Za darmo

Стакан

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Какое нежное, звонкое и женственное имя. Оно так и просится в сонет. Нет – в поэму, никак не меньше!

– Вы, Гуля, наверное, всем девушкам такое говорите.

– Только вам, Селия Кардиган, и да разразит меня гром, если я лгу. Слова мои идут от чистого сердца, которое истекает горячей кровью от того, что его пронзила стрела вашей красоты.

– Простите, Гуля, но… – вмешался в разговор Халфмун.

– Для тебя я господин Кнтумох, сынок, – осадил его старик.

– Господин Кнутмох, случилось так, что Трехручка решил остаться в Метрограде. Я же в свою очередь полон решимости стать матросом на весь срок плавания до Мускуландии и добросовестно выполнять любые ваши указания. Также смиренно прошу вас позволить деве Селии совершить это путешествие. Ручаюсь, что она будет полезной и прилежной работницей.

– Вздор, – Гульдар замотал головой. – И речи быть не может о том, чтобы леди Селия чем либо утруждалась на моем судне. Слово капитана таково, что прекрасной деве надлежит стать почетной гостьей «Мускуландии», истинным украшением нашей неотесанной мужицкой команды, музой и вдохновительницей. Вы согласны, Селия, душа моя? Умоляю, не мучайте меня, дайте свое согласие.

– Это так мило, Гуля. Конечно же, мой ответ – да.

– Великолепно. Селия, вы осчастливили старика, – Кнутмох поклонился девушке, галантно поцеловал ее ручку, после чего гаркнул: – Свистать всех наверх, канальи! Праздничное построение!

На палубу шустро выскочила дюжина рослых плечистых бородачей. В мановение ока они выстроились в шеренгу и застыли, выпятив мощные груди колесом.

– Сегодня мы приветствуем на борту восхитительную Селию Кардиган, которая, хвала небесам, любезно согласилась стать гостьей на нашем клипере, парни.

– СЕЛИИ КАРДИГАН УРА! УРА! УРА! – грянул стройный хор мужских голосов.

– А этот молодой человек – Халфмун. В ближайшем рейсе он будет матросом, – капитан кивком указал на Полулунка.

– ПРИВЕТ ХАЛФМУН – отчеканили члены команды.

– Вольно, парни, – скомандовал Гульдар. – У кого-нибудь из вас есть вопросы?

– Господин Кнутмох, можно я сочиню песню для леди Селии? – спросил один из бородачей.

– А я хочу написать ее портрет, – заявил второй. – Разрешите?

– Стихотворение! Симфонию! Высечь из мрамора! – вразнобой загалдели остальные моряки.

– Тихо, ребята, – прикрикнул на них Кнутмох. – В свободное время – не возбраняется. А сейчас готовимся к отплытию. Расчетное время два и три четверти часа. Леди Селия, с вашего позволения давайте прогуляемся по кораблю, и я вам все покажу и расскажу. А ты, Халфмун, держись с парнями и мотай на ус, что к чему.

Моряки разбрелись по кораблю и принялись разматывать оснастку, поднимать паруса и осуществлять иные приготовления к плаванию. Полулунок направился к ближайшей мачте, но его остановил голос капитана.

– Халфмун, ты почему хромаешь?

– Не обращайте внимания, господин Кнутмох, это пустяки.

– На своем клипере я решаю, что пустяки, а что нет. Наш корабельный врач Енси Труткнехт займется тобой. Если матрос нездоров – он ненадежен, а ненадежный моряк представляет опасность для себя, всего экипажа и судна.

Полулунок готовился к тому, что во время плаванья ему придется работать на износ, карабкаться по мачтам под ледяным дождем и пронизывающим ветром, таскать тяжеленные бухты канатов и до изнеможения драить палубу. Однако доктор Труткнехт, осмотрев и ощупав ноги Халфмуна, заявил, что любые физические нагрузки ему категорически противопоказаны на срок не менее недели. Капитан Кнутмох распорядился, чтобы Полулунку выделили отдельную каюту, где бы тот мог спокойно выздоравливать под чутким надзором Енси Труткнехта. Халфмун только и делал, что лежал на койке и смотрел в иллюминатор, за которым днем бескрайнее серое море сливалось с серым небом, а по ночам все заливала непроглядная беззвездная темень. Единственным развлечение для Полулнка стали разговоры с Енси, который трижды в день приходил к нему, чтобы наложить компресс на подвернутую ногу и сменить повязку с заживляющей мазью на ушибленной голени.

– Скажи, Халфмун, леди Селия твоя невеста? – как-то раз спросил Труткнехт.

– Хочется думать, что это так, – ответил Полулунок. За все время, что он лежал в одиночестве, Селия ни разу не удосужилась проведать его.

– Повезло тебе, дружище, – завистливо вздохнул лекарь. – Береги ее – не девушка, а настоящее сокровище. В жизни не видел лица прекраснее, чем у нее. Фигура – самый сок! Ее бедра – о, они сводят меня с ума.

– Но-но, полегче.

– Да, прости, – Енси задумчиво почесал широкую мускулистую грудь. – Это ради тебя она разбила свой стакан?

– В каком смысле, ради меня?

– Ну, когда девушка решает, что готова к серьезным отношениям, она разбивает головной стакан. По крайней мере, так происходит у нас в Мускуландии.

– Странный обычай, – хмыкнул Полулунок. – В моих краях считается большой неудачей повредить стакан. А в тех местах, откуда Селия родом, стакан девушке разбивает законный муж.

– Мускландцам на девчонок с целыми стаканами даже смотреть нельзя. Пока девушка стакан не разобьет, она ребенком считается. Зато если стакан разбит, то сразу понятно, что женщина созрела для замужества и материнства.

– А ты никогда не задумывался, что стакан можно разбить случайно по неосторожности?

– Не-а, – Труткнехт пожал мощными плечами. – Я ж сам совсем еще пацан, мне много думать не полагается.

– Ты – пацан? – удивился Халфмун. На вид Енси был раза в два его старше, а в густой черной бороде и на висках здоровяка виднелись серебристые нити седины.

– Конечно, – подтвердил Труткнехт. – Взрослым мужчина становится после свадьбы, а я пока что холостяк. Правда, хочется уже и чтобы жена была, и с детишками нянчиться. Не всю же жизнь по морям мотаться, как мальчугану неразумному.

– Получается, что у вас вся команда – мальчуганы?

– Так и есть.

– И даже капитан Кнутмох?

– Все моряки холосты. Взрослому мужчине на корабле не место. Он должен по дому и хозяйству хлопотать, детей воспитывать и о жене свой заботиться, чтобы она ни в чем нужды не знала и была окружена всеми возможными удобствами, роскошью и любовью, – Енси мечтательно прищурился. – Наш капитан неплохой человек, но… хорошие жены на дороге не валяются. Поэтому смотри, Полулунок, не упусти Селию.

– Уж как-нибудь постарался бы не упустить, – проворчал Халфмун, живо вообразив, как в этот самый момент Гульдар рассыпается перед Селией в многословных комплементах, а та благосклонно хихикает и кокетливо отводит взор. – Только ты же сам запретил мне с койки вставать. Долго мне еще в этой каюте безвылазно мариноваться?

– Не сердись, дружище. Не я же тебе ноги выкрутил, – Труткнехт похлопал Полулунка по плечу. – Думаю, завтра ты можешь выйти и прогуляться по палубе. Немного размять ноги и глотнуть свежего воздуха тебе не повредит, но от серьезных нагрузок пока следует воздерживаться.

На следующий день Халфмун встал с койки. В ногах чувствовалась слабость, но боли больше не было. Держась за стены, он покинул каюту и поднялся на палубу. Пройдя вдоль борта, на носу корабля Полулунок увидел Селию и капитана Кнутмоха.

– Гигантский кальмар опутал своим щупальцем грот-мачту и пополз прямо на меня. Я рванулся к нему навстречу, намереваясь всадить кортик прямо в глаз чудовища – налитый кровью шар больше моего роста в диаметре. Но кальмар оказался проворнее – одним свободным щупальцем он сделал мне подсечку, ловко сшибив с ног, а другим молниеносно обвил руку, в которой я сжимал оружие. Огромный зазубренный клюв монстра распахнулся в сантиметре от моего лица, и меня обдало зловонным дыханием смерти, – оживленно размахивая руками, рассказывал Гульдар.

– Что же было дальше? Умоляю, Гуля, рассказывайте, не томите меня.

– Вся жизнь пронеслась у меня перед глазами. Я мысленно попрощался с кораблем и командой, потому как шансов против глубоководного зверя у меня не оставалось. Единственное, что омрачало мой последний, как я тогда думал, миг – это осознание того, что я погибну не в геройском поединке, а стану закуской для моллюска-переростка.

– Какой кошмар! – Селия закрыла лицо ладонями. – Так как же выходит? Кальмар съел вас?

– Что вы, душа моя, разумеется, нет, – Кнутмох улыбнулся, демонстрируя два ряда крепких белых зубов. – Открыв клюв, кальмар, к моему изумлению, не перекусил меня пополам, а заговорил. «Досточтимый господин, – сказал он, – приношу свои искренние извинения за причиненное беспокойство. Вторгнуться на ваше судно меня заставила дурная страсть. Я не могу жить и чувствовать себя комфортно, не выкурив хотя бы раз в месяц добрую трубку. При этом в среде моего обитания имеются определенные проблемы с тем, чтобы раздобыть табак. Не будете ли вы так любезны и не угостите ли меня? К тому же, я не прошу давать мне табак даром. Надеюсь, такой обмен покажется вам равноценным и справедливым». Произнеся это, кальмар выпростал ко мне еще одно щупальце, в котором был зажат поросший водорослями и ракушками сундук. Зверь ослабил хватку, сундук упал на палубу, раскрылся, и из него во все стороны брызнули золотые монеты.

– Получается, монстр всего лишь хотел покурить?

– Именно так. Я с удовольствием и вящей коммерческой выгодой выдал кальмару весь запас табака, что был в трюмах, и мы с ним расстались добрыми друзьями.

– А-ха-ха, какой вы выдумщик, Гуля, – звонко рассмеялась Селия. – Никогда не поверю, что кальмары могут пристраститься к табаку. К вину – еще быть может, но никак не к трубке.

– Клянусь своим парусником, что ни слова не присочинил. Более того, примерно раз в месяц я беру шлюпку, нагружаю ее табаком и плыву в условленное место, где меня ожидает тот кальмар. И всякий раз возвращаюсь со звонким золотишком и яркими самоцветами – такими, как этот, – капитан Кнутмох достал из кармана сияющий рубин размером с куриное яйцо и протянул его девушке. – Вот, примите эту безделушку в качестве сувенира от моего глубоководного знакомца. А если и он не убедил вас в правдивости моего рассказа, в следующем месяце, когда я повезу новую порцию табака, можете составить мне компанию.

 

– Ловлю вас на слове, Гуля, – принимая рубин, Селия кокетливо подмигнула Гульдару.

– Простите, что вмешиваюсь в вашу милую беседу, – громко сказал Полулунок, заставив капитана и Селию вздрогнуть от неожиданности.

– Халмфун, здорово видеть тебя на ногах, – Кнутмох приветственно помахал Полулунку ладонью. – Енси не просто знает свое дело, он буквально творит чудеса.

– Я чувствую себя неловко из-за того, что оказался не матросом, а обузой на «Мускуландии», господин Кнутмох. Теперь же, когда я снова в добром здравии, я готов работать день и ночь без отдыха.

– Весьма благородно с твоей стороны, сынок, но в этом нет необходимости. Хоть моя команда и сократилась из-за несчастного случая, ребята отлично справились с задачей. Посмотри, – Гульдар показал рукой за борт. На горизонте Халфмун разглядел темную полоску. – Это берег Мускуландии. Завтра мы будем на месте.

– Я в неоплатном долгу перед вами, господин Кнутмох.

– Не говори глупостей, парень. Я рад, что сумел помочь тебе, и не менее рад тому, что знакомство с тобой привело к несравненному наслаждению общением с леди Селией. Отдыхай, набирайся сил, дыши воздухом, а меня ждут кое-какие дела. До встречи за обедом, – поклонившись Селии и кивнув Полулунку, Гульдар удалился.

– Как проходит твое путешествие? – встав рядом с Селией, спросил Халфмун.

– Очень хорошо, – глядя на море, ответила Селия. Ветер швырнул ей в лицо брызги волны, разбившейся о нос корабля, и девушка рассмеялась: – Вокруг так много соленой воды, что в слезах не остается никакого смысла. Думаю, что никогда в жизни больше не стану плакать.

– Если тебе интересно, я тоже в порядке.

– Да, это тоже хорошо, – Селия перевела взгляд на Полулунка. – На «Мускуландии» так спокойно. Я впервые ощущаю себя в полной безопасности. Даже если бы мы попали в самый страшный шторм на свете, капитан и его ребята отдали бы свои жизни, чтобы защитить меня.

– И я отдал бы, – Халфмун скрипнул зубами. – Неужели ты до сих пор этого не поняла?

– Это совсем другое, – возразила Селия. – Мужчины на этом корабле такие заботливые, галантные и интересные. У них никогда не заканчиваются удивительные истории и комплементы. Ты бы слышал, какие песни и стихи они для меня сочинили. Боцман и кок в совершенстве владеют живописью и мастерством скульптуры – это чудо, с какой легкостью, быстротой и изяществом из-под их рук выходят шедевры, равных которым не существует.

– Они – мальчишки, которые видят в тебе не человека, а самку, которая может нарожать им щенков, – потеряв самообладание, крикнул Полулунок.

– Бедный Халмфун, – Селия взъерошила волосы на голове юноши. – Признайся, ты злишься от того, что ревнуешь.

– Неужто у меня есть повод для ревности? – Халфмун оттолкнул руку Селии.

– Все члены команды сделали мне предложение. Это было ужасно романтично. Каждый из них становился передо мной на колени, прижимал мою руку к своему сердцу и говорил прекрасные вещи о том, как мы будем жить вместе в любви и согласии.

– Как все? И даже Енси Труткнехт? – опешил Полулунок.

– Все до единого.

– И… что ты им сказала?

– Я никому не дала согласия, – улыбнулась Селия. – Но обещала подумать. Пренебречь размышлениями на моем месте было бы просто глупо. Ты не представляешь, какое счастье быть женой мускуландца. Они от женщин не требуют ничего, кроме красоты, а взамен дают все, о чем только можно мечтать.

– Еще плодиться и размножаться требуется, – пробормотал Халфмун. Ему внезапно показалось, что он умер когда-то давно и далеко отсюда, а на палубе рядом с Селией стоит бездушная пустая оболочка, у которой нет ни чувств, ни желаний.

– Конечно. Это же естественно. Но, когда в семье мускуландцев рождается ребенок, все хлопоты о нем на себя берет мужчина. Он стирает одежду, готовит еду, поддерживает чистоту в доме и работает так, чтобы его жена могла как можно дольше сохранять свою красоту и женственность. Понимаешь, какая удивительная у них цивилизация?

– Понимаю.

– О, пришла пора обеда, – заслышав звон колокольчика, сказала Селия. – Пойдем скорее, я ужасно проголодалась.

– Ты иди, у меня нет аппетита, – ответил Халфмун. Пошатываясь и спотыкаясь, он вернулся в свою каюту, рухнул на койку и не вставал с нее до тех пор, пока не послышались радостные крики: – УРА! ПРИПЛЫЛИ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ МУСКУЛАНДИЯ!

Сухо попрощавшись с капитаном Гульдаром Кнутмохом, доктором Енси Труткнехтом и остальной командой, Полулунок поспешил спуститься на берег.

– Халмфун, подожди, – на пристани его догнала Селия. – Куда ты так торопишься?

– Как будто ты не знаешь. К волшебнику, исполняющему желания, – не останавливаясь, ответил Полулунок.

– Да не беги ты так. Посмотри, какое дивное место Мускуландия. Полюбуйся на эти уютные каменные домики с красными черепичными крышами и ароматным дымом из печных труб. И детишки – видишь, какие они милые и розовощекие? Так забавно играют с собачками, – семеня рядом с Халфмуном, восхищалась Селия. – Здесь прохладно, но обрати внимание, какие роскошные пушистые шубы у здешних горожан. Видел, какие великолепные кольца были на пальцах той женщины? А мужчины – все такие широкоплечие и с ужасно благородными лицами. Уверена, что они часто приглашают своих невест и жен в совершенно особенные места. Знаешь, как в Мускуландии устраивают свадьбы? Мне Гуля рассказал. Это просто волшебство! Жених в течение года сам шьет платье для своей избранницы, а стоимость материалов, которые он при этом использует, равняется цене целого дома. Потом жених должен подарить суженой столько драгоценных украшений, сколько она сама весит. Свадьбу празднует весь город, все веселятся, танцуют, поют, пируют и щедро одаривают молодоженов. На день свадьбы невеста становится признанной королевой Мускуландии, и любое ее желание является законом для всех жителей. Ты можешь себе такое вообразить?

– Могу.

– Что ж ты несешься, как угорелый? Никуда волшебник не денется. Кстати, никто из ребят на корабле ни о каких чудотворцах в этих краях не слыхал. Они вообще уверены, что севернее Мускуландии ничего нет – ледяная пустыня, в которой ночь длится по полгода, и все. Но это пустяки. Я тебе сейчас такое расскажу, что ты умрешь. Гуля пригласил меня погостить в его замке в горах, а еще я обещала сплавать вместе с ним к говорящему кальмару. Остальные ребята из команды тоже никак не отставали, пока я не дала им слово как-нибудь поужинать с ними, познакомиться с их родителями, братьями и сестрами, покататься на яхтах, погулять по лесу или сходить на театральное представление.

– Рад за тебя.

– Что значит, за меня? – Селия скакнула вперед Халфмуна, преградив ему дорогу и заставив остановиться. – Разве ты ко мне не присоединишься?

– Меня никто никуда не приглашал. И я не давал слова ни с кем ужинать, знакомиться, кататься и так далее. У меня есть дело, и я намерен его завершить.

– Ты… ты бросаешь меня? – губы девушки задрожали.

– Селия, и как тебе не надоест ломать комедию, – Халфмун мрачно усмехнулся. – Я из кожи вон лез ради тебя, жизнью рисковал столько раз, что со счета сбился. Я мечтал, надеялся и верил. Но ты все это время только пыталась уколоть меня побольнее, ущипнуть так, чтобы оторвать кусочек побольше. Заставляла ревновать, страдать и терзаться. Так вот, у меня больше не осталось того, что могло бы болеть, и кусков, которые можно было бы отщипнуть.

– Что ты такое говоришь? Это ведь все неправда! Ты выдумываешь, тебе показалось.

– Разве мне показалось, что для тебя важнее всего платье, при виде которого все девушки обязаны умереть от зависти? Или я придумал, что все время нашего путешествия ты либо не разговаривала со мной, либо обзывала бесполезным дураком?

– Я думала, что ты любишь меня, – по щекам девушки, еще вчера решившей не плакать, потекли крупные слезы.

– Я тоже так думал, – Халфмун тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. – В любом случае, моя совесть чиста. Здесь ты без проблем найдешь себе мужа, который даст тебе гораздо больше, чем могу дать я. Да и помощь волшебника тебе явно не понадобится. Каждый мускуландец будет прыгать от восторга, если ты позволишь ему выполнить какое угодно твое желание. А уж если ты станешь чьей-то невестой, то сама знаешь, какой бурный безудержный праздник тебя ожидает. Прощай, Селия Кардиган, будь счастлива.

– Счастлива?! – глядя на Халфмуна пылающими от злости глазами, взвыла Селия. Она сжала кулаки так, что костяшки ее пальцев побелели. – Чистеньким хочешь остаться? Не выйдет! Клянусь, что никогда в жизни не буду счастлива. Я не выйду замуж ни за одного из этих благородных и красивых мужчин. Если у меня и будет муж, то самый тупой, страшный, жадный и жестокий. Он будет бить и унижать меня каждый день. Я в муках рожу ему десять, нет – двадцать детей, таких же омерзительных и глупых, как он сам. Дети будут ненавидеть и презирать меня. Они очень быстро высосут из меня все силы, молодость и красоту. Я увяну во цвете лет, разрушенная, опустошенная, и виноват в этом будешь ты. Моя преждевременная и неимоверно мучительная смерть окажется на твоих руках. До последнего своего вздоха я буду проклинать тебя, Халфмун Полулунок.

– Как тебе будет угодно, – Халфмун равнодушно пожал плечами. Аккуратно подняв девушку под руки, он отставил ее со своего пути и пошел дальше. Некоторое время Селия бежала следом, прыгая вокруг Полулунка, колотя его спину своими маленькими кулачками, плюя в него и сыпля проклятиями, но вскоре споткнулась и упала в сугроб. Ревя и извиваясь, как раненный зверь она каталась по снегу, заламывала руки, рвала на себе волосы и царапала лицо ногтями, но Халфмун этого уже не видел. Не оборачиваясь, он шел дальше на север, в молочно-белую мглу, поглотившую все, насколько хватало глаз.

15

На третий день путешествия по заснеженной пустыне Халфмун пожалел, что был так расторопен и не задержался в Мускуландии. Здравый смысл требовал взять хоть что-нибудь съестное, расспросить местных о том, что творится за пределами города, и вообще хоть как-то подготовиться к финальному броску. Теперь же Полулунок брел, в голос ругая себя на чем свет стоит, чтобы перекричать громкое урчание голодного живота.

Халфмун старался держаться выбранного курса, но отсутствие деревьев, холмов, оврагов и любых других ориентиров неимоверно усложняло эту задачу. Спустя пять дней монотонной ходьбы Полулунок наткнулся на цепочку следов, вспоровших снежную гладь, и с ужасом понял, что принадлежат эти следы ему самому. Поддавшись панике, он бросился бежать, задыхаясь и увязая в снегу, и мчался до тех пор, пока окончательно не выбился из сил.

Ноги подкосились, и Халфмун распластался на спине, раскинув руки и уставившись в затянутое ватными облаками небо, сливающееся с подрагивающими облачками его дыхания.

«Что ж, достойный конец. Так мне и надо, – подумал Полулунок. – Бальтазар, Кратис, Трехручка и Селия нашли то, что искали, безо всякого волшебства. А я… выходит, что я искал свою погибель. Далеко же мне пришлось забраться в погоне за смертью. Мог ведь просто взять, да утопиться в Бобровой Заводи. Зато теперь у меня есть все, чтобы раскаяться в собственной глупости. Да-да, Халфмун Полулунок, ты непроходимый самонадеянный глупец, возомнивший себя спасителем мира. Мир предпочел бы умереть со смеху, чем позволить себя спасти такому бестолковому ничтожеству, как ты».

Халфмун закрыл глаза и прислушался к своему сердцу. Оно, как паровой молот колотящееся после изматывающего бега, понемногу замедлялось. Пелена спокойствия и безразличия накрыла Полулунка, унося его сознание из обмякшего тела куда-то вверх, за облака, где оно растворилось в порывах ледяного ветра.

– Папа, папа, смотри, он пришел в себя! – через распахнутые глаза в тело Халфмуна хлынули потоки кипящей боли. Он закричал, но из сведенного судорогой рта не вылетело ни звука.

– Скорее, дай ему смайс, – Полулунок почувствовал, как чьи-то сильные пальцы скользнули под его губы, раздвинули стиснутые челюсти и протолкнули в глотку кусок льда. Халфмун инстинктивно сглотнул и снова провалился в пепельную мглу бесчувствия.

Когда Полулунок открыл глаза в следующий раз, боли не было, и он смог оглядеться. Над его головой темнел скат хижины, сооруженной из ткани и шкур, а впереди виднелись две человеческие фигуры, сидящие у потрескивающего костра.

– Я умер? – прохрипел Халфмун.

– Папа, я же говорила, что он справится! – воскликнул звонкий девичий голос. Фигуры приблизились к Полулунку и склонились над ним.

– Умер чуть меньше, чем полностью, – сфокусировавшись, Халфмун рассмотрел в говорящем человеке седовласого бородатого мужчину, похожего на Гульдара Кнутмоха.

 

– Ты в крайней стадии истощения, и к тому же обморозил лицо, руки и ноги, – звонкий голосок принадлежал девушке, облик которой удивительно напоминал Полулунку Селию Кардиган.

– Селия? Господин Кнутмох? Что вы здесь… – Халфмун зашелся в приступе кашля.

– Тебе лучше помолчать, пока не наберешься сил, мальчик, – посоветовал мужчина. – Меня зовут Солтис Крост, а эта юная леди – моя дочь Гудрун. Это она нашла тебя и волоком притащила в нашу хижину. О том, кто ты такой, и что забыл в этом суровом краю, расскажешь позже. Не волнуйся, смайс быстро поставит тебя на ноги.

– Смайс – это особенный лед, который встречается только здесь, – сказала Гудрун. – Он очень питателен и лечит любые болезни. Только благодаря смайсу мы с отцом до сих пор живем и зравствуем.

– Это правда. Мы-то к смайсу давно привыкли, но есть у него один серьезный недостаток, – старик вздохнул. – Он туманит голову, заставляет мысли путаться, поэтому обращаться с ним нужно осторожно. Ты назвал меня и мою дочь чужими именами из-за действия смайса. Он часто внушает глазам виденье того, чего на самом деле не существует.

– Ты северный волшебник? – напрягшись, произнес Халфмун.

– Поспи, мальчик, поговорим позже, – сказал Солтис и с головой укрыл Халфмуна одеялом.

Несколько дней Халфмун провел лежа, то просыпаясь, то проваливаясь в глубокий сон. Всякий раз, когда он открывал глаза и начинал стонать от боли, Солтис или Гудрун клали в его рот ярко-оранжевую льдинку, после чего боль утихала, а на смену ей приходила безотчетная радость.

Окрепнув, Полулунок стал ходить вместе с Гудрун на поиски смайса и дров для поддержания огня. Чтобы отыскать достаточно оранжевых ледяных жилок и веток приходилось подолгу копаться в снегу, но Халфмуну это занятье приносило удовольствие. Возвращаясь с добычей к хижине, он и дочь Кроста частенько устраивали игру в снежки, лепили из снежных комьев фигуры людей и животных или просто барахтались в сугробах, беззаботно хохоча. На душе Полулунка было необычайно спокойно и радостно. Ему нравилась смешливая Гудрун и рассудительный Солтис, усталость всякий раз была приятной и сменялась умиротворенным отдыхом в хижине возле уютного очага. По вечерам, когда Гудрун засыпала, Крост и Халфмун вели долгие разговоры. Полулунок рассказывал старику о своих приключениях, а Солтис вспоминал о жизни в Мускуландии.

– Объединенная Конфедерация и среднегорцы… Это же надо, какую чуму люди сами себе придумали, – качал головой Крост. – Я-то думал, что ничего хуже Мускуландии на свете и быть не может.

– Чем же так плоха Мускуландия? Мне показалось, что все люди в ней живут счастливо и богато.

– В том-то и дело, что нет в Мускуландии людей – сплошные механизмы, пустые оболочки, движущиеся и размножающиеся, обрастающие добром и безделушками. Когда родилась Гудрун, я сразу же покинул Мускуландию. Меня в холодный пот бросает при мысли, что она, повзрослев, могла бы стать такой же, как ее мать – самодовольным пустым местом, не интересующимся ничем, кроме новых платьев и украшений. Здесь же, среди простых радостей, она сможет остаться настоящим человеком, а не картинкой. Я всегда хотел жить честно и искренне, пусть и вдали от воспетых удобств.

– А Гудрун, она тоже этого хочет? Может быть, она бы предпочла жить в нормальном доме с мужем, детьми и забавными песиками? – спросил Халфмун.

– Она еще слишком мала, чтобы чего-то хотеть. Я лучше знаю, что хорошо для моей дочери, и в том ее счастье, – отрезал Солтис.

– Скажите честно, вы и есть тот самый волшебник? – сменил тему Полулунок.

– Определенно, я чародей – единственный из мускуландцев сумевший сотворить чудо и разорвать порочный круг бездуховного существования. Для своей дочери я всемогущий и всезнающий волшебник, открывший дивную природу смайса, это так. Но для тебя я просто старый отшельник. Я не могу исполнить твоих желаний, какими бы они ни были.

– Господин Крост, одно мое желание, думаю, вы могли бы сделать явью, – подумав, сказал Халфмун. – Здесь с вами я обрел новую жизнь без забот и проблем, и меньше всего на свете мне хочется прерывать это неторопливое течение времени. Прошу, позвольте мне остаться с вами навсегда, и тогда мне больше ничего не понадобится.

– Я боялся и ждал этого момента, Халфмун, – Солтис помрачнел и ссутулился, как будто на его плечи лег невидимый груз. – Мне неприятно это говорить, но для тебя пришло время покинуть нас и продолжить свое путешествие.

– Вы прогоняете меня? Но почему, господин Крост?

– У тебя своя жизнь, Халфмун, а у нас своя. Я заметил, как Гудрун смотрит на тебя, и это меня беспокоит. Она добрая, наивная и чистая девушка. Ты симпатичен ей, и вам следует расстаться раньше, чем эта симпатия перерастет в нечто большее, что неминуемо приведет к несчастью.

– Но ведь и мне нравится Гудрун! – воскликнул Полулунок. – Почему мы не можем быть счастливы все вместе?

– Нравится – это не то, чего заслуживает моя дочь, Халфмун. Если ты заглянешь в свою душу, то увидишь – в ней нет любви к Гудрун. Ради нее ты должен уйти как можно скорее. Чувства девушки не игрушка, ее сердце – не мишень для удачливого охотника.

– Это неправда. Я люблю Гудрун больше всего на свете, – с жаром возразил Полулунок. – Она самый восхитительный человек из всех, кого я встречал в своей жизни. Рядом с ней мне весело, легко и… Я в полном восторге от нее, как будто внутри меня переливается радуга, а с небес звучит восхитительная музыка, нежнее и мелодичнее которой не бывает.

– В тебе говорит смайс. Откажись от него, и ты сам все поймешь.

– Уверен, что вы ошибаетесь, господин Крост. Чтобы доказать это, я не стану есть смайс столько, сколько потребуется, – заявил Халфмун.

Первый же день без смайса дался Полулунку с великим трудом. Его мучили приступы голода, головная боль, неутолимая жажда и нарастающее чувство беспокойства. От каждого шороха и порыва ветра юноша подскакивал, как ужаленный. Халфмуну казалось, что время остановилось, и он увяз в нем, как насекомое в древесной смоле. Звонкий смех Гудрун раздражал Полулунка настолько, что он едва удержался от того, чтобы накричать на девушку. Ее лицо по-прежнему напоминало ему лицо Селии, но теперь от осознания этого сходства на Халфмуна накатывали волны брезгливости. Не желая разговаривать ни с Гудрун, ни с Солтисом, чьи седые сальные космы теперь казались Полулунку отвратительными, он погрузился в размышления:

«Они отравили меня, гнусные грязные людишки. Что они задумали? Почему Селия так убивалась и не хотела меня отпускать? Если я уйду, кто полюбит Гудрун здесь, в этой пустыне? Смайс. Нужно съесть немного смайса. Нет, я обещал, что не стану этого делать. Солтис ждет, когда я усну, чтобы… Селия, красотка, мечта поэтов из Мускуландии, как же я ее ненавижу. Возьму в жены Гудрун, будет знать. Попрыгает у меня, локти от ревности кусать будет. Проклятый смайс, хоть бы один кусочек. Нет-нет, нельзя. Селия привыкла, что стоит ей пальчиком поманить, и все тут же у ее ног оказывается. Я разрушу ее жизнь, заставлю страдать Гудрун… То есть, Селию. Она мне не нужна, нет-нет. И я ей не нужен. Селии лишь бы знать, что все, чего касается ее дрянной взгляд, принадлежит ей. Я покажу ей, что и у меня может быть собственность не хуже ее. Если Крост меня не прикончит, я завладею дурочкой Гудрун. О, она будет легкой добычей. Она мне не нужна, поэтому ей не заставить меня страдать, вот в чем весь фокус. Кусочек смайса, и голова встанет на место. Ненавистный Солтис, он… Он читает мои мысли, старый баран. Надо перестать думать, сейчас же. Гудрун, Гудрун, красотка Гудрун, когда Крост уснет, я заберу тебя в Мускуландию, подарю там роскошное платье и кольцо, а затем устрою такую свадьбу, что все умрут от зависти. Все-все-все Селии до единой. Тссс, это секретный план, Солтис, не подслушивай, отвратительный старикашка. Немножко смайса, совсем чуть-чуть, и я… и мне… Я запутался. Я схожу с ума. Нет-нет-нет. С умааа… ААА!!!»

В голове Халфмуна словно взорвалась пороховая бочка. Он с ужасом ощутил, что не знает того человека, которому принадлежат все эти путающиеся и сбивающиеся мысли. Безумие кипело и клокотало, выдавливая глаза из орбит и разрывая барабанные перепонки изнутри. Полулунок почувствовал, что сейчас же перестанет существовать, а его место займет сумасшедший незнакомец. В ожидании неизбежного конца он зажмурился, стискивая виски ладонями, но тут в его голове как будто пронесся свежий бодрящий ветерок. Пульсирующая багровая опухоль безумия стала сжиматься, бледнеть и тесниться, освобождая место разрастающемуся источнику холодного белого света.