– Все, что пожелаю, – кивая и по-рыбьи тараща глаза, повторил Пузднецов, искренне и абсолютно беспочвенно надеясь, что выглядит внимательным и понимающим.
– И чего же ты желаешь? – Шайморданов потянулся за очередной безвредной сигареткой, но нащупал лишь пустую пачку.
– Кто? Я? – Илья перестал кивать и немигающим взглядом уставился в невидимую Руслану точку, зависшую чуть выше его плеча.
– Да, братишка, видать хуево тебе без души приходится, – вздохнул Шайморданов, смял пустую пачку и выбросил ее в распахнутую форточку.
11. Танцующий в темноте
…самое страшное в темноте – возможность наткнуться на мебель.
http://laobc.narod.ru
Написанной главой Геша, по большому счету, остался доволен. Стилистика соблюдалась, саспенс вроде как нагнетался. Персонажи вели себя хорошо, то есть жизненно. Ну, почти жизненно. Логика присутствовала, пусть и мистифицированная. Чем все это может закончится, предугадать не смог бы никто. Включая меня, с горечью подумал Друзилкин, исчиркав с полсотни листов в безуспешной попытке написать достойное продолжение. Вдохновение и запал, с которым Геша на бумаге радостно матерился за Шайморданова и бездушно тупил за Пузднецова, неожиданно иссякли. Чувствуя себя творческим импотентом, раздраженно меряя шагами комнатенку, Геша чуть ли не рвал на себе волосы, ища хоть какую-нибудь сюжетную зацепку, потянув за которую можно дальше распутывать клубок повествования. Друзилкин даже схватился за ножницы, думая отхватить себе ухо на манер Ван Гога, и, таким образом, пробудить задремавшие творческие порывы, но передумал. Ограничился тем, что проткнул подушечку указательного пальца левой руки иголкой, выдавил искрящуюся брусничным светом капельку крови, размазал ее по чистому листу. Кровь высохла, сменив свой цвет с алого на буро-коричневый, и теперь напоминала скорее следы поноса на туалетной бумаге. Дерьмо, сокрушенно подумал Геша, вот тебе и «кровь – чернила писателя». Можно писать жидким говном, а всем говорить, что это кровь – фиг отличишь.
Как же вся эта кухня варится? Из чего же вырастает чудный цветок шедевра, когда вот так, на самом интересном месте случается прискорбный затык? – пытаясь не позволить себе зациклиться, рассуждал Геша. – Не из личного опыта уж точно. На своих воспоминаниях я бы анекдота про армянское радио не придумал. А бывает, как напишешь строчку, перечитаешь – и сам удивляешься: ай да Геша, ай да сукин сын. Может быть, все мысли и идеи конденсируются где-то под куполом вселенной и периодически, то снегом, то дождем выпадают на головы людей? Росой серебрятся под ногами – нужно лишь знать или чувствовать срок, когда следует выйти с губкой и ведром? Печально, конечно, что настоящий творец всегда мельче своего произведения, ибо им движет снизошедшее откровение, а не стремление изложить себя. Но я и на это согласен, лишь бы продолжать писать. Лишь бы не задохнуться в душном закутке действительности…
Текущее отсутствие опыта и временный (в том, что на свете все временно, Геша не сомневался) дефицит вдохновения Друзилкин решил компенсировать, открыв себе окно в мир. Где можно увидеть такие места, о существовании которых раньше и не догадывался? – спрашивал себя Геша. – Где можно услышать слова интереснейших из современников, людей всевозможных профессий, рас и возрастов? Где почерпнуть завязки для самых невообразимых сюжетов? Как прикоснуться к мудрости веков или узнать, что твориться в мире прямо сейчас? Как опуститься в те подводные глубины, куда не доходит ни одного лучика солнца, или вознестись в такие выси, о которых не может мечтать ни одна птица? Очень просто! Включи телевизор. По крайней мере, большинство Гешиных знакомых проводили время, пялясь в цветущие кинескопы. Придя к такому выводу, Друзилкин разбил свинью-копилку, которую от зарплаты до зарплаты прятал в сливном бачке унитаза, обернув в три полиэтиленовых пакета и туго перемотав изолентой. Взяв достаточную по его разумению сумму, Геша направился в ближайший магазин бытовой техники и электроники. Цены на телевизоры Друзилкина повергли в легкое оцепенение, стряхнув которое он поинтересовался у продавца о возможности приобретения необходимого чуда техники в рассрочку. Лучезарно улыбаясь, продавец направил Гешу к представителю банка, который сидел за аккуратной партой тут же в торговом зале. Узнав размер Гешиной зарплаты и срок, в который он планирует погасить вожделенный кредит, банковский клерк с улыбкой, точь-в-точь повторяющей оскал продавца, посоветовал Друзилкину убираться подобру-поздорову, пока он не вызвал охрану или неотложку – по желанию несостоявшегося клиента. Вняв совету, Геша, угрюмо отметив про себя необходимость как-нибудь ночью разбить пару-другую витрин магазина, покинул электо-бытовой рай. Отчаявшись открыть окно в мир, Геша внезапно вспомнил, что сегодня воскресенье. В этот день возле старого сгоревшего кинотеатра «Зурбаган» полубомжеватые личности традиционно организовывают толкучку, на которой он не раз по сходной цене (как правило, кратной стоимости одной бутылки водки «РУССКАR» в подвале неподалеку) приобретал самые фантастические вещи, типа американского граммофона конца 19-го века с коллекцией пластинок Вертинского, лошадиного противогаза времен первой мировой войны, никогда не издававшегося диска «Zoo Loop? А!» группы «The KroT», медной каски пожарного с выгравированной летящей надписью «на работе не горим – сутки жарим, трое спим» или первого издания «Доктора Живаго» в приклеенной к корешку мягкой обложке от Набоковской «Лолиты». К развалу Друзилкин пришел (если быть до конца честным, то прибежал) окрыленным предчувствием близкой удачи. Странно это или нет, но радостное предчувствие Гешу не обмануло. Практически сразу его жадно блуждающий взгляд выхватил из груд барахла, разложенного на складных столиках, газетках или на голой земле, знакомые очертания вожделенного ящика с выступающим округлым брюшком кинескопа. Геша представил себе, как подключает телевизор к сети электропитания, бережно вводит штекер антенны в разъем, стыдливо притаившийся на задней панели, нежно нажимает на заветную истертую кнопку, и – о чудо! – мутно-серый, мертвенно-слепой глаз оживает, обретает осмысленность и уносит его в волшебную страну, где обрести вдохновение сможет не тупой зажравшийся обыватель, но он – великолепный мастер слова Геша, чьему таланту и требуется-то сущая малость, чтобы расцвести буйным цветом – несколько капелек свежей информационно-визуальной крови. Увидев эту картину, Друзилкин поклялся, что без телевизора толкучку не покинет. Пяти минут переговоров с морщинистой бородатой старухой в платке, расшитом алыми маками, и с такими же глазами, хватило, чтобы Геша, лишившись большей части сбережений, но счастливо утяжеленный телевизором, чуть не прыгая от радости, мелкими перебежками отправился восвояси.
Водрузив ящик с надписью «Рубин» на письменный стол, подключив все провода и отколупнув с некогда черного корпуса несколько миллиметров слежавшейся пыли, Геша, затаив дыхание, вдавил кнопку. В центре экрана показалось светлое пятно, неспешно вытянулось в линию, которая, расширившись, заняла весь аквариум кинескопа, являя шокированному Геше картинку. Конечно, Друзилкин в теории знал, что телевизоры бывают черно-белыми, но почему-то думал, что в природе таких экземпляров не осталось. Не желая портить настроение по мелочам, Геша убедил себя в том, что так даже лучше. В конце концов, истинные мастера фотографии всегда предпочитали ч-б, а чем отличается изображение, показываемое телевизором, от быстрой смены картинок-фотографий? Ничем, с усилием подвел черту Друзилкин, устраиваясь на стуле поудобнее перед распахнувшимся окном в мир.
«С любимыми не расставайтесь» – взгляд сочувственно улыбающегося телеведущего топленым маслом затекал в глаза Геши. Камера с ведущего переползла на тучную тетку, полулежащую на диване. «Лидия Петрова, двадцать три года замужем за Николаем Ивановичем» – задорно прокричал ведущий за кадром, и невидимая публика зашлась в хлопках овации. «Не расставайтесь. Ха!» – тетка по-жабьи надула множественные подбородки – «Я прихожу, а он – сидит. Раз прихожу – сидит, два прихожу – сидит, три…». «Ты мне всю жизнь! Приходит она!» – камера с трудом отрывается от тетки и в кадр попадает щуплый мужичек в пиджаке и тренировочных штанах, с лицом, больше всего похожим на плесневелый нарезной батон. Мужичек, оказывается, сидит на таком же диване, как и тетка, только в другом конце студии – «Двадцать три года! Приходит и приходит, приходит и приходит!». «А сам-то, сам?!» – визжит тетка, на которую стремительно наезжает камера – «Сидишь, скотина безрогая?!». «А х-ПИ-ли ты ходишь?! П-ПИ-а распро-ПИ-я, б-ПИ, свиноматка прокисшая! Только и можешь, что ходить, пи-ПИ-проушина за-ПИ-глазая». «Сам ты бирюк ух-ПИ-ный, е-ПИ-лан му-ПИ-коватый, и сидеть-то толком не можешь!». Камера пинг-понговым шариком прыгает от одного конца студии до другого. Неожиданно в кадре снова оказывается ведущий и, перекрывая своим хорошо поставленным голосом бесконечные «ПИ», проникновенно говорит «Порой судьба оказывается жестока к людям любящим и любимым. Бытовые проблемы, жизненные неурядицы, мелкие ссоры и склоки заставляют забыть о былой теплоте отношений. Как сохранить любовь? Как пронести ее через весь долгий жизненный путь и не растерять нежных чувств к своим любимым в бушующем океане суровой реальности? Чтобы помочь всем нам найти ответы на эти важные вопросы, мы пригласили доктора медицинских, исторических и социальных наук, профессора международного университета урологии, заслуженного член-корреспондента кафедры криминалистической психологии женевского института человека, Сигизмунда Карловича Щербатого». Между Лидией Петровной и Николаем Ивановичем волшебным образом возникает кресло с человеком, чье лицо полностью скрыто клочковатой бородой, густыми мохнатыми бровями и очками со стеклами невообразимой толщины. «Сигизмунд Карлович» – Геша решил, что голос ведущего обращен к появившемуся человеку, в черно-белом изображении больше всего напоминающему сильно запылившийся кактус – «Какой совет вы можете дать Лидии Петровне и Николаю Ивановичу? Что подскажете? Порекомендуете? Э… проконсультируете, проанализировав сложившуюся непростую ситуацию? Какой подход к решению проблемы отыщете? Какой метод подберете? Каким добрым словом, мудростью или наглядным примером из своей обширнейшей практики побалуете? Вдохнете ли вы новую жизнь в этот союз, объединение, альянс, конгломерат, коалицию, так сказать, двух любящих сердец?». Профессор Щербатый раздувается, как рыба-шар, и, сверкая стеклами очков, говорит «Ну, конечно же, само собой разумеется, очевидно и бесспорно, что основополагающим звеном, связующим воедино двух разных по своей природе, мировоззрению, строению, физиологии, характеру протекающих химических реакций и циклов, обладающих различными пристрастиями, вкусами, образами мышления людей. Не вызывает абсолютно никаких сомнений, что в данном случае, который достаточно типичен для современного человеческого архетипа в условиях социального дискурса, ставящего его лицом к лицу с необходимостью поиска собственного отражения не только в своих скрытых, так сказать, латентных проявлениях, но и в более широких смыслах поведенческих слоев окружающих. С практической же, общечеловеческой, бытовой точки зрения трансцендентного обывателя, в глаза бросается проблема, не заметить которую нельзя даже с открытыми глазами, взгляд которых устремлен в будущее прогрессивного развития горизонтов перспектив. Таким образом, волшебным бальзамом, панацеей, чудодейственным средством, поиском которого человечество увлечено со времен своего самоосознания, и спроецированным во множестве эсхатологических мифов, тем не менее, более чем реален именно сейчас, с появлением новых поколений различных способствующих тому средств и методов, подробно описанных в моей новой книге «Совет вам да любовь». Проплыв мимо Лидии Петровны и Николая Ивановича, сидящих с видом загипнотизированных бандерлогов, камера впивается в лицо ведущего – «А сейчас прислушаемся к мнению зала». Ведущий вытаскивает из-за кадра испуганную женщину в косынке и с усилием втискивает микрофон ей в руку. Женщина, не мигая, смотрит в точку чуть выше объектива камеры и неуверенно излагает свою точку зрения «Я полностью согласна с тем что сказал профессор Небри… Щербатый действительно самым важным в бушующем океане продлен… проблем является постоянное внимание к соевому… своему партнеру оказывая которое можно обернуть процесс отпирания… отмирания чувств вспять и прожить во взаимопонимании долгую и счастливую совестную… совместную жизнь». «Спасибо» – ведущий выдирает микрофон из рук женщины из зала, камера снова нацеливается на профессора – «Да, как я уже говорил в упоминаемой ранее книге, которую я совсем недавно написал, и которая уже успела стать бестселлером на трех, нет – четырех континентах. Самое важное это внимание к своему партнеру. Очень важно уметь не только понимать его, но и слушать». «Чего его слушать-то?!» – неожиданно взвивается Лидия Петровна – «Я прихожу, а он сиднем сидит». «Наслушался я уже, как она топает, слониха е-ПИ-ная» – ворчит из другого угла Николай Иванович. «Важно слышать, слушать, прислушиваться» – не обращая внимания на перебранку супругов, продолжает профессор Щербатый – «Еще лучше это делать, когда партнер не догадывается о том, что ты слушаешь. Для этого можно спрятаться за дверью, притвориться спящим или замаскироваться под ведерко для зонтов или фикус в кадке. Тогда, не зная, что один партнер весь во внимании, второй позволяет себе естественное, не наигранное опорожнение мочевого пузыря. Слушая звук, с которым происходит процесс мочеиспускания, любящий человек без труда догадается, о чем его партнер хочет поговорить, какой подарок ожидает на годовщину свадьбы, какие мысли его терзают, какие позы он хотел бы попробовать в сексе, какие ощущения испытать. Это самый простой способ лучше узнать и понять своего партнера. Если журчание струи ровное, без амплитудных колебаний, то с партнером все в порядке – за ужином он проявит хороший аппетит, будет нежен в постели. Если возникают звуки турбулентного бурления или кавитации, значит, человек чем-то раздосадован и нуждается в поддержке. Когда струя либо прерывается, либо то усиливается, то уменьшается до разрозненных капель…» Геша, чувствуя, что тут он скорее сдохнет от крово– или мочеизлияния в мозг, чем вдохновится на продолжение начатого произведения, не выдержал и переключил канал.
«Ты что же, сука, рамсы попутал?» – светловолосый актер с широким глуповатым лицом, одетый в короткую кожаную куртку по моде начала девяностых, целился из пистолета в бритую голову представителя одной из малых народностей бывшего СССР. Детектив, подумал Геша, и уже хотел переключить канал, когда его посетила мысль, что это, скорее всего, не детектив, а боевик. Просмотр отечественного боевика может оказаться полезным, так как криминальная жилка, специфический сленг и крутые парни в недописанном шедевре, как-никак, имеются, заключил Друзилкин, и руку от кнопки убрал. «Нэт, брат, нэт! Всо как надо сдэлаю, только нэ убывай» – утирая с лица серый (по причине ограниченности цветовоспроизведения телевизора) клюквенный морс, сочащийся из большого разбитого носа, умолял бритоголовый. «Последний раз спрашиваю – где товар?» – светловолосый выстрелил, побитый оппонент заорал, схватившись за простреленную коленку – «Будэт тэбэ товар, клянусь, нэ стрэляй». Не говоря ни слова, светловолосый прострелил подранку вторую коленку, на что получил сдавленное предупреждение – «Убьешь меня, тэбэ нэ жить – Джавад тэбя нэ отпустит». «Ты за свой базар отвечай, а с Джавадом я сам геморрой улажу» – светловолосый приставил пистолет ко лбу бритоголового и решительно нажал на курок – «русские смерти не боятся». Убив незадачливого «товароведа», снятый крупным планом персонаж улыбнулся в камеру шикарной белозубой улыбкой, достал из внутреннего кармана бутылку, на этикетке которой отчетливо читалось «Горилка медова з перцим», сделал несколько больших продолжительных глотков из горла, после чего, как бы между прочим, произнес – «Хороша, чертовка. Пробирает». Не спеша делать выводы, Геша продолжил просмотр. После рекламной паузы, Друзилкин узнал, что светловолосого зовут Костя Спутник. Что он с друзьями работал на некого Джавада, доставая для него пресловутый товар. Завалив Махмуда (того бритоголового, которого Геша увидел в начале) и не получив от него товара, Спутник накликал на свою голову проблемы с Джавадом. Интрига строилась на образовавшемся недопонимании: Джавад, решив, что Спутник замочил Махмуда и слинял с товаром, послал своих мордоворотов порешить отступника. Спутник, в свою очередь посчитал, что отсутствие товара у Махмуда – провокация со стороны Джавада и собрал горстку друзей, чтобы поквитаться за подставу. В ходе многочисленных перестрелок, взрывов и драк, все действующие лица, кроме Спутника и Джавада погибают. В финальной сцене на крыше небоскреба Джавад, после продолжительно мордобоя, внезапно понимает, что «попутал рамсы» он, а не Спутник. Просит у Спутника прощения за погубленных друзей и «геморрой». Спутник с суровым лицом бьет Джавада ногой в промежность, сплевывает, цедит сквозь зубы «живи, собака» и обнимает неизвестно откуда появившуюся миловидную блондинку. Девушка радостно улыбается и сообщает – «Россия – щедрая душа». После этого Спутник в обнимку с девушкой уходят в сторону заката, презрев закон гравитации и не свалившись вниз с крыши небоскреба. После просмотра фильма, Друзилкин с горечью отметил, что голова его не только не наполнилась свежими идеями, но и как будто опустела еще больше – кроме загадочных «рамсов» и «товара» не осталось вобще ничего. Пока сознание не превратилось в марсианский пейзаж, Геша поспешил переключить канал.
«Холестериновые бляшки закупоривают внутренние слои эпидермиса бедер, создавая эффект апельсиновой корки» – сообщил задорный женский голос, в то время, пока на экране мелькали компьютерные шарики, стрелочки и странного вида анимация – «новая кей-протект формула на основе вытяжки из молекул дизоксирибонуклеиновых кислот беспозвоночных, обитающих на дне красного моря, в совокупности с лэйр-антистресс-вьюжн – уникальной разработкой нашей лаборатории и природными компонентами микрофлоры кишечника бычьего цепня позволят вам, после прохождения полугодичного курса оздоровительной аэробики на нашей североатлантической базе, в единственной точке мира, климат которой идеальным образом соответствует гармоничному протеканию цикла обновления клеток, стать здоровее и выглядеть моложе. Вы можете себе это позволить – спешите, до конца месяца действует уникальное предложение. Побалуйте себя и свои бедра. Вы этого достойны». Увидев высветившуюся на экране цену уникального предложения, Геша присвистнул и ткнул кнопку следующего канала.
«Жизнь кумиов поой оказывается полна гоестей, стаданий и лишений. Они, как самые обычные люди, могут погужаться в пучину отчаянья и глубочайшей депэссии. Только накотики, алкоголь и безудежный сэкс позволяют им не сломаться и подолжать веить. Веить в лучшее, в то что все еще обазуется и они снова будут сиять» – мурлыкал солидного вида дядечка, развалившись в кресле. – «Так и она, геоиня множества бодвейских постановок, являясь по существу еще совсем ебенком, нахальной самоувееной девчонкой, к соока годам успела сменить столько любовников, седи котоых был и известный сецеед…» Геша почувствовал, что тягучий голос и неспешная речь мужчины действую на него гипнотически. Не желая уснуть или, что гораздо хуже, стать зомби, Друзилкин решительно сменил канал.
«Ткачики – удивительные создания» – на экране мельтешила кучка птичек, мало чем отличающихся от воробьев, по крайней мере, в черно-белом изображении – «До того, как самка ткачика снесет первое яйцо, самец должен успеть сшить из листьев и стеблей травы гнездо. Если же самец не успеет сшить гнездо, яйцо упадет на землю, где оно станет легкой добычей для хищной болотной крысы». Болотные воробьи Гешу не впечатлили, поэтому он отправился в дальнейшее странствие по телевизионным частотам.
Пролистав почти не глядя прямой репортаж с мирового чемпионата по кёрлингу и балет «Лебединое озеро», которое он почему-то недолюбливал, но почему именно – не мог вспомнить, Друзилкин вляпался в выпуск новостей. «Вестник России – то, чем запомнилась минувшая неделя» – объявила костлявая дикторша. Потратив час времени, Геша узнал, что неделя миллионам россиян запомнилась рядом событий сомнительной чрезвычайности. Президент Российской Федерации посетил саммит большой восьмерки в Давосе, где отметил особенную белизну и пушистость снега. В Краснодарском крае отмечен беспрецедентно высокий прирост поголовья южноамериканских капибар – пара грызунов, размером с поросенка, уже три года проживающая на территории резиденции помидорного магната Дарницкого, дала приплод в количестве трех капибарят. Селу Большие Обеды присвоен статус города, в честь данного события новоявленные горожане Больших Обедов быстренько устроили празднование дня города, выпили, передрались, местному участковому пришлось вызывать милицейскую подмогу из райцентра. Милиционеры из райцентра влезли в драку, были жестко избиты горожанами, что не помешало им ближе к утру напиться вместе с теми же горожанами и попасть в больницу с симптомами отравления этанолом. Репортаж из питерской тюрьмы Кресты – мотающие срок граждане осваивают навыки новых для себя профессий. В камерах сидят без пяти минут плотники, столяры, гончары, пекари и сапожники. Корреспондент рассказывает про семидесятилетнего Христофора Молотовича Волобуйнюка, который за пару недель освоился в роли пасечника. Старик рассказывает, какое это счастье – быть нужным и приносить пользу обществу. Говорит, что пчелы людей добрее и умнее. Корреспондент интересуется, какими судьбами Христофор Молотович попал за решетку. Волобуйнюк опускает глаза, отвечает, что с женой по глупости повздорил. Ну что, жена-то вас ждет? спрашивает корреспондент. Ага, ждет, старик криво и невесело улыбается. Убил я ее. Столичный пенсионер Докукин, двигаясь по окружной дороге на автомобиле марки «Таврия» умудрился в одной яме потерять сразу два колеса – правое переднее и левое задние. Докукин сообщил репортерам, что, с одной стороны, радуется, что остался жив, а с другой – очень хочет узнать, кто возместит ему ущерб. Следом показали безымянного юриста, который объяснил всем, включая старика Докукина, что с купленным талоном, ложно свидетельствующим прохождение планового технического осмотра, можно катиться на оставшихся колесах куда подальше. Еще был сюжет про восьмиклассницу, которой не хотелось учить уроки и надоело получать выговоры от родителей за двойки. Сметливая девчушка пожаловалась родителям, что двойки ей, урожденной Хурмангалиевой Зульфие Анаровне, ставят не за плохие знания, а на почве межнациональной ненависти. Родители Хурмангалиевой, поверив словам дочери и не обратив внимания на тот факт, что в городе Миасе, где они и проживают, татар ничуть не меньше русских, подали на директора школы, Шамиля Ризасовича Хабибуллина, в суд.
Не дождавшись прогноза погоды на неделю, Друзилкин издал вопль оборотня, которому прищемили хвост, схватил телевизор и вышвырнул его в закрытое окно. Когда звон разбитого стекла и хлопок взрыва, которым кинескоп поприветствовал асфальтовую дорожку, стихли в ушах Геши, а ярость немного улеглась, он мрачно подумал: «М-да, видать не у меня одного творческий кризис. Окно в сортир…».
Спустя два дня бесплодных усилий, Друзилкин в своих страданиях опустился до самого дна. Мысленно он признал себя не только некудышным писателем, но и неудачником, пустяком и ничтожеством в целом. Геша по уши погрузился в летаргический студень жалости к самому себе, изредка озаряемый вспышками злости из серии «как я мог возомнить, что писательство мое призвание?! Ничему не научился, а теперь время упущено безвозвратно».
На четвертый день Друзилкин решил пойти на сделку с дьяволом, встречу с которым долгие годы отвергал. Смяв во вспотевшей ладони несколько банкнот – остаток своих скудных сбережений, Геша вышел на лестничную клетку, спустился на первый этаж и позвонил в раскрашенную во все цвета радуги дверь. Ровно через четыре минуты и двадцать шесть секунд Геша снова находился в своей комнатенке с той лишь разницей, что в его кулаке теперь вместо денег находилась желтовато-сероватая папиросная гильза, туго набитая чем-то, похожим на зеленые чаинки. Обратить свой взор в сторону наркотиков, пусть даже таких, как банальная травка, Гешу заставило отчаянье, густое, черное и горькое, как деготь. Совсем недавно Друзилкин считал, что истинное творчество рождается лишь в трезвом рассудке и не может иметь ничего общего с приемом каких-либо субстанций, и с азартом перегрыз бы горло любому, кто имел бы наглость не согласиться с ним, «культовым писателем». Музыкантов, поэтов и художников, творящих под кайфом, Геша не признавал и ставил ниже умалишенных. Это происходило, скорее всего, по той причине, что, наслаждаясь творчеством, Друзилкин не обременял себя изучением биографий творцов. Шедевральность того или иного произведения в голове Друзилкина автоматически отождествлялась с высокой нравственностью, чуть ли не аскетизмом автора. Так или иначе, параллельно с выносом себя из пантеона культовых писателей, Геша наступил на горло собственному максимализму, малодушно решив, что для достижения поставленной цели все средства хороши. Так в руках Геши оказался первый в его жизни косячок, купленный у соседа по подъезду, Олега Бобасина. Бобасин, как и всякий, промышляющий кайфом в этом районе, ходил под Шаймордановым, а, следовательно, часть денег, которые Геша отдал за косяк, неминуемо осядет в кармане Руслана. Тот факт, что он решился дунуть из-за ступора в повести с участием Шайморданова, и ему же за это приплачивает, Гешу не позабавил. Он об этом попросту не подумал.
Молясь всем богам, чтобы результат не оказался обосран затраченными материальными и духовными ресурсами, Друзилкин сунул сигаретку в рот и дрожащей рукой потянулся за спичечным коробком. Прикурить удалось только с двенадцатой спички – пальцы отказывались слушаться и вели себя, словно дождевые черви, оказавшиеся в стакане лимонада. Едкий, раздирающий легкие дым наполнил Гешу одновременно с паникой: «что же я делаю!!!». Чтобы не дать себе возможность передумать, а панике – победить, Друзилкин, отчаянно всосал следующую тягу. Затем еще, еще и еще, прерываясь лишь на приступы болезненного кашля. Когда косяк закончился, от каруселью кружащейся в густом сизом дымке комнаты Гешу затошнило, но он, наплевав на позыв, пододвинул к себе поближе новую пачку бумаги и мертвой хваткой вцепился в шариковую ручку.
11. На коленях Богов
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове
Льюис Кэрролл «Алиса в Зазеркалье» (пер. С.Я. Маршака)
О, Звезднолобый Презирэф, чей третий глаз, состоящий сплошь из картонных коробок – вместилищ существ, веками наблюдающих процесс мочеиспускания избранных, отважившихся взобраться на снежную шапку Великой Говорящей Скалы, расстегнуть ширинку и заглянуть в пропасть, светится музыкой Солнца, не уступи души моей Тысячепарной Хурмангале. О да, Илюшенька, страшно мне, страшно, жутко, ужасно страшноватенько таращится. Она лишь мыслью прорастет изнутри до самого мозга и сгниет в секунду, заняв вымышленным телом своим дупло коренного зуба. Бутоном расширится, вижу, сорвет с меня обе шкуры побеленных. Я сыплюсь с края всего сущего, вижу, пластиковая карточка отсекает от меня дорожки. Уже ли провалиться в ужасный вой трубы-купюры? Вселенское яйцо уже наводнено гигантскими крысами. И меня в ту же брюшную слизь сумчатой суки?! В тот день исчисление начинается в другую сторону – ты, появившись мертвым сгустком праха, отсырел в гниение, засох костью, дряблой кожей старика. Потом помолодеешь до безобразия, зарастешь волосами и вновь облысеешь перед смертью – исчезновением в лоне костлявой старухи с обсидиановой косой Тескатилпоки и его же дымчатым зеркалом в анальном проходе, где отражается каждая проглоченная ею душа. Изрусланиться мне в тебя, Илюшенька, надобно. За покрытые расстояния подковал я себя золотом и плотью окрылил. Но смотрят все на меня, смотрят, а глаза с зубами вместо ресниц и глоткой вместо зрачка – каждый взгляд по кусочку отщипывает. Попроси, Илюшенька, Боженек за меня. Они, я знаю, добрые до слизи. Попроси, чтобы душеньку израстили в печах доменных, выкристаллизовали изшайморданнено и в конец. Сверни ее свежую трубочкой в тот же день и прикури. А я изменюсь, Илюшенька, я уже не тот, но в половину обещаю. Сделай, голубчик, молю тебя за Презирэфа, за Хурмангалу, что стоит со своей Книгой Жизненных Пар за твоей сухопарой спиной. Чувствуешь ее южно-американское дыхание соуса табаско, воробьями оседающее на твоих яичках? А я буду хорош как тогда, до того как стал плох, издав первый крик начавшего биться сердца. Облегчившись душой, своей нитью свяжу живых и мертвых моею волей. Зажгу алтари про тебя и сам же на них изжарюсь в срок. Но не раскрутить мне шарик вспять, чтобы ухватить тебя за хвост отбрасываемой тени и затолкать самому твое же в глотку. Помоги мне! Спеши! Нет! Не! Так! Быстро! Крышка картонной коробки закрывается, я слышу это, очень быстро!!! Я сижу в коробке, которая находится внутри коробки, которая находится внутри коробки, которая находится внутри коробки, которая находится внутри коробки, которая находится внутри коробки, которая находится внутри коробки, которая находится внутри коробки, которая находится внутри коробки, которая находится внутри коробки, которая находится в хищной пасти Звездного Глаза Презирэфа.
Ты не изменишь сути изрусланившись и обезшайморданившись, как товар внутри вещественной натуры вселенского товара глаголю тебе я. Коль в роли Фауста мне не преуспеть, я объегорю тебя, дав обещание протянутся за линию зазубренного пилой горизонта. Я обману тебя, не предав. Мои ангелы трубят уж больно утробно – слышишь шелест? Это их крылья сметают за край земли твой белоснежный прах. Мои рамсы спутаны в узел с парами Хурмангалы. Лишь ей судить, почему ты уже мертв, а я так и не родился. Я Презирэф, царствующий в свое отсутствие. Я только там, где меня нет. Как ты не понял, что Великая Говорящая Гора и есть то мое, от чего ты не в силах оторваться? Я пуст и извилист, как раковина моллюска, во мне шумит время – твое время – но, ты слишком поздно приложился слуховым отростком. Спрячь его! Глупец. Мои глаза смотрят внутрь черепа – там начинается бездна, тебе не удержаться на краю, не любоваться струйкой своей мочи, распадающейся на бесполезные янтарные капельки, парящие в вакууме моей бездушности. Тебе не усидеть на коленях Богов, ласкающих острыми коготками твой кадык. Своим существованием я ставлю Богов на колени. Падая ниц передо мною, они забудут о тебе, раздавят в кусачую слякоть и принесут мне Красный Дар, который скормлю сумчатым крысам. Имя мне – ИБЧ. Илья Бездушное Чучело, Источник Бесперебойной Чуши, Игрушка Белоглазого Чу. Я – стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, за стеной которой стена той коробки, которая и есть моя хищная пасть, ожидающая Большого Обеда, ибо я бельмо на всевидящем Звездном Глазу отсутствующего Презирэфа.