Za darmo

Третий Шанс

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– И у них есть своя разведка? Это большой отряд?

– В отряде пятьдесят три человека боевой состав, включая штабной, и двадцать два гражданских сотрудника. Хотя, даже для штабного офицера обязателен минимум пятилетний боевой опыт в «горячих точках». Разведки своей у «Дельты» нет. Она им и не нужна, они с успехом шпионят за основными разведками мира, пользуются чужими разведданными.

– Боевой опыт… – проговорила Патриция в задумчивости. – Мои родители после Войны думали, что вооружённых конфликтов на Земле уже не будет. Наверное, так думает любое послевоенное поколение. А войны то и дело вспыхивают.

По периметру комнаты пробежала едва заметная зелёная пунктирная подсветка. Патриция виновато посмотрела на Ричарда.

– Я понимаю, – он кивнул и едва заметно вздохнул. – Через десять минут очередной посетитель. Если позволишь, девять из них, или меньше, я потрачу на то, чтобы изложить просьбу мистера Калинкина.

– А мне казалось, с Министерством иностранных дел все вопросы решили, разве нет?

– Не совсем. Он просит созвать закрытое заседание Этического Совета Лиги Наций.

И агент Секретной разведывательной службы изложил премьер-министру подробности просьбы. Окончив и выслушав мнение собеседницы, он отрицательно ответил на её вопрос о том, не выжил ли мистер Калинкин из ума от старости или последствий контузии, аргументировав отчасти прагматическими, но гораздо более романтическими соображениями. Знал хитрый лис, к кому обращаться.

– У нас меньше минуты, – Патриция стояла у окна, опершись о подоконник, и грустно смотрела в пол. – Дик… я так рада была сегодня… я не сказала, но ты просто… любая женщина…

– Пэт, – Дик ласково улыбнулся. – Хочешь, поужинаем сегодня? Можем куда-нибудь сходить, или я могу приготовить. В Испании я хорошо научился готовить.

Глаза Патриции загорелись.

– Только у меня дома… – Ричард виновато улыбнулся. – С моей работой там не очень обжито. Хотя…

– Приходи ко мне, – с готовностью откликнулась Патриция. – Я сегодня освобожусь…

– … в десять вечера после заседания Совета по охране природы. Дома будешь в четверть одиннадцатого. К этому времени всё будет приготовлено.

– У меня дома? Дик… я предупрежу охрану…

– Да можешь не предупреждать, – он махнул рукой, – если что, придумаю что-нибудь, но без ужина тебя не оставлю. Я же всё-таки суперагент.

Внезапно он оказался рядом с ней, коснулся губами её щеки, а через мгновение бесшумно исчез за дверью.

* * *

Коля когда-то услышал фразу о том, что вся драматургия строится на семи сюжетах: «Золушка», «Гадкий утёнок», «Победа над чудовищем» и так далее. Услышал и забыл, но, видимо, отложилась в пассив, а сейчас вспомнилась. Точнее, недавно задумался.

За год на Уране он успел прочитать много книг, в основном русскую классику, и вот задумался – а ведь и жизненные ситуации, практически все, укладываются в ограниченное количество стандартных сюжетов. Вот «Джульетта». Относительно небольшое количество людей, по сути, заперты на годы в консервной банке. «Дом-2» в натуральную величину, да без сценаристов! Просто рай для психолога! А ничего нового, такого, чего Коля не видел бы в прежней жизни столетней давности, и ничего, что не было бы описано и буквально разобрано на атомы в книгах классической литературы.

Кстати, о людях в консервной банке. Коля как-то задумался, что здесь, на базе, люди в одном месте, но не вместе. Есть сообщества по интересам (один курительный клуб с группой поддержки чего стоит!) или по каким-то совпадениям, но нет чего-то объединяющего. Вот казалось бы – вместе в трёх миллиардах километров от Земли в экстремальных условиях. А вот не вместе. Должна быть общая цель, а её нет. Геологи чем-то там занимаются, а никому не интересно. Задача водителя скутера – доставить геолога до определённой точки поверхности, а уж зачем ему туда, водителю безразлично. Даже сам геолог просто выполняет отбор проб по критериям, указанным с Земли. В общем, каждый делает что-то своё, а когда делают несколько, то одновременно, а не вместе.

Почему так? Наверное, с самого начала Земля не дала сотрудникам «Джульетты» достаточной свободы действий, стремясь контролировать как можно больше, а местное руководство вообще как-то не заморочилось «погодой в доме». Штатный психолог на «Джульетте» был, но он попал сюда так же, как и все остальные, по остаточному принципу – на Земле места не нашлось, а тут хоть что-то. В итоге он вносил свой вклад в создание атмосферы «болота», причём вклад весомый, потому что профессиональных знаний хватало не только на то, чтобы активно поддержать общее уныло-спокойное настроение, но и с научной точки зрения объяснить его неизбежность.

Есть и сюжет про дурака с инициативой. Вильгельм Забушек постоянно придумывает «нестандартные решения», причём весь смысл именно в нестандартности, без ключевого для правильных нестандартных решений полезного эффекта.

А вот и конфликт отцов и детей. Вечером того же дня в кают-компании, как всегда в это время, собралась вся их, простите за тавтологию, компания. Минж и Билл пытались играть в го, Элли пыталась их отвлекать, Коля рассматривал Элли и краем глаза наблюдал за игрой, Азуми пыталась о чём-то (а получалось ни о чём) говорить с Берни и Джимом, а Энрике устроился в кресле с флексом в руках, расположил поблизости чашку чёрного кофе и закинул ногу на ногу. Коля подумал, что вот так он вполне естественно бы смотрелся в университетской библиотеке, непременно с настоящей книгой в кожаном переплёте и с натуральным свежезаваренным кофе в белой фарфоровой чашке. Но здесь были лишь флекс и обычная композитная «непроливайка» с небольшим магнитиком в днище, да синтетический напиток с точно выверенными органолептическими свойствами, почти идентичными натуральному кофе.

Энджела вошла в кают-компанию неожиданно, прямо-таки ворвалась и тут же с силой запустила в стену свой флекс. Тот был лёгким, парусность опять же большая, в общем, до стены он не долетел. Это примерно как лист бумаги швырнуть. Энджела подхватила флекс с пола, подцепив лишь со второго раза, и опять попыталась зашвырнуть.

Она секунду подождала, пока кто-нибудь заинтересуется причинами, и, не дождавшись, выпалила:

– Неблагодарные!

– Кто? – обречённо, со вздохом, спросил Энрике.

– Эти выродки, Крис и Джули!

Крис был сыном Энджелы, Джули – дочерью. Им было соответственно двадцать два и двадцать, и они жили там же, где и Энджела до отправки на Уран, – в Южной Африке. Отец Криса и Джули ушёл, когда они были маленькие, но держался на глазах и иногда приходил поужинать. Энджелу устраивал социальный минимум для себя, но не для своих детей, и она изо всех сил старалась. Сначала, когда дети немного подросли и их стало можно отдать в детский сад, хотя бы социальный, она, несмотря не более или менее приличное образование и кое-какой опыт, работала на нескольких очень малооплачиваемых работах. Мыла животных в зоопарке днём, когда дети были в детском саду, а по ночам обшивала кожей штурвалы и рукоятки для роскошных паластрумов, в создании которых непременно должна участвовать ручная работа. Потом, наконец, устроилась навигатором в небольшой порт в том захолустье, где они жили. А по ночам всё равно продолжала шить.

Потом появилась эта работа на «Джульетте», за которую платили не огромные, но гораздо большие деньги, а дети к тому моменту подросли достаточно, чтобы их можно было оставить без мамы. И пять лет назад Энджела улетела. Работа на Уране в течение десяти лет гарантировала неплохую пожизненную пенсию, Энджела на неё рассчитывала, поэтому всю зарплату расходовала на жизнь и образование детей. Благодаря хорошему репетитору Крис сумел получить беззалоговый кредит на поступление в колледж, но за образование Джули приходилось платить Энджеле, банк посчитал кредит на образование Джули рискованным. Ну и хорошо. Всё равно это платные колледжи, а не социальные, после которых работу по специальности не найдёшь.

Тем временем Крис закончил колледж и не просто нашёл работу по специальности, а стал инженером-материаловедом, если конкретно, то занимался физико-химическими процессами переработки материалов для «мимипиков». Он оказался талантливым специалистом, его знания и приобретённые во время работы, которую он совмещал с обучением, навыки оказались востребованы, и ему была предложена работа с высокой зарплатой. За два года он хорошо себя зарекомендовал, и его и так не самая маленькая зарплата ещё выросла. Он довольно быстро расплачивался с кредитом, помогал сестре, а неделю назад приобрёл себе собственный новенький паластрум «Красная пальма» – не эксклюзив, но и не массовая марка.

Крис сбросил матери снимок: он и Джулия на фоне паластрума, и Энджела развернула его на обозрение всем присутствующим. Дети, в смысле, молодой человек и девушка, стояли, обнявшись, и светились от счастья. Ну, а снежно-белый паластрум сверкал маленькой красной пальмовой ветвью на борту.

– Энджела, – осторожно проговорил Коля, – может, чего-то не понимаю… (Ох уж этот аборигенский! Как же они без «типа» и «как бы» обходятся!) Но ты, наверное, радоваться должна. Это твой сын. У него успех.

– Да? – Энджела язвительно улыбнулась. – А он за меня порадовался? Сильно? Когда я на двух работах! Потом здесь! Образование на мои деньги…

– И? – Коля вопросительно посмотрел на неё. – Ты для чего ему образование оплачивала?

– Чтобы образование получил! – так же с вызовом выпалила Энджела.

Ну да. Конечно. Очевидно же.

– Ты хотела, чтобы дети жили, как ты? Или лучше, чем ты?

– Ой, да моей жизни! Да ты не видел, как я жила! Убожество! Я хотела, (чтобы) мои дети (жили) не в убожестве!

Колино сознание привычно восполняло пропущенное Энджелой на аборигенском.

– Ну вот, ты и добилась. Крис сам себя обеспечивает, причём неплохо. И у него по жизни хороший старт. Помогает сестре. А ты…

– А я вообще теперь не нужна?!

– Энджела, – спокойно проговорил Коля, – он зачем тебе эту фото… (вот ведь сила привычки!) – это изображение прислал?

 

– Похвастаться! Вот я какой диаловый! Все смотрите!

– Нет, Энджела. Он хотел, чтобы мама за него порадовалась. Чтобы близкий, любящий и любимый…

– Да вот ещё! Кто там кого! Да он слово «любовь»…

– А такова природа мальчиков, – с улыбкой вмешался в разговор Энрике.

Коля, воспользовавшись паузой, огляделся. Разговоры в кают-компании замерли, дела остановились, и все следили за диалогом. То есть, теперь уже… Как это, когда трое общаются? А, неважно.

– Мальчики проявляют любовь не обязательно сюсюканьем. Может быть, ты и сама его воспитывала…

– Сама, конечно! Кто ещё мужское воспитание даст!

– Он любит тебя, Энджела, – продолжал Энрике. И говорил он так, что не верить ему было нельзя. Так, как он всегда говорил. – Ник прав. Ты делала всё, чтобы дети добились успеха в жизни. Чтобы стало именно так, как сейчас. И ещё, не нужно ревновать. Наши дети должны быть лучше нас. Ты же хотела быть лучше своих родителей? И это правильно. Мир должен развиваться, а значит, дети должны быть лучше нас. Умнее и правильнее. Ты показала идеальный пример, Энджела, каким должен быть сын. И ведь он… он же правда хотел поделиться с тобой радостью. И уж точно, прости за откровенность, не хотел вызвать ревность.

Энджела вздохнула и опустила голову.

– Он написал. – Она едва заметно всхлипнула. Или просто тяжело вздохнула. – Он написал, что мечтает меня покатать. Купил кусочек кожи, [как та, из которой] я шила. Чтобы [сделать] сидушку. Для меня. Только. Специальную.

На её глазах появились слёзы. Элли подбежала к ней, обняла, а Энджела уткнулась в её плечо и тихо заплакала. С едва заметной улыбкой.

Коля вздохнул и тихонько, бочком, по переборке просочился к выходу из кают-компании и направился в свою маленькую каюту. Вот так. Обычные для этих мест мелкие драмы. Так человек устроен – ему нужны события, а если их нет, человек или выдумывает из маленьких драм большие, или живёт чужими. Сколько людей здесь на «Джульетте»? И каждый, каждый(!) одинок. Здесь можно уйти от уединения, но нельзя от одиночества.

* * *

Была совсем осень. Уже не красивые разноцветные листья, а голые деревья с пропитанными влагой чёрными ветками, слякоть и грязь.

– На улице довольно мерзко, – меланхолично констатировал Дмитрий, глядя в окно на капли дождя, мягко исчезающие в газоне. Он сделал глоток кофе, продолжая смотреть на дождь за стеклом.

Вот так. На аперитив адвокат пил эспрессо, была у него такая традиция.

– А тебе не всё равно, какая там погода? – весело, с улыбкой от уха до уха, поддержал разговор Данила. – Не с барышней же встречаешься, коей вечерний моцион был бы уместен опосля ужина за куртуазной беседой.

Дмитрий поставил чашку на блюдце и внимательно посмотрел на собеседника.

– Данила… ты здоров?

– Здоров-здоров! – рассмеялся Данила, а потом смех как-то быстро сошёл на нет, осталась лишь грустная улыбка. – Должен же кто-то после ухода Дворянской на нормальном языке говорить. А то все вокруг, как я раньше. А ты же знаешь, я быстро учусь. Потому речь моя из примитивного средства передачи информации тотчас изменилась изрядно, напитавшись тем, что вкладывали в неё великие сочинители прошлого. Скажи, диалово!

– Типа того, – согласился Дмитрий и на вопросительный взгляд Данилы тут же пояснил: – Милена Голицына научила. А её Николай Афанасьев…

– Помню-помню, – поспешно перебил Данила, он не хотел развивать эту тему.

– Интересно, – задумчиво проговорил адвокат, – а мы сохраним этот язык для следующих поколений?

– Типа того, – немного неуместно ответил Данила, ещё не освоившись с новым оборотом. – Если и не мы, так останутся же люди…

– Да вы, молодой человек, пессимист!

– А вы, молодой человек, посмотрите по сторонам, да и скажите, отколь основу для оптимизма сыскать? Все, кто мог служить надеждою отечеству… – Тут Данила задумался и сбился на привычное: – Дим, а чёто Лондон всех пустил?

– Ты спрашиваешь, почему Соединённое Королевство предоставило политическое убежище Калинкину, Дворянской, Филатову и ещё пятерым гражданам России?

Данила нетерпеливо кивнул.

Подали закуски – «Перепелиное гнездо» для адвоката и «Листья клевера в черничном соусе» для финансиста.

– То, что замыслил Ходырев, в принципе, уже понятно всем правительствам мира. Захватить власть, ослабить страну и продать этот проект повыгоднее. Такой громоздкий, но геополитически привлекательный эксклюзивный товар. Затеял он проект на свои деньги, коих требовалось относительно, по его меркам, немного. А дальше стал предлагать на рынке, который, хотя бы и ограничен, но не безлюден. Купил Объединённый Халифат, получая влияние и на Китай с Индией, и на Европу. Заодно и у Ирана с Турцией поменьше фантазий о региональном доминировании будет. Причём открыто об этом Халифат не заявляет, да, думаю, и не будет.

Китай, как обычно, готовится выиграть, сдаваясь в плен, то есть, ведёт совсем уж непонятную игру – не усиливает Территории под Совместным Управлением, даже не препятствует созданию экстремистских ячеек на этих территориях, отдавая это на откуп российской администрации, зато взвинтил ставки в противостоянии с Халифатом в Австралии и Южной Америке. Европа тем самым втянулась в разбирательства в той части света, не бросать же США в этой сваре, ну и стало не до нас.

Полгода назад с нашей помощью они опомнились. С обеих сторон. Но с Китаем договориться не удалось, он играет странную многовариативную многоходовку. А Европа пошла ва-банк. Или мы наводим порядок у себя сами, или война с захватом территорий до Урала.

– А Халифат будет спокойно смотреть, как объект его инвестиций…

– А Халифат, проведав об этом, уже притормозил инвестиции и выдал Ходыреву ультиматум, мол, давай обещанный товар, не обременённый правами и требованиями третьих лиц.

– Постой. А мы чего?

– А мы Европе пообещали навести у себя дома порядок.

Данила замер, не донеся вилку до рта.

– Из Лондона? Навести порядок горсткой интеллектуалов из…

Дмитрий пожал плечами.

– Давай чуть позднее расскажу.

– Ну давай, – Данила всё-таки донёс вилку до намеченной цели и принялся активно пережёвывать листья клевера, а на нижней губе появилось пятнышко соуса, которую он сразу не заметил. – Всёрно неясно, как с Лондона порядок. Темболе… – Он осёкся, сделал паузу, улыбнулся. – Тем более, принимая во внимание происходящие в стране события. Шацкий…

– Забудь о Шацком.

– Следующий Федоренко. Выяснил я, что ты просил. «Лепестки и Бутоны» опосредованно принадлежат Федоренко. При том же, по моему скромному разумению, генерал представления не имеет, насколько твёрдые и прямые линии ведут к его персоне. И лишь невежде неизвестно, как эта компания выросла за полгода. Как старт сумасшедшего пинга. Почти восемьдесят процентов выручки приносят заказы компаний Ходырева и его товарищей. Федоренко же успел несколько раз стать прекрасным объектом для формирования компрометирующих сведений, сподвигнув государственных служащих на правонарушения, направленные на развитие сего романтичного предприятия.

Дмитрий скептически покачал головой.

– При всём уважении, милый друг… Не стиль Дворянской. Но ты продолжай.

А Данила вдруг мечтательно посмотрел в потолок.

– Эх… Был бы у нас F-Command, всё бы уже достоверно знали…

– Вот потому его у нас и нет. Пожалуйста, дальше.

– По второму вопросу. Ванмушин, который пришёл на смену Дворянской, активно готовит эмиссию. По моему…

– … скромному разумению…

– … совокупный объём денежной массы после эмиссии…

– …приведёт к необеспеченности рубля резервами. А сами-то они на что жить будут? Натуральным хозяйством?

Данила пожал плечами.

– Хотя… может быть, это часть… – Дмитрий задумчиво разговаривал сам с собой. – Может быть, имеется в виду мечтание народа о наведении порядка, и тогда… Надо Калинкину сказать, он… А, может, разделить страну на регионы… Нет, пусть Калинкин думает. Но вообще, посмотри, что происходит…

– А что происходит?

– А происходит, что страна готовится к какому-то новому режиму, которого я не понимаю. Ты слышал о законе о народной милиции? Скоро в Думу внесут.

– По правде сказать, не совсем. Мои познания в этой области непростительно скудны. Они никчёмны.

И друзья… да, уже друзья, весело рассмеялись.

– По сути это легализация формирований, которые стихийно возникли по всей стране на религиозной почве. Давняя история повторяется: не принуждение, не материальная мотивация, а идеология. И на базе этой идеологии, да с отставными офицерами во главе, формируются отряды. Осталось только узаконить их и предоставить им оружие. И вот тебе готовые подконтрольные экстремистские объединения. Подконтрольный же президент обеспечивает невмешательноство государства, хотя бы на первых порах, и вот тебе рецепт хаоса. Вопрос только, как потом они порядок собрались наводить… Вообще, что у Ходырева в голове…

– А ты Филатова спроси, он наверняка уже прибор разработал.

– Не разработал он прибор. Более того, он искренне верит, что чтение мыслей невозможно за небольшими исключениями, на которых и основан F-Command.

Из ресторана Дмитрий вышел примерно через час. Данила исчез на четверть часа раньше. Их не должны были видеть вместе, и, видимо, вообще нельзя будет встречаться в ближайшие месяцы. Или годы. Да и увидятся ли вообще… А приятный, чёрт побери, парень, хочется просто общаться! Дружить. Может, сложится когда-нибудь?

И опять вопрос: сколько правды можно рассказать. Дмитрий рассказал не всю. Поймёт ли Данила когда-нибудь? Когда узнает всю правду. Через месяцы или годы… Ох, да увидеться бы вообще в неизвестном будущем, а там уж можно и объяснить, а он поймёт, он неглупый. И так много сказал. А это уже от безысходности. Калинкин с Дворянской тогда качали головами, мол, не знаем – не знаем, парень-то ой какой шустрый… И Дмитрий решил за всех. Решил один, но, если он ошибся, отвечать придётся всем вместе, и отвечать своими жизнями… И если бы только ими… В этой игре ставки совсем другие.

* * *

Это был третий Колин полёт в космос с Урана, и третий раз это был восторг! До того, что дыхание перехватывает, а сердце замирает. Огромная красивая голубая планета в окружении тонких и ярких колец. И пусть солнечного света не хватает, чтобы озарить всё это великолепие, как оно того достойно, всё равно его достаточно, чтобы можно было смотреть и восхищаться этой красотой.

Они вышли из атмосферы пять минут назад, и Элли заложила крутой вираж, прежде чем поставить шаттл на автопилот.

До Миранды почти сто тридцать тысяч километров. Три с лишним часа пути. Опять невесомость.

Коля как-то, не подумав, проговорился, что летел до Урана с Земли четыре месяца.

– Ты ж на транспортнике прилетел, – не поняла Элли. – Он же полтора года… подожди… На чём ты летел, Ник?

Коля тогда только пожал плечами, ну, мол, подбросили до транспортника. А Элли какое-то время не унималась:

– Это же больше миллиона километров в час. Это же… У русских так летают только «Молнии», «Скорпионы» и «Грифоны». Ну, к последним двум тебя вряд ли кто подпустит, иначе ты бы здесь не сидел… Ник, ты что-то такое натворил, что…

Но Коля не дал ей договорить, и она больше не спрашивала. Лишь спустя какое-то время Коля выяснил, что скорость в миллион километров в час была очень затратным мероприятием. Дело не только в супер-двигателях. Чтобы избежать столкновений с большими и маленькими космическими телами, на этих космических судах используются специальные защитные поля, работающие в широком спектре диапазонов. Вроде как микроволновка, способная расплавить или расшатать до резонанса вплоть до критических вибраций любое космическое тело, встретившееся на пути, до определённой массы, конечно. Плюс лазеры, отстреливающие всё, что несётся навстречу, или кинетическое оружие. Плюс всякие сканеры-радары с мощным компьютером для анализа траектории и своевременной активации систем пассивной и активной защиты. Ну, и ко всему зап-связь с центром на Земле, куда стекается информация обо всех космических телах, засекаемых телескопами.

«Скорпион» – это многоцелевая боевая машина российских силовых структур, точнее сказать, элитных подразделений этих структур. Настолько элитных, что Элли, конечно, сразу отмела возможную принадлежность Коли к этим исключительным людям. Про «Грифон» ей даже в голову прийти не могло, это были настолько глубоко модернизированные «Скорпионы», что их выделили в отдельный тип. Оставались «Молнии». Коля так понял, что это что-то навроде частных джетов, существовавших в его время. По телеку видел.

Коля тогда ушёл от ответа, Элли сделала какие-то свои выводы и донимать не стала.

Но сейчас скорость их шаттла казалась нереальной. Элли заложила полётную программу так, что кольца оказались над шаттлом, проходили совсем близко, и Коля через прозрачную центральную потолочную консоль любовался проносящимися… Нет, он чувствовал, что это их маленький космический кораблик несётся под причудливо закрученными маленькими космическими телами.

 

– Хоанг, – Коля повернулся к сидящему сзади в салоне вьетнамцу, – а из чего кольца состоят?

Хоанг зевнул и улыбнулся.

– Частицы пыли, горные породы…

– Пыли? – удивился Коля в очередной раз, хотя эту фишку про пыль он уже несколько раз слышал раньше. – Они же вон какие!

– Непрозрачные, – согласился Хоанг. – Диаметр каждой частицы от двадцати сантиметров до двадцати метров. Просто их очень много.

«А всего колец тринадцать, и у них есть названия, – мысленно продолжил Коля. – Греческие буквы. Одно из колец называется «Дельта». Оно необычное». О необычности отложилось пока непонятное «азимутальные отклонения нормальной оптической глубины и ширины» и «волнообразная азимутальная структура» из-за небольшого спутника внутри кольца. Вот такие они загадочные, эти «Дельты».

Вслух же он задумчиво сказал с лёгкой искренней улыбкой:

– Как же красиво…

Элли улыбнулась и ничего не сказала. Она пощёлкала по клавишам, и в кабине заиграла музыка. Раньше Коля её не слышал. И она была такая… сравнить было не с чем. Она была не быстрой и не медленной, не агрессивной и не спокойной… Просто романтической, и она как будто касалась самого сердца.

Он вдруг почувствовал, вспомнил. Всё. Опять. Детство. Родителей. Семью. И что было потом. Он закрыл глаза и вдруг представил,, как наяву, – изящный взмах каре и заливистый смех… Всё это было тёплым, настоящим. Тем, что навсегда останется с ним, что навсегда останется в его сердце.

Коля ощутил прикосновение и открыл глаза. Элли держала его за руку, смотрела на него и улыбалась. Неизвестно, что она подумала, что поняла, но ни о чем не спросила.

– Как редко ты бываешь таким, – проговорила она совсем тихо и украдкой бросила взгляд на Хоанга. Тот с деланным вниманием вперился в иллюминатор.

– Да ладно вам, – весело проговорил он, продолжая смотреть куда-то вдаль. – Вся команда уже в курсе вашего романа. Или как лучше? «Я никому не скажу?»

Все трое дружно рассмеялись.

Коля, по правде сказать, смутился от слов Хоанга. Это не было романом. Не было интрижкой. Было больше, чем дружбой… Это не было любовью, даже влюблённостью, но чувства были. Нежные, трогательные, но… Да чёрт побери! Ну зачем всему определения давать? Есть их маленький мирок, где они вместе. И всё. И без взглядов вперёд или назад. Просто здесь им вместе вот так. Здесь они друг у друга лучшее, что могло случиться, и они не стали от этого отказываться.

Можно ли жить без взаимопонимания? Да можно, конечно, только лучше, когда тебя понимает хоть кто-то. Можно ли жить одному? Да тоже можно, но, когда рядом Элли, у жизни появляются яркие цвета. Без борьбы за жизнь, за себя, за то, чтобы остаться тем, кем стал. Просто, сами по себе. И ещё Коля чувствовал себя нужным ей, и от этого краски становились ещё ярче.

– Эй, наблюдательный геолог, – бросил Коля через плечо. – Нам на Миранду-то зачем? «Джульетта» и то ближе.

Хоанг опять улыбнулся.

– Это необычный спутник. Снаружи лёд, внутри силикатные породы и органика. Причём, перспективы многообещающие. Очень разнообразный рельеф. Трещины, разломы, кратеры, долины, переплетения хребтов и уступов и так далее. Есть три очень интересные области – венцы. Километров по двести примерно. Уникальные геологические образования, которые мы сейчас и изучаем. Заодно испытываем автономные геологические роботы-разведчики. Один из них будем сейчас ремонтировать. Отборы проб со второго попробуем принять на орбите. А по Миранде учимся исследовать геологическую природу такого рода космических тел для понимания, как всё возникло. Физики ещё гравитационную дифференциацию изучают.

Коля вздохнул. Ну вот, начал же по-человечески, а закончил не-пойми-как! Эх, Хоанг!

– У Миранды ещё необычный наклон орбиты, – продолжил геолог. – А вообще из пяти самых крупных спутников к Урану он ближе всего, поэтому с неё и начали.

Элли и Коля, продолжая держаться за руки, опять дружно рассмеялись.

Ну, вот так и летели. Коля не считал времени. Он любовался кольцами далёкой от Земли, но самой близкой сейчас к нему планеты, и он не хотел различать в них причудливо закрученные в бешеном круговороте пылинки и камни.

Так он и задремал, улыбаясь, пропуская через себя прекрасную музыку и сжимая в руке Эллину ладошку.

Проснулся он, когда Элли, переведя управление в ручной режим, начала манёвр сближения. Прямо по курсу вырастала Миранда – спутник Урана, огромная, покрытая льдом каменная глыба диаметром в полсотни километров. Холодная, безжизненная и одинокая. Как почти всё здесь.

* * *

Рука у бабушки была гладкая, мягкая, но всё равно это была рука девяностолетней старушки. Алёша обнял её и уткнулся носом ей в шею, и она гладила его по волосам, а волосы у него были чуть влажные от снега, который забился даже под шапку. Он затих, и на шею бабушки упала горячая слеза. Потом ещё одна. И ещё…

Что тяжелее – потерять дочь и её мужа или потерять маму и папу? Не дай бог кому в жизни столкнуться с этим. Дочь Василисы Николаевны Войтенко, в девичестве Афанасьевой, погибла вместе с мужем. Их убили.

Ольга, дочь Василисы Николаевны, как и её тётя Маша, была журналистом. В последних своих репортажах Ольга писала про движение «Чистота и честь». Сперва она сделала чисто информационный материал: лишь сообщила зрителям о событиях в Тимофеевке, когда Мария Ивановна Петрова зарубила топором своего мужа. Тогда в средствах массовой информации поднялась целая истерия, причём большинство Ольгиных коллег по непонятной ей причине оправдывали и поддерживали и саму Петрову, и её односельчан, не отдававших убийцу в руки полиции. Ольга предприняла своё собственное расследование, и результаты её ошеломили. Движение «Чистота и честь» с колоссальной скоростью набирало обороты, по всей стране создавались дружины, которые за вполне реальные деньги нанимали в качестве военных инструкторов отставных офицеров армии и полиции. И никого это не настораживало! Наоборот, СМИ почему-то воодушевились идеями священника Стеньки о чистоте веры как средстве морального очищения общества.

Редактор тянул с выпуском Ольгиных аналитических программ, предлагая собрать больше материала. Три недели назад она отправилась в одну из дружин за материалом, и связь с ней прервалась. Через день её муж поехал в эту дружину на поиски пропавшей жены, поскольку полиция лишь послала запрос в населённый пункт и успокоилась. А ещё через день тела обнаружили в лесу. Ольгу и ее мужа закололи вилами. Полицейский сказал, что обе смерти были быстрыми.

Их сыну Алёше было девять лет. После похорон родителей он остался жить у бабушки. Родственники, Машины дети и внуки, предлагали Алёше жить у них, и, наверное, когда-нибудь так и будет… Чувствовала Василиса Николаевна себя уже не очень, возраст. Но пока Алёша остался у неё. Он и раньше часто бывал у бабушки и успел обзавестись приятелями по соседству.

Вот и сейчас он три часа кряду носился с мальчишками по занесённой снегом площадке, они построили снежную крепость, а потом, штурмуя, разнесли её. Мальчик хотя бы немного отвлекался, точнее, забывался. А потом прибегал домой, и всё возвращалось. У него не было истерик, он просто сильно грустил и скучал по родителям. Очень сильно. Иногда ревел, а иногда, как сейчас, тихо плакал.

– Ты веришь, что они сейчас смотрят на нас с неба? – негромко, почти шёпотом, спросила бабушка.

Внук ничего не ответил, лишь печально закивал.

– Это хорошо, что веришь. Потому что так и есть.

Трудно было бы жить с осознанием «никогда». И человек в такой трагедии отчаянно цепляется за надежду, за веру, за что угодно. А тем более ребёнок, совсем недавно живший в счастливой семье, наполненной радостью и любовью.

– Бабушка, – неожиданно серьёзно проговорил Алёша, – а ведь у меня теперь, кроме тебя, остались только все двоюродные?.. Ну, кто по линии… – он всхлипнул, – бабушки Маши.