Шкала жизненных ценностей

Способен ли родитель быть нравственным наставником?

Крепко держись наставления,

потому что оно – жизнь твоя.

Притчи Соломона, гл. 4, ст. 13

Странно, право же, что умудренное житейским опытом старшее поколение адресует обвинения и упреки в безнадежной испорченности молодежи непосредственно самой молодежи, то есть через голову среднего поколения. Ведь нравственно внуков-то портят в первую очередь их собственные папы и мамы, разорвавшие союз «стар и млад»! Кстати, не только они: многогранно непочтительное отношение к поколению прародителей фактически подогревает оскорбительными, мелочно-благотворительными деяниями и «благодарное» отечество (например, издевательская акция «Забота»). И когда младшие члены общества открытым текстом выкрикивают в лицо старейшим: «Ваше время кончилось, не мешайте жить!», государство как бы не замечает этого. По крайней мере, не препятствует унижению, подчас – грубому, людей «третьего возраста» государственными чиновниками и администрацией разных АО. Да, неуютно жить, чувствуя и понимая, что для общества ты – уже отработанный материал… Но сейчас речь идет о другом аспекте возрастной дискриминации.

Нет, время бабушек и дедушек не кончилось, ибо оно всегда только начинается и в каждом случае длится до тех пор, пока среднее звено родственной триады не прервет своим грубым вмешательством духовную связь поколений. Об этом уже говорилось. Сейчас бы хотелось только подчеркнуть, что, ставя заслон духовно-нравственному воздействию самого старшего на самого младшего, папы и мамы, не подозревая того, берут на себя двойную вину: перед своими родителями и своими же детьми. Первых они лишают возможности исполнить миссию, предначертанную им Богом, – воспитательную: «…венец стариков – сыновья сыновей» (Пр. 17,6), а вторых беспрепятственно ориентируют на ложные, преходящие ценности. В итоге шкала жизненных ценностей отдельно взятого человека обретает биологический окрас, так как сфера материальных стимулов и чувственных наслаждений непомерно расширяется за счет вытеснения ценностей духовных. Когда же таких «отдельно взятых» людей появляется все больше, опасность нравственного падения Человека становится реальностью, что мы и видим повседневно как в жизни вокруг нас, так и на телевизионном экране.

* * *

Естественно, чем выше степень отчуждения между поколениями дедов и внуков, тем заметнее нравственный спад общества в целом. Среднее поколение бессильно предотвратить или замедлить это падение, ибо нравственное формирование личности ближайшего потомка Бог не вменяет его родителям как доминирующую функцию. Задача родителей – в принципе иная.

Об относительной причастности родителей к нравственному становлению детей свидетельствует тот факт, что к моменту рождения последних шкала жизненных ценностей самих родителей, в отличие от прародителей, в подавляющем большинстве случаев не сформирована. Она еще слишком рыхлая и неустойчивая, чтобы служить надежным нравственным ориентиром для детей, которых от родителей отделяет всего каких-нибудь двадцать с небольшим лет. В общем, «яблоко от яблони недалеко падает». Взросление родителей и детей протекает параллельно, в общем для них формате жизненных ценностей. Способны ли родители в такой реальности критически оценить нравственные воззрения ребенка, а тем более что-либо поставить им в противовес, если шкалы жизненных ценностей отцов и детей сближаются настолько, что порочные склонности детей становятся не просто соизмеримыми с пороками отцов, но являются их продолжением и развитием?

Критические замечания извне, «советы постороннего», адресованные ребенку или его родителям, могут быть встречены последними весьма недружелюбно, если не сказать больше – срабатывает неуправляемый родительский инстинкт защиты потомка (от кого?). Так, под прикрытием агрессивной родительской любви тенденция к злу, едва заметная в ребенке, взрослеет вместе с ним, обретая со временем черты оформившегося зла, сперва обращенного в семью, а затем уже и за ее пределы.

Восторженная влюбленность в собственное дитя делает родителей подслеповатыми в отношении последствий подобной опеки. Ведь защищая постоянно своего ребенка от внешних, болезненных для него воздействий, мамы и папы доходят в конце концов до того, что защищают его уже от самих себя. Страх испортить настроение сыну или дочери даже простым замечанием, а уж тем более нравоучением, буквально затворяет родительские уста, а желание не нарушить комфортную обстановку в семье обрекает родителей на разного рода уступки ребенку. Почувствовав слабинку, последний перехватывает воспитательную инициативу и вынуждает родителей идти на поводу его, подчас недетских, капризов. В итоге, присутствие родителей в качестве учителей нравственности становится не только бесполезным, но и вредоносным для ребенка (я не отношу этот вывод к другим родительским функциям).

Набор родительских «минусов», несовместимых с понятием «воспитатель», не ограничивается духовной скудностью, нравственной беспринципностью или «куриной слепотой». Хотя и этого вполне достаточно, чтобы прийти к выводу: право на прямое нравственное воспитание ближайшего потомка (например, право на воспитательный принцип «делай, как я») адресовано свыше не его родителям, а его прародителям. Родители же способны только, на беду своим детям, узурпировать это право.

Отвергнув «архаичные» идеалы бабушек и дедушек, папы и мамы устремляются к формированию в «духе времени» личности дочери или сына. Но поскольку воспитывать дитя по дедовским канонам родители не хотят (не престижно), а по своим, как уже говорилось, не могут (еще не выработаны), то узурпированное ими право не находит применения и за ненадобностью отбрасывается вообще. Но, как известно, «свято место пусто не бывает». Теперь личность нравственно незащищенного подростка формируют «авторитетные» учители: уличная действительность, сотоварищи, реклама – «бери от жизни все», телевизионные программы, прямо и косвенно насаждающие исключительно биологические ценности и животные способы существования. В общем – всего не перечесть. Назревает моральный кризис, выход из которого родители видят в прямой подмене понятия «воспитание» понятиями: «обучение необходимым навыкам», «развитие индивидуальных способностей», «выявление и реализация скрытых возможностей» и другими.

С этой целью в чем только не пробуют и чему только не обучают они своих детей: музыка, изобразительное искусство, танцы, спорт, иностранный язык, компьютер и прочее, и прочее. Спору нет, все эти упражнения очень важны для разностороннего гармоничного развития личности; более того – вполне возможно, что ребенок, последовательно перебирая предлагаемый ему букет достойных занятий, найдет себя в одном из них, проявит незаурядные способности и даже талант. Дай Бог ему не зарыть его в землю и максимально совершенствовать свои дарования! Но к нравственному-то совершенствованию все это не имеет практически никакого отношения. Человек может состояться, например, как музыкант или художник, состоявшись одновременно и как безнравственная личность (при этом вполне вероятно, что именно второе явилось следствием первого, ибо завышенная самооценка, к тому же подогреваемая извне, порождает некритическое отношение человека к собственным поступкам, «звездную болезнь» и даже самообожествление).

Известно, что Пушкин устами Моцарта утверждал: «Гений и злодейство – две вещи несовместные». Вполне возможно, но гении-то приходят в мир в единственном числе, а заурядности, мнящие себя гениями, – во множественном. И они-то, к сожалению, вполне способны, если уж не на потрясающее злодейство, то по крайней мере – на «рядовое» безнравственное деяние. (Эту способность чаще других демонстрируют звезды эстрады и шоу-бизнеса. Думаю, с таким утверждением согласятся многие.)

* * *

Нет, ни широта интересов, ни разносторонность развития, ни уровень личных достижений в спорте, науке или искусстве сами по себе не гарантируют духовного восхождения личности, хотя во многом способствуют ему, повышают его вероятность. Кстати, родительское стремление подключить ребенка к разноплановым секциям, кружкам или курсам нередко обусловлено тщеславными намерениями самих родителей: очень уж хочется им прослыть среди знакомых и сослуживцев незаурядными папами и мамами столь же незаурядных, всесторонне одаренных детей. Это – всего лишь одно из проявлений родительского снобизма, основанного на общем принципе: «У моего ребенка все должно быть лучше, чем у других» (в том числе – и родители, конечно). Распространяется это правило на все, что непосредственно касается ребенка: от его игрушек и одежды до успехов в различных начинаниях. Для многих родителей – это форма самоутверждения (ложного, конечно), поддержание которой связано подчас с преодолением значительных моральных и материальных трудностей. Но, видимо, «игра стоит свеч».

В большинстве родительских программ формирования личности ребенка (в случаях, когда этим стихийным процессом родители хоть как-то пытаются управлять) элементы нравственного воспитания, как уже говорилось ранее, отсутствуют. Однако это не значит, что родители совсем не внушают детям никаких нравственных норм. Внушают, но эпизодически, и чаще всего – с безнравственным подтекстом. В родительской интерпретации обязательности исполнения законов превалирует стремление обезопасить ребенка от юридической (не моральной!) ответственности за содеянное. Например, сынка, нарушившего за пределами квартиры божественную заповедь «Не укради» (Исх. 20,13), обеспокоенные родители прежде всего строго припугнут тем, что за такое можно сесть в тюрьму; что в случае огласки – стыд и позор на головы всех членов добропорядочной семьи обеспечен! И только уж потом, если это вообще состоится, позволят себе мягко упрекнуть свое чадо в «неуклонении от зла». О признании же в содеянии зла, раскаянии в нем или компенсации его речь, конечно, не идет: все шито-крыто.

Что ж, с биологической точки зрения все объяснимо: мощный инстинкт защиты своего ребенка как врожденный фактор присущ и животному, и человеку. В этом – их сходство. Но механизм обуздания инстинктов дан Богом только человеку, что и отличает его от животного. И если у родителей этот механизм дает сбой или не работает вообще, значит их самих разнит от высокоорганизованных животных, по сути, лишь внешность и внешний образ жизни. В таком случае понять, что «…вырастет из сына – свин, если сын – свиненок» (опять же В. Маяковский), им просто не дано.

В столь нелестном сравнении человека с животным просматривается скорее беда, а не вина человека, хотя и последняя имеет место. К сползанию личности в моральное скотоподобие приложили руку прежде всего ее родители. Точнее, они не приложили своих рук, чтобы удержать ребенка от становления на скользкий путь, ничего не предприняли, чтобы воспрепятствовать всепроницающей безнравственности вначале вкрасться в детскую душу, а спустя годы овладеть душою уже созревшего человека. Даже в зоне равнодушия подобная родительская пассивность – преступна!

Причиной взросления безнравственности в ребенке служит не только аморальное поведение самих родителей, на что так любят ссылаться детские психологи и чем так любят оправдывать свою нравственную порочность повзрослевшие дети. (Я знаю «правильных» родителей, дети которых – отпетые негодяи, и знаю так называемые неблагополучные семьи, в которых дети совершенно здоровы в нравственном отношении). Спору нет, дурные родительские примеры, как и дефицит родительской любви, не говоря уж о грубом, унизительном отношении к ребенку, пагубно сказываются на нравственности последнего. Однако чаще причина «благоприобретенной» безнравственности кроется в другом, полярно противоположном: беспредельном и бездонном любвеобилии мам и пап.

Родительский инстинкт человека, в отличие от животного, проявляет себя не только в защите ребенка от враждебной внешней среды и обеспечении условий, необходимых для его развития, но, к сожалению, и в максимальном удовлетворении сверхпотребностей, безотказном исполнении все новых прихотей взрослеющего чада. Превратно истолкованный многими родителями девиз: «Все лучшее – детям» по мере своего сугубо материального воплощения неизбежно становится вредоносным для детской нравственности, «ибо чрезвычайно редко, чтобы человек мог подняться среди благополучия на следующую ступень духовного совершенствования» [5], с. 699.

* * *

Однако не только подняться, но даже устоять на предыдущей нравственной ступени ребенку весьма затруднительно, если его родители – «слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15,14). Драматизм Христовой притчи в приложении к ситуации «отцы и дети» резко возрастает в силу того, что слепые в своей любви папы и мамы собственными «заботливыми» руками ослепляют свое потомство и уж затем ведут его к нравственной яме. Эти родители по вполне понятным причинам никогда не дорастут до усвоения того, что в основе понятия «все лучшее», адресуемого детям, лежат ценности: человеческие, а не животные, в упаковке, изобретенной человеком; лучшие нравственные принципы, а не лучшие игрушки, лакомства и низкопробные развлечения. Надежда же на то, что «кроха», выйдя из детского возраста, внезапно прозреет, ничтожно мала, ибо эгоизм – не болезнь глаз, а неизлечимая болезнь души человека. В лучшем случае повзрослевший ребенок будет способен на уклонение от зла, но на содеяние добра – весьма сомнительно.

Хочу, чтобы меня правильно поняли: я отнюдь не утверждаю, что под уютным и надежным родительским крылом должен обязательно сформироваться какой-то монстр – грубиян, тунеядец, человеконенавистник. Более того, допускаю, что этот человек будет вполне соответствовать общепринятым критериям порядочности: трудолюбивым, вежливым, законопослушным, без вредных привычек и т. д. Я хочу всего лишь подчеркнуть, что родительская любовь с гипертрофированной биологической составляющей по природе своей неспособна выпестовать в ребенке глубинной человеческой Любви (с большой буквы), ибо «нет большей той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13). Но именно последнее условие – готовность жертвовать во имя ближнего – практически недосягаемо для человека, сформировавшегося нравственно только под эгидой родительского инстинкта.

Конечно, не следует экстраполировать этот вывод на все случаи жизни всех родительских любимцев и любимиц. Даже безнадежный эгоист в определенных обстоятельствах способен чем-то жертвовать, правда, без ощутимого ущерба и не без пользы для себя в будущем. Конечно, такая жертва, да еще свершенная публично, не более, чем фарисейство; подняться же на нравственный уровень бедной вдовы, с ее двумя жертвенными лептами (Мк. 12, 41-44), под силу очень и очень немногим. Впрочем, подвиги, в том числе и духовно-нравственные, были во все времена явлением (пользуюсь новомодной терминологией) эксклюзивным.

Я ничуть не умаляю роли родителей, но только – их истинной, настоящей роли, во имя которой они и призваны к жизни на этой грешной земле. Папы и мамы обеспечивают биологическую и интеллектуальную эволюцию человечества, на них держится материальная и духовная жизнь общества, его научно-технический прогресс. Обучая наукам, искусствам и ремеслам своих детей, родители выявляют и совершенствуют сокрытые в них физические и интеллектуальные способности. Родители могут дать ребенку образование, которое принято почему-то называть высшим, но они не могут обеспечить ему даже начального нравственного воспитания. Какое уж здесь отеческое наставление, которое (по Соломону) дается человеку в качестве пожизненного нравственного принципа! В лучшем случае, родители заменят его кодексом формальной вежливости, обеспечив потомку репутацию воспитанного человека.

Родители могут приобщить ребенка, в принципе, к любым знаниям, в том числе и духовным, но они практически не способны помочь ему «переработать» их в духовно-нравственные ценности, перебросить мостик между духовными знаниями и духовностью, что далеко не одно и то же. Если широта и глубина духовных знаний человека зависит от уровня духовных интересов, то духовность как нравственная категория (одухотворенная душа) не находится в прямой зависимости от набора приобретенных человеком духовных знаний, хотя в определенной степени и связана с ними.

Наконец, необходимо учитывать, что родителям подчас не до того, не до воспитания. Им просто некогда: затрачивая львиную долю своей жизни на то, чтобы дать «все лучшее – детям», они должны еще заботиться и о предках, как требует того Пятая божественная заповедь.

Итак, на вопрос, вынесенный в заголовок, односложно отвечаю: «Нет!»

Но если не родители, то кто же?

Венец стариков – сыновья сыновей.

Притчи Соломона, гл. 17, ст. 6

Это не риторический вопрос, не сокрытое утверждение, а прямая постановка проблемы, извлеченной из жизненного сериала «Отцы и дети».

Очевидно, что родители, при всех их многочисленных достоинствах, не обладают лишь одним: они не могут исполнять роль руководителя нравственной подготовки своих детей, ибо невозможно «служить Богу и маммоне» (Мф. 6,24), нельзя на равных решать полярно противоположные по своей сути проблемы нравственного и материально-биологического характера. И вполне естественно, что главная родительская миссия сводится в конечном счете к служению маммоне, ибо плоды такого служения способны обеспечить развитие и содержание ребенка «в духе времени», в рамках сложившегося стереотипа.

Однако, если не родители, то кто же способен взять на себя обязанности духовного наставника, чтобы сохранить и приумножить в человеке сугубо человеческое? Поскольку ни одна многосложная проблема не может иметь одного-единственного решения, а подразумевает комплекс целенаправленных решений, то и в данном случае указать пальцем на единственный приемлемый источник нравственности и на ее носителя, естественно, невозможно; особенно – в наше, постсоветское время.

* * *

Еще менее четверти века назад не просто существовали, но имели силу нравственного закона «Моральный кодекс строителя коммунизма», Правила поведения комсомольца и пионера и другие документы, содержащие поведенческие нормы. И вместе с тем существовала защита от разнузданной оскотинивающей зрителя, слушателя и читателя продукции средств массовой информации: последние находились под идеологическим контролем. Естественно, сегодня отношение к тому, что и как декларировалось в сфере морали того времени, далеко не однозначно, но бесспорно одно: нравственные критерии как понятие в обществе не только существовали, но и без напряжения регламентировали взаимоотношения его членов во всех сферах жизни.

К примеру, тимуровское движение как форму помощи старым и немощным со стороны молодых и здоровых сейчас можно воспринимать по-разному: либо иронизировать по поводу бескорыстного почина пионеров давно прошедших лет, либо ставить их в пример современным христианам, любящим «ближнего твоего» только в пределах Храма, да и то – не всегда. Протоиерей Александр Мень по этому поводу замечает: «Некоторые говорят: "Ну, взаимопомощь – какое это дело?! Тимур и его команда!" Да этот Тимур – это же нам просто "вилкой в глаз!" Потому что Тимур, по идеологии совершенно другой, поступал как христианин, а мы, простите меня, из-за своего антисоветского снобизма, или я не знаю, как это назвать, хорошие вещи представляем плохими. Мы уже не умеем отделить хорошее от плохого лишь потому, что все как-то усвоено, утилизировано в газетах». [3], с. 61-62.

Многоканальность морального воздействия в те времена (школа, пионерия, комсомол, воинская служба, кинокартины, театральные постановки, книги, средства массовой информации и многое другое) не раздергивала на составляющие неокрепшую душу ребенка, ибо базировалась на единых, поистине человеческих ценностях; ибо каждый из каналов являлся самостоятельным фрагментом единого целого. В таких специфически благоприятных условиях родителям оставалось лишь подключиться к нравственному воспитанию ребенка в качестве еще одного канала или уж как минимум не препятствовать сложившемуся комплексному воздействию.

Теперь все это уже в прошлом (надеюсь – не в безвозвратном). А что же в настоящем, когда угроза глубинной и всеобъемлющей моральной деградации человека стала вполне очевидной? Какой широкий общественный институт из ныне существующих способен, если уж не предотвратить, то хотя бы притормозить этот «скоростной спуск» в низшие слои шкалы жизненных ценностей? Может быть, армия, с ее традиционным патриотизмом и чувством долга, способна сделать это, пробудив в человеке благородное рыцарское начало? Весьма сомнительно, так как само понятие «патриотизм» успешно вытравлено из рядов Вооруженных Сил совместными усилиями тех же родителей (родительниц) и безответственных либеральных реформаторов от армии. Теперь уже далеко не каждый сын Отечества согласен по зову сыновнего долга защищать с оружием в руках вскормившую его Родину-мать. Родители потенциальных защитников Отечества (к величайшему счастью, не все – честь и хвала этому исключению!) постараются сделать все возможное и невозможное, чтобы «отмазать» своих изнеженных чад от воинской службы, несмотря на ее смехотворно короткий, почти условный срок. Словосочетание «любовь к Родине» вызывает нередко ехидную улыбку не только у иных молодых людей, но и, что главное, у их родителей. Так что армейскому институту далеко до «школы высокой нравственности».

Учебные заведения как средние, так и высшие (особенно платные) также далеки от нравственно-этических проблем своих выпускников. Их задачи иные: выдать оплаченный товар – программную сумму знаний и соответствующий выпускной документ, нейтральный к нравственному портрету выпускника.

Разочаровавшись в нравственных устоях современной армии, школьных и послешкольных учебных заведений, взглянем с надеждой на наши… дошкольные учреждения, незаслуженно остающиеся вне поля зрения многочисленных и многословных телеидеологов. Вот где, в детских садиках, не только умело развлекают, развивают и обучают чему-то, но иногда и разъясняют «крохам» на конкретных примерах, как тот отец у В. Маяковского, «что такое хорошо и что такое плохо». Конечно, этого мало, да и не все «крохи», к сожалению, посещают садики, где человека с детства учат жить по-человечески среди людей.

* * *

Результаты краткого и поверхностного нравственно-оценочного обзора вынуждают обратиться к тому, с чего начиналась предыдущая глава – к роли прародителей в духовном формировании внуков. Необходимо еще и еще раз задаться рядом вопросов. Для чего в природе, сотворенной Богом по рациональной схеме, где действуют жесткие причинно-следственные связи, где нет ничего лишнего, не обусловленного необходимостью, существует старый и, казалось бы, совершенно ненужный человек? С какой целью общество обязано его содержать? А потомки, кроме всего прочего, еще и почитать? Причем, восприниматься все это должно как нечто вполне естественное, само собой разумеющееся, то есть на уровне – «так должно быть».

Да, должно, но не совсем так. Заповедь из книги Второзаконие (5,16), конечно, обязывает почитать предков, но она же и стимулирует исполнение потомками этого божественного предписания: «…чтобы хорошо тебе было на той земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе». Иными словами, заповедь утверждает, что наши «бесполезные» предки вполне могут и должны приносить пользу потомкам, в чем-то совершенствовать и улучшать их жизнь на земле, данной Богом.

В иждивенцев общества, пассивных потребителей материальных благ и не более, наших бабушек и дедушек превратило неверно истолкованное их детьми и внуками понятие «почитай». Почитать предков означает не только отдавать им часть своих средств и времени, но и, что не менее, если не более важно, принимать от них жизненный опыт, нравственные нормы и поистине человеческую (а не животную!) любовь к потомкам. Именно востребованность духовного багажа наших предков, интерес к их шкале жизненных ценностей могли бы значительно улучшить моральный климат нашего общества. Жаль, что «мы ленивы и не любопытны». Да к тому же еще и бездумно самонадеянны. Осознание прародителями своей значимости возвысило бы их в собственных глазах, что в свою очередь благотворно повлияло бы и на их самочувствие, и на продолжительность жизни.

Странно, право, что родители никак не могут уяснить ту простейшую истину, что, к примеру, бабушка не имеет непосредственной биологической связи с внуком, в отличие от матери, его родившей, и это делает прародительницу менее слепой и более свободной в ее воспитательной практике; что старшее звено родственной триады в меньшей степени заражено снобизмом и подвержено влиянию так называемого общественного мнения, ибо имеет достаточно устойчивую точку зрения в отношении «что такое – хорошо и что такое – плохо».

Хочется думать, что уже в обозримом будущем родители, памятуя, что «яблоко от яблони недалеко падает», поднимутся до понимания того, что «яблоня-бабушка» отстоит от упавшего «яблока-внука» в два раза далее, чем его мать и отец; что в силу этого нравственные воззрения старшего звена родственной триады пребывают в оппозиции к моральным установкам, насаждаемым извне в умы и души младшего ее звена. Может быть, сквозь слепоту своей родительской любви мамы и папы когда-нибудь разглядят глубокий смысл в неглубоко сокрытых истинах? Опознают в полной мере вероятное в очевидном? Придут, наконец, к краеугольному выводу, что человек, достигший прародительского возраста, переходит в соответствии с божественной программой в категорию нравственного наставника? И если – да, то проникнутся ли ответственностью за установление, точнее – за неучастие в установлении доверительных, истинно союзных, отношений между дедами и внуками?

Разумеется, воспитание нравственности требует прежде всего разоблачения безнравственности. Прародители подходят к этому акту более жестко и непримиримо, нежели родители. Так, в примере с нечистым на руку внуком, дед, в первую очередь, увидел бы аморальную сторону поступка, строго осудил бы внучка за зло, причиненное людям, а уж затем напомнил ему, что возмездие за сотворенное зло – неизбежно: «…и воздаяние человеку – по делам рук его» (Пр. 12,14). Исполнять обличительную функцию непредвзято способны только прародители. Именно они, наши бабушки и дедушки, являются нравственным противовесом (к тому же единственным в наше время) тем силам, что толкают внуков вниз по лестнице, нисходящей подобно лестнице эскалатора. Точнее, они даже не противовес, а некий тормоз, замедляющий скорость нравственного сползания личности. Прародители не способны, конечно, остановить фронтальное наступление безнравственности, но они могут создать на его пути определенные препятствия и хотя бы ненадолго притормозить моральную деградацию внуков; привлечь, пусть даже на короткое время, их внимание и интерес к иным нравственным ценностям. Это в свою очередь неизбежно повысит эффективность и продолжительность воздействия Высших Духовных Сил, Их проницаемость на еще не атрофированный духовный план внуков (не опоздать бы!). «Облучение» пока что доверчивой детской души благодатной энергией человеческой любви – работа на перспективу. Результат этого воздействия проявится позже как устойчивый иммунитет взрослой личности к заразным нравственным заболеваниям.

Надо только, чтобы родительское звено как минимум не препятствовало (лучше бы, конечно, способствовало) союзу «стар и млад», благотворному для обеих сторон. Практически это сводится к терпеливому и, главное, осмысленному отношению к неприятным старческим наклонностям: все критиковать, брюзжать, поучать, обрушиваться на современные нравы и приводить извечный контрдовод: «а вот в наше время…», вспоминать свои заслуги, выступать в роли поборников справедливости и глашатаев праведности и многому другому.

Среднему звену родственной триады следовало бы понять, что эти неблагозвучные выступления старшего поколения есть не что иное, как форма воспитательной работы, и что других приемов борьбы с безнравственностью, а значить и защиты поколения внуков, у прародителей нет. Это – их стремление ввести специфическую инъекцию ненависти ко всему аморальному вокруг нас в умы и души потомков. Да, уколы эти болезненны и недостаточно результативны, но ведь и в медицине методы профилактики и лечения заразных болезней не столь уж просты, приятны и эффективны.

Можно, если хотите, считать взгляды наших прапредков на жизнь устаревшими, и даже архаичными, можно не соглашаться с содержанием их занудливых нравоучений и критически относиться к их «непогрешимой» морали (никто не требует возводить бабушек и дедушек на пьедестал). Однако нельзя не признать, что нравственные нормы прародителей, шкала их жизненных ценностей в принципе не соответствуют нравственной ориентации внуков; более того – противостоят ей. В этом противостоянии и заключается смысл духовного наследия наших прародителей. В противодействии силам зла сокрыта человеческая (не биологическая!) составляющая Любви самых старших к самым младшим.

Повторюсь: «институт» бабушек и дедушек – не панацея; ибо спасти общество в целом, или хотя бы его младшее поколение, от лавинообразной нравственной деградации прародителям, естественно, не под силу. Их протестующие голоса для большинства молодых и очень молодых людей авторитетными не являются. К тому же голоса эти слабы и разрозненны, в отличие от мощного, технически оснащенного и всепроникающего голоса идеологического противника. Телевидение, интернет, печатные издания, видеопродукция, бесчисленные рекламы и другие уличные соблазны – вот далеко не полный арсенал средств, оскотинивающих душу человека, засасывающих его в нижнюю зону шкалы жизненных ценностей. Ясно, что пробиться сквозь подобный заслон, отыскать в нем брешь протестующий «голос предков» может лишь в исключительных случаях.

Но если в таких условиях слабые прародительские руки все же удержат от пагубного обольщения хотя бы одного человека на всех стадиях его земной жизни, то духовно-нравственная эволюция не прервется, и «претерпевший же до конца спасется» (Мф. 24,13).