Вероятно, не только мне приходилось видеть, особенно в церковные праздники, людей, неистово осеняющих себя крестным знамением перед входом в храм. Эффектные поклоны, красивые дирижерские взмахи не могут не привлекать внимание окружающих (что, в сущности, и требуется). А вот какова реакция последних на это фарисейство – трудно сказать однозначно. Да и важно ли это, в конце концов, для того, кто столь рьяно отдает, как он считает, «Божие Богу»? Христос, осуждая показную религиозность, учил: «И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят… на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться пред людьми» (Мф. 6,5). Эта заповедь Учителя, как видим, актуальна и сегодня. Жаль, конечно, что немногие христиане о ней знают и очень немногие из них исполняют её.
Однако наш просвещенный и технически оснащенный век значительно приумножил, расширил и усовершенствовал формы проявления «безграничной любви» человека к Богу. Сегодня, например, некоторые «верующие» водители личных автомобилей выставляют в салоне на самом видном месте триптих с ликами Христа, Богородицы и Иоанна Крестителя. Ясно, что этот иконостас на колесах призван выполнять те же функции, что и нательный крестик: «Спаси и сохрани!». Но могут ли на это надеяться те «богобоязненные» водители, поведение которых за рулем, и особенно в гаражах, христианским не назовешь даже с натяжкой?
Еще пример: в сегодняшнем храме можно видеть прихожан, общающихся по мобильному телефону с внешним миром и одновременно, как бы между прочим, ставящих свечи Христу, Богоматери и святым угодникам. Очень удобно, не правда ли? И Бога вроде бы не обходишь своим вниманием, и время экономишь. А совсем недавно, будучи в одной из вологодских церквей, я оказался невольным свидетелем быстротечной сценки, потрясшей меня буквально. Из верхнего храма по лестнице, ведущей к выходу, едва не сбив меня, пробежал юноша, громко отчитывающий кого-то по мобильному телефону. В этом не было бы ничего удивительного, по современным меркам, конечно, если бы не одно обстоятельство: не отрывая телефона от уха, на бегу, юноша суетливо и даже раздраженно осенял себя крестным знамением! Такого «совмещения» я еще не видел! Однако я не очень уверен в том, что больше никогда не встречусь с подобным извращением. Какая уж здесь вера, тем более – «от всего сердца»?! Это даже не пародия на неё и не отрицание ее, это утончённое издевательство над ней, слегка завуалированное богохульство! А ведь этот юный «христианин» в критической для него ситуации будет претендовать на божественную любовь и защиту! И даже обижаться на Господа, не получая желаемого!
Случай в храме окончательно убедил меня в том, что слова христианин и верующий в приложении к современным прихожанам можно нередко брать в кавычки, что я и делаю. Надеюсь, читатель не осудит меня за это строго.
«Для него (нее) нет ничего святого!» В этом коротком чисто русском сетовании уживаются и глубина, и обобщение. Лучше не скажешь! Да, к сожалению, ни крестик, ни храмовые иконы с ликами Христа и Богородицы, ни сам храм многие современные «христиане» святынями, по сути, не признают и, следовательно, энергией веры, любви и благодарности их не напитывают. Несомненно, эти «верующие», в отличие от убежденных неверующих и религиозно нейтральных людей, как члены Церкви не только бесполезны, но и вредоносны, ибо по их вине происходит необратимое обмирщение ее. «Когда люди оказываются недостойными, святыни отнимаются или рушатся» [18], с. 14. Конечно, эти люди покупают свечи и опускают в копилку «на содержание храма» кое-какие деньги, хотя для них это отнюдь не «две лепты бедной вдовы». Однако, оказывая Церкви некоторую материальную помощь, они вместе с тем привносят в нее суетность, бездуховность и языческие манеры; загрязняют нравственную атмосферу церкви, разъедают объединяющую прихожан невидимую ткань благоговения перед Спасителем, верой в Которого они должны жить и спасаться. «Любовь ко Христу есть основа нашей духовной жизни. Если этого не будет, мы будем как язычники, которые приходят получить у своих богов то, что сегодня им нужно» [18], с. 33.
Легкомысленное отношение к крещению и, как следствие, недостойное христианина личное поведение в храме и вне его резко осуждается в христианской литературе. Так, в «Библейской энциклопедии» (православное издание 1891 года) читаем: «О тех, которые грешат после крещения, должно думать, что они виновнее в грехах своих, нежели некрещённые в своих, потому что те имели от Бога особую помощь к добру и отвергли ее» [20], с. 413. Незавидную судьбу христианам с нехристианскими мыслями, словами и поступками предрекает апостол Петр: «Лучше бы им не познать пути правды, нежели, познав, возвратиться назад от преданной им (полученной ими – Г. М.) святой заповеди» (2 Пет. 2,21).
* * *
Возвращаюсь к началу данной главы, испытывая некоторое душевное раздвоение, состояние типа: «с одной стороны – с другой стороны».
С одной стороны, как и большинство соотечественников, я с глубоким удовлетворением воспринимаю информацию о восстановлении и открытии новых храмов, о росте числа верующих (то есть принявших крещение). Это, казалось бы, должно вселять некоторую надежду на заметное повышение нравственного уровня большинства людей.
С другой стороны, на основании реалий сегодняшнего дня логично предположить, что с возрастанием общего числа верующих, в нем все более будет превалировать доля христиан, имеющих непривлекательное религиозно-нравственное лицо. Это допущение ослабляет надежду на улучшение морального климата общества под влиянием Церкви. В общем, с одной стороны – рост количества верующих, а с другой – снижение «качества» их веры.
Однако речь идет сейчас не о Церкви (хотя она стала слишком уж терпимой и непритязательной в отношении поведения прихожан), а о людях в Церкви. В сущности, все долгие рассуждения о них сводятся к двум вполне очевидным истинам.
Во-первых, отсутствие должной веры у верующего, подмена ее обрядоверием, суеверием и лицемерной набожностью неизменно ведет к негативным последствиям для него самого. Он никогда не познает истины, и поэтому обречен быть вечным рабом личной самости (Ин. 8, 31-32). «Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою», – утверждает Христос в Нагорной проповеди (Мф. 6, 2,5). «Они» – это носители показной религиозности, а «награда» – наказание, им предназначенное.
Во-вторых, верующий с потребительски окрашенной любовью к Богу вредоносен не только в отношении себя, но, и это главное, в отношении других. Об опасности, исходящей от беззастенчивых просителей у Бога земных благ, предупреждает апостол Павел: «Такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных» (Рим. 16,18). Естественно, «их конец – погибель… и слава их в сраме: они мыслят о земном» (Флп. 3,19). И наконец, вспомним о том, что эти «верующие» не только не приумножают, но расхищают достояние, им не принадлежащее: энергию эгрегора-покровителя, создаваемую и пополняемую верой, надеждой и любовью христиан (без кавычек), устремлённых к объединяющему их образу. «Заметим, однако, что так как образы черпают свою силу в воле и воображении людей, то они зависят от веры в них» [2], с. 62.
Итак, вера с прагматическим уклоном не может в принципе противостоять человеческой самости, ибо работает на последнюю. Но зато лицемерно «облагораживать» ее – может вполне. От такой «веры», как видим, страдают в конечном счете и ее носитель, и Церковь в целом.
Страдают ли от нее Высшие Духовные Силы? Да, страдают, и убеждает нас в этом история земной жизни Христа. Разве не ради тридцати сребреников был предан на мучения Христос «верующим» в Него учеником? Разве не страдал Христос в плаче над судьбой Иерусалима, жаждавшего Царя-благодетеля, подателя земных, а не духовных благ (Лк. 19, 41-44)? Разве не горьки были для Христа упреки его учеников в том, что пребывание с Ним не только не прибавило им материального богатства, но и лишило их даже имеющихся материальных благ? «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою», – укоряет Христа апостол Петр (Мк. 10,28).
Даже атеист В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм» отмечает, что прагматик «выводит… бога в целях практических, только для практики, без всякой метафизики» (Ленин В. И., ПСС, т. 18, с. 363). А если так, если человек жаждет лишь покровительства свыше своим меркантильным, эгоистическим начинаниям, то ему совершенно безразлично – в кого или во что верить: лишь бы была практическая отдача от такой «верности». («Гибкий» подход к вере применяли ветхозаветные евреи. Они обращали ее к языческим богам, отворачиваясь от Своего Господа Бога всякий раз, когда их материально-биологические требования Он удовлетворял не в полной мере.) Насколько же примитивна вера без веры!
Известный церковный просветитель, православный священник Александр Ельчанинов вопрошает и сам же отвечает на свой вопрос: «Для чего нужна вера? – ни для чего. Если бы я сказал, что она нужна, чтобы быть хорошим человеком, чтобы помогать людям, чтобы познавать Бога, чтобы спасти свою душу – все это означало бы корыстное и эгоистическое отношение к вере. Мы верим не для чего-то, а потому что – мы любим Бога, потому что Бог есть для нас (в своем явлении на земле в качестве Богочеловека – Христа) – совокупность всего самого светлого, чистого, бесконечно прекрасного, короче – всего самого желанного» [23], с. 152-153.
Вера большинства современных христиан не может быть глубокой в принципе, поскольку слишком тонок, мелок их духовный план – вместилище веры. Его глубины едва хватает на размещение в нем обрядоверия, которое есть лишь поверхностный слой веры, ее внешняя броская оболочка. Но если она не лежит на прочном каркасе веры, если внутри духовная пустота, то перед нами всего-навсего мыльный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. Его эфемерная ценность и состоит в этой беззащитной привлекательной пестроте.
Наконец, такая вера откровенно скучна и самому верующему, поскольку носит тот же прагматический, коммерциолизированный характер, что и отношение этого человека к людям и жизни в целом. Так, крайне редко бывая в церкви (текучка, знаете ли, заедает!), он ставит Богу, видимо, в качестве компенсации некоего «морального ущерба», непременно самую дорогую свечу. «Видишь, как я люблю Тебя!» – написано на его самодовольной физиономии. Выстояв у иконы аж целых три минуты, он покидает храм. И подходя, но все же не так, «чтобы милостыня твоя была втайне» (Мф. 6,4), он опускает в ящик для пожертвований энную сумму. Всё! С Богом он рассчитался, от Церкви откупился и даже внес некий аванс, совесть очистил, и уже вполне довольный собой, он будет надеяться на божественное прощение грехов, не только скопившихся в душе его с момента последнего посещения храма, но и грехов предстоящих. По меркам его купеческой нравственности, Бог теперь просто не имеет права поступить иначе!
Как видим, мирская суетность не отпускает от себя этого человека даже в храме. Такой «заземленный» христианин, являясь носителем и распространителем столь серьезного «инфекционного заболевания», как воспаление нравственности, представляет серьезную опасность для духовной атмосферы Церкви: дурные примеры, хоть и порицаемы, но все же заразительны.
Естественно, что и ортодоксальные обрядоверцы, и бесцеремонные просители земных благ, пренебрегающие всеми обрядами, порознь, в «чистом виде» встречаются сравнительно редко. Гораздо чаще мы имеем дело с неким гибридом, в котором «гармонично» уживаются обе крайности. Это и неудивительно, поскольку обрядоверие и прагматизм происходят от единого корня – маловерия. Христианин, не в меру пекущийся о своих благах (не духовных, конечно!) и христианин, надеющийся на спасение за счет внешней религиозности, одинаково далеки от веры «от всего сердца», оба находятся на ее периферии, только как бы на разных сторонах.
Один из них мало верит в то, что Бог знает, «в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф. 6,8), и систематически напоминает Ему о своих нуждах. Он забывает, точнее, не знает о том, что Дух Божий, невидимо пребывающий в Церкви, не решает материальных проблем, а изменяет отношение к ним в душе верующего, возвышая роль проблем духовно-нравственных.
Другой же, вопреки заповеди (Мф. 6, 4-6), мало верит в то, что все, творимое человеком втайне (молитва, милостыня, пожертвования, почитание Святыни и т. д.), будет увиденным и, следовательно, оцененным Богом. Поэтому он и переводит (на всякий случай!) все невидимое в явно видимое не только Богом, но и людьми – свидетелями его «боголюбия».
Целенаправленность и того, и другого вариантов «веры» вполне очевидна: в первом – «дай мне лучшее», во втором – «спаси и сохрани меня от худшего». В обоих случаях – прошение о земных сокровищах и благах, в обоих случаях – недоверие человека к Богу, неуверенность в Нем. «Недоверие есть форма маловерия и вообще неверия. Нет доверия к Богу, а отсюда и вечная тревога – что будет завтра со мной, потом и т. д. Какие же это верующие?» [18], с. 27.
Приведенный выше фрагмент пасхальной проповеди протоиерея А. Меня естественным образом подводит нас к ответу на поставленный вопрос. К сожалению, неутешительному, «ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6,21). Сокровища же, вопреки заповеди, сегодня собирают на земле. К сожалению, конечно.
Завершая тему, хочу обратиться к Евангелию от Матфея: «Маловерный, зачем ты усомнился?» – упрекает Христос засомневавшегося в спасительной силе Его слова, а потому и едва не погибшего, апостола Петра (Мф. 14, 28-31).
Эта евангельская история убеждает нас как в том, что «по вере вашей да будет вам», так и в том, что по маловерию вашему – тоже.
«Вера от слышания, а слышание от слова Божия»
Многие слова Христа для нас до сих пор
непостижимы – потому что мы еще
неандертальцы духа и нравственности.
А. Мень
Врачи убеждают нас, и это вполне справедливо, что профилактика любого заболевания всегда эффективнее и доступнее, нежели его лечение, исход которого, кстати, не всегда предсказуем. Но в любом из вариантов человек неизбежно сталкивается с двумя проблемами. Во-первых, существует ли средство для профилактики или лечения недуга? Во-вторых, доступно ли (в широком смысле) оно больному?
Это в отношении болезней телесных. Но и применительно к болезням духовным проблемы остаются теми же: поиск источника исцеления и путь к нему.
* * *
В вынесенном в заголовок фрагменте Послания к Римлянам (Рим. 10,17) апостол Павел утверждает, что источником веры является слово Божие, а обретает ее человек, вслушиваясь в него. (Сам апостол неоднократно доказывал, причем в сложнейших условиях, истинность этого тезиса; например, Деян. 26, 28-29.) Иных источников веры не было и нет от начала Церкви. Но если члены первых христианских общин именно слышали, то есть воспринимали на слух, слово Божие, «пребывая в учении Апостолов» (Деян. 2,42), а последние слышали его непосредственно из уст Учителя, то в наше время понятие «слышание» обретает несколько иное содержание.
Апостолы-евангелисты увековечили изречения и деяния Христа в четырех Евангелиях, образовавших ядро Нового Завета, который совместно с Ветхим Заветом составил Библию. Таким образом, непосредственное слышание заменяется сейчас непосредственным прочтением и опосредованным внутренним слышанием слова Божия. «Если мы будем углубляться в него (слово Божие. – Г. М.), то оттуда, со стороны Писания, со страниц Книги зазвучит живой голос Живого Христа» [18], с. 36. Так утверждает А. Мень – человек, без сомнения, слышавший этот голос. Сегодня – вера от слышания, а слышание от чтения, а чтение от слова Божия, увековеченного в Библии.
Достоинство слышания библейского Слова заключается в его длительном послезвучании в душе и памяти читающего, в возможности слышать его неоднократно, размышлять над ним, вдумываться в него. Иными словами, – «исследовать Писания…» в соответствии с заповедью (Ин. 5,39). Путь к обретению истинной веры неминуемо ведет к Библии, ибо сама Библия и есть источник истинной веры. Поэтому в отношении к маловерию, о чем речь шла в предыдущей главе, слово Божие предстает и как профилактическая, и как целительная мера одновременно. В роли первой – до крещения, в роли второй – после крещения, принятого человеком не по вере, а в силу обстоятельств. Библия свидетельствует не только об истине, но и о пути к ней. Иного не дано, «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14,6), – провозглашает Иисус ученикам Своим во время тайной вечери.
Попытки обрести веру, минуя Библию, безрезультатны. Они приводят к обретению только суррогата веры, о чем уже говорилось. Знание Библии не может подменяться знаниями о Библии или как-то связанными с Библией. Последние могут лишь дополнять личное знание библейского материала, соединяться или существовать в памяти параллельно с ним, обогащая, но не замещая его. Знания, почерпнутые не из самой Библии непосредственно, независимо от их источника и содержания, вторичны по отношению к ней. Сперва – Священное Писание, а затем уж все то, что так или иначе с ним связано, ибо «все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2 Тим. 3,16). Именно – все, хотя осилить всю Библию, даже просто прочитать, не уходя в ее глубины с поверхностного, сюжетного уровня – задача не из легких. Тем более сложно «исследовать Писание».
Существуют разные рекомендации относительно того, как приступить к Библии. Я приведу одну из них, которая, на мой взгляд, наиболее приемлема для будущего христианина. Размещается она в сборнике пасхальных проповедей А. Меня [18] как послесловие составителя: «Читайте Библию! Если трудно осилить всю Библию – читайте хотя бы Евангелие, хоть одно из четырех. (Начать можно с Луки или Иоанна.) И по мере чтения вам начнет становиться все ясней и ясней, что в Библии, оказывается, есть ответы на самые главные вопросы». Подразумевается, конечно, что заинтересованный читатель станет продвигаться вширь и вглубь Библии. И непросто читать, но и вчитываться в нее, осмысливать ее, трудиться над ней. В результате длительных размышлений над услышанным таким образом словом Божиим, человек приближается к тому, чтобы уверовать в него. Еще один плодотворный шаг – и человек обретет веру в Сына Бога Живого и Его учение. Веру искреннюю, прочную, основанную на любви к Нему всем сердцем, душою и разумением своим, а не на страхе животном перед горестями и бедами, не в унылой надежде на защиту от них.
Сегодня мы встречаемся, по существу, с одним-единственным доводом, якобы оправдывающим посещение храма, да и тот, к сожалению, носит сугубо рациональный характер. Он считается в народе настолько само собой разумеющимся, что иные мотивы просто вызывают недоумение тем, что они вообще могут быть! Так, в литературно-художественном журнале «Вологодский ЛАД» (№ 1-2009) в публикации «И смех, и грех» настоятель одного из вологодских храмов с сожалением констатирует: «Когда кто-то идет в церковь, чаще всего видишь испуганные взгляды и слышишь вопросы: "А что случилось? Что-то со здоровьем? Умер кто-то? Проблемы в семье?"… Отсюда – вывод: в храм нужно идти только тогда, когда тебе плохо. Если все хорошо, то и храм не нужен, да и Бог-то незачем…». А если плохо?
В этом случае всплывает «факт религии, даже эмпирически коренящийся в природе человека» [23], с. 173, и человек видит выход в принятии крещения. Однако крещение само по себе не приближает к вере. Человек, не раскрывавший Евангелие (не успел или не счел нужным), а значит, и не слышавший до крещения слова Божьего, приняв крещение, верующим не становится. Ибо «как веровать в Того, о Ком не слышали? Как слышать без проповедника?» (Рим. 10, 44). Но ведь лучшим проповедником слова Божьего является само Священное Писание, вмещающее в себя это слово.
Имеющий поверхностные, слабые представления о предмете своей веры, ее сущности, наскоро и формально подготовленный к крещению, новый член Церкви представляет для нее лишь условную, номинальную ценность. Фактически же он немощен внутренне и уязвим извне. Может ли он, например, следовать заповеди одного из столпов Церкви – апостола Петра: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Пет. 3,15)? Иными словами, может ли он аргументированно защитить свою веру, а тем самым и свою Церковь? Нет конечно, ведь он, будучи совершенно жалким и безоружным «в уповании», и себя-то как христианин защитить не может! Наконец, его вопиющая безграмотность просто несовместима с любовью к Учителю, ибо «кто любит Меня, тот соблюдает слово Мое» (Ин. 14,23), а он и слова-то Его не знает! О каком разумении Бога как одной из ипостасей любви к Нему человека можно вести речь, если человек сей даже не ведает о «первой из всех заповедей», поскольку она находится в неведомой ему Библии?!
Прав был А. Мень, утверждая, что христианство – не новая этика, а новая жизнь. Но, простите, о какой новой жизни можно говорить, если ее принципы, раскрываемые в заповедях Христа, известны человеку, мнящему себя христианином, в самых общих чертах, с чьих-то слов, пусть даже и авторитетных, или неизвестны ему вообще?
«И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8,32). Эти слова Христа о роли истины, как и сама истина, к сожалению, известны не каждому человеку. Но, не зная их, не вчитываясь в них, не размышляя над ними, невозможно стать свободным. От чего? Да прежде всего от позывов зоологического начала, от пребывания в рабстве у своей самости, от самого себя, наконец. Можно ли, например, вырваться из плена себялюбия и животной алчности, не вникнув в дух и букву новозаветной заповеди: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13)? Ответ, по-моему, очевиден.
* * *
В общем, распинать христианина, не знающего, к стыду своему, ничего о Христе и Его учении, уличать его в неполноте (мягко говоря!) знания слова Божьего можно до бесконечности. Надеяться на то, что эти обличения что-нибудь изменят в дремучем мировоззрении большинства таких верующих, вряд ли стоит. Слишком уж они уверены в том, что христианину вполне достаточно носить крестик и ставить изредка свечку в храме, а читать Библию… Надо ли?
Надо, и не просто надо, а крайне необходимо! Ведь Библию осваивают не для обогащения своей эрудиции, которой можно блеснуть при случае, не для накопления знаний – аргументов, необходимых в спорах и дискуссиях на библейские темы – и даже не для того, чтобы вас не упрекнули в элементарной религиозной безграмотности. Нет! Знание Библии необходимо, прежде всего, для обретения морального права быть христианином, а не считаться им.
Дело в том, что люди, принимающие крещение, оценивают его по-разному. Одни считают крещение традиционной формальностью, символизирующей некую защиту свыше. Другие же воспринимают его глубинно, как христианское таинство. И хотя, следуя обряду крещения, Символ веры читают, то есть произносят вслух «Верую во…», обе категории крещаемых, правдивы же только вторые. Потому что приблизиться к таинству крещения, осознать его как «духовное рождение, в котором силою облечения во Христа умирает природный человек» [22], с. 247, без веры так же невозможно, как невозможно приблизиться к самой вере, не общаясь с Библией. Как видим, акт церковного крещения открывает доступ в церковное сообщество и христианам, и обрядоверцам, мнящим себя христианами, то есть тем, кого в народе метко прозвали «подсвечниками» и «крестоносцами». Если же и после крещения, принятого в обход Священного Писания, человек продолжает упорно обходить его своим вниманием, то он отсекает себе тем самым путь к вере и истине, к уяснению того – в Кого и во Что он верует, по каким нравственным канонам ему следует жить дальше. Иными словами, скатывается в формальное обрядоверие. Так надо ли читать Библию? Пусть каждый решает сам.
Но если библейские богодухновенные истины есть единственный источник духовного исцеления и совершенства («…будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» – Мф. 5,48), то путей к нему по меньшей мере больше одного. Я имею в виду не только знакомство с Библией при подготовке к принятию крещения и после него. Речь идет о более широком и глубоком, а главное, постоянном изучении и проникновении в нее вне зависимости от принадлежности к церковному сообществу. Например, среди моих знакомых немало тех, которые достаточно хорошо владеют знаниями Священного Писания, «исследуют» его, стараются следовать заповедям Христа, но таинства крещения тем не менее по ряду причин не принимают и по сей день. Зато те из них, кто принял его, сделали это осознанно, по вере, обретенной от проникновения в Слово Божие, а не под гнетом обстоятельств и не на всякий случай.
За годы тесного общения с Библией и с теми, кто пытался общаться с ней, я сумел открыть для себя лишь одно: не человек избирает Библию, а Библия избирает человека; не читатель приходит к этой «Книге книг», а она находит его; не он открывает ее, а она открывается ему. И хотя первый, видимый шаг к Библии всегда делает человек, Библия далеко не всегда и не каждому протягивает руку. Она, словно живой организм, чувствует отношение к себе, любит любящих ее.
Времена, когда видимая встреча человека со Священным Писанием была неизбежной, давно отошли. До Октябрьской революции «закон Божий, включавший в себя изучение Библии, считался главным школьным предметом. Религиозно-церковным влиянием была пронизана вся личная жизнь жителей городов и деревень, их повседневный быт» [21], с. 19-20 и в первую очередь –семья. В таких условиях непосредственная встреча человека с Библией была закономерной, она просто не могла не состояться. Сегодня же условия, обеспечивающие прямые и тотальные встречи человека с Библией, практически отсутствуют. А если последние и возникают, то чаще всего спонтанно.
* * *
Известный русский философ и богослов протоиерей Сергий Булгаков пишет: «Должна быть личная встреча со Словом Божиим и личное его разумение (непосредственное и посредственное, – последнее в том случае, если истины и Слова Божии воспринимаются не прямо из Библии, но из богослужебных текстов, изображений, проповеди и т. п.)» [22], с. 52-53. Непосредственные встречи человека со Словом Божьим, как уже говорилось, относительно редки и, забегая вперед, скажем прямо, – малоэффективны. Об этом разговор ниже.
Что же касается встреч «посредственных», то их вероятность гораздо выше, поскольку существующие ныне формы таких встреч, естественно, намного шире и разнообразнее названных С. Булгаковым. Для реализации их сегодня есть все условия, и не только в Москве или Санкт-Петербурге. В Вологде, например, давно открыта для экскурсионного обозрения уникальная экспозиция древнерусских икон, которая систематически пополняется; в городе и области много старинных храмов и монастырей, посещение которых, при соблюдении определенных этических норм, разрешено всем желающим. В интерьере Софийского собора можно «прочитать» Евангелие во фресках семнадцатого века, а в Ферапонтовом монастыре экскурсантов ждет встреча с шедевром религиозного искусства – фресками самого Дионисия! «Посредственные» встречи со Словом Божьим могут произойти на концертах духовной музыки и в краеведческом музее, в картинной галерее и в городском лектории, в библиотеках и книжных магазинах. Это – набросок из Вологды. Но могу предположить, и отчасти знаю, что и в других регионах есть все условия, необходимые для «посредственных» встреч человека с непосредственным источником Слова Божьего.
Кое-что в этом направлении делает и телевидение. Правда, это капля в море убойно-эротических сериалов и бездарной рекламы. Однако, справедливости ради, следует отметить, что интереснейший «Библейский сюжет» (канал «Культура») и бесценное «Слово Пастыря» – проповеди патриарха Кирилла, выходят в эфир регулярно. Я коснулся лишь немногих реальностей, могущих побудить человека взять в руки Библию. В действительности же они безграничны, если учесть уникальные возможности интернета. (Правда, возможности последнего столь же уникальны и безграничны в другом: в пропаганде низкопробных ценностей и чувственных наслаждений.)
Однако как ни надоела эта «маленькая правда», но тем не менее без желания самого человека ни одна из названных реальностей не даст реальных результатов. Но поскольку «мы ленивы и нелюбопытны» (А. Пушкин), постольку у нас нет интереса ко всему этому и, следовательно, желания к чему-то из этого приобщиться. И даже если усилием воли мы сделаем первый целенаправленный шаг, то означает ли это, что мы способны и на второй? К сожалению, в подавляющем большинстве случаев – нет! Первый шаг, если он к тому же не совсем удачен, часто становится последним. Не думаю, например, что все члены экскурсии в ту же вологодскую Софию, увидев впервые настенные фрески с евангельскими сюжетами, последуют рекомендации гида обратиться к первоисточнику этих сюжетов – Новому Завету, в частности, к Евангелиям от Матфея и Луки. Но думаю, что среди произвольно собравшихся экскурсантов найдутся такие, пусть даже и в единственном числе, кто окажется не ленивым и любопытным. Что ж, ведь «много званных, а мало избранных» (Мф. 20,16).
Очень может быть, что этот «избранный» пойдет дальше. Встретившись со Священным Писанием, он станет с интересом «исследовать» его вширь и вглубь. И тогда со страниц Библии, как уже говорилось, зазвучит для него во всей полноте Слово Божие, слышание которого и порождает веру. Предполагаю, что так или примерно так должна происходить «личная встреча со Словом Божиим и личное его разумение» человеком, избранным самой Библией. Что лежит в основе этой избирательности – трудно сказать, но внешние признаки избранности существуют в самых разнообразных формах.
Если, к примеру, посетитель экспозиции старинных икон «осваивает» их за пятнадцать-двадцать минут, то у него вряд ли когда-нибудь сложится «своя личная жизнь с Библией». Но если человек столько же времени стоит у одной иконы или, отойдя, возвращается к ней вновь, то можно предположить, что духовная связь его со Священным Образом состоялась. А если так, то вполне вероятно, что притягательная сила Образа поведет дальше, вглубь, к библейским истокам. От Священного Образа к Священному Писанию – таким вполне может быть следующий шаг этого человека на пути духовного восхождения.