Ловушка для идеального мужчины

–Последний год, Аленка.

–Последний, – соглашается та и тянет подругу к школе. Таня послушно идет следом. – Думала, куда будешь поступать?

–Да ничего я не думала. Я вообще не хочу больше учиться. Какой смысл? Отдать очередной шараге пять лет для того, чтобы получать тридцатку? Я лучше буду блог вести, там можно полмиллиона в месяц получить, а то и больше. А, может, еще проще.

–Что может быть проще?

–Найду богатого мужика и буду содержанкой, – глубокомысленно отвечает Таня и по ней видно, что она не шутит. – На самом деле мужиков, готовых платить за секс, до фига. Вон, глянь на стоянку, сколько народу приехало на крутых тачках. Для них выкинуть стольник и оплатить хату, как тебе кофейку попить. Согласна?

Алена машинально соглашается, не решаясь себе признаться, что ей давно опостылела полунищая жизнь в стремной квартире с родителями, занимающихся стремными делами, отчего откровенные заявления Тани кажутся едва ли не революционными. Но развивать эту тему она не решается, тем более, что они уже приблизились к толкающимся школьникам и, встав поодаль, смотрят, как мэр со сцены толкает проникновенную речь о необходимости получить образование, чтобы стать полноправным членом общества. В завершении своей речи, он приглашает к микрофону выдающегося педагога, настоящего героя Сергея Богаченко, который рискуя жизнью спас школьника. Алена смотрит, как рядом с мэром появляется ее отец, ловит на себе любопытствующие взгляды, но делает вид, что ей все равно.

–Папашка у тебя, конечно, красавец, – негромко шепчет ей на ухо Таня. – Капитан Голливуд. Будь он богатеем и не будь ты моей подругой, я б с ним замутила. Черт, я б с ним замутила, даже если б он не был богатеем. Все, что меня тормозит, это ты.

–Дура ты, – шепчет Алена и хмурится. Шутка подружки не кажется ей смешной. Таня хохочет. Тем временем мэр на сцене объявляет, что Сергей Богаченко становится почетным гражданином города и вручает ему памятный знак, затем жмет руку. Алена видит, как улыбка на лице отца становится растерянной и вымученной, он протягивает мэру руку, словно хочет получить что-то еще, но тот лишь обменивается с ним рукопожатием, а потом какая-то соплячка в бантиках пролезает вперед и дарит отцу букет.

–Значок почетного гражданина – и всё? – хмурится Таня, смотрит на расстроенную подругу и пожимает плечами. – Даже премию не выпишут? Отстой. Вот и делай добро людям. Там же глубоко, он мог и сам не выплыть. Гос-споди, какое позорище! Если кто-то будет при мне тонуть, я даже пальцем не пошевелю.

Алена сознает, что на ее лице сейчас такая же жалкая улыбка, что у отца, и ей становится стыдно. Она зла, что отец своим поступком привлек внимание к ее персоне, и теперь последний год ей придется с удвоенной энергией отбиваться от нападок одноклассников, которые и без того шпыняют учительскую дочку. Таня замечает ее настроение и тащит прочь.

За школой Таня достает сигареты и предлагает Алене, и та, хотя давала себе зарок не поддаваться на провокации, берет сигарету. Сейчас ей слишком плохо, чтобы отказываться от минутного удовольствия. Она прикуривает и выпускает вверх ароматный дым, в котором чувствуются нотки вишни и чего-то еще, сладкого и терпкого.

–Не парься, – говорит Таня. – Через два дня все забудут. Да и вообще никто не понял, что тут такого. Наоборот, будут говорить: Сергей Владимирович – крутой мэн.

–А толку то с его крутизны? – резонно возражает Алена. – Слышала, что мэр трындел? Надо учиться, учиться и еще раз «еще раз». Чтобы стать членами общества. Папа вон учился, и что толку? Сейчас мэр поедет в ресторан жрать ананасы, а папаша со своим значком наперевес – тетрадки проверять.

–Потому я тебе и говорю – в задницу это образование, – резюмирует Таня. На этот раз Алена соглашается с большим энтузиазмом. Они сидят на заднем дворе еще полчаса, до того момента, когда раздается первый звонок, после чего встают, отряхивают юбки и идут к парадному входу. Наперерез из кустов акации выходит тот самый мужчина в клетчатой рубашке. От него несет перегаром и давно не стиранными вещами.

–Девчонки, закурить не будет? – говорит он.

–Топай, дядя, – отвечает смелая Таня и утаскивает Алену за собой. Ни та, ни другая не знают этого мужчину и не подозревают, какую роль он сыграет в их дальнейшей судьбе.

*****

После торжественной линейки Сергей, войдя в школу вместе с другими учителями и школьниками, старательно удерживал на лице резиновую улыбку, чувствуя унижение. Собственно, никто не обещал, что после спасения ребенка ему непременно дадут квартиру или какую-то финансовую помощь. Никто об этом не заикался. Он сам повелся на разговор Виктора и… поверил. Поверил, хотя еще за час до линейки не думал о награде, как не думал о ней тогда, в погожий летний день, когда увидел в воде тонувшего мальчишку. Он, не раздумывая, бросился вниз, и только подлетая к воде подумал: только бы успеть.

Он успел. Уже на берегу, передавая перепуганного школьника в руки взрослых, Сергей был совершенно не готов к тому скандалу, что закатила жена, брошенная на мосту, перепуганная тем, что в середине разговора муж, без всяких объяснений, бросается к ограждению, взбирается на него и прыгает в реку, будто решив совершить самоубийство. На тот момент, когда он, мокрый, с хлюпающими водой туфлями, добрался до супруги, Дарья сидела в летнем кафе, ближайшем от моста, на крайнем стуле с совершенно синими от страха губами. И когда Сергей начал жалко объяснять ей, что произошло, накинулась на него с такой бранью, которой он не слышал от нее никогда, хотя в последнее время…

В последнее время они часто ругались.

В битвах против Дарьи Сергею редко удавалось выйти победителем, поскольку его аргументы действовали слабо или не действовали совсем, хотя пятнадцать, десять, пять лет назад ему удавалось усадить ее напротив, злую, раскрасневшуюся от ярости, и начать со слов: «послушай, давай посмотрим на эту ситуацию с другой стороны…» И все волшебным способом разрешалось. Он высказывал свои соображения, она – контраргументы, и к концу вечера они были уже не ссорящиеся супруги, а переговорщики, заинтересованные в скорейшем прекращении огня. Но тогда Аленка была еще маленькой, не превратившись в разменную монету в руках матери. Позже, после того, как Алене исполнилось тринадцать, и она вступила на взрывную дорожку переходного возраста, ссоры учащались, становясь все более ожесточенными. И однажды, после выброшенного Сергеем предложения все обсудить, Дарья вдруг резко ответила:

–Пошел в задницу! Просто пошел ты в гребаную задницу со своим гребаным психоанализом! Тошнит уже от твоих разглагольствований! Лучше б работу нашел нормальную!

После чего Даша забрала Алену и уехала к матери дуться, оставив его беззвучно открывать рот от изумления. До того работа никогда не была камнем преткновения. Да, учитель истории, да еще в школе, не бог весть кто, но денег им хватало. Он думал, что хватало. К окладу добавлялись факультативы, репетиторство. Квартира, машина… Стабильная жизнь, которая враз дала трещину, заставив его сомневаться в себе, хотя он любил работу и, что бы там не говорила директриса, до сих пор первого сентября испытывал легкий трепет и волнение. Но оказалось, что денег не хватает, просто катастрофически, потому что дочь ходила в школу с несчастным андроидом, в то время, как в других давно были яблочные гаджеты, отдыхать ездила на дачу к бабушке и один раз в Турцию, а не на Мальдивы и Дубаи, как другие. И однажды, уже после той ссоры, когда Дарья дулась шесть дней и не разговаривала, взорвалась уже Алена, пристыдив отца за нищебродство. Что-то такое ей прилетело в школе, кто-то посмеялся, то ли над одеждой, то ли над телефоном, но после этого Алена рыдала весь вечер, отказалась ужинать и заявила, что в школу больше не пойдет. Дарья, что незадолго до этого вышла на работу в салон красоты, усугубила конфликт. С тех пор эта тесно спаянная парочка клевала отца в мозг, требуя все больше, и презирая его за нежелание променять школу на что-то куда более престижное. Но, надо признать, что им удалось сдвинуть его с мертвой точки, заставив на лето браться за риэлтерские услуги, для которых у него был заведен отдельный телефон. Так продолжалось ровно до того момента, когда он, сгорая со стыда, не встретил родителей своего ученика, а те выговорили ему за «постыдное» занятие в следующем году, на первом же родительском собрании, когда он посмел сделать их чаду замечание.

Если бы продавать квартиры и дома Сергей мог так же виртуозно, как рассказывать о Римской империи и царствовании Ивана Грозного, он наверняка бы из принципа ушел из школы, хотя эта мысль и не нравилась. Но продажи шли ни шатко, ни валко, конкуренция оказлась высокой. Так что Сергей лишь изредка пытался что-то заработать на этой почве. Хуже всего было то, что квартира, в которой они жили, принадлежала родителям Дарьи. После смерти тестя, теща, Дашина мама тоже сдала и нуждалась в постоянном уходе. Дашин брат, у которого жила теща, ненавязчиво намекал: после смерти родительницы квартиру надо будет делить по-честному. Так что намеки Виктора на вероятное получение квадратных метров неожиданно попали в больное место. До вручения этого совершенно ненужного звания, Сергей еще на что-то надеялся, и только после скользкого рукопожатия градоначальника понял: зря. На первом же уроке, дав школьникам возможность опомниться от начала занятий, Сергей вышел в интернет и почитал, что дает ему новый статус. Оказалось – ничего, кроме приглашений на городские торжественные мероприятия, даже бесплатный проезд не был предусмотрен.

«Ну и ладно, – уныло подумал он. – Не жили богато, нечего и начинать. Я же ни на что и не рассчитывал. Как жил, так и буду жить!»

Но утешить себя почему-то не получалось. Сергей подумал, что лучше бы и не было этого пафосного поздравления с красиво упакованной дулей в финале. Хуже всего было то, что Аленка, что попадалась ему на переменах, старательно отворачивалась от отца, делая вид, что они незнакомы. Сергею казалось, что ей так же стыдно, как и ему.

Отведя занятия в первую смену, Сергей получил короткую передышку и подумал: стоит ли идти на обед в школьную столовую, где обедали коллеги, наверняка желающие обсудить с ним столь почетную, как им казалось, награду, или удовольствоваться прихваченными на всякий случай из дома бутербродами. Второй вариант казался более соблазнительным. Отложив в сторону конспект, Сергей с хрустом потянулся, встал и хотел запереть дверь, чтобы никто не помешал ему спокойно поесть, когда дверь отворилась, и в кабинет проскользнул худой мужчина.

–Добрый день, – вежливо произнес Сергей, метнув взгляд на открытый портфель и лежащие сверху бутерброды, завернутые в пищевую пленку. Ему показалось, что запах ветчины успел пропитать все вокруг, иначе чем объяснить, что вошедший хищно задергал ноздрями: – Вы ко мне?

–Ну так, – хмыкнул мужчина и сунул ему ладонь с грязными ногтями. – Здорово, Серега. Сколько лет, сколько зим…

Сергей машинально протянул руку и нахмурился. Где он мог видеть этого человека?

В облике гостя было что-то нездоровое и одновременно нечто знакомое, заставившее вздыбиться волоски на руке. Мужчине было лет сорок, а, может, все шестьдесят, сетка ранних морщин на опухшем испитом лице затрудняло определение возраста, седина давно не стриженных, довольно грязных волос также прибавляла несколько лет, как и неожиданная плешь на темечке, красная, как шапочка кардинала. От вошедшего за версту несло перегаром, грязной одеждой и застарелым потом давно не мывшегося человека, манжеты рукавов были абсолютно черными. Сергей даже удивился, как обычно бдительные охранники пропустили внутрь этого человека, даже отдаленно не похожего на родителя учащегося элитной школы. Вошел внутрь с толпой родителей? Но где пропадал целых четыре урока? Сергей бросил взгляд на телефон: позвонить охране? Но человек назвал его по имени, причем весьма фамильярно. Мужчина заметил этот взгляд и криво усмехнулся, обнажив гнилые черные зубы.

–Что? Застремался со старым другом поручкаться? А когда-то вместе со всеми кричал: мы банда, мы банда! Да не очкуй, Богаченко, это я, дружбан твой.

Похороненное в глубине души воспоминание вдруг вырвалось на свободу и ударило Сергея под дых так, что он открыл рот и забыл вдохнуть, вглядываясь в покрасневшее от алкоголя лицо маргинала, в котором почти не угадывались знакомые черты старого друга, видеть которого он не планировал больше никогда.

–Славян? – недоверчиво произнес Сергей.

–Славян, – подтвердил гость и, сжав руку Сергея, потряс ей в воздухе.

*****

Славка Попов, давний друг из прошлого, которое давно было погребено под слоем земли, выглядел плохо, словно только чудо заставило его протрезветь и продержаться в таком состоянии несколько часов. Душноватый сивушный выхлоп окутывал его фигуру, смрад распространялся по всему кабинету, впитываясь в стены. Пожимая суховатую лапу Попова, Сергей с трудом сдержал отвращение.

–Сколько лет, сколько зим, – безрадостно произнес он. – Садись, Слав. Когда виделись в последний раз-то? Даже не вспомню…

–Ну, еще бы, – усмехнулся Слава, обнажив на миг черные зубы, уселся за парту, которая была ему мала. – Вы с такими как я не видитесь. Ты вон большим человеком стал, с мэром здороваешься за руку, подарки от него получаешь.

–Да каким большим, Слав, – поморщился Сергей, уже догадываясь, что за этим неприятным визитом последует просьба денег и лихорадочно вспоминая, сколько у него есть с собой в бумажнике и удастся ли отделаться парой сотен. – Я простой учитель, сомнительная карьера так-то. Не бизнесмен, не олигарх, даже не чиновник. Обычная скучная жизнь. Ты-то как?

–Я-то? – оскалился Славка и хитро поглядел на Сергея. – Я-то в шоколаде, Богаченко, или по мне не видно? Вчера мэр заезжал лично, привез знак почетного гражданина. Но я его не принял. Рылом мэр не вышел со мной встречаться. Вот губернатор бы приехал, другое дело, или президент сразу, тогда да, тогда конечно. А мэру я дверь даже не открыл.

–Слав, что ты хочешь?

–Я-то?

–Ты-то, – раздраженно ответил Сергей, с сожалением думая, что его бутерброды провоняют застарелой грязью и потом. – У меня перемена скоро закончится, так что излагая внятно, чего тебе надо?

Слава наклонился вперед, и Сергей отпрянул, сморщившись от вони из его рта.

–Что, побрезговал? – презрительно спросил Слава. – Надо же, каким ты неженкой стал, не то, что раньше, когда на мокруху шел.

–Я никогда не ходил на мокруху, Слав, – ответил Сергей, с трудом сдерживая желание смазать по этому опухшему лицу.

–Да ну? Видать что-то с памятью твое стало? А я вот все хорошо помню. И про жмура, и по то, как драпали все вместе, и про клятву ртов не раскрывать, да вместе держаться до самого конца. Только вы как-то быстро обо всем позабыли, бросились бабло стричь, а меня оставили в полной заднице. Не так скажешь?

–Слав, мы тебя за уши должны были тащить? Рюмку и рук выбивать? Двадцать лет прошло…

–Двадцать пять!

–Двадцать пять, – согласился Сергей, чувствуя, как закипает от ярости кровь. –Что мы можем для тебя сделать? Содержать до конца дней, наливать, потому что ты свою жизнь профукал?

Слава побледнел, его глаза налились кровью.

–Я вас тогда вытащил! – прошипел он. – Я! Тебя в частности. Тащил прочь, пока ты нюни распускал. Я сказал, что дальше делать, пока вы ныли, блевали и канючили: Славян, помоги, ты же опытный, у тебя батя сидел… Если бы не я, вас бы замели в первый день! Вы же меня выбрали в предводители тогда, потому что батя – урка. И если бы что случилось, вы б меня и сдали!

–Не сдали бы.

–Неужели?

Он часто задышал и обшарил кабинет торопливым взглядом, облизал губы, будто умирал от жажды, а, может, и действительно умирал. Сергей ждал, чувствуя нарастающую тревогу. Этот немытый пропойца, явившийся с обвинениями давностью в четверть века, мог изрядно испортить ему жизнь просто не вовремя открыв рот. Сергея по-настоящему напугало, что он, за давностью лет, давно потерял из виду старых приятелей, повязанных не самыми приятными воспоминаниями, а вот Попов, как оказалось следил за ним, явившись на линейку. Или же это произошло только из-за внезапно свалившейся на голову популярности? И значило ли это, что Попову известно только местонахождение одного из еще четверых подельников давней истории, что так скверно закончилась? Если Слава знал только где найти старого друга Серегу Богаченко, дело предпринимало дурной оборот. Этот алкоголик намеревался доить его ровно столько, сколько хотел. И в настоящее время Сергей даже не знал, как ему отказать. Часы все тикали, до начала урока оставалось всего ничего, а опустившийся алкоголик все не уходил, лишь сопел, и смотрел набычившись, словно собирался броситься Сергею в горло.

Облизав губы, Слава решился и веско произнес:

–Я тут подумал и решил: за вами должок.

–С чего бы?

–С того, что я сказал. Мне, Серега, терять нечего. Мне жрать нечего и жить негде.

–И в долг не наливают больше?

–Завали хлебало! – разозлился Слава. – Значит так: гони полтос сейчас, и еще полтос в следующем месяце. Хватит на вас богу молиться!

Глядя на это ничтожество, что изрыгало визгливым голосом свои требования, Сергей почувствовал, как первый шок и испуг растворяется, и теперь его переполнял гнев. Вскочив из-за своего стола, он схватил Славку за грудки и поволок к дверям, сломив его жалкое сопротивление. Славка, вытаращив глаза, упирался ногами, цепляясь за руки Сергея и впиваясь ногтями в кожу, его щеки раздулись, отчего он стал похож на подыхающего бульдога. Впечатав почти безвольное тело в дверь, Сергей под ошеломленные взгляды учеников, выволок Славку в коридор. Распахнувшаяся дверь бахнула о стену с пушечным грохотом. К ним уже спешил охранник, но, не обращая на него внимания, Сергей все тащил забулдыгу-приятеля к выходу, а тот хрипел и все норовил обмякнуть, выскальзывая из рук историка.

–Сергей Владимирович, помочь? – крикнул охранник издали.

–Справлюсь, – пробухтел Сергей, подтащил Попова к выходу и выволок наружу. Там, придав ему ускорения, Сергей сволок его по лестнице на тротуар и, швырнул на асфальт. Попов приземлился на землю, как дохлая жаба, ахнув от боли. Подойдя ближе, Сергей пнул его в тощий зад.

–Значит теперь слушая сюда, – угрожающе сказал он. – Больше мне не попадайся. Еще раз увижу – урою, понял?

Слава не ответил. Сергей постоял рядом с ним пару мгновений и направился внутрь школы, поймав на себе любопытствующие взгляды охранника и коллег, зацепил взволнованные мордочки школьников, что с интересом смотрели на драку. Войдя внутрь, Сергей подавил желание оглянуться и проверить, как себя чувствует его давний друг. В классе он оказался уже после звонка, проигнорировав любопытство поднявшихся учеников. Встав у доски, Сергей слабо улыбнулся, хотя его еще потряхивало, и хорошо поставленным голосом произнес:

–Здравствуйте, ребята. Садитесь. Начнем урок. Итак, сегодня мы рассмотрим с вами Средневековую Европу. Записывайте: Римская империя, устройство деревень, переселение народов и расслоение общества…

Сергей не смотрел в окно и не видел, как внизу, под окнами школы стоит Попов и шарит глазами по окнам, пытаясь найти нужное, а если бы Сергей увидел его, то мог бы прочесть по губам отвратительные ругательства и сухое обещание отомстить.

*****

25 лет назад

Петровский рынок – самое лучшее место для любого подростка для того, чтобы спрятаться от внешнего мира и остаться в полной безопасности и под защитой от внешнего мира, где до тебя нет дела вечно озабоченным проблемами взрослым, готовых в любой момент накинуться с нотациями: почему ты не в школе, где твои родители и почему ты шляешься в опасной близости от прилавков со всякой всячиной. Рынок, городская мозоль, на тот момент самое посещаемое место, кроме парка развлечений, но там бесплатно на каруселях не покататься, бабки билетерши нещадно гоняют и, если что зовут на помощь блюстителей закона, еще не переименованных в полицию. А те рады поглумиться, чтобы вытрясти хоть каких-то деньжат из беззащитных подростков. Времена еще лихие, страна только-только оправилась от путча. На рынке торгуют турецким и китайским шмотьем, заморскими сластями и выпивкой, в обменниках бойко идут в ход доллары, а в воздухе отчетливо витает голодный запах свободы.

Конец сентября. Сережа Богаченко, Слава Попов, Володя Вершинин и Коля Безуглый сидят в крохотной шашлычной, где взяли две палки шашлыка на четверых, и косятся на взрослых, что преспокойно пьют пиво. Мальчишкам по пятнадцать лет, пиво им не продают, разве что очень сильно попросить, ведь до их моральных качеств продавцам нет дела, но на выпивку нет денег. Они надеются, что их пятый товарищ принесет спиртное, но тот запаздывает. Мобильных телефонов, современного и почти естественного продолжения руки каждого жителя Земли ХХI века еще нет, а с таксофона они звонили уже дважды, оба раз нарвавшись на мать Саби. Саби Бебусенов, казах, золотой мальчик, с которым очень выгодно дружить, потому что у него есть денежки, но даже без них он отличный парень. Саби, маленький, худенький, как тростинка, и немного женственный, влился в компанию в конце зимы, после переезда, напуганный новой школой и городом, а еще тем, что ему пришлось столкнуться с мелкопакостным расизмом одноклассников. То, что он оказался в компании уверенных в себе парней стало невероятным везением, которое Саби спешил отрабатывать мелкими податями вроде денег и вкусняшек. Отец Саби – стоматолог, у него золотые руки, и недостатка в подношениях нет. Саби может вытащить из дома любой элитный алкоголь, и никто не заметит, потому что отец, как истинный мусульманин, не пьет спиртное даже в компаниях.

Пока они ждут, Славка, косясь на взрослых, излишне громко, со смачными деталями излагает почти правдоподобную историю про то, как переспал со студенткой-третьекурсницей, употребляя такие слова как «буфера» и «драл». Володька, самый плотный из них, жует жесткую свинину и слушает, иронично подняв одну бровь, что означает: так я тебе и поверил! Коля смотрит в окно и глотает слюну, потому что во рту пересохло, и он хочет пива. Сергей пристроился на самом краешке стола и возит своим кусочком мяса по тарелочке с кетчупом. У него грязные пальцы, и он хочет вытереть их, но салфетки кончились, отчего ему приходится украдкой вытирать руки о штаны. Сергей не любит шашлычки, в них темно и невозможно поговорить нормально, но на улице дождь и сильный ветер. Как вариант, можно снова пойти в какой-нибудь подъезд, но они и без того постоянно тусуются в подъездах, откуда их с завидной регулярностью гонят. Но сейчас их вытолкают и отсюда, потому что как бы медленно они не ели мясо, оно кончится, и придется освободить столик.

С Колькой Сережа знаком давно, с самого детства, сидели можно сказать, на одном горшке в детском саду, потом пошли в один класс. Года через два в их дуэт плавно влился и Володька Вершинин, полноватый, флегматичный, с блестящими способностями к математике. Колька особыми способностями не блистал, списывая домашку то у одного приятеля, то у другого. А классу к шестому главный хулиган класса – Славка Попов, чья притягательность измерялась количеством отсидок его отца, снизошел до кучки ботаников, осознав, что ни, в общем-то нормальные пацаны, после чего полностью подавил их сопротивление, сделав своей свитой. Успеваемость мальчишек ползла вниз, как и оценки по поведению, родители безуспешно пытались оградить детей от влияния трудного подростка, но потом смирились и махнули рукой, мрачно предсказывая, что он втянет их в историю. Сейчас, слушая пошлое вранье Попова, Сережа думает, что родители не так уж ошибаются, и впервые за несколько последних лет ему не хочется находиться здесь. Но дома тоже нечего делать, кроме уроков, или просмотра телевизора. Можно взять напрокат кассету и в очередной раз поглядеть «Терминатора» или «Чужих», все лучше, чем торчать тут, потому что все это уже слышали не один раз. Сережа уверен, что Славка, что бахвалится своими успехами, даже не знает с какой стороны подойти к девушке, не то, что уложить ее в койку.

–Ну вот, – продолжает Слава. – Дело доходит до самого главного, и я тут понимаю, что у меня нет резины, а становиться папашкой мне как-то неохота. Девка попалась огонь, и пока я пытался ее развести на минет, она засунула руку мне в штаны и давай там шурудить, да так ловко, что я прямо чуть не ой! Прямо как пацан!

–Чуть не ой? – уточняет Володька с набитым ртом. Под шумок он подъел свою порцию и подобрался к Колькиной, пока тот, с разинутым ртом не слушал россказни товарища. Истории Славки всегда такие реалистичные, хотя правды там процентов пять, и максимум, что происходило с ним и этой девицей, так это случайная встреча в подъезде. Славка смотрит на Вову с неодобрением.

–Чего тут непонятного?

–Да все понятно. Ну, короче, ты чуть не ой, и что было дальше?

Володька подмигивает, и с этого момента понятно, что вся Славина история – полнейшее вранье, но он не намерен сдаваться.

–И когда я понял, что она хочет, прямо как мартовская кошка, я повернул ее спиной, задрал юбку, лезу в трусы, а там прямо таки бабушкины рейтузы! Чуть ли не с начесом! И это в такую жарень!

Колька хохочет. Взрослые и официантка оглядываются на них с гримасами недовольства.

–Хорошо хоть меня не смутить такой ерундой. Но тогда я впервые подумал о разнице в возрасте. Может я этот… как его…

–Геронтофил, – подсказывает Володька. Колька захлебывается в смехе, подвывая и всхлипывая. Следом за ним начинает ржать в голос Славка и Володька. Не смеется только Сергей, замечая через стекло, как к кафе торопится знакомая щуплая фигурка. Пока Сергей смотрит, как Саби, бережно прижимая к груди непрозрачный пакет, к столику подходит официантка и недовольно просит их уйти или заказать что-нибудь еще. Славка собирается спорить, но Сережа опускает руку на его локоть и кивает в окно. Славка комкает салфетку и демонстративно бросает ее мимо урны, разве что не плюет на пол. Под яростным взглядом официантки друзья вываливаются в сентябрьскую хмарь.

–Принес? – деловито спрашивает Слава и Саби кивает, потрясывая пакетом, а потом озабоченно добавляет:

–Надо бы лимон купить.

–Зачем? – спрашивает Володька. Саби воровато открывает пакет и показывает бутылку с надписью «текила».

–Ее надо с солью и лаймом.

–Что такое лайм? – осведомляется дремучий Славка.

–Это вроде лимона, только маленький и зеленый, – поясняет Саби и, если сумерки не обманывают, он краснеет, как девушка. – Только у нас дома лайма не было, а соль я взял.

–На рынке тоже нет лаймов, я никогда не видел, – добавляет Сережа. – Может, ну его? Так выпьем.

–Положено с лаймом, будем с лаймом, – решительно заявляет Славка и направляется к павильону с фруктами. На вопль Володьки, он машет рукой, мол, идите, догоню. Они пожимают плечами, делают пару шагов в сторону, но не уходят и мнутся около выхода, пока не видят его, стремительно улепетывающего прочь. За ним выскакивает замотанная в пуховый платок баба, разразившись трехэтажным матом.

–Ходу! Ходу! Ходу! – орет Славка, и они бегут прочь, хохоча от собственной ловкости и могущества. В руках Славки зажат желтый лимон. Перебежав дорогу, они устремляются в парк, уже закрытый, но гулять там никто не запрещает, не работают лишь аттракционы. В старом парке, где за ненадобностью стоят собранные со всего города статуи забытых вождей пролетариата, есть масса укромных мест, сломанных скамеек и аттракционов, вышедших из строя, где можно разместиться с определенным комфортом, пока их не вывезли на городскую свалку, как хлам. Фонари горят не везде, друзья инстинктивно выбирают тропинки потемнее с выщербленными пластами плитки, куда точно не сунется патруль, чтобы не огрести по первое число. На первой полянке, где темные статуи глядят безглазыми ликами в никуда, уже занято, и друзья идут дальше, вглубь, где остались качели-лодочки с оборванными цепями. Здесь им везет. В лодочках пусто, от ветра закрывают облетающие кусты акации и стена брошенного кафе. Немного пованивает мочой и сыростью, но на эти мелочи можно закрыть глаза. Они забираются в одну лодочку, усаживаясь напротив друг друга: Коля и Володька на одной лавке, Саби, Сергей и Слава – на противоположной.

–Ножа-то нет, – сетует Слава. – Чем лимон порезать?

–Так кусать будем, – решительно отвечает Володька и протягивает руку Саби. – Давай.

Тот протягивает пакет, в котором звякает. Володька удивленно присвистывает: Саби прихватил две бутылки.

–Кучеряво, – говорит Володька и ловко сворачивает пробку. – У меня текилу даже родаки не пробовали поди. Буду первым… Погоди, а пить из чего? Ты стаканчики не взял?

–Я не догадался, – конфузится Саби и опускает голову. – Я подумал, что кто-то возьмет…

–Думал он, – передразнивает Славка. – Ты же бухло нес, надо было и о таре позаботиться… Всему вас надо учить.

Саби бормочет что-то под нос. Сергею кажется несправедливым этот наезд на человека, который только что притащил им элитное пойло, которого они никогда не пробовали, и он велит Славке отвянуть, и тот послушно отстает.

–Из горла бухнем, – объявляет Володька. – Будем по кругу передавать. Как ее правильно пить-то? Лизнул, куснул, бухнул?

–Лизнул, куснул, бухнул, – подтверждает Саби и смеется. Володька шарит в пакете, вынимает кулек с солью грубого помола, сыплет себе щепотку в рот, кусает лимон, кривится и делает щедрый глоток из горлышка, кашляет и отфыркивается, морщась от крепости.

–Зараза! – кряхтит он. Все смеются, а он передает бутылку дальше, после чего процедуру повторяет Коля, за ним Сергей, Славка и Саби, но Сергею кажется, что Саби только делает вид, что пьет. Когда он подносит бутылку к губам, его горло остается неподвижным, кадык не двигается, хотя Саби старательно морщится и кряхтит, утираясь рукавом, подражая друзьям. Володька, кажется тоже замечает эту хитрость, но не вмешивается, все понимая: Саби мусульманин, ему нельзя… Он и шашлыки из свинины не ест, только делает вид, чтобы никого не обидеть. Все это замечают, подсовывая ему курятину, но внимания не акцентируют, потому что так и поступают настоящие друзья. Бутылка ходит по кругу, и понемногу алкоголь под хилую закусь в виде лимона забирает их. К открытию второй бутылки лимона не остается. Мальчишки продолжают солить руку, но потом отказываются и пьют просто так, хотя их уже мутит. Но отказаться сейчас – это признать, что ты еще маленький, а этого никому не хочется. Пару раз мимо проходили патрули, бросая взгляды на сломанные лодочки, но даже если и замечали подростков, не подходили.