– Остаюсь.
– А диалово вы эту историю с Верховным судом разыграли! Просто безупречно!
Дмитрий опустил глаза. Он ведь тогда, во время их предыдущей встречи, уже всё знал. И не рассказал. А Данила это понял. Наверное, ещё тогда. Догадался, что ему раскрыли всего восемьдесят процентов правды. И, наверное, простил. Дмитрий когда-нибудь обязательно его об этом спросит. Им ещё жить и работать вместе, и очень хочется надеяться, что дружить.
– А ты очень профессионально эмиссию тогда сорвал, – осторожно проговорил адвокат. – Понимаем, как ты рисковал…
– Да они глупые все. Никто этих ошибок не заметил бы, пока бы до дела не дошло. И хорошо, что не дошло. А рисковали мы все. Но знаешь, что я тебе, адвокат, скажу? Хватит отсиживаться в стороне и делать всё чужими руками. Пришло твоё время действовать, даже если через боль. Ну-ка давай пои Митю!
* * *
– Есть идеи, Богдан Петрович? – Ходырев развалился в шезлонге, закинув ногу на ногу, и с издевательской улыбкой уставился на бывшего руководителя службы охраны.
– Есть, Игнат Рафаэлевич. Пусть Фролов ещё чаю принесёт.
– Трудно с вами спорить, Богдан Петрович. Фролов, а не организуешь ли нам чайку? С печеньем.
– Сей момент, Игнат Рафаэлевич. Только баланс проверю на счетах. А то, знаете ли, с барскими привычками мало ли…
– Там миллиардов пятьдесят осталось… Ладно, можно без печенья, а то и вправду мало ли. Так что делать-то будем дальше? А то скучно же так.
– Скучно, – согласился Пекарский. – А вам, Игнат Рафаэлевич, наверняка ведь и костюмчик надеть хочется, а то вот так уже три дня в шортах. Кстати, не успел вам сказать, Стенька объявился. На Кубе. Организует движение за объединение Америк в одно государство. Фролов, ты ещё здесь?
– Так точно, господин Пекарский. Не хотелось бы пропустить обсуждение вопроса «Что делать дальше».
– Да понятно, что, – Ходырев посмотрел вдаль, на горизонт. – Пока ничего. Разве что от «Дельты» прятаться, если охоту объявят. А дальше посмотрим, что там Калинкин предпримет. Может быть, и ему наша помощь когда сгодится. Хотя, скорее, его оппонентам. У него таковых сейчас объявится предостаточно.
* * *
Митрополит Василий вышел в отставку. «И вправду закоснела наша Церковь, надобно новую жизнь в неё вдохнуть, молодую. Мир-то меняется, и Церкви нашей надлежит следовать этим изменениям. В миру живём, куда тут деваться. Но и мир вести за собой мы должны, а то, не ровен час, скатится куда не следует».
И подался он священником в Тимофеевку. Туда, где Стенька произнёс свою первую, принёсшую ему славу, проповедь.
Народ в храме собирался угрюмо, безрадостно, однако пришли все, кото мог. То ли осознали, к чему привело слепое принятие Стенькиных увещеваний и призывов, то ли просто на бывшего Митрополита хотелось посмотреть.
Священник Василий провёл службу как следует, без отступлений от канонов. А потом, когда настало время проповеди, он развёл руки в стороны, как бы обнимая свою паству, и улыбнулся в седую бороду.
– Сделать мир лучше – дело благое, – начал он своим глубоким баритоном. Говорил достаточно громко, чтобы могли слышать все, благо голос был мощный, позволял не переходить на крик. – Благое, конечно. И мы, православные христиане, конечно, должны ради этого трудиться. Только, прежде чем в большой мир выходить, давайте у себя дома разберёмся. Вот, например, наш храм имеет голубые стены. А знаете, что это означает? Не просто так же, какая краска была, такую и использовали. Голубые стены имеют храмы в честь Пресвятой Богородицы…
Он говорил простые вещи – о христианских обрядах, традициях и обычаях, о правильном, по Писанию, поведении. Он говорил долго, и все слушали.
* * *
На истринскую дачу дедушки Кеши они добрались на такси уже за полночь. Коля заранее предупредил Пекиныча, и тот не ложился спать, ждал дорогих гостей. Попытался накормить, но гости отказались, только чаю попили некрепкого, да по несколько ложек облепихового варенья съели.
Алёшу расположили в спальне на первом этаже рядом с комнатой Чалдона.
А Коля поднялся на второй этаж. В ту комнату, которую он на короткое, но очень яркое время считал своей. Потом своей и Милены. Все так же скрипела в коридоре памятная половица. В комнате было всё как раньше, но казалось нежилым. Коля дал команду мыслеобразом, и кресла, расставленные вокруг столика, засуетились, задвигались и за несколько секунд превратились в кровать. Коля вздохнул, прошёлся к окну, сел на краешек упругого матраса.
Он посмотрел на входную дверь и вспомнил, как он плакал здесь, когда прочитал письмо от себя «второго», как заснул в забытьи, и как скрипнула половица и в комнату вошла Милена. «Уже, конечно, за полночь немного, – почти шёпотом проговорила девушка, – но я подумала… Может, согласишься чаю со мной попить? Мы тут с Фёдором Пекиновичем плюшек тебе напекли… Быстренько, как смогли… Хотя, на ночь вредно, конечно… Можно войти?»
Как тогда, Коля сел на кровати и заплакал. Только вот сейчас было тяжело.
Он встал, утирая слёзы, подошёл к холодильнику, открыл. Ну конечно! Бокал пива! Какая неожиданность! Он улыбнулся сквозь слёзы и сделал глоток. На столике он, конечно, обнаружил сигарету и зажигалку. Ну, раз вы так настаиваете… Он накинул куртку, вышел на балкон и закурил.
Он не помнил, когда и как заснул. А когда проснулся, на улице сияло зимнее солнце, его лучи пробивались сквозь затемнённые стёкла комнаты. Было одиннадцать утра.
День пролетел быстро, и он был наполнен грустью. Светлой, но яркой, ослепляющей. Коля с Алешей рассматривали поблекшие фотографии, которые привезли из квартиры Василисы. Старые семейные альбомы. И в какой-то момент, наверное, когда Коля увидел себя маленького на коленях у папы, ему стало совсем невыносимо. Он вспомнил, как тогда ездили на шашлыки… Закрыл альбом, собрал остальные, затолкал все на дальнюю полку. Алеша примолк, только вздыхал.
Втроём, вместе с Василием Юлиановичем, пошли гулять по лесу. И ноги сами привели Колю на ту поляну, откуда когда-то он принёс Милене цветы. Вспомнил, как бежал тогда под дождём, подгоняемый Петром Аристарховичем. Счастливый! Как прижимал к груди промокшие бутончики. И как Милена стояла под зонтиком у входа в дом.
Да за что же всё это! Почему память так устроена? Да, свойство памяти – хранить хорошее. Плохое и вправду забывается быстрее. Но почему хорошие воспоминания так ранят? Почему грусть называют светлой? И как с этим жить дальше? А боль потом притупится? И главное – хочет ли Коля, чтобы эта боль исчезла?
Но надо жить. А как по-другому?..
Когда вернулись, ещё было светло, Пекиныч суетился с полдником.
– Пекиныч, – крикнул Коля с порога, – ты шашлыки готовить мастер?
– А то ж! – охотно подал голос Пекиныч в ответ из кухни. – А хошь, и тебя научу!
– А вот и хошь! – Коля улыбнулся. – За мясом на базар поедем?
С шашлыками они провозились до ночи, с перерывом на ужин. Съездили на рынок, накупили свинины, телятины, баранины, лука, специй и помидоров для соуса. Потом мясо резали, и Пекиныч показывал, как правильно, потом мариновали. Собственно, делали всё в основном Коля и Алёша, а Пекиныч командовал (дорвался в кои-то веки), размахивая огромным кухонным ножом. Намариновали килограммов десять, никак не меньше.
– Иннокентий Аристархович с гостями могут заявиться, – сообщил повар. – Так-то у меня всё есть, но нехорошо было бы уважаемых людей без особого угощения оставить.
Коля представил дюжину учёных-очкариков, поедающих мясо, на которое он вместе с Алёшей потратил почти полдня и полночи, и ему стало жалко шашлыков. Ну, будем надеяться, люди стоящие. Или малоедящие. А лучше вегитарианцы.
Спасть легли опять поздно, но проснулся Коля в половине седьмого. По-быстрому в душ, и на первый этаж. Растолкал спящего правнука.
– Подъём, курсант, – проговорил он ласково. – Через двадцать минут – на зарядку. Пойду разузнаю, как у них тут теперь со спортивным помещением.
Помещение он обнаружил по вполне характерным звукам – Чалдон колотил по груше. Он заметил вошедшего Колю, но не остановился, продолжил наносить по висящему кожаному мешку мощные и точные удары, перемежая их с защитными действиями и постоянно меняя дистанцию.
Коля встал у двери и коротко произнёс:
– Чалдон Бризу.
– На связи, – отозвался старый вояка и тут же провёл серию из четырёх молниеносных ударов по снаряду.
– Василий Юлианович, потренируете нас?
Чалдон едва заметно улыбнулся и молча, кивком головы, указал, мол, заходите.
Мангал вытащили на улицу к двум пополудни. А здоровенный мангал-то! Чугунный, что ли? Где только Пекиныч его прятал! Интересно, что у него ещё в запасе есть?
– Гости прибудут к четырём, – сообщил повар, – а потому, молодые люди, нарубите-ка дров, да давайте уже огонь разводить. Дров-то много понадобится, небось, в три аль четыре приёма жарить будем.
Дров нарубили за полчаса, разожгли огонь в огромном мангале. На улице щипал морозец, но у мангала было даже жарко, и они стояли рядом, сняв перчатки и поднося руки к огню, иногда одёргивая, когда жгло. Молчали.
Тишину нарушил вой рассекаемого воздуха – надо льдом Истринского водохранилища, раскинув огромные чёрные крылья, плавно скользил «Грифон». Истребитель мягко приземлился и, прокатившись несколько десятков метров по снегу, замер. Раскрылись створки люка, и на снег легко спрыгнул Кельт, а за ним Сканер. Потом в проёме люка появилась седая шевелюра и такая же седая бородёнка дедушки Кеши, и офицеры помогли ему спуститься. Следом появился, и все присутствующие, даже Алёша, вытянулись в струнку, исполняющий обязанности Президента Российской Федерации Матвей Юрьевич Калинкин. Вот оно что… Ну, для этих-то шашлыков не жалко, так бы сразу и сказали.
А потом Кельт поднял руку, помогая выйти следующему гостю, и навстречу ему протянулась маленькая ладошка, затянутая в чёрную кожаную перчатку. А потом… потом был изящный взмах каре, и у Коли помутнело в глазах.
Милена спрыгнула на снег и поёжилась, кутаясь в длинную белую шубку. Чихнула.
– Простите, резкая смена климата, – и она улыбнулась, радуясь собственной шутке.
Все стояли и переводили взгляды с Милены на Колю и обратно. А они замерли и смотрели только друг на друга. А потом бросились друг к другу! Коля обнял Милену, поцеловал в губы, в шею, и прижал к себе так, как будто хотел сказать: «Я тебя больше никогда не отпущу!»
– Коля… – тихонько простонала девушка, – ты же меня так задушишь!
– Ничего, – Коля улыбнулся, – мне дедушка Кеша ещё сделает.
Милена отстранилась и посмотрела на Колю строго и внимательно.
– Коля, – сказала она серьёзно, осторожно проведя пальцем по его щеке, – ты что? Два дня не брился?
И, наконец, напряжение отпустило, и рассмеялись все. А Коля стоял, сияющий, и уже не мог вымолвить ни слова. И опять обнял Милену и прижал к себе.
– Я тебя люблю, – прошептал он ей на ухо, – и всегда буду любить. Как же я по тебе скучал!
– Даже не знаю, как реагировать. Я-то с тобой виделась полдня назад, – она усмехнулась, а потом тихо добавила: – И я тебя люблю.
Наконец, он выпустил её из объятий, но руку её крепко держал в своей.
– Коля, а это кто? – она ласково посмотрела на Алёшу. – Твой?
– Мой, – гордо ответил Коля.
– И когда успел… Мне-то сказали, и трёх лет не прошло…
– Так это правнук, – растерянно ответил Коля. – Так-то я ни-ни! И вообще я на Уране был, а там невесомость, а в невесомости ничего такого…
– Ой, да уж мне-то не надо заливать, что в невесомости такого и не такого, ладно? Знаю я вас, мужчин!
А потом они все вместе жарили шашлыки, мешая друг другу и путаясь, кто что должен делать. Что-то немного пережарили, что-то приходилось второй раз отправлять на мангал. А потом все вместе с первой партией шашлыков отправились в гостиную, у мангала остались только Коля и дедушка Кеша.
Коля аккуратно установил на мангале шампуры с заранее насаженными на них кусками мяса.
– Ну и запах! В животе аж бурлит! Эти-то пошли в дом лопать, а мы тут с тобой, дедушка Кеша, как самые ответственные.
На пороге появилась Милена с кастрюлькой в руках, осторожно приблизилась к мужчинам.
– Мы же всё забрали, – виновато проговорила она, – а я вот вам вынесла по паре кусочков. Вы ведь тоже проголодались? Я вам тут оставлю и пойду, а то холодно, – она ещё раз виновато улыбнулась, чмокнула Колю в щёку и убежала.
Дедушка Кеша достал вилкой из кастрюльки кусок шашлыка, протянул Коле, себе другой вилкой достал такой же.
– Ну, за вечные ценности! – произнёс Коля тост, и они, как будто бокалами, чокнулись кусками мяса.
Потом молча жевали, потом съели ещё по куску.
– Ну что, дедушка Кеша, – Коля говорил с набитым ртом, так-то он уже отвык, а вот здесь по-другому не хотелось, – переосмысливается мировоззрение?
– Должен тебе кое-что рассказать, – вдруг серьёзно проговорил дедушка Кеша и повернулся к мангалу, умело поправляя шампуры. – Изначально я эту выходку даже в мыслях не допускал. Всё-таки, клон в чистом виде. Поэтому я попросил Митю вынести вопрос на обсуждение Этического комитета Лиги Наций.
Коля присвистнул.
– Вот это вы, мужики, масштабно вопросы решаете!
– Этический комитет Лиги Наций не дал согласие на клонирование.
У Коли внутри мгновенно всё похолодело. Он вспомнил разговор с дедушкой Кешей несколько недель назад о том, что такое незаконный клон, и ужаснулся. И что…
– Да не ссы ты! – дедушка Кеша зловеще усмехнулся. – Вопрос пока подвесили. Неизвестно на сколько. Пока разрешили изготовить один клон, но находиться он должен здесь, на этой даче, или в НИИ. И ни шагу за периметр.
Клон. Изготовить. Коля поёжился и с опаской прислушался к себе. И отлегло. Да какой к чёрту клон! Он посмотрел в окно ярко освещённой гостиной, где Милена нагнулась и привстала на цыпочки, стараясь до чего-то дотянуться на обильно накрытом столе. Вот же она! Его любимая девушка. Настоящая! С телом и душой. С той же лучистой улыбкой и тем же чувством юмора. И их любовь тоже самая настоящая.
– Она знает? – тихо спросил Коля.
– Да, – дедушка Кеша кивнул. – Сразу тебе не стала говорить, не хотела портить праздник.
Они помолчали, покручивая шампуры на мангале.
– Очень сложно жизнь устроена, – наконец, сформулировал мысль Коля.
– А, по-моему, – послышался сзади нежный голосок, и они оба вздрогнули от неожиданности, – это обостряет ощущения. Проверим сегодня, – и Милена озорно подмигнула Коле.
Она взяла его под руку и прижалась щекой к Колиному плечу.
– Всё будет хорошо, – произнёс он спокойно и уверенно. – Прорвёмся. Доработаем маневровыми.
Как невозможное становится простым
Как жизнь то набирает, а то сбрасывает скорость,
И как осуществляются мечты
И как печалью душу сковывает холод.
Как лучше ошибиться, чем стоять
И наблюдать, как жизнь проходит мимо
И как на волю судеб не роптать,
Как крест нести. Как пережить лавину.
Как жизнь прожить, чтоб не было потом
Сомнений, недосказанности, боли,
Что выбрал не тот путь, мимо ль прошёл
И то невспаханным оставил поле
Об этом ты узнаешь в тот же миг
Когда поверишь, что мир бесконечен
В нём место для тебя, и он открыт
Так сделай шаг к нему. Он ждёт. До встречи!
Москва
2017