– Колеса хотя бы забрали? – спросил я у Акбара.
– Нет, оставили. Конечно, забрали!
– Доставай тогда.
От безысходности я закинул еще три таблетки, но минут через сорок начал об этом жалеть. В кафе были довольно узкие проходы между столами, что создавало определенный дискомфорт, затрудняя мои забеги к ближайшему унитазу. Тошнило между тем все сильнее. Блевать под таблетками не так уж противно, иногда даже приятно, но я обламывался всякий раз бегать до джентельменской комнаты. В один из таких забегов, когда я уже чувствовал, что не донесу, дорогу мне преградили три официанта в мужественной черной форме – они некстати затупили посреди прохода. Я даже не мог крикнуть им «посторонись» – рот мой переполняла блевотина, я просто бежал на них с вытаращенными глазами и надутыми щеками, размахивая руками в разные стороны. Новая волна уже подступала к горлу, столкновение было неизбежно. Приблизившись на убойную дистанцию, мои губы, сжимавшиеся из последних сил, таки взорвались фонтаном нечистот, окатив нерасторопных халдеев с ног до головы. Они, казалось, потеряли дар речи, уставившись на меня неподвижным взором.
– Тысяча извинений! – выдавил я и, развернувшись, пошел назад к столу, размышляя успею ли опустить зад на стул прежде чем меня вышибут отсюда пинками.
– Ты нормально, братан? – поинтересовался Акбар.
– Да, уже лучше.
За время моего отсутствия, за столом, прямо напротив меня, расположились три незнакомые телочки – какие-то знакомые Бабрака. Три одинаковые кошелки, с бессмысленным выражением лица поглощавшие три одинаковых салата. Мне они сразу не понравились. И, судя по тому, как они уставились на заблеванные лацканы моего бархатного смокинга, я им – тоже. Первые несколько минут я просто смотрел на них с нескрываемой неприязнью, а после того, как одна из них спросила у Бабрака «что с вашим другом?», остервенело зарычал и запустил в нее стеклянной пепельницей, просвистевшей в миллиметрах от ее пустой головы. Телочка вскрикнула, вскочила со своего места и, схватив плащ, вылетела из кафе. Две другие поспешили последовать примеру подруги. За столом на несколько секунд воцарилась тишина.
– Братан, ты в дуб въебался? – уточнил Бабрак очень серьезно, но спустя пару секунд не выдержал и разразился басистым богатырским хохотом.
Я тоже натянуто осклабился – челюсти сводило, а мышцы лица дергались как коси-коси-ножка. Как ни странно, никто так и не выказал ни малейшего желания вывести меня из кафе, но было очевидно, что пора валить.
Разочарованный неудачей и убитый таблетками, я поймал такси и отправился домой. Уже светало и нужно было торопиться, чтобы успеть прошмыгнуть в свою комнату прежде чем проснется мама.
12
Мира была голубоглазой принцесской из тяжелого высокогорного клана, настолько серьезного, что, повстречав ее в первогумовской курилке, мне и в голову не приходило смотреть на нее как на половозрелую барышню с классной задницей и красивым лицом. Очень не хотелось сгнить в канаве за МКАДом.
Не смотря на то, что я не воспринимал ее в качестве носительницы женских прелестей, подобно всем своим сверстницам жаждущей флирта, романтики, крепкого члена – или чего там девочки хотят в восемнадцать – она, напротив, видела во мне источник всего вышеперечисленного, и не упускала случая недвусмысленно намекнуть на это, стараясь подтолкнуть к решительным действиям. В такие моменты я отводил глаза и смущенно хихикал, переводя все на «братскую волну», так чтобы было непонятно, кто из нас на самом деле маленькая целка. Впрочем, на самом деле оказалось, что никто.
– пончик умаляю убери эту дурацкую фотку с аватарки, – писала мне Мира Вконтакте, увидев фотографию Аль Пачино.
– это же тони монтана!
– какая разница, у всех хачиков она)))
– пхах) да)
– ты же у меня такой модный, красивый, с загорелыми щечками))) убери)
– а ты мне за это что?)
– что хочешь.
Капля ледяного пота спустилась по моей спине к пояснице: ни одного смайлика, она была чертовски серьезна.
– а что у тебя есть?) – осторожно уточнил я.
– все, что есть. я все равно не смогу тебе отказать)
– лан уговорила), – я сменил лицо со шрамом на фотографию с собственной надменной физиономией.
– так же правда красивей))) – обрадовалась Мира.
– тебе видней)
– так чего ты хочешь в награду?))
– а что, если я скажу, что тебя?)
– твое право, пончик. я уже пообещала тебе все исполнить)
– тогда хочу тебя, – немного помедлив ответил я и с трудом удержался, чтобы не попросить Миру сразу же удалить переписку в целях конспирации.
– а когда ты меня хочешь?)
– не знаю, когда ты пригласишь меня в гости?)
– я завтра буду на даче)
– без родителей??
– с родителями, но у меня там отдельный домик, и ты можешь приехать ночью, когда они уже спят)
– а может ты просто останешься в москве?
– пончик, я же кавказская девочка – одну меня не оставят)))
– ок) тогда пиши адрес)
Я вышел на балкон, достал пачку экстра-легкого Парламента и закурил. С сигаретой в зубах реальные ситуации уже не казались такими уж реальными, превращаясь то ли в фильм, то ли в книгу – со мной в главной роли. Что до идеи проникнуть в подмосковные владения вчерашнего головореза и оприходовать его дочь – она казалось авантюрной. Она, черт возьми, и была авантюрной, но во мне вдруг проснулся джигит – в окно, под покровом ночи… Вся эта южная тематика.
На другой день за неимением собственной тачки, я стал прикидывать, кого из друзей я мог бы в это втянуть, и кто из них мог подписаться. Выбор сразу же пал на Акбара – у того хоть и не было собственных колес, но он мог бы снова одолжить девятку, на которой мы крепили барыгу, к тому же я был уверен в нем как в себе – варианты с подставами и сплетнями исключались. Так, что я набрал его номер:
– Братан, есть вариант колеса вымутить на ночь?
– Ты поюзать хочешь или барыгу хлопнуть? – уточнил Акбар.
– Да не те колеса – я имею в виду тачку какую-нибудь.
– Хуй знает. А зачем?
– Короче, мне надо сегодня одну красотку дать, но она на даче. Причем там еще ее родители, братья и черт знает кто еще, поэтому ехать надо под утро.
– Ааа Джанфранко, – засмеялся Акбар, подразумевая, очевидно, Дон Жуан, – а че за телочка?
– Ты не знаешь.
– Черная?
– Какая разница?
– Тачку хочешь?
– Да.
– Черная?
– Да, да, да…
– Ты че за тип опасный, – обрадовался он, – ехать-то далеко?
– Десять километров от Москвы. На бензин я, если че, лаве скину.
– Ко мне сейчас кент мой едет – он за рулем. Если согласится, можем все замутить.
– Братское сердце, – обрадовался я, – по-братски, сделай, чтобы он согласился!
– Давай, Джанкарло, наберу.
Через пару часов парни уже были возле моего подъезда – Акбар и его кореш по имени Бек-Мирза, крепкий приветливый даг в бархатном спортивном костюме и ярких замшевых мокасинах. Я сразу созвонился с Мирой и условился, что буду у нее в три часа ночи. «Надеюсь, все уже уснут» – написала она вдогонку.
До выезда оставалось несколько часов, а у меня как раз завалялась шишка гидропоники, так что я предложил отъехать в укромное место и скоротать время с ней.
– А есть через что? – спросил Акбар.
– Молодой! – ухмыльнулся Бек-Мирза и извлек из багажника красный бонг размером с ногу.
Дунув, мы заехали в Макдак, сожрали по бургеру, потом покурили еще и в приподнятом настроении отправились в путь. Было уже темно, когда мы пересекали МКАД. На поиски нужно поворота, а потом следующего, а потом следующего потребовалось еще часа полтора, но, наконец, мы въехали в нужный поселок. Мы припарковались в пятидесяти метрах от огороженных кирпичным забором двух гектаров, составлявших Мирин дачный участок, густотой застройки напоминавший скорее небольшой центрально-европейский городок. Парни закурили, а я набрал Мирин номер.
– Да, пончик, – послышался из трубки ее голос. Она была удивительно спокойна.
– Я на месте, детка.
– Сейчас я тебя встречу.
Положив трубку, я улыбнулся и подставил парням кулак:
– Не прощаемся.
– Давай, Франческо, за нас там тоже пару палок кинь, – рассмеялся Акбар, касаясь своим кулаком моего.
– Я, если чо, мотор не буду глушить, – подколол Бек-Мирза.
– Постараюсь в темпе вальса, – бросил я уходя.
Когда я вышел из машины, было часа четыре утра – успело рассвести, и слепящее солнце припекало макушку. Улица, по которой я шел (точнее укатанная грунтовая дорога между двумя глухими заборами), упиралась в другую, идущую перпендикулярно, метрах в ста впереди. Как раз в той стороне из ворот кто-то вышел. Я приложил ладонь к глазам на манер козырька и убедился, что это была моя крошка. Она шла навстречу – во вьетнамках и коротком белом сарафане, надетом на голое тело, с обнаженными загорелыми плечами и распущенными черными волосами, струившимися шелком, как вода из-под крана. Она подходила все ближе, и я уже различал изгибы ее фигуры – идеального куска мяса, прикрытого невесомой материей. Мне захотелось схватить ее за задницу, прижать к забору и поиметь не отходя от кассы. Пока я прокручивал в голове эту сценку, она, замедлив шаг, подошла вплотную, поцеловала меня в губы и смущенно опустила глаза.
– Потрясающе выглядишь, – лучших слов у меня не нашлось, но это было именно то, что я хотел сказать: Ты. Выглядишь.Потрясающе.
– Спасибо, пончик, – улыбнулась она и пояснила, – сейчас пойдем вдоль забора, чтобы охранники не увидели.
– Как скажешь, бэбэ, – решив, не уточнять вооружены ли охранники, согласился я.
Выглянув из-за угла одного здания, Мира быстрым шагом переходила к следующему. Затем все повторялось вновь. Я полностью доверился ей и даже не смотрел по сторонам. Честно говоря, и не было такого варианта – даже если б очень захотел, я бы не смог отвести взгляд от ее шикарной упругой задницы, маячившей перед самым моим носом. Достаточно было протянуть руку, чтобы схватиться за нее. Именно это я и сделал.
– Потерпи, сладкий, – спокойно попросила Мира.
– Я не виноват, что кое у кого такая сексуальная задница, – пожал я плечами.
«Еще минута и я сорву с нее эту тряпку и задам такого жара!» – неоновой вывеской загорелось у меня в голове. Я просто не верил, что все это происходит.
Наконец, обогнув участок по периметру, мы вошли в Мирин домик, достаточно большой и густо напичканный дворцовыми цитатами, чтобы уменьшительно-ласкательный суффикс сразу же показался неуместным. Я все еще молча следовал за ней в тени свисавших со стен массивных деревянных рам, обрамлявших мрачноватые пейзажи эпохи Северного Ренессанса, украдкой косился на русский бильярд в викторианском стиле (!), притаившийся в дальнем конце гостиной, пока мы не оказались у винтовой лестницы, ведущей наверх. Мы поднялись. Из коридора вело три двери – в ванну, гардероб и Мирины покои. Обстановка розовой девичьей спальни состояла преимущественно из огромной кровати с балдахином.
– Малыш, ты просто идеальна! – рычал я, обхватив Миру сзади, и жадно стягивая с нее сарафан.
– Ты тоже, красавчик, – отозвалась она как-то слишком кротко.
Я толкнул ее на кровать и лег сверху, схватив за запястья так, чтобы она не могла пошевелиться. Мне просто хотелось сожрать ее. Отпустив тормоза, я вцепился ей в задницу и, превозмогая усталость, устроил спринт с шлепками, плевками и всякими дикими штучками. Обливаясь потом, мы кувыркались на необъятной постели, метражом напоминавшей однушку в панельном доме на московской окраине. Я выкладывался на сто десять процентов, а она безропотно потакала мне, благодарным поскуливанием отвечая на каждое движение.
Прошел, вероятно, час или полтора, и комната заполнилась ярким утренним солнцем. Взяв свое, мы молча лежали в постели – я на спине, а она на животе, обхватив меня рукой и носом уткнувшись в мое плечо. Я смотрел в потолок и гладил Мирины волосы. Мне отчаянно хотелось наговорить ей всяких глупостей, но это было бессмысленно – произошедшее в этой спальне не могло перерасти во что-то большее. Мира и сама понимала все лучше меня – в конце концов, это были их правила.
Собравшись с силами, я поднялся, отыскал свои трусы, натянул джинсы и нежно поцеловал ее красивый зад. Мира хихикнула, дождалась пока я оденусь и тоже встала с кровати. Я жадно смотрел на ее обнаженное тело пока она искала на полу свой сарафан, когда поймал себя на мысли, что было бы неплохо, если б отныне она всегда оставалась голой. Но мгновенье спустя все ее прелести вновь скрылись под одеждой. И так всегда.
Пришло время валить.
– Ты все понимаешь, бэбэ, – сказал я, поцеловав Миру уже у ворот.
– Да. Увидимся в универе, пончик, – улыбнулась она, как ни в чем не бывало, и заперла калитку с другой стороны.
Я закурил сигарету, и поспешил к машине. Парни уже добили мою шишку и сонно обсуждали чьего-то близкого. Увидев меня, Бек-Мирза высунулся в открытое окно, и иронично зацокал языком.
– Пиздец, она у тебя ненасытная, походу! – усмехнулся он, когда я сел в машину.
– Да, я и сам себя чуть не за ногу оттащил! – улыбнулся я.
– Все, ты счастлив? – повернулся ко мне с переднего сидения Акбар.
– Как минимум, на сутки! А вообще, от души, пацаны, что кайф поддержали.
– Не вопрос, Джан-Карло, – Акбар потрепал меня по макушке, – че, может, в Ростикс заедем?
ПЯТЫЙ КУРС
1
1 сентября выпало на субботу, и в МГУ мне было не надо. Надев пиджак, я отправился в Оперу, где бесновался как в последний раз. 2 сентября я спал, а когда проснулся, пришло осознание того, что меньше чем через год балаган студенческой жизни закончится навсегда. По сути, он уже закончился – пятый курс студенты обычно проводили в совершенно другом статусе – их воспринимали иначе, не требуя аккуратной посещаемости, почти не глядя ставя «зачет», не ожидая великих дел на фронтах ночной жизни – легкомыслие было уже не по возрасту. Пятикурсники становились тенями, раковыми больными, готовящимися покинуть этот мир ради неизвестности. Раньше я гнал эти мысли, но, оказавшись на финишной прямой, вдруг почувствовал себя старухой у разбитого корыта.
Оглядываясь назад, я видел лишь вечеринки, наркотики, криминал и буйство провинциального шика. Заглядывая вперед, понимал, что будет непросто – фантомы высокооплачиваемой работы, домов на Рублевке и дорогих внедорожников растворялись в спертом воздухе. В настоящем же я просто валялся на смятой постели и прислушивался к доносящимся из коридора звукам – на полуслове смолк телевизор, гулко застучали по паркету каблуки, ключи вздрогнули колокольчиком – это мама собиралась на работу. Когда входная дверь, наконец, захлопнулась, и в квартире воцарилась тишина, я вышел из своей комнаты и, направился в ванну. Проходя мимо размашистого белого комода, я увидел пятьсот рублей под своими солнцезащитными очками и прикинул, что этого хватит на такси до МГУ и обратно. Возможно, даже останется рублей сто. Гребаная инфляция! Еще на первом курсе за сотку можно было уехать на первой же машине, а теперь приходилось торговаться, чтобы тебя повезли за двести.
Смыв в душе грязь и беспокойные мысли, я позавтракал и стал одеваться. Узкие джинсы с «багажником», длинная серая кофта с глубоким V-образным вырезом, из-под которой торчала майка с растянутым воротом такой же треугольной формы – мне больше не хотелось выглядеть солидно, хотелось побыть тинейджером, хотя бы еще немного. Гвоздем программы призваны были стать винтажные сапоги из затертой коричневой кожи, купленные с 80-ти процентной скидкой в очень модном бутике на Большой Никитской. Я с детства любил всех удивлять и теперь не мог дождаться, когда появлюсь в них в МГУ.
– Марк, космический уебан, ты живой еще? – с улыбкой от уха до уха приветствовал меня Хусик, едва я вышел из машины напротив входа в кафе Макс.
– Живее всех живых. А тебя, если честно, удивлен видеть.
– Почему?
– Тебя ж на пять минут посмеяться родили, а ты до пятого курса дожил.
– Давай, иди сюда, – Хусик принял меня в отдушибрацкиеобъятья.
Компанию ему на пятаке составляли знакомые пацаны, учившиеся на курс младше – Мага и Адам. Бледная кожа, золотые оправы, рыжие щетины – эти двое походили бы на еврейских математиков, если б не ключи от припаркованного здесь же Фольксвагена Фаэтон, которые Адам непрестанно крутил на пальце, и рукоятка мясницкого тесака, стыдливо выглядывающая из-за Магиного пояса.
– Курите, пацаны? – достав из кармана пачку, предложил я.
– Не, братан, от души, – отказался Адам за обоих.
– Как лето? На регион летали?
– Да нет, какой там! – грустно ответил Мага, – в Лондон пахан отправил английский учить – на два месяца. В гостинице там жил, бля буду, как гастарбайтер – вот такая клетушка, – он отмерил руками небольшой квадрат.
– Че за гостиница-то?
– Ритц называется – так-то ниче, но в однокомнатный, пидарасы, запихнули! – с досадой развел он руками.
Я иронично улыбнулся, и энергично зацокал языком.
– Сам-то где был?
– В июне в Италию слетал и сейчас в Турцию еще на неделю. А так здесь в основном.
Тут разговор переключился на авто-тюнинг и мне стало скучно.
– Внутрь не пойдете? – спросил я из вежливости.
– Нет, здесь, братан.
– Давайте тогда, – бросил я, уходя, – подойду еще.
У входа в Макс стояли какие-то первокурсники – довольно модно и дорого одетые, но все же видно, что недавно с поезда. До городов и весей к тому моменту еще не дошло слово «тренд», зато брэндами эти ребята уже орудовали.
– Марк, тормози, – окликнул меня Адам, когда я уже почти вошел в Макс.
Остановившись у самого входа, я дождался пока он подошел вплотную и приобнял меня за спину.
– Хорошо выглядишь, братан, но это, по-братски, много, – произнес он вполголоса, и взглядом указал на мои сапоги.
2
От Акбара я узнал, что Хуссейн хочет предъявить Мурзику за недополученную выгоду от приема барыги, который мы провернули еще прошлой весной. Что ж, прикинул я, могла получиться неплохая драка исход которой вряд ли кто-то взялся бы предсказать. Конечно, Хусик был покрупней и довольно резкий, но и про Мурзика говорили, что он нормальный боец – ни грама лишнего веса, поджарый (или как у нас говорили «паджеро»), техничный. Впрочем, не успев додумать эту мысль, я решил, что намерение скорее всего так и останется намерением, ведь Мурзик бывал в МГУ нечасто, а когда бывал, то в разных с Хусиком корпусах и обычно в другое время. Больше же им встретиться было попросту негде – Мурзик проводил досуг в фешенебельных ресторациях, а Хусик все больше на пятаке.
В тот вечер Мурзика угораздило заглянуть в Макс – однокурсник по имени Армен затащил перекусить после занятий и обсудить вписку на грядущую вечеринку в закрытом клубе кокаинистов. Парни уже успели поесть и, выкурив по последней сигарете, с треском высасывали из полосатых трубочек остатки газировки, когда рядом с их столиком возник Хуссейн с двумя небритыми спутниками в бархатных спортивных костюмах и ярких замшевых мокасинах.
– Какие люди! Мурзик, куда пропал, старик? – нарочито добродушно начал он, – ты с меня трубку поклялся не брать, что ли?
– Здарова, – спокойно ответил Мурзик, вытирая салфеткой руки.
– Че, как дела даже не спросишь?
– Как дела, Хус?
– Да вот, разговор к тебе есть.
– Что за разговор? – Мурзик насторожился.
– Дело на сто касарей.
– Я этим больше не промышляю, братан, – покачал головой Мурзик, неторопливо поднимаясь со стула и сортируя по карманам разбросанные по столу пожитки.
– Да я тебя умаляю, ну!..
Мурзик ничего не ответил.
– Уходишь уже, что ли?
– Да, пора.
– Ну, так я тебя провожу и обсудим как раз, – безапелляционным тоном произнес Хусик, приобняв старого знакомого за плечо.
Солнце уже близилось к горизонту, но об этом можно было только догадываться – осеннее небо стлалось бесконечным светло-серым баннером, слегка подсвеченным с той стороны. Через люк в крыше наглухо затонированного сто сорокового Мерседеса я видел лишь небольшой его кусок прямоугольной формы – и лишь когда задирал голову, чтобы выпустить в прохладный вечерний воздух новую порцию отработанного дыма. Тачка принадлежала отцу Акбара, улетевшему накануне на регион, а за рулем сидел сам Акбар, не упустивший случая подрезать плохо лежавшие ключи из запертого ящика комода. Флагманский крейсер почивших 90-х давно лишился былого лоска: кожа на сиденьях потерлась, лобовое стекло надвое разделяла трещина, а тяговые кони под усталым капотом хрипели, словно загнанные. Но все же это были колеса, и мы с комфортом прокатились на них до Профсоюзной, где замутили кусок неплохого гашиша, и теперь, припарковавшись у кафе Макс МГУ, курили его с булавки, которую Акбар цеплял к одежде – от сглаза или типа того.
– Короче, прикинь, – многообещающе начал он, – одному типу в Нальчике ценканули, что в ауле недалеко от города какой-то дед выращивает убийственную шмаль.
– Это тебе Муслим, что ли приколол? – глупо захихикал я.
– Не-не, – заулыбался Акбар, а глаза его сощурились, как у китайца, – слушай, слушай! И, короче, тип этот один кон, на голяках, вспомнил про того деда и решил поехать замутить у него. Ну, приехал, значит, в селуху, где тот жил, идет по улице – видит на крыльце сидит старик и курит трубочку.
– А это он, да? – попробовал угадать я.
– Чо? – сбился Акбар, – А, не-не, слушай, слушай! И, короче, тип этого старика спрашивает – отец, где тут шмали можно замутить. А тот ему, такой, повремени, сынок, присядь пока со мной, покури трубочку.
– Бляяя, – затянул я, и схватился за голову, почуяв какой-то подвох.
– Не-не! – замотал головой Акбар, – все нормально будет, слушай! Тип припал со стариком, взял трубочку, напаснулся и вдруг видит – солнце с самого верха кааак рухнет за горизонт – и вдруг резко темно стало!
– Да ну на хуй!
– Да! И по сторонам смотрит – а старика нет уже и на улице темно, прикинь.
– Забавно, – одобрительно кивнул я, и указал в сторону Макса, откуда вышли Хуссейн, Мурзик и три тела сопровождения, – вон, смотри, не пацаны идут?
На улице смеркалось и через затемненные окна вообще ни черта не было видно. Последние пешеходы уже давно ушли в сторону метро, а густо заставленные автомобилями обочины и тротуары лежали теперь нагие и холодные – в ожидании следующего утра и нового наплыва студентов. Разглядев что-то, Акбар резко закрыл окно, заглушил мотор и заблокировал двери, а когда я, оглянувшись, вопросительно посмотрел на него, сдавил смех и приставил палец к губам. Будучи накуренным в хлам, я и сам не очень-то хотел с кем-то общаться – лень было парировать подъебки и балансировать на кортах. Тем временем парни остановились в нескольких метрах от нас, продолжая начатый еще в Максе разговор.
– …а теперь ты мне сто касарей торчишь, – через открытый люк донесся голос Хусика.
– С какой стати? – предсказуемо возмутился Мурзик.
– Ну, как с какой? Ты грузился, что с барыги сотку можно поиметь? Грузился.
– Я че, его казначей что ли? – отмахнулся Мурзик, – кто знал, что он бичом окажется?
– Это не ебет. Твои слова – сто тысяч, тебя за язык не тянул никто. С твоей наколки люди подписались на движение. В итоге мы зря рисковали. Поэтому за ту копейку, я с тебя по полной спрошу.
– Братан, я тебе ничего не должен, я также обломался, как и все остальные. Или ты думаешь, я сейчас обосрусь и из своего кармана тебе эти бабки разверну?
– Я не думаю, я уверен.
– А я уверен, что не вывезешь.
– А ты че, свою уверенность на мою перевести хочешь? – взбесился Хуссейн.
Услышав такое, Мурзик, заранее готовый бросить что-то в ответ, лишь бесшумно проглотил воздух, словно выброшенный на берег карась. Не найдя, что ответить он сложил на груди руки и, отведя взгляд, попытался осмыслить услышанное.
– Э, чо!? – одернул его Хусик, – Э, БЛЯ!
Сделав резкий шаг навстречу, Хусик головой ударил зазевавшегося соперника в нос.
Из глаз Мурзика будто посыпались искры, а из носа хлынула кровь. Он не успел даже поднять руки и в тот момент легко мог лечь, но Хуссейн почему-то отпустил его. Вместо этого он принял стойку и издевательски подмигнул:
– Еще хочешь?!
– Ну все – пизда тебе, – по-мужицки высморкавшись кровавыми соплями, разъяренный Мурзик бросился на агрессора, кулаками рассекая воздух, но так толком и не смог нанести ни единого удара.
Виртуозно уворачиваясь, Хусик вывел противника из себя, а, улучив момент, пробил ему лоукик. Это остановило и без того запыхавшегося Мурзика, а в следующую секунду колено Хусейна вошло бедолаге в грудь. Казалось, поединок был окончен – дальше возможно было только избиение.
– Ну, чо, падла, будешь бабки отдавать? – нагнувшись над Мурзиком и взяв его за волосы спросил Хусейн.
– Тормози, все, окончен бой, – вмешался Армен.
– Будет окончен, когда бабки отдаст, – отмахнулся Хусик, и снова обратился к Мурзаняну, – ну, что, когда?
– Когда мне хуй отсосешь, – прохрипел тот.
После этих слов лицо Мурзика с размаху влетело в асфальт. Сопровождавшие Хусика костюмы, добродушно посмеиваясь, снимали происходящее на видео, и, казалось, не собирались останавливать своего приятеля.
– Ну че, надумал? – снова спросил Хусейн.
– Тебе в рот кончал, – разбитыми губами произнес Мурзик.
Теперь жизнь этого парня висела на волоске.
– АХ, ТЫ, ШЛЮХА! – рявкнул Хусейн и, вскочив, стал избивать Мурзика ногами, – ТЫ БЕССМЕРТНЫЙ, ЧТО ЛИ!?
– Тормози, он лежит уже, – прокричал Армен и бросился оттаскивать Хусика, но получил локтем в челюсть и отшатнулся в сторону.
– Тоже хочешь, тварь?! – повернулся к нему Хусик.
– Да, я тебя выебу, щенок, – психанул Армен, габаритами серьезно превосходивший всех присутствовавших. Однако, едва он произнес это, в ухо ему один за другим врезались кулаки костюмов так, что он оказался на земле.
Быстро смекнув, что есть неплохой шанс оказаться в луже крови рядом с Мурзиком, Армен откатился в сторону и, быстро поднявшись, выхватил травмак – буквально перед носом у подскочивших бойцов.
– ЧЕ, ТВАРИ, БУДЕМ ЖИТЬ НА КОЛЕНЯХ ИЛИ УМИРАТЬ СТОЯ?! – завопил он отчаянно.
– Тормози, брат, ты че творишь, – костюмы явно опешили от такого расклада.
– Че, теперь ударить жопы не хватает?! – смачно отхаркиваясь, орал Армен, размахивая пистолетом.
– Ствол убери – там посмотрим, – с издевкой ответил Хусик, решивший, видимо, поиграть в героя.
– А я, блядь, сюда не на Олимпиаду приехал! – зло ответил Армен и выстрелил ему в ногу и потом в плечо.
На этот раз уже Хусейн, вскрикнув, повалился на землю. Костюмы пятились назад, лишь повторяя как заклинание: "осади, брат, не обостряй".
В течении следующей минуты Армен кое-как оттащил Мурзика в свою тачку и со свистом растворился в темноте. Следом ретировались бархатные костюмы, прихватив с собой старину Хусейна.
Акбар закрыл рот, достал булавку и насадил на нее плюшку гашиша.
3
Сонный Гиви сидел на высоком стуле у игрового автомата – в полумраке прокуренного зала на Новом Арбате – и мерно стучал по клавишам. Зал был почти пустой – от силы человек десять с небритыми осунувшимися лицами просаживали наличные промозглым пятничным вечером. Только спокойная музыка, размеренное пиликанье автоматов и составные междометия, изредка вырывавшиеся из самих сердец игроков, нарушали тишину этого склепа. Так было пока в зале не появился Мини-Гера в компании шарообразного чувака в бархатном фиолетовом костюме. Завидев Гиви, Гера похлопал своего подельника по плечу и отправился фильтрануть – туда-сюда, че почем.
– Оу, че ты, до хуя поднял, братуха? – протягивая руку, поинтересовался Гера.
Гиви ответил на приветствие молча и, казалось, нехотя – ему пришлось оторваться от игры в момент, когда нужно было выбрать цвет – черный или красный.
– Давай я за тебя пробью, – неожиданно предложил Гера и, не дожидаясь ответа, ударил по красной клавише.
Оптимистично пиликнув, аппарат удвоил выигрыш.
– Не надо, я сам, – Гиви терпеливо отстранил его руку и, решив, что вопрос исчерпан, на мгновенье замер, чтобы выбрать следующий цвет. Гера внимательно посмотрел на него – будучи человеком по сути своей безудержным, он не терпел подобных заминок. Дав Гиви еще полсекунды, он снова взял инициативу на себя.
– Черный! – ударил он по клавише и выигранные кредиты с издевательским гудком испарились.
– Ну, не лезь, сказали же тебе, – раздраженно повторил Гиви, бросив на Геру испепеляющий взгляд.
– Да ладно, ладно, – с невинным видом пятясь назад Гера поднял свои шаловливые ручки, – давай я тебе пятьдесят рублей добавлю, че я проиграл.
– Да не надо мне твои пятьдесят рублей! Себе вставь и играй на здоровье.
– Попозже еще подойду, – бросил Гера и поскакал разыскивать фиолетовый костюм.
Гиви облегченно вздохнул и принялся мерно постукивать по клавише bet, лелея надежду поймать бонус. Его благородное лицо выглядело умиротворенным и только нога, упиравшаяся в густой синий кавролин, нервически подергивалась.
– Вот дерьмо! – выругался он.
Фэншуй был нарушен – Гиви пересел за другой аппарат.
Тем временем Мини-Гера, смотавшись в туалет и навернув пару кругов по залу, вернулся к фиолетовому, просаживавшему последние пятьсот рублей, отложенных на такси.
– Че за пацан? Знаешь его?
– Да, мой знакомый грузин, – объяснил Мини-Гера, – если поднимет сейчас копейку, я в нее тоже ворваться хочу.
– С кайфом – сделай.
Мини-Гера отчаянно хотел тусоваться, но все деньги уже были просажены в казино через дорогу, и теперь он связывал все надежды исключительно с выигрышем Гиви. Впрочем, Гиви как-то не очень обрадовался знакомому.
Заказав виски со льдом, он продолжал неторопливо стучать по клавишам. Но расслабиться уже не получалось – он чувствовал, что ему в затылок упирается чей-то взгляд. Он обернулся – Гера стоял на расстоянии вытянутой руки:
– Ну чо, дает?
– Ну, так… – Гиви – человек отходчивый и интеллигентный – решил не эскалировать конфликт.
Дождавшись, когда выпала очередная выигрышная комбинация и настало время испытывать судьбу, Гера вновь без спросу влупил по красной клавише.
– Ты русский язык понимаешь?! Не делай так больше! – обычно спокойный Гиви на этот раз явно рассердился и смотрел на маленького грека, едва сдерживая порыв ненависти.
Геракл промолчал, но когда представилась возможность, самовольно пробил вновь – его начало клинить и он уже не мог подавить в себе хулигана. Это было последней каплей.
– Ах ты, мелкий хуй! – Гиви слез было с высокого табурета и угрожающе двинулся на Геру, как вдруг в неподвижном воздухе казино раздалось звонкое "БАЦ!". Резкое движение жилистого плеча, словно катапульта, отправило маленький кулачок на свидание челюстью Гиви. То ли ощущая за спиной поддержку крепкого кунака, то ли с перепугу, Гера попытался воткнуть оппонента, раз уж не оставалось надежды поживиться за его счет.
– ПИ-ДА-РАСКА! – отчеканил Гера, глядя Гиви прямо в глаза, и смачно харкнул на синий ковролин.
– Совсем страх потерял? – оправившись, прорычал Гиви и тут же – БАЦ! – получил в голову снова.
Гиви явно не был готов к избиению парня вдвое меньше себя, а, столкнувшись с такой неслыханной дерзостью, немного потерялся, едва не выпросив третий удар. К счастью, ситуацию разрешил подоспевший охранник.