
Мы в тот период готовились ко второй стадии сплава по Каракумскому каналу, поэтому будущим участникам частенько приходилось встречаться для обсуждения оргмоментов. Да и просто пообщаться, почайковать и развести те еще тары-бары…
А где именно собираться в большом столичном городе? Обе Галины работали в Институте геологии, в шаговой доступности от тогдашнего жилища Курбана. Честно говоря, теперь не вспомню, когда и как Курбан ненавязчиво пригласил «команду» к себе в гости, но впоследствии беседовали исключительно у него дома – Галки приходили после работы, Курбан успевал приехать со своего института. Благодаря близости по расстоянию дамы успевали и наговориться, и успеть на последние рейсы автобусы и вовремя добраться до собственной квартиры в микрорайон Мир4 (в те годы крайняя южная окраина Ашгабата).
Ситуация, которая поразила меня тогда и в будущем оказала громаднейшее влияние на формирование моего собственного отношения к жизни и к людям, произошла в один из таких вечеров с непосредственным участием Молла-ага. Мы, когда зашли в гости, обнаружили, что он пришел намного раньше, и они с Курбаном успели обсудить кое-какие свои вопросы. Ну не будешь же при госте обсуждать скучные технические темы, поэтому с единодушного молчаливого согласия просто беседовали о том и о сем.
В числе многих других «ни о чем» бытовых вопросов почему-то затронули и крайне специфическую философскую тему. Не вспомню, кто конкретно, скорее всего, Галина Петровна с ее склонностью поговорить глубокомысленно о высоких материях поинтересовалась: «почему туркмены при проезде мимо кладбищ и захоронений читают краткую молитву и обязательно все находящиеся в транспорте люди проводят по лицу обеими ладонями молитвенным жестом?».
Молла-ага даже не поморщился на неуместный вопрос со стороны русской женщины, и начал на него отвечать обстоятельно и подробно. Затем, продолжая говорить, дополнительно поведал неизвестный ранее и очень интересный лично мне, кто сам является носителем обычаев и традиций, факт: «В народе раньше существовало проклятие, которое использовали лишь для крайней степени неодобрения недостойным поведением того или иного человека – «пусть с твоей могилой никто не здоровается». Означало – умрешь там, где мертвое тело никто не найдет. То есть, похоронят без совершения обрядов, и рай после смерти будет закрыт» …
В следующий момент прозвучало как гром с ясного неба, когда Галина Петровна воскликнула с апломбом: «ничего подобного, там совсем по другой причине!».
Акцентирую – ставропольская казачка, геолог без ученых степеней, которая за многие годы жизни в Туркменистане так и не попыталась хотя бы поверхностно познакомиться с внутренней культурой окружающего ее народа, упрекнула в незнании местных традиций и ритуалов ученого востоковеда, теолога, старшего научного сотрудника Института по изучению письменного наследия народов туркменской земли.
В стиле «без комментариев» приведу следующий факт: Назар Халимов (настоящее имя Молла-дяде) в своей последней изданной при жизни книге «Наджм Ад-дин Ал-кубра», подготовленной к публикации в соавторстве с Гуламом Расулом Матто, почетным членом парламента республики Индия, представлен как доктор наук, историк культуры.
Здесь снова для придания живописных нюансов понадобится очередное отступление: в те годы за мной закрепился еще один (сколько же их было, диву даюсь) предвзятый стереотип жесткого и упрямого спорщика, никому не уступающего в любой, даже малозначительной, дискуссии, и никогда не прислушивающегося к мнению возможного оппонента. Почему предвзятый? Снова легко могу отпарировать лежащим на поверхности аргументом (незамеченным тогдашними «рядом стоящими»): если бы не относился с уважением к мнению других и сразу не брал на вооружение дельные советы, то шли бы за мной при осуществлении тех прогремевших экспедиций и проектов люди с развитым чувством независимости, каковыми являются любители экстремальных видов отдыха?
Хотя, если откровенно, в описанной выше ситуации, если бы кто-то так беспардонно вклинился в беседу, когда были затронуты сферы моих профессиональных интересов, которые изучал с давних лет, то «даже не знаю как бы поступил». Хорошо еще, если бы дело обошлось лишь матом или более литературными выражениями, на которые так богата русская литературная речь.
Как поступил бесподобный Молла-ага?
К моему глубочайшему изумлению и последовавшему восхищению, он всего лишь мягко улыбнулся, поднял пиалу ко рту и, отпив малюсенький глоточек чая, перевел разговор на другую тему. И продолжал общение с нами всеми, включая Галину Петровну, все в том же незлобивом, дружеском тоне!
Тогда-то с того конкретного вечера во мне самом началась кропотливая, путем проб и ошибок, осознанная выработка собственного стиля вести дискуссию в разных аудиториях (чаще недружественно настроенных) и выходить из них достойно – «наглядный пример для подражания всегда держу перед глазами».
Что теперь, спустя четверть века с того поразившего меня эпизода?
Когда в словесной перепалке (в которые в нынешнее время попадаю очень и очень редко) меня упрекают в том, к примеру, что не разбираюсь в разнице между вареной и копченой колбасами, то не кидаю в ответ «что, за дурака меня держишь?». А улыбаюсь и прошу просветить нюансы.
Что называется, так ли важно слыть победителем в споре по такому пустяковому вопросу?
Даже если мой отец в советское время трудился начальником колбасного цеха и на школьных каникулах я подрабатывал у него на производстве и как раз коптил колбасы?
Должен отметить, что манера «соглашаться со шпильками и упреками спорщиков», при этом продолжая уверенно и настойчиво гнуть свою линию, помогает не только в чисто бытовых разговорах, но и в полемике на международном уровне. К примеру, в 2008 году ввязался в ожесточенную дискуссию с грузинами на Интернет-площадке Центрально-азиатской академии по лидерству и убедил их в своем мнении одним-единственным точным выпадом.
И нет, не преувеличиваю роль Курбана и Молла-ага во влиянии на «саморазвитие своей личности», а отдаю дань искреннего уважения – дальнейшая дорога к успехам и неуспехам в этой непростой сфере межличностных отношений получила новый толчок как раз в том тесном, но чертовски гостеприимном и психологически комфортном жилище моего халыпа.
Здесь же, чтобы показать необычные свойства натуры Курбана и продемонстрировать, какие люди ходили к нему в гости «всего лишь на пиалушку чая», верну внимание читателей к упомянутому выше Мариушу Марчевскому. Я познакомился с ним на конференции в Варшаве, и почему-то буквально с полуоборота наладился дружеский, неформальный контакт (совсем не связанный с тематикой мероприятия) – говорили «на одной волне» по широкому спектру вопросов, начиная с семейных ценностей и до особенностей философии Махтумкули и других деятелей древнего Востока.
Через год уже он сообщил, что приедет в Ашгабат на какую-то конференцию. Тогда его серьезно удивило, что я отложил в сторону дела и приехал за семьсот километров из своей периферии повидаться с ним. Договорились встретиться вечером, когда у него закончится официальная часть и появится свободное время.
Кроме того, еще утром перед уходом Курбана на работу, посоветовался с ним: «если вдруг, могу пригласить гостя к тебе домой?»
Что спрашиваешь, приводи, конечно!
Честно говоря, вообще не было малой доли уверенности, сможет ли Мариуш освободиться, захочет ли провести с нами вечер, поэтому мы совсем не готовились к приходу почетного гостя – ни плова с чорба, ни каких-либо «вкусняшек» к чаю.
Теперь уловите контраст: многие наверняка задумаются, прежде чем пригласить к себе настолько необычных гостей – «что он подумает о нас, о нашем доме, прилично ли принимать в такой обстановке». Знакомо?
У Курбана в тот год квартира была в таком состоянии, что обозначается кратким термином «без ремонта». Обстановка в жилище аскетическая – без всяких финтифлюшек, кружевных штор и ковра на полу. Из посуды только то, чем мы сами пользовались в повседневной жизни – никакого фарфора и сервиса.
Единственное украшение – самодельные книжные полки, занимающие все пространство от пола до потолка, на которых не было свободного места.
А Мариуш, кого он принимал в гости в настолько спартанских условиях, был воистину величиной европейского уровня – прежде соучредитель какого-то значимого вуза в Узбекистане, а в описываемый год являлся то ли проректором, то ли ректором Познаньского университета (одного из ведущих в Польше и не из самых последних в европейском масштабе).
Данная ситуация является красноречивой иллюстрацией нашей общей с Курбаном черты характера – при общении с людьми не обращать практически никакого внимания на толщину их кошельков или блеск их эполет. В первую и основную очередь нас интересовал аспект, который в туркменском менталитете обозначается трудно переводимым на другой язык термином «адамчылык» (очень приближенно – «человечность»).
Курбан органично и естественно ощущал и, соответственно, вел себя одинаково уверенно в общении и с властителями хижин, и с обитателями дворцовых чертогов. Снова акцентирую – очень ли распространенное свойство личности среди большинства людей, с которыми вам приходится контактировать повседневно?
Пока добирались до квартиры, мы с Мариушем вроде бы успели наговориться, поэтому в присутствии Курбана я по своей укоренившейся привычке ушел «на второй план», не мешая им в их беседе.
Через очень короткое время между ними ушла «неловкость от неподходящей обстановки», и они увлеченно и охотно начали обсуждать то и это, порой перебивая друг друга. Знакомая картина при встрече давних друзей?
Затем, когда за окном давно настал поздний вечер, Мариуш вдруг спохватился и попросил телефон. Оказывается, в тот вечер в посольстве Польши собирались устроить торжественный прием в честь его приезда в Туркменистан. А он так увлекся разговором с Курбаном, что совершенно забыл позвонить и попросить перенести встречу на другой день.
В конце беседы наш гость пригласил Курбана принять участие в программе «Эразмус Мундус» (если верно услышал это странное название обменной программы для ученых) и в случае одобрения заявки приехать к ним в университет прочитать курс лекций. Как тогда Мариуш высказался: «хоть по химии, хоть по биологии, хоть по восточной философии».
Это всего лишь два примера показать, какие личности ходили в гости к Курбану Пирмедову и, более того, считали честью для себя быть принятыми в его жилище.
Также здесь же, в данном очерке, буквально одной строкой подчеркну крайне важную и притягательную особенность личности яшули – он был вдумчивым, очень любознательным без фальши собеседником, способным поддержать беседы на широчайший круг тем, причем со знанием дела.
Кроме того, есть еще одна характеристика, неочевидная и не ощущаемая стороннему наблюдателю, поэтому обычно ей не уделяют особого внимания, не говоря уж об уважении. К сожалению, не смогу назвать автора той запомнившейся фразы, но когда-то в какой-то книге заметил поразительную ремарку: «с ним хорошо не только говорить, но и подолгу молчать. И это молчание не будет тягостным».
Много раз уже упоминал, что мы с Курбаном могли беседовать часами, иногда чуть ли не до рассвета. Но случались и вечера, когда между нами не звучало и нескольких предложений…
Еще одна своеобразная иллюстрация врожденной тактичности яшули – порой, когда он вдруг замечал, что я «отключался» и начинал смотреть «вглубь себя», или просто был в подавленном настроении, то спокойно вставал и переходил в другую комнату и там общался с Нюшей вполголоса до тех пор, пока я сам не присоединялся к ним.
Напомню – он находился не у меня, у себя дома. То есть, имел полное моральное право и тарахтеть, и стучать в барабаны, врубать телевизор на полную громкость, или шуметь иным образом, занимаясь домашними делами.
В завершение снова привлеку внимание читателя к той перефразированной пословице: «скажи мне, кто ты, и я скажу – кто твои друзья».
Нескладушки»
В нашем подлунном мире всегда есть место и для забавных наблюдений, любопытных курьезов, не так ли?
Особенно если учесть, что теперь, в течение ряда лет своей жизни, все чаще попадаю к неловкие ситуации из-за рассеянности ли, или непонятной для постороннего взгляда сосредоточенности на собственных «размышляшках».
Ну и почему бы не поприкалываться над самим собой, если параллельно могу оттенить некоторые достойные черты характера своего халыпа?
Ведь даже обычная пересадка с одного городского автобуса на другой может стать тем еще приключением.
Небольшое отклонение, буквально одной строкой: я метеочувствительный, и порой в период магнитной бури разыгрывается сильная, так называемая «дамская болезнь», мигрень, от которой и глаза не хотят открываться, и теряется чувство времени и пространства.
Выше я уже упоминал, что никогда не задавал дополнительных вопросов типа «куда, зачем и надо ли?» Курбану, когда он приходил с работы на свою квартиру и ставил перед фактом: «одевайся, пошли в гости».
Ситуация, над которой приглашаю посмеяться и улыбнуться иронично или добродушно, произошла как раз в очередной поход на угощение к его родственникам. Добираться до них на общественном транспорте в Мир4 из одиннадцатого микрорайона, где жил Курбан, приходилось с пересадками.
А в тот день сошлось два события – и мое «любимое» изменение атмосферного давления, и «накатило» (в голове проявился сюжет эссе или рассказа, сосредоточенно обдумывал формулировки в уме). Словом, в какой-то момент очнулся где-то на городской улице и оглянулся вокруг с недоуменным изумлением – где я, и что здесь делаю?
И только увидев позади себя слегка удивленное и озадаченное лицо моего старшего товарища, понял – что произошло. Оказывается, я выскочил из автобуса за две остановки до нужного нам пункта для пересадки, совсем забыв про серьезное опоздание к назначенному времени семейного ужина.
А Курбан, заметив мой внезапный выход на тротуар, не стал ни окликать, ни ругать, ни дергать за рукав, хотя имел на то полное моральное право, а просто пошел следом. И только потом задал пару вопросов: «что случилось? Тебе здесь нужно зайти куда-то? Увидел кого из окна?».
Как полагаете, много ли людей в вашем тесном кругу контактов и друзей, кто готов без единого звука выскочить вслед за вами из автобуса, если «что и вдруг»? А если «тема» возникнет в переносном смысле, в критической жизненной ситуации?
Ранее до этого «прыжка из уходящего автобуса» он не замечал, что я могу иногда выпасть из реального времени и что в такие моменты хожу «на автомате». Дело еще в том, что только в последние годы мои «вхождения в неконтролируемый транс» усилились, лишь поэтому Курбан так поздно в первый раз стал очевидцем такого непонятного поведения своего близкого «знакомца». Что ж, теперь пояснил ему «нескладуху» и попросил: «если я в таком состоянии, ты просто хватай меня и пальцем показывай – иди туда, стой здесь. Пока не очнусь…».
Еще забавных ситуаций, ведь анекдоты рождаются в гуще и потоке жизни?
Институт химии, в котором десятки лет вплоть до своей кончины трудился Курбан, находится в «тридцатом» микрорайоне Ашгабата, поэтому ему дважды в день приходилось ездить в диаметрально противоположные концы города – из дома на работу, и с работы домой.
Соответственно, пока доберется туда-сюда, уходит уйма времени. В месяц, когда произошла следующая анекдотическая ситуация, которую собираюсь довести до вашего внимания, расписание пассажирского поезда «Ашгабат-Серхетабат» в очередной раз изменилось. Поэтому теперь оставалась очень узкая «вилка» по времени – чтобы Курбан успел приехать в свой одиннадцатый микрорайон, и чтобы я успел выйти и доехать на вокзал к отходу поезда.
Следовательно, прямо-таки напрашивалось логичное решение – встретиться прямо на вокзале, чтобы вернуть ключи от входной двери. И ему удобно, и мне спокойней собираться и добираться.
Вот только, когда уже надо было выходить из квартиры, никак не мог найти те самые пресловутые ключи – забыл, куда их положил. Пересмотрел все возможные точки, несколько раз вывернул сумку и перетряс свои дорожные вещи – нигде нет, будто испарились.
Связаться с Курбаном и попросить ехать прямо домой никак не мог – он ведь принципиально не пользовался сотовой связью. А звонить на рабочий стационарный номер было бесполезно – он ведь наверняка к тому часу был в пути.
Поэтому уже думал, что пропадет билет и придется задержаться в Ашгабате еще на день. А Курбан, увидев ушедший поезд, все равно ведь поздно вечером придет домой.
Что делать, когда нечего делать? А ничего…
Поезд идет до Кушки почти сутки, причем уходит из Ашгабата поздно для обеда и слишком рано для ужина. Вот и отварил себе для вечерней трапезы в пути гречневую кашу. А когда ключи пропали, решил – ну хоть поем, пока она горячая.
Однако, как только рассерженно воткнул в нее ложку, из пластиковой емкости неожиданно послышался металлический звон!
Каким образом и когда ключи очутились в гречке, как выражались в старину – «тайна, покрытая мраком сия есть»!?
Хорошо еще, выбежал на улицу, прыгая через три ступени, и сразу же поймал такси и умудрился успеть на вокзал за пять минут до отхода поезда.
Честно говоря, до сих пор, через пролетевшие много лет, никак не могу понять – как не только умудрился уложить в еду ключ с брелоком, но и закрыть плотно крышку…
Спустя месяц с небольшим ситуация повторилась чуть ли не в деталях – снова не мог найти ключи перед выходом с квартиры и снова не обнаружил их ни у себя в карманах, ни в вытряхнутой дорожной сумке. Правда, на этот раз все-таки умудрился обнаружить их вовремя и добрался до вокзала, не сильно опаздывая. А там, при виде уже ожидающего меня Курбана, рассмеялся и рассказал ему: «не угадаешь, куда в этот раз положил ключи!».
Они оказались в морозильнике старенького холодильника. И опять никак не мог вспомнить, когда и зачем я вообще подходил к нему и почему вынул ключ из кармана и положил его в холодильник замораживаться. Также не пойму, почему, в конце концов, решил заглянуть именно в морозильник.
Яшули улыбнулся, и сыронизировал: «сен эермерсин!». Это очень емкое туркменское выражение с глубоким смыслом, смысл которого можно передать приближено как «ты на многое способен».
Автором третьего казуса стал сам Курбан. В тот день он пришел с работы пораньше, поэтому я собирался к отъезду уже в присутствии хозяина квартиры. Перед выходом почему-то (прежде и в голову не приходило поступить так) решил проверить наличие своего паспорта, без которого доблестные туркменские пограничники не пропустили бы «чужака» в пограничную Кушку. Что называется, как чувствовал – нигде не нашел, ни в карманах, ни в сумке. Затем уже вдвоем внимательно осмотрели все поверхности в крохотной однокомнатной квартире – нигде нет, не увидели и не нашли.
Затем Курбан почему-то решил проверить и запрятанную в недрах книжного шкафа шкатулку, в которой он хранил собственные документы. Конечно, мой паспорт оказался там, но «как и когда туда попал» – тот еще вопрос. Потом яшули вспомнил, что тем утром брал оттуда какой-то документ, и, наверное, чисто машинально уложил туда и мой паспорт, лежавший на столе перед компьютером. Не «из вредности», по рассеянности.
Затем в течение десятка лет с того казуса у нас с ним стало дежурной шуткой: «при выходе с квартиры Курбана обязательно проверь наличие документа». Добавлю, это оказалось крайне полезной привычкой, ведь с тех пор я много попутешествовал по свету и никогда не убирал свои документы «слишком далеко» и, соответственно, не терял их.
В заключение данного очерка еще одна ситуация с ключами, творцом которой выступил Курбан. Кроме того, это еще и иллюстрация к образу жизни яшули.
Снова небольшое отступление-пояснение: обычно я приезжал в Ашгабат к началу рабочей недели – чтобы было больше возможностей побегать по конторам и учреждениям. Но мог приехать и по пятницам – просто повидаться с друзьями и погостить (переночевать) у того, этого и третьего…
В ту поездку, во время которой приключился следующий «анекдотец», в столицу приехал в пятницу, так как в субботу у меня была назначена какая-то важная встреча.
Как обычно, субботним утром Курбан убежал очень рано, чтобы успеть на автобус. В течение десятков лет в конце недели в любую погоду он уходил в горы на так называемые маршруты выходного дня. Или на всевозможные субботники – на посадку деревьев на участке за городом, закрепленном за Институтом химии, на оздоровительные прогулки под эгидой государственных структур и так далее. При этом в последние годы вполне мог бы отговориться «старостью», но никогда не отказывался от участия в таких общественных мероприятиях.
Повторюсь, он ушел рано, а я, не торопясь позавтракал, посмотрел телевизионные новости и затем решил пройтись перед встречей – получить привычную физическую нагрузку и подышать утренним воздухом. Да вот только так и не смог выйти из квартиры – ключей (!?) не нашел. Поэтому пришлось отзвониться и перенести намеченную встречу на следующий день, затем поменять и другие планы.
Вечером, едва войдя домой и еще стоя у двери, Курбан по укоренившейся привычке, ставшей нашей общей традицией, поинтересовался у меня: «как день провел, кого из ребят видел, все ли успел сделать?»
Даже на улицу не выходил.
Не понял. Что случилось, опять магнитная буря?
Нет, ты ключи забрал.
Яшули тут же молча сунул руку в карман и вынул оттуда второй ключ, который он вроде бы вечером передал мне. Оказывается, он рано утром чисто механически прихватил запасной, не проверив, что его собственный спокойно лежит там, где и должен был – в кармане.
Что дальше? Он добродушно усмехнулся, и спокойно вполголоса сказал: «тебе крупно повезло, что я сегодня не ушел в горы с ночевкой».
Крыть-то нечем, оба рассмеялись – действительно, повезло, не пришлось сидеть взаперти полных два дня…