Второй раз за день вытащив свою палочку, Йапенгир подошел ко входу и начал создавать магический барьер, который предназначался для того, чтобы остановить дымные облака.

– Пренин путелас луминон пурэн саа-пана навиьеро (Силой чистого света заклинаю черту защитную явиться), – начал тихо приговаривать волшебник, и после того, как повторил это заклятие пять раз, между ним и дверью предстала стена от пола до потолка, похожая на полупрозрачную барабанную мембрану.

Закончив, маг повернулся и приблизился к Оггену. Мальчик продолжал лежать в своей неизменной позе, и о том, что он жив, свидетельствовала лишь вздымавшаяся во время дыхания грудь. Поколдовав над ним несколько минут и перезарядив магию в компрессах, венифик забил в чашку гальи травы «Три Кольца» и добавил в него щепоть перемолотой коры конак-ротшу – магического красного дерева, произрастающего лишь в Митэлине.

Чиркнув огнивом и подпалив получившуюся смесь, Йапенгир уселся на стул, на котором до этого сидел Огген, раскрыл толстую увесистую книгу и, опершись спиной о стену, принялся читать и неторопливо задымлять комнату.

Книга была полностью на таворсийском и новая глава, на которой остановился маг, носила название «Нострулонас маренулой парамаг’ал Дульбалодулуй» (строительство великого края Дульбалод).

«Возведен великий край Дульбалод был в двести сорок третьем году по Единому Летоисчислению по повелению короля Оинеля, внука Вильорделя, короля, что правил во время самой кровопролитной, Второй Великой Войны (Войны Двух Сторон). Стоит он рядом с Гамалоней – прекраснейшей из всех прочих рекой, во скрытом ото всех месте в Митэлине, известном лишь членам королевской семьи, их приближенным, и тем, кому там посчастливилось жить.

Вечнозеленая трава растет на их полянах, а в воздухе всегда витает запах цветов. Не боясь никого, звери бродят в окрестностях и подпускают к себе всех, кто захочет к ним приблизиться, ибо запрещено в Дульбалоде употребление мяса – сосредоточение природного блаженства там. Солнечные лучи освещают всех живущих и гостящих в том крае теплом, но не жгут кожи и растений они, а звездный свет настолько прекрасен, что даже самый черствый станет поэтом и примется восхвалять местные красоты, залитые им. Все есть в Дульбалоде – и лес, и полянки, и горы, и низины, и маленькие домики, и большой замок, в котором живет хранитель и правитель спрятанного края, но все же самым прекрасным строением считается храм Нолиун.

Построен он был так же по велению Оинеля в честь принцессы опигленской Задлонгир, павшей в битве за Увал-Гораст, иначе известный как Поднебесный Город, и с той поры место это считается одним из самых священных в Митэлине. Возвели Нолиун на искусственном островке, мягко омываемым течением Гамалоней, и ведет к нему лишь один мост Склигитуарэ (сверкающий). Сделан он из чистейшего и самого ценного камня во всем Кунтерасе – трансларен. Нет крепче оного материала ничего, а обрабатывать его можно лишь инструментами из чистого золота под светом полной луны. Трансларен обладает цветом коровьего молока и испещрен толстыми полосами, блестящими и походящими на полированный жемчуг. Камень этот легок и никогда не меняет своей формы из-за чрезвычайной жесткости, так что немало найдется мастеров, какие смогут его обработать, но такие живут в Дульбалоде, и создали они из добытого трансларена не только мост, но и броню, щиты и оружие, которые считаются самыми легендарными и не имеют себе равных.

Храм же Нолиун представляет собой постройку без крыши и стен. Есть там лишь колонны, выстроенные кругом и держащие навесу обод, и все там усажено цветами. Посреди храма стоит фонтан в виде семи постепенно уменьшающихся чаш, поддерживаемых стержнем, из которого, не прекращая, денно и нощно бьют струйки прозрачной воды Гамалонейа. А за ним, противоположно входу, растут два дерева Вагол, кроны которых сплетены друг с другом в форме арки, а вместо листьев с их ветвей свисают аильиго – прозрачные капли, в которых хранятся звезды, когда-то упавшие на то место и посаженные в землю, словно семена, из которых потом и выросли Ваголы…»

Так Йапенгир сидел и читал около полутора часов, погрязнув при этом в воспоминаниях, и за это время пелена напущенного им дыма заполонила всю спальню, что и было целью мага. Услышав глубокие вдохи Оггена, которому от этого стало дышать гораздо легче, Йапенгир довольно хмыкнул, а после вернулся к чтению.

Еще час спустя Огген очнулся.

Веки его затрепетали, и мальчик не без труда распахнул свои глаза. Зрение затуманивалось дымом, заполонившим всю его спальню, но сперва мальчик этого, разумеется, не понял и решил, что всему виной его собственные глаза. Хотя, по правде сказать, нельзя утверждать того, что Огген в тот момент мог думать. Мысли его были запутаны и хаотичны, словно запертые в банке мотыльки, и несколько минут ему понадобилось лишь на то, чтобы хоть немного собрать их в кучу.

Пошевелив левой рукой, он ощутил боль, а кожа его будто захрустела, словно мальчика поджарили в печи. Огген издал тихий стон, чем привлек к себе внимание Йапенгира, который мог бы заметить его пробуждение намного раньше, но был слишком сильно увлечен своим занятием.

– Вот ты и очнулся, юноша, – подняв глаза и поймав взгляд Оггена, поздоровался Йапенгир, после чего припал губами к гальи и, глубоко вдохнув, выпустил густую струю белого дыма.

Затем маг вытащил из своего балахона тряпочку, протер ею то место, которого он касался губами, и затем отодвинул устройство в сторону и захлопнул книгу.

– Ты помнишь мое имя?

– Да, – через несколько мгновений ответил Огген. – Вы Йапенгир. Венифик.

– Точно, – согласился маг. – А свое можешь назвать? И есть ли у тебя отец и мать, и как их зовут?

Мальчик медленно кивнул, после чего по очереди назвал имена.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Йапенгир, продолжая сидеть на своем месте. – Как ты себя чувствуешь? Быть может нам лучше отложить разговор на потом?

– Все нормально, – ответил ему Огген и хотел покачать головой, но сил на это не хватило.

Сомневаясь, волшебник все же продолжил:

– Тогда расскажи мне о том, что помнишь о вчерашнем дне. Что с тобой произошло и так далее.

Кивнув, Огген поведал магу о том, как он работал и нашел в поле серьгу, как взял ее, после чего на него напало страшное лихо и обожгло ему кожу.

– А что было после того, как она на тебя напала?

– Не знаю, – ответил Огген, и на этот раз ему, пусть и слабо, но все-таки удалось пожать плечами. – После того был лишь краткий миг боли и… больше ничего. Темнота, словно меня опустили в бочку с дегтем и через мгновение усыпили, – он секунду помолчал, после чего спросил. – Мастер волшебник, расскажите, кто это был, и вообще, что со мной случилось?

– На тебя напала Призрачная Дева, мальчик. Ты сам ее спровоцировал, – ответил маг, положив ладонь на свою бороду. – Не все золото, что блестит. Та серьга, что лежала на земле, принадлежала призраку и, взяв украшение, тем самым ты навлек ее гнев на свою голову. Но насчет нее можешь больше не переживать. Пару часов назад я изгнал Призрачную Деву и теперь людям на полях ничего не угрожает. Как и тебе, по всей видимости.

Поднявшись наконец со стула, маг приблизился к окну и открыл его. Напущенный им дым повалил сквозь появившийся зазор и воздух в комнате начал постепенно проясняться.

– Что же до тебя, то призрак оставил тебе сильный ожег магией, ты пропитан ею насквозь. Твой отец принес тебя в деревню, и по счастливой случайности там оказался я и предпринял необходимые меры, чтобы тебе помочь. На этом то, собственно, эта короткая история и заканчивается. Но, прежде чем я уйду и оставлю тебя отдыхать, ответь мне на вопрос… у тебя остались еще силы говорить?

– Да.

– Очень хорошо. Микен в процессе оказания тебе помощи обмолвился, что ты умеешь читать и иногда берешь книги у его сына. Это правда?

– Правда.

– Интересно, – как и в разговоре со старостой, под нос сказал себе Йапенгир, – очень интересно. Можешь описать того незнакомца? Как он выглядел, помнишь ли его имя, что он рассказывал о себе?

– Когда я спросил, как его зовут, он назвался Бродягой и сказал, что бездомен и живет в пути. Был высоким, примерно как вы, седым, волосы его падали на плечи и росла борода, но не такая длинная, как ваша. Больше похожа на ту, что у моего отца. Еще я помню, что у него была при себе длинная деревянная палка, на которую он опирался при ходьбе, простая на вид, похожа на такую, какой пользуются и наши старики.

– Можешь описать посох подробнее? Форму, цвет, украшена ли она была резьбой или камнями, инкрустирована металлами?

Высокий загадочный старец, утаивавший свое имя, бродяга, но грамотный, владеющий длинной палкой. Несмотря на то, что это и правда мог быть простой путешественник, Йапенгир все же не смог отказать себе в догадке. Если этим незнакомцем был венифик, то по описанию его посоха он бы смог опознать мага.

– Я не помню, – ответил юноша спустя несколько секунд раздумий. – Обычная палка, деревянная.

– А пришел он откуда?

– О своем прошлом Бродяга мало что рассказывал, в основном спрашивал. Он был писателем и интересовался моей жизнью и жизнями других в Стредигот-Ликоу. Интересовался о том, как мы тут живем и как живется конкретно мне, какие праздники отмечаем, как жили предки мои и чужие, как их звали и чем они занимались.

– Любопытный бездомный, – насупив брови и расчесывая бороду пальцами, отметил Йапенгир.

– Это так, но взамен он дал мне то, что спасает меня и по сей день – обучил чтению. Тогда я был младше и работал в полях намного меньше, чем сейчас, поэтому тогда свободного времени у меня было гораздо больше, и в основном я его отдавал урокам, а Бродяга с удовольствием со мной занимался. Казалось, ему нравилось это не меньше, чем мне. А потом он уехал, а я начал совершенствовать свои навыки сам.

– А твоему отцу известно о твоем увлечении?

– Нет, и я, мастер венифик, прошу вас не рассказывать ему об этом, пожалуйста, – всполошившись, торопливо сказал Огген.

– Почему же?

– Он считает, что все подобные учения бесполезны. Мы крестьяне и обучение и подобного рода занятия нам не нужны. Наше дело – косить пшеницу и выполнять прочую работу, входящую в обязанности нашего положения в иерархической пирамиде объединенного Агнедолского королевства.

Волшебник ничего не ответил, но слушал внимательно, удивляясь тому, как этот отрок ловко и непринужденно говорит и использует слова, которых другие крестьяне даже не знают.

– Тебе очень повезло, мальчик, – спустя пару мгновений молчания вновь заговорил Йапенгир. – Не унижай себя в своих же глазах. К тому же, возможно, это и не везение вовсе. Быть может что-то, чего никто не видит, повлияло на всех нас, чтобы я тебя спас. Ведь я не должен был быть в Стредигот-Ликоу на тот момент, когда тебя принес на руках твой отец. Может быть и так, что судьба тебя спасла, или боги твоих предков, в которых ты веришь. Не отчаивайся, – положив магу руку на плечо, волшебник пару раз по ней легонько похлопал, а после этого взял свою книгу и гальи. – Что же, пойду я. Тебе нужен отдых. А послезавтра, думаю, моя помощь уже будет ни к чему, твое тело доделает все само. Если же до этого момента тебе станет плохо, попроси родителей позвать меня, я буду неподалеку.

Маг взмахнул рукой и созданный им прозрачный барьер пропал, после чего он вышел из комнаты и столкнулся так с матерью мальчика.

– Мне показалось, я слышала голос Оггена! – воскликнула она.

– Вы не ослышались, ваш сын очнулся. Можете поговорить с ним, но не слишком долго – мальчик еще очень слаб. Где Осот?

– Он спит, как вы и советовали, мастер венифик.

– Отлично. Тогда, я пойду. Я уже сказал Оггену, но скажу и вам. Если мальчику вдруг станет плохо, то немедленно зовите меня.

И после этого, пропустив молодую женщину мимо себя, волшебник вышел из дома в хорошем расположении духа.

Его еще несколько дней не покидала мысль о Бродяге и догадках, кем же мог быть этот загадочный путник.

На следующий день Огген поправился настолько, что смог самостоятельно подняться с постели и выйти на улицу, что он и сделал, когда солнце начало клониться к горизонту и на улице стало свежо и прохладно.

Хоть и имея возможность ходить без чьей-либо помощи, вернувшийся с работы отец мальчика, пробудившийся от навеянного магией Йапенгира сна спустя несколько часов после рассвета, его сопровождал. Но когда Огген уселся на небольшую самодельную лавочку, то попросил Осота ненадолго оставить его одного. Мужчина согласился и, взяв немного денег, отправился выпить сидра в «Согбенную липу».

Положив руки на коленки, юноша дышал глубоко и ровно и смотрел в разные стороны. В Стредигот-Ликоу за его отсутствие ничего не изменилось, все то же, что и неделю назад, и еще несколькими днями ранее. Все сновали кто куда, занимаясь своими делами: таскали мешки, водили скот, перевозили на тележках землю и навоз, и громко при этом разговаривали. Но для Оггена в тот момент весь шум был несущественен, он действовал на слух мальчика успокаивающе и помогал как можно глубже уйти в себя.

С самого ухода Йапенгира прошлым вечером голову Оггена все это время занимали одни и те же размышления, заставлявшие его нервничать и чувствовать легкую чесотку где-то внутри головы, ненавязчивую, но и одновременно с этим не дающую покоя. Этими мыслями были слова венифика о том, что возможно влияние свыше подействовало на то, чтобы оставить его в живых.

Маг, сам того не зная, добавил волшебное удобрение в грядку, которое заставило расти давно посаженное Бродягой семечко. Ведь именно после того, как незнакомый путешественник научил Оггена читать, мальчик, впоследствии изучивший несколько художественных книг о приключениях, начал мечтать покинуть Стредигот-Ликоу. Он, не сходя с места, заглянул в чудесные уголки мира, увидел огромные просторы своим внутренним глазом, имя которого Воображение, но теперь ему хотелось увидеть все это двумя другими, внешними очами. Но как же это сделать?

Этот вопрос все два года мучил Оггена изо дня в день, но теперь, казалось, его наконец-то услышали и прислали ему подмогу. Пусть ради этого ему и пришлось пройти через мучения с Призрачной Девой и ежедневной изматывающей работой в поле, когда его тело обволакивала подушка жаркого воздуха, а глаза заливал соленый жгучий пот. И вот теперь, когда он гадал месяцами, как же ему поступить и воплотить замысел в жизнь, ответ сам пришел к нему, но он бы никогда не увидел его, если бы так старательно не искал изо дня в день, не зная при этом, напрасны ли все его старания, или же они дадут в будущем желанные плоды.

Покусывая щеку изнутри, Огген решал, как же ему поступить. С одной стороны, можно было просто попросить Йапенгира забрать его с собой, но он был уверен почти наверняка, что маг на это не согласится. Юноша злился на мага, но при этом понимал, что хочет попросить венифика совершить преступление. Если его поймают на территории королевства людей с похищенным крестьянином, это будет считаться нанесением оскорбления самому королю, ибо ему принадлежит каждый человек в королевстве.

Так что, взвесив все за и против, Огген решил, что больше не стоит кого-либо просить о помощи. Если он хочет свободы, то нужно действовать самому.

С этой мыслью он перевел взгляд на повозку Йапенгира, стоявшую рядом домом старосты, и в его голове созрел план, который ему пришлось экстренно корректировать тем же вечером.

Случилось это, когда к нему после захода солнца явился волшебник и, осмотрев его и «обновив магию в компрессах» (как он это называл), объявил, что мальчик совсем в порядке и дальше обойдется без его ухода.

– И что же, когда вы уезжаете? – поинтересовался Огген, стараясь выглядеть непринужденно и не вызвать подозрений.

– Завтрашним утром с первыми криками петуха, – ответил ему волшебник. – Я и так порядочно задержался, так что нужно отправляться как можно скорее. Желаю тебе лишь добра и здравия, Огген. Думаю, мы еще встретимся, когда я буду вновь проезжать мимо вашей деревни. Ла ривенетрэ (До свидания).

Попрощавшись, Йапенгир чуть поднял шляпу и покинул спальню Оггена, оставив его наедине с быстро бьющимся сердцем и мыслью «неужели так скоро!».

Едва все улеглись спать, юноша поднялся со своей кровати и начал торопливо, но при этом как можно тише собираться в путь-дорогу.

Расстелив на кровати сменную простыню, Огген принялся складывать в ее середину свои вещи, которые, как ему показалось, могли пригодиться в пути. В основном это была одежда, но также он не забыл прихватить с собой небольшой ножик, который он сам выточил из металлической пластины, как-то раз случайно найденной на земле в пыли рядом с кузницей, и едва начатую книгу.

На несколько мгновений Огген заколебался.

Совесть нашептывала ему, что нехорошо красть, ведь книга принадлежала не ему, а Дуно, но спустя несколько секунд размышлений отбросил сомнения и взял книгу с собой. От лишения ее одной сын старосты, чья мошна никогда не знает худобы, не обеднеет.

Жаль, разве что, еды достать не получится – юноша не хотел рисковать и греметь вещами. Но эта проблема его особо не беспокоила, Огген чувствовал, что как-нибудь все и без того разрешиться, а когда тебя ведет шестое чувство, то нужно замолчать и внимательно его слушать.

Связав углы простыни вместе и получив кулек, мальчик спрятал его под кровать и улегся в постель. Он решил не идти сразу и немного выждать – вдруг он все же нашумел и разбудил кого-нибудь из родителей. Тем более волшебник сказал, что тронется с первыми криками петуха, поэтому время еще было.

Донельзя напрягая слух, уши Оггена не улавливали ни одного подозрительного звука, который бы свидетельствовал о том, что что-то может ему помешать претворить свой замысел в реальность. Все было спокойно, но в груди юноши бушевала буря, которую ему никак не удавалось обуздать и успокоить, словно жеребца, которого испугал выскочивший из кустов хищник.

Когда же луна взошла высоко в небо и достигла своего пика, Огген принялся действовать.

Застелив за собой кровать, что было сделано не из-за надобности, а скорее являлось чем-то наподобие ритуала, Огген достал подготовленные заранее вещи и вышел из комнаты. Дом был окутан ночной тьмой, но с улицы через окна проникал холодный свет.

Спрятав куль за ногой, юноша пригнул колени и аккуратно двинулся к задней двери, так как она была гораздо ближе и ему не пришлось проходить мимо родительской комнаты и подвергать себя лишнему риску. Толкнув ее вперед, Огген услышал ожидаемый тихий скрип в петлях, и вскоре выбрался наружу.

Держась ближе к стене, построенной из сложенных друг на друга стволов срубленных деревьев, мальчик прокрался к углу и выглянул из-за него. Осмотрев главную дорогу, он не увидел ни единой живой души, кроме разве что барса венифика, дремавшего рядом с домом старосты. Удивительное животное, о котором он не подумал до этого момента.

«А не заметит ли меня этот зверь? Вдруг он настолько умен, что сможет как-то предупредить мага о незваном попутчике?»

Но все отменять было уже поздно, таков уж Огген – если он решиться и начнет что-то делать, то мало что или кто сможет его остановить.

Стараясь держаться рядом со стеной и глубоко втянув в свои легкие воздух, он принялся красться в сторону повозки.

Добравшись до следующего угла, мальчик еще раз огляделся и, вновь никого не увидев, отошел от своего дома. Когда он подобрался к задней части повозки венифика, то присел и, потратив несколько секунд на то, чтобы привести дыхание в норму, глянул в сторону, где лежал барс волшебника.

Зверь продолжал спать, как и несколько минут назад, его голова лежала на могучих лапах, а пушистый белоснежный хвост то и дело дергался.

«И как вообще можно приручить такое существо?», – в который раз изумился Огген, после чего поднялся и потихоньку отбросил покрывало, настеленное на сундуки, в сторону и забрался в повозку.

Оказавшись внутри, он вернул покрывало в прежнее состояние и оказался во тьме, поэтому дальше пришлось двигаться на ощупь. Подгибая голову и перемещаясь на четвереньках, Огген пробрался мимо множества ящиков в переднюю часть повозки и забился в ее левый угол. Он был свободен, к тому же в том месте мальчика нельзя было увидеть из-за загородившего его ящика, так что место подходило идеально.

Усевшись, Огген лег ногами к переднему борту повозки и затих. Времени до рассвета оставалось очень много, целая половина ночи, но заснуть он не мог, что было даже хорошо, ведь в таком случае он изрядно увеличивал шансы быть обнаруженным, поэтому мальчик от нечего делать принялся обдумывать свой (с позволенья сказать) план.

Разумеется, оставаться с венификом всегда Огген не собирался. Юноша намеревался сбежать подальше от своей деревни и, как только они будут проезжать мимо какого-нибудь более-менее крупного города, он сразу же спрыгнет с повозки и начнет путешествовать самостоятельно.

«Но куда же мне отправиться? – спрашивал он сам у себя который раз, но вскоре после этого успокаивался. – Сначала нужно начать, а там уже будет видно»

Время пролетело очень быстро, Огген даже не ожидал, что минуты могут быть такими скоротечными.

Обычно бывает наоборот, когда чего-то ждешь, время тянется, будто нагретая резина, но тогда, затаившись в повозке, юноша словно оказался в другой реальности, где время течет не так, как в его. Да, он хотел скорее отправиться в путь, но одновременно с этим Огген боялся и в его голову даже закрадывались мысли «а не бросить ли все и вернуться домой?». Ведь он изрядно рискует, сбегая из Стредигот-Ликоу.

Когда он подумал об этом, запястье правой руки зачесалось и, хоть и не видя его, Огген прекрасно знал, что там находится. Татуировка в виде косы, которую делают всем «полевым» крестьянам в двенадцатилетнем возрасте. Хорошо, что на нем была надета рубаха, длинные рукава которой скрывали его отметину, иначе, попадись она на глаза кому-нибудь, ему могло быть очень худо.

Чуть приподняв край плотного покрывала, Огген тем самым вдыхал свежий воздух и смотрел в небольшую щель, рассчитывая тем самым заметить, когда начнет рассветать. Но Йапенгир, несмотря на слова, сказанные мальчику в момент прощания, вышел из дома старосты, когда было еще темно.

Острый слух Оггена уловил голос венифика, когда тот двигался вместе с барсом в сторону повозки.

– Повезло тебе, Самагаэль. Из-за задержки ты смог как следует отдохнуть и набраться сил.

Послышался ответный тихий, бархатистый горловой рык.

– Но нам нужно ехать, и чем раньше, тем лучше. Я терпеть не могу опаздывать, к тому же не хочу полдня выслушивать прощальную речь Микена, время и так сильно поджимает.

Вновь рык.

– Нет, не нужно. Пиготский тракт местами довольно ухабист, если ты будешь двигаться слишком быстро, у телеги точно сломаются колеса. Тише едешь, дальше уедешь. И зачастую быстрее, к тому же.

После этого волшебник подошел к задней части транспорта и откинул покрывало. Сердце мальчика сжалось и он затаил дыхание, но его не обнаружили. Огген этого не видел, но Йапенгир в тот момент всего лишь достал из своего сундучка мешочек с дымными травами, после чего вернул покрывало в прежнее положение и отправился впрягать в телегу своего тягового зверя.

– Готово, – затянув последний ремешок, изрек венифик, после чего влез на козлы и тряхнул поводьями, которые слегка ударили по бокам Самагаэля. – Вперед, друг мой.

Спустя мгновение телега тронулась, и они покатили по дороге и через какие-то считанные минуты, проехав мимо «Согбенной липы», покинули территорию Стредигот-Ликоу.

Путешествие началось, и внутри у Оггена разлилось новое, незнакомое, но приятное чувство. То же самое ощутил и Йапенгир. Волшебник больше всего любил находиться в дороге. В такие моменты как никогда чувствуется истинная, первозданная свобода, когда бредешь себе под открытым небом, а вокруг широко раскинулись зеленые луга и в нос бьют запахи травы и цветов, которыми насыщен свежий воздух.

Когда солнце встало и осветило все вокруг, волшебник почувствовал себя так хорошо, что замурлыкал себе под нос простенькую песенку.

Дорога дальняя зовет, зовет,

Мы поедем не спеша туда,

Куда птичий нас ведет полет,

За луга, поля, моря, и берега.

Увидим мы края далекие, ха-ха!

Не закончиться у нас еда да питие́,

И улыбки наши не сойдут, ха-ха!

Скажи, какое ждет еще открытие́?

Мегрэм инаите фа-а, не’кру пиачуэ,

Вантум сульфа оринанос панзелунэ…

(Мы идем вперед, не жалея ног,

Ветер раздувает наши паруса…)

Огген, лежавший под настилом в повозке, прекрасно его слышал, но вскоре после пары куплетов волшебник запел вроде как на таворсийском (он узнал несколько слов), а после и вовсе на каких-то языках, незнакомых мальчику. Но Огген все равно с удовольствием его слушал. Песня была длинной, и вскоре незваного попутчика волшебника, укачивая вдобавок колебавшейся из стороны в сторону телегой, разморило и юноша вдруг почувствовал сильную усталость (к тому же сказалась бессонная ночь), и его незаметно для него самого сморило.

В полдень они попали на Пиготский тракт.

Йапенгир уже давно замолчал и наслаждался шикарными видами, а Огген на тот момент продолжал крепко спать. Дыхание его чуть свистело, но колеса и сама повозка слишком шумели, не позволяя волшебнику (и даже Самагаэлю) его услышать, тем более, они оба ни к чему не прислушивались.

Соскучившись в какой-то момент, Йапенгир решил себя чем-то занять и принялся дымить из гальи, пуская в небо струйки и кольца, и в тот момент, когда он убирал огниво в карман, на дороге появились солдаты.

Они вчетвером ехали посреди широкой дороги верхом на высоких гнедых жеребцах в сторону, противоположную волшебнику, и громко говорили друг с другом. Обратив внимание на их герб, вытравленный на нагрудном панцире в месте, где располагается сердце, Йапенгир увидел изображение оперенной стрелы, зажатой в челюсти поднявшегося на задние лапы волка. Это был герб семьи Дамгет, владеющей Истминской крепостью и охраняющей от имени короля Умтораг – землю, по которой путешествовал на тот момент венифик (и Огген).

Солдаты обратили внимание на волшебника лишь тогда, когда почти вплотную проехали мимо.

– Кто это такой?! – послышалось позади чье-то тихое восклицание.

– Выглядит подозрительно. И зверь какой чудной в его повозку впряжен. Может, остановим? Еще и заберем что-нибудь.

– Вы что, ополоумели?! – отбрил их обоих третий незнакомец, не знавший, что венифик прекрасно их слышит. – Не видите одежку и ту чудную штуку, из которой он дым выпускает, будто дракон из своих ноздрей? Это таворсийский чернокнижник. Мне мать сказки сказывала, когда я еще мелкий совсем был, что эти колдуны злые все. Раньше, когда еще безумный Иостральнеш таворсами правил, они несколько деревней наших с землей сравняли, и все для того, чтобы силы свои испробовать. Ценят они чужие жизни гораздо меньше своих свитков. Могут одним взглядом человека умертвить…

– Но он на нашей земле! – перебил его первый голос, но третий закончил.

– …и, к тому же, они в добрых отношениях с его величеством королем Ралоном, сыном Дорала. Твою голову мне не жалко, Юлли, но свою очень даже.

«Чернокнижник, – негодующе подумал Йапенгир»

Слова эти немало его оскорбили, хоть он и слышал за свою жизнь отзывы об их ордене (и себе в том числе) и похуже. Единственное, в чем правы были те люди, так только в том, что начало у ордена венификов было положено в битвах. А точнее сказать, в бойнях.

Йапенгир и многие современные волшебники очень стыдились своих предков тех времен и им, спустя столько столетий, до сих пор не удалось отмыться от полученного позора и звания «ордена мясников», которое и по сей день звучало в устах многих людей.

Когда же Йапенгир через некоторое время оглянулся, то увидел тех солдат очень далеко – они почти скрылись из виду и даже зоркие глаза мага почти их не видели. Как раз в тот момент, когда венифик отвлекся от дороги, телега наехала на внушительную кочку и ее неслабо тряхнуло. Покрывало сотрясло, и под ним поднялась пыль, часть которой попала в нос все еще спавшего на тот момент Оггена.

И тогда юноша громко чихнул, да так, что даже проснулся. Раскрыв глаза настолько широко, что стало даже немного больно, Огген поднял голову и, за несколько секунд осознав, что произошло, напрягся и замер в ожидании.

Повозка мага еще ехала несколько мгновений, и незваный пассажир даже сначала поверил в то, что колдун его не услышал, но вдруг она остановилась.

«Все пропало!», – промелькнула, словно молния, мысль в голове у Оггена, и в этот момент покрывало сорвало, словно мощным дуновением штормового ветра.

Увидев в своей повозке мальчика, сжавшегося, будто загнанная в угол котом мышка, Йапенгир сначала был шокирован, а потом, когда он понял, что случилось и кто перед ним, его лицо исказило суровое выражение.

Испугавшись, Огген рванул прочь в попытке убежать, но маг резко выбросил свою длинную луку вперед, схватил его за шиворот цепкими пальцами и подтянул к себе. Тогда мальчик хотел выскользнуть из рубахи, но Йапенгир быстро догадался об этом намерении и опередил его, стиснув в другой ладони локоть юноши.

Когда он это сделал, побег стал невозможен.

– Ты что здесь делаешь, болван?! – громыхнул волшебник, и от страха Огген едва не потерял сознание.

От престарелого добряка не осталось и следа, перед ним в тот момент был не венифик Йапенгир, менявший ему повязки, а кто-то другой, большой и могучий, с трубным, словно эхо из-под земли голосом.

– Отпустите! – пропищал нечастный Огген, слабо при этом трепыхаясь.

– Отпустить?! Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?! Ах ты молодой глупец! Зачем, скажи на милость, я тебя вообще спасал, если ты теперь суешь голову в печь?! Ты хотя бы понимаешь, что натворил?! Сколько бед навлек на своих родителей, старосты Микена, меня, и в особенности себя самого?! ОТВЕЧАЙ НЕМЕДЛЕННО!

– Это не ваше дело! Я сам так решил!..

– Не мое дело?! – опешил волшебник. – Сам решил?! Что же, хорошо! Да будет так!

И тогда он, подняв Оггена одной рукой, словно перышко, выбросил его из телеги на обочину. Упав на колени, юноша почувствовал резкую боль в ногах, но в тот момент он на нее даже не обратил внимания.

– Удачи тебе в твоих странствиях, мальчик! – продолжил кричать Йапенгир, но в тот момент та мощь, что слышалась в его голосе до этого, начала пропадать. – Желаю, чтобы дорога твоя была усыпана пряниками да сладкими бубликами! Ведь так ты себе это представляешь?! – не дожидаясь ответа, он тряхнул поводьями. – Поехали, Самагаэль! Этот малый намного мудрее и умнее меня, прожившего больше ста пятидесяти лет венифика, он лучше знает, что ему делать! Не наше это дело! Сам он решил… умник… – последние слова колдун негодующе пробурчал себе под нос.