Перевал Дятлова

Настил

Поиски продолжаются. Уже весна. В апреле постепенно снег уходит со склонов, и в начале мая делают новые находки:

Под сходящим снегом выступили обрывки одежды – предположительно, это одежда с тех двух совсем раздетых тел, что были найдены под большим кедром.

Помимо одежды, из снега показываются обломки веточек от молодых пихт и елочек, которые были срезаны недалеко от кедра.

Этот «зеленый» след ведет в лощинку в полусотне метров от кедра. Зимой овраги заносит, поэтому даже в начале мая снег здесь все еще такой, что стандартные щупы (2,5 метра) всю толщину снега не берут. Щупы наращивают, и только тогда в глубине снега удается что-то зацепить.

Раскапывают. Это небольшой настил из срезанного молодняка. На нем одежда. Расстелена так, чтобы могли сесть четверо.

Настил

Ищут дальше, и наконец еще в шести метрах вниз по ложбине, пробив снег до самого дна, находят.

Последние четверо

Под снегом не земля, а вода. По дну ложбинки, под слоем снега в два с лишним метра, течет ручеек. В воде женское тело.

Оно стоит на коленях, уткнувшись лицом в склон. У него нет глаз, нет языка.

Но ясно, что это вторая девушка из группы – Люда Дубинина. На ней брюки, два свитера, на голове вязаная шапочка-шлем, на правой ноге один шерстяной носок, на левой два шерстяных носка и еще обмотана половиной свитера.

Чуть дальше вниз по ручью находят три мужских тела. Одно лежит отдельно, два других будто обнявшись.

Эти два – это Саша Колеватов и Семен Золотарев. На Колеватове два свитера и курточка (хлопковая с начесом, верх от спортивного костюма), двое брюк, шерстяные носки. Ни верхней одежды, ни шапки, ни обуви. Семен Золотарев одет: свитер, байковая курточка, меховой жилет, трое брюк. На голове маска, вязаная шапочка и ушанка. На ногах бурки (невысокие теплые стеганые сапожки). Глаз у Золотарева нет.

Отдельно от этой пары лежит Николай Тибо-Бриньоль. Он одет лучше всех: на ногах двое брюк, на теле свитер и меховая куртка. На голове шапочка и меховой шлем, на ногах валенки. У него на руке двое часов. Время показывают разное: на одних 8—15, на других 8—38.

Странности

Пилот вертолета, на котором поисковики собрались отправить найденные тела, категорически отказывается грузить их на борт. Приходится вмешаться особисту, из числа участвующих в поиске военных. Только после этого вертолетчики принимают тела.

Следователь, ведущий дело, отправляет одежду с последней четверки на радиологическую экспертизу. И получает ответ: на одежде следы радиоактивного загрязнения.

В морге, при проведении вскрытия, выясняется: у Дубининой и Золотарева многочисленные переломы ребер, хотя снаружи этого не видно. У Тибо-Бриньоля проломлен череп.

После этого уголовное дело закрывается.

Причина гибели девяти человек сформулирована так: «следует считать, что причиной гибели туристов явилась стихийная сила, преодолеть которую туристы были не в состоянии».

Само уголовное дело на протяжении пятидесяти лет оставалось практически недоступно. Часть дела была засекречена.

Остались фотографии, которые делали участники поисков. По ним видно, что многое не совпадают с тем, как все изложено в материалах дела: на шее у Золотарева, когда его тело нашли под снегом в ручье, был фотоаппарат, – упоминания о чем в официальных документах отсутствуют.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

Итак, после всех находок, фактическая сторона дела такова:

Судя по дневникам группы, около 1 февраля они вышли к перевалу (который теперь, после всего случившегося, на современных картах отмечен как «урочище Перевал Дятлова»), и на склоне горы Холат-Сяхыл расположились на ночевку. Здесь что-то произошло.

Когда

Сверху на палатке поисковики нашли фонарик. Явное указание на то, что все случилось в темноте.

Но это не очень проясняет дело. В это время года на этой широте светло – лишь восемь часов за весь день. Остальные шестнадцать часов – ночь и темнота.

Поскольку сейчас многие живут в городах безвылазно, а если и выбираются, то «на дачу», то есть в хорошо обжитые места, по сути мало чем отличающиеся от городских пригородов, то важно уяснить, что «ночное» время в современных обжитых местах – совсем не то же самое, что реальная ночная темнота в дикой природе. Это совсем разные уровни темноты. В городе всегда горят окна в домах, повсюду фонари, и даже если рядом в прямой видимости ничего светлого нет, то само городское небо гораздо светлее, чем в необжитых местах. Дело в так называемой городской засветке. Свет от всех источников света, которых в крупном городе миллионы, не уходит в небо без следа, а частично рассеивается воздухом и падают обратно на землю. Это тот же самый эффект, из-за которого небо на рассвете светлеет задолго до того, как показывается край солнца. Вот и городская засветка так: свет от многочисленных уличных фонарей рассеивается в небе надо городом, и ночное городское небо на самом деле совсем не темное, а неплохой источник света.

Из-за этого у городских жителей, безвылазно живущих в своем уютном мирке, нет понятия о том, насколько темно может быть настоящей ночью – особенно если луны на небе нет, да еще и тучами заволокло. Чтобы ощутить это на себе, нужно не просто выключить все источники света в квартире, но и наглухо зашторить окна. И вот тогда станет ясно, насколько важным становится любой источник света.

Итак, фонарик явно указывает на темноту. Но она длится 16 часов, и фонарик мог понадобиться в любое время из этих 16 часов. Так когда же все случилось? В середине ночи? Или сразу после заката? А может, уже перед рассветом?

В палатке нашли кусок корейки, лежавший отдельно от других съестных запасов – и этот кусок был уже надрезан на ломти, причем рядом валялись шкурки от подобных ломтиков, то есть часть кусков уже была съедена. Это позволяет предположить, что все случилось сразу после того, как ребята поставили палатку – влезли внутрь, разделись, готовились ужинать, вот корейку уже порезали и кто уже начал есть, и тут-то все и случилось.

Однако затем, уже позже, когда появились результаты вскрытия тел, стало ясно, что все девять умерли через 6—8 часов после последнего приема пищи. То есть надрезанный кусок корейки мог быть подготовлен на завтрак, а шкурки остались от ужина.

При этом надо учесть, что время смерти и время происшествия, с которого все началось, это не одно и то же. Между этими моментами прошло значительное время: как минимум надо было спуститься от палатки по склону вниз на полтора километра; разжечь костер под кедром; и, судя по остаткам костра, огонь поддерживали не менее часа-двух (судя по тому, насколько успели прогореть крупные сучья).

Значит, ребята были живы как минимум два-три часа после того, как бросились прочь от палатки.

Тогда получается, что от момента еды до того, как что-то случилось, должно было пройти часов пять. Это важный временной ориентир для реконструкции событий. Но все-таки надо понимать, что это не факт, а лишь предположение. Естественное и правдоподобное, но всего лишь предположение.

Гипотетически можно рассмотреть и такой случай, что все случилось не через пять часов, а сразу после еды. Но после этого прожили ребята не два-три часа, а семь-восемь. Ведь когда мы получили оценку в два-три часа между событием и смертью, мы оценили минимальное время. Ребята не могли провести вне палатки меньшее время. Но это не значит, что они не могли провести снаружи куда больше времени. (Оценка сверху – как раз те самые семь-восемь часов между последней едой и смертью.)

А могла ли их последняя еда быть вообще не в палатке, а на предыдущей остановке? Скажем, дело было так: в предыдущий день похода они прошли много, устали, спали долго и утром вставали неохотно (в палатке нет ветра и есть маленькая подвесная печка, гревшая всю ночь, а снаружи все наоборот, мороз и поземка). После этого ушли с привала на склон горы не сразу, а сначала делали лабаз (который нашли спасатели). Уже после того, как выкопали в снегу лабаз и уложили туда часть вещей и продуктов, встали на лыжи и поднялись на гору. Если ребята возились с лабазом долго, то вполне можно предположить, что они еще раз перекусили, прежде чем двинуться в гору. И тогда получаем как раз часов пять времени до того, как они поднялись на склон и поставили палатку. Мы помним, что весь световой день очень короткий – около восьми часов. И костер на склоне горы не развести – не из чего, склон голый. Поэтому собрались ужинать и ложиться спать, но не успели. На закате или сразу после него что-то случилось. Мог быть такой вариант? Опровергнуть его нечем.

Как видим, другие варианты привязки времени вполне возможны. Но правдоподобнее всего кажется все-таки самое простое и естественное объяснение: что порезанная на куски корейка – это подготовленный завтрак. А шкурки – это то, что осталось от такого же куска на ужин. То есть ребята поужинали, и легли спать. А через несколько часов что-то случилось.

В таком случае, эти пять часов между тем, как ребята поели (ориентировочно вскоре после заката) и тем, когда что-то случилось, дают нам приблизительно середину ночи, или чуть раньше. То есть то, что случилось с ними, случилось незадолго до полуночи.

Где

Вход в палатку так и остался застегнутым. Скат палатки разрезан ударами ножа изнутри – то, что именно изнутри, а не снаружи, установлено экспертизой по характеру повреждений волокон ткани. И это значит, что в момент события ребята находились внутри палатки.

Остается, правда, неясным, где находилось то, что «случилось» – то есть сама причина, заставившая их бежать прочь. Снаружи палатки, или тоже внутри?

Эта причина вполне могла находиться вне палатки, и угрожать со стороны вершины горы. Тогда понятно, почему ребята разрезали противоположный скат палатки – чтобы бежать прочь.

А могла находиться и непосредственно внутри палатки. Тогда тоже логично, что ребята пытались как можно скорее выбраться из палатки, а затем бежали прочь от палатки. И то, почему они все вместе отступали от палатки именно вниз, будто убегали от вершины, – объясняется всего лишь тем, что отступать вниз, находясь на склоне, проще всего.

Таким образом, если исходить только из действий ребят, этот вопрос остается без ответа.

Но можно зайти с другой стороны. Если бы что-то случилось прямо внутри палатки, то в палатке должны были остаться какие-то следы? Какие-то указания на то, что же произошло? Да и что могло случиться внутри палатки – где были лишь сами ребята и ими принесенные вещи?

Как

Прежде чем двигаться дальше, необходимо прояснить один момент.

Городские жители, которыми являются большинство из нас, современных людей, почти забывают о том, что такое угроза ветра. Не ураган на пару часов или экзотическое торнадо, – а обычный сильный ветер, который бывает на открытой местности.

В городе плотная застройка ломает поток ветра. И даже если иногда, проходя в узком проулке, где бушует ветер, и кажется, что ветер дует как в трубе, это все равно не тот ветер, который был бы, если бы вокруг (на многие километры, если речь идет о городах вроде Питера или Москвы!) не было многоэтажной застройки. Из-за нее настоящий ветер просто проходит выше города. А внизу, в самом городе, ветер гораздо слабее. (Если посмотреть на город с высоты, то по сути это огромная пупырчатая поверхность, трением об эти пупырышки придонный слой воздуха значительно тормозится.)

Другое дело в горах, таких как на Северном Урале – с пологими лысыми вершинами. И особенно недалеко от вершины, через которую ветер только что «перевалил», отчего поток воздуха становится сильнее. (Это тот же самый эффект, который можно ощутить, если высунуть руку в приспущенное боковое окно несущейся машины.)

Зимой, на склоне, продуваемом таким ветром, по своей воле покинуть палатку без теплых курток и без обуви? Это кажется невероятным. Однако почти это же самое случалось с самими поисковиками. 31 марта они все вместе выбежали по тревоге дневального, испуганного огнями в небе – без верхней одежды. И те из поисковиков, кто прежде были в походе в группе Карелина, когда 17 февраля наблюдали похожее, тоже выбегали из своей палатки в чем были.

Но ни в том, ни в другом случае никто не резал палатку, из которой они выбегали. Зимой в горах, в нескольких днях пути от ближайшего теплого жилища, – нужно что-то экстраординарное, чтобы туристы порезали свою собственную палатку. Ведь можно потратить несколько секунд, чтобы расстегнуть вход палатки и выбраться через него, как обычно, – не повреждая единственное укрытие от ветра, куда потом можно будет вернуться.

Выжить зимой в горах без палатки несколько дней (пока вернешься в жилые места) теоретически можно, но очень трудно. Так что разрезая палатку, ребята должны были понимать, что ее придется зашивать… если, конечно, они в тот момент вообще могли брать в расчет трудности следующих ночевок.

Но если без палатки еще и можно выжить, хотя бы теоретически, то уж без теплой одежды и обуви это совершенно невозможно. А все это ребята тоже бросили вместе с палаткой.

Это, вместе с тем, что ребята разрезали палатку, указывает на то, что они покидали ее как можно быстрее, им было не до того, чтобы задуматься даже о том, как они будут выживать следующие несколько часов?

Это могло бы объяснить, почему ребята, убегая из палатки, не захватили с собой теплую верхнюю одежду – их телогрейки были разложены на полу палатки, для утепления снизу во время сна. (Сейчас так кладут туристические пенки, но тогда никаких пенок не было, поэтому ребята клали на снег лыжи, сооружая ровную площадку, на нее ставили палатку, а на брезентовый низ палатки клали рюкзаки, затем теплые куртки и телогрейки, а уже на них стелили одеяла.) Находясь все вместе в палатке, ребята фактически стояли на одеялах, под которыми были их куртки. Пока большая часть людей не выбралась из палатки, взять теплые куртки было затруднительно чисто физически.

Но почему ребята, выбегая из палатки на снег, не надели (или хотя бы просто не схватили с собой, чтобы одеть позже, уже снаружи) обувь? Ботинки так и остались стоять ровным рядком вдоль боков палатки – шесть пар с одной стороны, две пары с другой. (Девятую пару, ботинки Дятлова, оставили в лабазе. Может возникнуть вопрос, а как же тогда Дятлов шел на лыжах, если его лыжные ботинки остались в лабазе? Дело в том, что на тех лыжах, которыми пользовались ребята, можно было идти и в другой обуви. Их ботинки не были лыжными ботинками в современном виде, под какой-то особый тип крепления. Полвека назад, в скудном послевоенном быту, на лыжах стояли мягкие крепления из ремней, в которые можно было вставить ногу в любой обуви.)

Может быть, обувь они бросили, потому что ботинки быстро не наденешь? Но ведь помимо ботинок у ребят было несколько пар валенок, чтобы ходить, когда на привале. Они тоже остались в палатке. (Те стеганые бурки, в которых нашли Золотарева, предназначались не для улицы, а для сна – чтобы ноги не замерзли. Валенки на Тибо-Бриньоле были неподшитые – то есть тоже были одеты для сна, чтобы не замерзли ноги, а не для ходьбы по снегу.)

Чтобы лучше разобраться с одеждой ребят, надо понимать, как была устроена ночевка в их общей палатки. Ребята лежали бок о бок, поперек палатки (то есть головой к одному скату палатки, ногами к другому). На головы надеты легкие шапочки. Ногами почти упираются в скат палатки – наветренный, на который ветер с вершины горы наносит снег. Этот скат провисает, и кому-то из ребят, кто повыше, скат просто упирается в ступни. Чтобы ноги не мерзли, нужна какая-то «внутренняя» обувка. Не забитые снегом валенки или бурки. У кого не было, надевали шерстяные носки и поверх них тапочки. Эти слетевшие с ног тапочки нашли вокруг палатки.

Итак, разрезав подветренный скат палатки, ребята бросились из нее в чем были – а это значит, что все происходило так быстро, и вызвало такую панику, что у ребят просто не было возможности сообразить, что палатку они покидают надолго, и без обуви и теплых вещей могут погибнуть потом от мороза.

Что

Что же вынудило их поступить так?

Это и есть главный вопрос во всем деле.

Было ли то, что так напугало ребят, – чем-то таким, с чем туристы могли справиться? Или хотя бы побороться?

Во время прежних походов Колмогорову опасно кусала змея, Дубининой попадали дробью в ногу. Дорошенко бросался на забредшего к биваку медведя с геологическим молотком, чтобы отпугнуть – а остальные ребята с криками присоединились к нему. Отпугнули. Семен Золотарев прошел пять лет войны, у него четыре боевые награды. А после этого годами работал инструктором на турбазе и множество раз ходил в походы.

Внутри палатки был топор, снаружи палатки, у входа, в снегу стоял ледоруб. Если бы надо было отбиваться от животных, то это то, что они должны были бы взять с собой в качестве оружия, – но все это так и осталось нетронутым.

Так что же должно было случиться, чтобы эти люди в панике бросили палатку? Без обуви, без теплой одежды, без того, что могло бы сойти за оружие? Даже если убрать из расчета двух девушек, то у нас остается шесть выносливых парней и опытный дядька, прошедший войну не писарем в тылах. И вот эти шестеро выносливых парней, из которых как минимум двое крупные и сильные, и прошедший войну дядька – вдруг бегут, не пытаясь ни защищать палатку, ни хотя бы просто прихватить с собой топор и ледоруб для обороны на тот случай, если опасность последует за ними?..

Что же это могло быть?

ВЕРСИИ

Может быть, на них напал какой-то крупный и опасный зверь? Лось? Медведь-шатун? Стая волков?

Проблема в том, что дикие звери так себя не ведут. Да и люди, столкнувшись с опасным зверем, не стали бы вести себя так, как вели себя дятловцы.

Лось на голую вершину горы вообще не пошел бы – нечего ему там делать. Он идет туда, где под снегом есть чем питаться.

Волки? Волки в тех краях водятся. Но нападают они не на людей, а на оленьи стада, которые разводят манси. Да и что это за волк, который решит напасть на девятерых крепких людей? К тому же укрытых в палатке? Да и дятловцы, если бы они услышали снаружи волчий вой, – зачем бы стали резать палатку изнутри и бежать наружу, прямо к тем самым волкам? Причем не обувшись и не одевшись?

Точно так же и медведь-шатун не помогает объяснить произошедшее. Даже если бы люди и услышали какие-то странные пугающие звуки, и решили, что медведь вот-вот бросится на их палатку – снаружи прямо на ее скат, и будет через ткань крушить и рвать все, что внутри, – даже если бы ребята так подумали, то прежде всего они схватили бы топор, который был в палатке, чтобы было, чем отбиваться от зверя. Пилу. Железные части от переносной печки. А снаружи обязательно взяли бы и ледоруб.

Другое дело, если ребята и хотели бы что-то с собой взять – но снаружи были не бессловесные звери?..

Беглые зеки

Места южнее Свердловска известны тем, что там Челябинск, с его многочисленными заводами металлургии и тяжелого машиностроения, одна из крупнейших военных кузниц СССР. А чем же известны места к северу от Свердловска, куда шли в поход дятловцы?

А известны они Ивдельлагом. Это часть ГУЛАГа, административно привязанная к городку Ивдель, что в четырехстах километрах севернее Свердловска.

К 1959 году формально ГУЛАГ перестал существовать. А это значит, что и Ивдельлага тоже как бы уже нет – но колонии в Ивделе никуда не делись, конечно же. Да и название прижилось. Даже в официальных документах дела, следователь записывает за свидетелями так, как все привыкли называть местные колонии: Ивдельлаг. Следователи и сами не видит в подобном наименовании чего-то неправильного или предосудительного.

То есть фактически Ивдельлаг просто стал чуть поменьше, но никуда не делся.

Заключенные не сидят в колониях без дела. Их используют прежде всего на лесозаготовках в той самой тайге, что раскинулась во все стороны. И иногда эти заключенные бегут – или, во всяком случае, пытаются.

А если ребята столкнулись с такой стайкой беглых зеков?

Это могло бы объяснить, почему ребята ушли от палатки как без обуви и одежды, так и без того, что могло бы послужить оружием (топор и ледоруб), и почему кто-то разрезал палатку – а резали-то не хозяева палатки, а те, кто зашел в палатку, когда дятловцев выгнали. Посидели, погрелись, а когда уходили, то ушли не через выход, а порезав бок, чтобы хозяева палатки не смогли больше воспользоваться этой палаткой. Или просто куражились.

Да и странные травмы – перелом ребер у Золотарева и Дубининой, вырванные язык, глаза…

Между прочим, такие странные переломы ребер, когда снаружи не видно заметных следов от ударов, характерны именно для зековского быта: когда человека в лагерной телогрейке, не раздевая, валят и топчут ногами, прыгают ему на грудь, либо берут за руки и за ноги, раскачивают и бьют грудью об угол или о столб. (Это все именно для того и выдумано, чтобы внешних следов убийства не было заметно – особенно если у тех, кто осматривает место убийства, есть желание приподзакрыть глаза на то, что это было именно убийство. Лагерным властям проще считать подобное смертью по естественным причинам или в результате несчастного случая, чем заводить дело об убийстве, тем самым портя себе отчетность.)

Но есть две вещи, которые сразу делают эту версию почти невозможной:

Во-первых, вещи дятловцев. Ничего из вещей не пропало, и даже еда. А среди продуктов была, между прочим, фляга со спиртом. И вот представьте себе беглых зеков, ушедших от зоны на сотни километров – на каких лыжах идут? в какой одежде? что ели, пока сюда добрались? – и вот эти вот зеки не замечают порезанного уже на куски шмата корейки, игнорируют флягу со спиртом, не берут никаких теплых вещей, – да вообще никаких вещей. Не забирают фотоаппараты, что по тем временам ощутимая ценность, не берут часов. Даже деньги в куртке не тронули!

А если это все нетронуто, то получается, что мотива для нападения и убийства просто не было?

(Конечно, если версия с зеками очень нравится, то можно постараться и выдумать зекам иной мотив. Например, нападали не ради вещей. Туристы столкнулись с зеками случайно, и зэки просто не хотели, чтобы студенты доложили о них, ну и вот, пришлось… Но с подобным мотивом тоже все не клеится. До ближайшего жилья несколько дней пути. Даже если бы ребята бросились со всех ног с желанием доложить о беглых, то пока они дойдут туда, откуда смогут отправить сообщение, а затем пока будут передавать сообщение до колонии, пока на него среагируют… Это сколько времени пройдет? Даже если после этого из колонии вышлют солдат на вертолетах, все равно облава прибудет на место только через неделю после встречи. За это время зеки уйдут от этого места так далеко, что надо уже искать заново. А главное, это не отменяет исходной нестыковки: неважно, по какой причине зеки убили туристов. Но уж после убийства-то вещи туристов все равно бы прихватили – уж во всяком случае выпили бы спирт, взяли мясные продукты и деньги. Но нет, все это осталось нетронутым.)

Вторая вещь, которая делает версию с зеками почти невозможной, – это следы. Зеки не могли появиться из ниоткуда, убить туристов и тут же исчезнуть в никуда.

Прежде всего, крайне сомнительно, чтобы зеки вообще могли объявиться в тех местах. На пятьдесят километров от места трагедии нет ни одной заимки бывшего Ивдельлага. Ни действующей на тот момент, ни хотя бы брошенной. Никакой. То есть нет места, в котором зеки могли бы оказаться как в перевалочном пункте, где можно переночевать или припрятаны подготовленные для побега заранее продукты и вещи. А уж до самих зон, откуда зеки могли бы бежать, и вовсе не одна сотня километров.

Не говоря уже о том, что побег зимой в таких местах – это верная смерть. Если летом можно уйти из зоны в том, что на тебе надето обычно, и какое-то время продержаться на ягодах или ловить рыбу, то зимой ни подножной еды, ни тепла. Трудно уже просто выжить: нужна хорошая зимняя одежда, нужен взятый с собой запас еды или оружие, чтобы охотиться. Чтобы передвигаться по заваленной снегом тайге, нужны лыжи и палки. Да даже чтобы просто напиться воды – уж казалось бы, чего проще? – но и для этого нужна какая-то посуда, в которой можно растопить снег в воду. Это только в фильмах можно утолять жажду, поедая снег; в реальности это можно сделать раз-два, и свалиться в бреду с воспалением легких.

Иными словами, сначала группа зеков должна была каким-то чудом раздобыть хорошие теплые вещи, лыжи, оружие, хотя бы немного продуктов на первое время. А затем идти по снегу в эту сторону, где ни заимок, ничего нет, – идти целенаправленно, день за днем, сталкиваясь со всеми теми же трудностями, с которыми сталкивались туристы. Ребята с трудом торили лыжню в глубоком снегу, уставали тащить на себе рюкзаки, каждый под тридцать килограммов.

И от лыж, на которых шли эти беглые зеки, должны были оставаться следы. Когда начинали искать группу Дятлова, прежде всего искали следы лыжни туристов. За месяц, прошедший от их гибели до начала поисков, эту лыжню частично занесло, но кое-где лыжню нашли. И уж совершенно точно находили места, где дятловцы вставали на ночевку.

А где следы беглых зеков? Лыжню, так уж и быть, допустим, могло сильно занести, или просто не заметили. Но как быть с местами, где зеки должны были вставать на ночевку?

Ведь относительно ночевок важно что – а как, собственнно, они могли ночевать? Лыжи, одежду и оружие зеки еще могли, хотя бы гипотетически, раздобыть в зоне – взять у обезоруженных охранников. Но палатка-то для ночевки откуда у них могла быть? Ее раздобыть зекам было бы уж совершенно невозможно. А без палатки – это значит, на ночевку зеки должны были делать большие костры, чтобы спать возле них. То есть должны были бы остаться хорошо заметные утоптанные площадки, остатки кострищ, а вокруг остатки от заготовки дров и многочисленные «срезы» – от молодняка пихт и елочек, срезанных в большом количестве для настила, на которых спать, и для навесов, чтобы укрыться от ветра.

Ничего подобного не было найдено во время поисков. Ни при передвижении по земле, когда поисковики отыскивали лыжню дятловцев и места их привалов, ни с воздуха, когда самолет делал облеты местности в первые дни.

Никаких следов того, что возле места гибели были еще какие-то люди кроме самих дятловцев. Разумеется, если не считать…