Глава 28
– Первый снег! – сказала Вера, которая отодвинула занавеску и наблюдала за тем, как кружатся и падают снежинки. – Сколько мы с тобой сидим взаперти?
– Так уж и взаперти, – возразил я. – По дворцу можно гулять и на запись ездили.
– Ездили, – согласилась она. – Сначала студию проверила орава жандармов, а потом нас туда отвезли на броневике в сопровождении трёх машин охраны. Наверное, так не охраняют короля Эдуарда. Только перепугали работников студии, а у оркестрантов дрожали руки.
– Кому он нужен, твой Эдуард, – сказал я, поднялся со стула и подошёл к ней, – а мы нужны всем!
– Лучше бы о нас забыли! – с тоской сказала жена, уткнувшись мне в грудь лицом. – Неужели и дальше сидеть в этой золотой клетке или выезжать из неё с полком охраны?
– Наследника с женой так же охраняют, – смущённо ответил я. – Малыш, ну что тебе сказать? Наверное, когда начнётся война, станет полегче, а лет через десять мы уже не будем представлять для врагов такой ценности, тогда и охрану уменьшат.
– И ребёнка у меня нет, – не слушая, продолжала плакаться Вера. – Знаешь, мне уже не доставляют радости ни новые песни, ни твои книги. Не надо меня обнимать, я ведь знаю, что сейчас понесёшь в кровать. Мне будет хорошо, но очень недолго, а потом вернётся тоска!
– Мы с тобой вместе меньше трёх лет, – возразил я. – И вообще ещё очень молоды, а ты впадаешь в меланхолию. Я выполнил свой долг перед Родиной и помог ей уцелеть и стать сильной. Разве это не стоит временных неудобств и ограничений? У тебя есть всё, стоит только пожелать! И друзья теперь рядом, так что не нужно никуда ехать. А дети и свобода у нас ещё будут.
Два месяца назад нам сообщили, что пойманы два агента английской разведки, целью которых были мы. Они только собирали сведения, но после этого нам сначала усилили охрану, а потом фактически запретили куда-либо выезжать. Тот выезд на студию, о котором упомянула жена, был исключением. Было совершено неудачное покушение на нового канцлера, и после проведённых арестов раскрыли группу, которая собиралась убить императора. Аресты приняли массовый характер и на захваченных английских агентах опробовали указ императора об измене. Семнадцать человек расстреляли, втрое большее число арестованных получили хорошие сроки с конфискацией имущества, а у остальных любителей устраивать покушения и торговать государственными секретами появился повод хорошо подумать.
– Если хочешь, можно поехать в один из закрытых городов, – предложил я. – Там будет почти нормальная жизнь. Нужно только подождать до лета, а то ещё не всё построено.
– Мы уже жили в одном таком, – сказала Вера. – В этом дворце людей больше, чем было там.
– Ты не права, – возразил я. – Это действительно города, а не тот лагерь. Мне о них рассказал Шувалов. Население в каждом двадцать или тридцать тысяч, будут даже кинотеатры.
– Почему мне так плохо? – спросила жена. – Я ведь и до этих арестов почти не выезжала из дворца, а как узнала, что этого делать нельзя, что на нас охотятся… Все занятия сразу потеряли привлекательность, делаю по привычке, не испытывая удовольствия…
– И это тоже? – спросил я, лаская её в нужных местах. – Неужели совсем никакого удовольствия?
Она тяжело задышала и подставила губы. Целуя, я унёс в спальню и там продолжил лечение. На время она стала почти прежней. Жаль только, что хандра скоро вернётся. Я не знал, что делать. Если бы ей удалось забеременеть, но пока мои усилия в этом были безрезультатными.
* * *
Кайзер не любил зиму за промозглую сырость, частые дожди и висевшее над головой свинцовое небо. На зимнюю хандру накладывалась тревога, связанная с грядущей войной. Империя, которая наконец стала единым государством, напрягала все силы, но он знал, что за океаном сил больше. Была уверенность, что победа будет достигнута, вопрос в том, какой ценой. Он боялся, что цена может оказаться очень велика. На войну работало каждое четвёртое предприятие, а на военные нужды шла половина бюджета. Долго так продолжаться не могло. Численность армии довели до двух миллионов бойцов и увеличивать больше не собирались. Исход битвы решат авиация, артиллерия и флот. На всём побережье объединённой империи строились мощные оборонительные сооружения и создавались новые аэродромы. Флоту уделялось первостепенное внимание, но в грядущем сражении должны были участвовать в основном подводные лодки. Защищаясь, войну не выиграешь – это известно даже школьникам. Он хотел сыграть ва-банк. Когда ударный флот американцев завязнет в Средиземном море, флот империи совершит переход в шесть тысяч километров и пройдёт по атлантическому побережью Американских штатов, сея смерть и разрушение в портовых городах. Американцы забыли, что такое война, пора им это напомнить. У них останутся боевые корабли, но далеко на юге, а флот с Тихого океана в Атлантический быстро не перебросишь. Небольшие корабельные группы на военно-морских базах будут его флоту на один зуб, а боевой авиации на побережье мало. Конечно, американцы могут прервать операцию по захвату французского побережья, но у них не получится пройти через Гибралтар. Сотня подводных лодок не пропустит в океан ни одного корабля. Англичане не посмеют вмешаться, иначе вся Англия запылает в огне. Каждый месяц заводы выпускали двести первоклассных самолётов, для которых по ускоренной программе готовили экипажи. К лету у него будет невиданная сила – три тысячи одних бомбардировщиков! Число самолётов пытались скрыть, строя ангары и применяя маскировку. Танками не занимались: хватало тех, которые были построены для русских и уцелели в битве с французами. Их держали только в качестве резерва при прорыве береговой обороны. Важнее артиллерия, на неё и тратились.
Он не понимал упорства, с которым американцы пытались развязать войну, сам действовал бы совсем не так. Колонии захвачены, в том числе и германские, и не так уж сложно устроить империи морскую блокаду. Это намного дешевле прямого столкновения. Но нет, они строят аэродромы в Алжире и перебрасывают в Африку сотни тысяч тонн военных грузов и боевую авиацию. В самих Американских штатах были его агенты, которые в своих донесениях сообщили даже состав флота и примерную дату его отплытия.
– Ваше величество, – сказал заглянувший в кабинет секретарь, – вы вызывали генерал-майора Николаи…
– Да, пусть войдёт, – разрешил кайзер, довольный тем, что можно на время прогнать тяжёлые мысли и заняться делом.
Ответив на приветствие начальника разведывательной службы, он выслушал его отчёт. В свои семьдесят четыре года Вальтер Николаи сохранил ясную голову и был во многом незаменим, поэтому его до сих пор не отправили в отставку.
– Значит, вы так и не установили причину научных успехов наших союзников, – подвёл итог кайзер. – Плохо! Я обратился лично к императору, но он ответил, что у нас нет времени чем-либо воспользоваться, а после войны можно вернуться к этому разговору. Может, он и прав, но я хотел бы судить об этом сам, а не с его слов. Мы в тяжёлом положении, и любая помощь не будет лишней.
– Всё слишком хорошо охраняется, – ответил генерал, – а от чиновников можно получить лишь сведения самого общего характера. К тому же они напуганы казнями.
– А что выяснили по молодому дарованию?
– К нему, ваше величество, подобраться не легче, чем к остальным секретам. Не знаю, с чем это связано, но его охраняют не хуже наследника престола. Под охраной и все его родственники, кроме дальних.
– Значит, вы утверждаете, что он дружен с семьёй наследника?
– Так утверждают оба наших источника. У него дружба и с братом наследника, да и с самим императором непонятные отношения. Я сказал бы, что он симпатизирует Мещерскому и высоко его ценит, если бы не возраст. Русский император, по слухам, склонен общаться с людьми пожилыми, а двадцатилетний мальчишка не может быть для него авторитетом.
– Не тратьте на него времени, генерал, – сказал кайзер. – В конце концов, русские – наши союзники, а слабости императора – это его дело. А вот сведения по новым видам оружия не помешают. Только действуйте очень деликатно.
Когда Николаи вышел из кабинета, Август ненадолго задумался, потом что-то для себя решил и взял лист бумаги. Через несколько минут было готово письмо такого содержания:
«Дорогая дочь! Если это не входит в противоречие с твоим долгом, я буду очень признателен, если рассеешь моё недоумение касательно князя Алексея Мещерского, с которым дружен твой муж. Мне непонятна всеобщая приязнь императорской семьи к такому молодому и ни в чём себя не проявившему человеку. Зная императора, я не могу поверить, что его склонность объясняется творчеством князя. Нас он заинтересовал из-за того, что почему-то вызвал большой интерес у англичан. Фигуры в окружении императора или твоего мужа интересуют многих, и я в этом не исключение. Могу заверить, что, как друг и союзник, а с недавних пор и родственник российского императорского дома, никогда не использую ничего, что пошло бы ему во вред. Целую тебя, твой отец».
Он решил закончить работу, поэтому не стал вызывать секретаря, а сам вышел в приёмную. Отдав письмо для отправки дипломатической почтой, Август уже собрался уйти, но в приёмную быстрым шагом вошёл младший брат.
– Ты можешь уделить мне немного времени? – спросил Иоахим.
– Я уже закончил с делами, – ответил Август. – Тебя устроит кабинет или поговорим у себя наверху? Как ты съездил?
– Об этом тоже поговорим, – сказал Иоахим, открыл дверь кабинета и, пропустив в него Августа, вошёл сам. – Моя поездка не выявила ничего нового. Всё, как мы и предполагали. Если война будет быстрой и не очень тяжёлой, французы как-нибудь её переживут, но если они понесут большие потери, нашему союзу придёт конец. Наверное, американцы на это и рассчитывают. Чуть позже я подготовлю для тебя отчёт.
– О чём ты хотел поговорить? – спросил Август.
– Война на носу, а я слишком многого не понимаю, чтобы чувствовать себя спокойно! Я не понимаю американцев, и я не понимаю тебя!
– Что тебе не ясно с американцами? – спросил Август. – Они перебросили в Алжир много самолётов, бомб и другого, что нужно для ведения авиационной войны. Её и будут вести. Со своих африканских баз они смогут бомбить половину Франции, вот дотянуться до нас будет сложней. Горючего у самолётов хватит только до Мюнхена. Я не ожидаю боевых действий на суше. Десантные корабли смогут высадить за один раз тысяч двадцать бойцов и небольшое количество танков. Даже если они сделают ещё два-три захода, сил хватит только для захвата небольшого плацдарма. Для крупномасштабных боевых действий американцам нужно в пять раз больше солдат и в десять – техники. Об оккупации речь вообще не идёт, для этого им не хватит и полумиллиона солдат.
– А зачем тогда флот? – не понял Иоахим. – Если принуждать нас только бомбежками…
– У нас тоже много самолётов, – напомнил Август. – Наносить удары из Алжира очень неудобно, поэтому я на месте наших противников постарался бы захватить плацдарм во Франции. Если бы англичане пошли американцам навстречу, без этого можно было бы обойтись, но они отказали в помощи. Но даже если ничего не станут захватывать, флот отвлечёт на себя часть наших сил, а на авианосцах четыре сотни самолётов.
– Не верю! – сказал Иоахим. – Что-то здесь не так! У них не получится превосходства в воздухе, поэтому захват плацдарма ничего не даст. Как ты себе представляешь его использование под непрерывными ударами нашей авиации?
– Это один из вариантов, – пожал плечами Август. – Я не знаю планов американцев и всего того, чем они располагают. Наверное, у них будут для нас сюрпризы, но и мы их тоже готовим, и не один.
– А почему я о них ничего не знаю? – спросил Иоахим. – Не доверяешь?
– О некоторых знаешь, – ответил брат, – а знать другие тебе просто не нужно. Скажу только об одном. Мы не используем флот в предстоящем сражении. Все боевые корабли, кроме подводных лодок, скрытно выйдут к американскому побережью и нанесут американцам максимально возможный ущерб. Огнём корабельной артиллерии и бомбёжками с авианосцев уничтожим большую часть портов, находящиеся в них корабли и частично разрушим города.
– Дерзкий план! – сказал Иоахим. – Я даже назвал бы его безумным. Американцы дадут нам возможность уничтожать города?
– Мы знаем состав флота, который они приведут в Средиземное море и всё, чем они вообще располагают. Ты назвал мой план безумным, а в чём ты видишь безумие? В Тихом океане у американцев останется сильный флот. По сведениям нашей разведки, его не собираются использовать. У них и так двойное превосходство в кораблях, к тому же существует угроза от заключивших военный союз Японии и России. А потом они не успеют воспользоваться своим флотом. На военно-морских базах осталось немного боевых кораблей, а береговой обороны почти нет. Остальные силы разбросаны по базам в колониях.
– А авиация?
– С ней примерно та же картина, что и с флотом. Я не ожидаю сильного противодействия.
– Американцы могут прервать операцию, – сказал Иоахим. – Что им помешает вернуть флот?
– Мы, – ответил Август. – На выходе из Гибралтара их встретят наши подводные лодки.
– Если они пронюхают о твоём замысле, лишимся флота.
– Вот поэтому о нём пока знали только три человека в империи, ты теперь будешь четвёртым. Пойми, брат, что это единственный способ закончить войну. По крайней мере, я другого не вижу. Не станут американцы воевать до победного конца. Потеряв свой ударный флот и понеся громадные жертвы на побережье, они все силы бросят на его защиту, а потом постараются решить дело миром. Одно дело – победоносная война где-то за океаном, и совсем другое – когда она приходит к ним, сея смерть и разрушения. В войне у них заинтересованы очень немногие, и не такой ценой.
– А если они предусмотрят твой план?
– Я склонен к авантюрам? – с улыбкой спросил Август.
– Никогда такого не сказал бы, – ответил Иоахим, – по крайней мере, до сегодняшнего разговора.
– Они тоже неплохо меня изучили. С точки зрения командования американцев, такой поход не может быть ничем, кроме авантюры. Да никому из них и в голову не придёт, что мы в сложившейся ситуации ослабим свою оборону и так рискнём. Нападение на Америку вообще за гранью их воображения. От японцев они ещё могут ожидать такое, но не от меня.
– Слишком много риска, – вздохнув, сказал Иоахим. – Неизвестны планы американцев и неизвестно, как себя поведут англичане. Даже погода может сильно повлиять на твой план.
– Война не бывает без риска, а всё не предусмотришь. Меня сильно беспокоят французы. Не те, кто в нашей армии, они-то выполнят свой долг. Жаль, что нам дали так мало времени.
– А как мы теперь используем русский флот?
– Никак, – ответил Август. – Не будем мы его пока использовать. К американскому континенту его не пошлют, а русские не станут драться в одиночку. Чтобы его хоть как-то использовать, мне нужно заранее посвятить русских в свои планы, а я не могу так рисковать. Ничего, обойдёмся своими силами.
* * *
– У вас получился замечательный мир, – сказал мне ангел.
Мы с ним сидели в той же комнате, где я пришёл в себя после смерти. От его слов меня прошиб холодный пот. Стало так жутко, что я чуть было не заорал.
– Ничего я не придумывал! – сказал я ему. – Вы врёте! Ни один человек не в силах такого вообразить!
– У вас же получилось, – он по-человечески пожал плечами. – Неужели вы действительно думаете, что это какая-то другая реальность? Она вообще только одна, причём не такая бредовая, какую выдумали вы.
– Значит, вы мне солгали?
– Я пошутил, – без улыбки ответил он. – Было интересно посмотреть на вашу работу, а фантазировать самому у вас не было желания. И что вас не устраивает? Всё не отличается от настоящей жизни. Вы и правила установили такие, что в случае смерти исчезните навсегда.
– И моя жена – это пришедшая в мой мир душа? Почему же она ничего об этом не знает и не помнит прежней жизни?
– Об этом нужно спрашивать у вас, – сказал он. – Вы установили именно такие правила, и пришедшие в ваш мир вынуждены их принять. Если бы у всех сохранилась память, они играли бы в жизнь, сейчас они живут. Ведь у вашей жены нет детей?
Меня накрыло бешенство. Вскочив с кресла, я бросился его душить и проснулся. Сердце колотилось, как сумасшедшее, а страх не отпускал, а, наоборот, становился всё сильнее! Рядом под одеялом посапывала жена, а за окнами в свете фонарей летел и кружился снег. Я постарался взять себя в руки, и это получилось. Идиотский сон зародил сомнение в реальности собственной жизни, и с ним надо было срочно разобраться. Ещё не хватало из-за этого свихнуться. Что там было? Я всё это придумал? В подобное не верилось. Даже если мозг сам дорисовывал детали, его на подобное не хватило бы. Ангел говорил, что мир безумный, но я не считал его таким. Очень отличается от моего, но всё логически увязано и нет явных нелепостей. А отсутствие ребёнка у Веры вообще не аргумент, тем более что Елена уже была беременна, а, если верить ангелу, такого не могло быть. А если не верить в этом, то с таким же успехом можно предположить, что он врёт и во всём остальном. И вообще это просто кошмарный сон. Я немного успокоился, но вторично заснуть не удалось. Стараясь не разбудить жену, встал с кровати и по ковру прошёл к окнам. Не знаю, как пурга действует на других, но меня почему-то успокаивал вид летящего по ветру снега. Я стоял, пока не замёрзли ноги, а потом вернулся в кровать, лёг и уснул. Утром сон вспомнился, но уже не вызвал никаких эмоций. Жена спала, но на этот раз я разбудил её своим шевелением и был схвачен за руку.
– Куда? – спросила она, рывком притягивая меня к себе. – Жена замёрзла, а ты убегаешь? Немедленно грей!
Сегодня «согревание» длилось больше обычного и прошло как-то не так.
– Что-то случилось? – спросила Вера, заглядывая мне в глаза. – Столько нежности… Я уже и не помню, когда ты был таким, наверное, только сразу после свадьбы. Потом было ещё лучше, но как-то привычно, что ли.
Я решился и впервые рассказал ей всю правду до конца, а потом ещё и свой сон.
– Для меня это ничего не меняет, – сказала она. – Здорово, конечно, знать, что после смерти будет какая-то жизнь, хотя это далеко от того, во что я верю. Но твой сон – это ерунда. Как я могла к тебе прийти и согласиться всё забыть, если помню всю свою жизнь в якобы придуманном тобой мире? И у всех остальных тоже так. Ты им и жизни придумал? Такого просто не может быть, поэтому не морочь себе голову. Хочешь, стукну, чтобы поверил в мою реальность?
Наша возня привела к тому, что опять занялись «согреванием» и пришли на завтрак одними из последних.
– Чем займёмся? – спросил я, когда приступили к десерту.
– Сходим к Елене, – решила жена. – Она стала такой ранимой и плаксивой. Поглажу живот, и она сразу успокаивается. Сказал бы ты Олегу, чтобы он проявлял свою любовь не только в кровати. Видно, что любит, а при мне ни разу её не приласкал. Ты у меня не такой.
Закончив с завтраком, направились к комнатам друзей. Когда подошли к стоявшим в карауле жандармам, старший сообщил, что в комнатах никого нет.
– Вышли минут двадцать назад и куда-то ушли с охраной, – сказал мне офицер. – Извините, князь, но нам больше ничего не известно.
Сходили к Андрею, но и там нам ответили то же самое. Пришлось возвращаться домой. Я сел писать уже седьмую книгу, но вскоре пришлось прерваться. Зазвонил телефон, который взяла жена.
– Лёш… – растерянно сказала она, войдя в гостиную. – Только что умер Владимир Андреевич… Звонил Олег. Он хочет, чтобы мы побыли с Леной. Ему стало плохо, а врачи ничего не смогли сделать.
Мы вернулись к комнатам друзей и нашли в спальне заплаканную Елену. При виде нас она опять разревелась. Я впервые обнял её и стал гладить волосы и говорить те ласковые слова, которые обычно говорят в таких случаях. Если бы утешать взялась Вера, они сейчас плакали бы вместе, а в моих руках она быстро успокоилась.
– Мне больше жалко Олега и Елену Николаевну, – призналась девушка. – Она сидит возле мужа, как сделанная из камня, и ни на что не реагирует.
Через час пришёл Олег.
– Спасибо, – сказал он мне. – Ей нельзя переживать, а тут такое…
– Как мать? – спросил я.
– Плохо. У отца обширный инфаркт, и всё случилось очень быстро. А с матерью сейчас даже нельзя разговаривать.
Следующие несколько дней прошли в хлопотах, связанных с похоронами Владимира Андреевича и коронацией Андрея. Конечно, хлопотали не мы, мне только пришлось недолго постоять у гроба. Император меня выделял, но между нами не было близких отношений, поэтому я переживал за друзей. Впрочем, с Андреем теперь не подружишь. Даже если он не захочет ничего менять в наших отношениях, это сделаю я. До конца зимы мы с ним почти не виделись. Молодому императору пришлось вникать в государственные дела, к которым его хоть и готовили, но, учитывая возраст отца, не слишком при этом старались. Да он и сам не рвался. Теперь приходилось выкладываться. До появления у него сына цесаревичем был объявлен Олег.
– Мне от этого нет никакой радости, – жаловался он мне. – Нашим детям будет проще, а нам этот трон буквально свалился на голову. У меня уже не осталось никого из прежних друзей, один ты, да и у брата с этим не лучше. Ты его не бросай, а то тоскливо, когда нет ни одного друга. Все источают почтение, хорошо если искреннее, но ты для них не человек, а символ, а это хреново – быть символом. Жена и брат, конечно, тоже друзья, но этого мало. А с матерью совсем плохо. Как бы и её не пришлось хоронить.
Весна была затяжная, и даже в конце апреля было очень холодно, ветрено и сыро. Впрочем, на нас это почти не отражалось, потому что, кроме двух выездов на природу, остальное время приходилось сидеть во дворце. Я всё так же просматривал отчёты и иногда делал небольшие записи. За это время Андрей вызвал меня только один раз по какому-то малозначительному вопросу. В кабинете не было никого, кроме нас, но я держался, как подобает. Когда через два дня Олег сказал, что брат на меня в обиде, я рассердился.
– Он император, а я обыкновенный князь! – ответил я. – Таких, как я, пруд пруди! Если он считает возможным наедине поддерживать прежние отношения, мог бы так и сказать, а проявлять инициативу с моей стороны будет наглостью!
Сегодня он вызвал вторично и тоже для беседы наедине.
– Садись, – сказал Андрей, – надо поговорить. – Уже середина мая, скоро начнутся боевые действия, а у нас никак не могут прийти к общему мнению, как они будут развиваться.
– А я, значит, должен поработать за морское министерство и генштаб? – засмеялся я. – Отсутствие единого мнения говорит о том, что нет достаточно данных для анализа. Кроме того, существенно возросли возможности военных в части применения техники, а опыта её применения нет. Кайзер чем-нибудь делится?
– Данными разведки по американцам. Своими планами он делиться не хочет. Написал в личном письме, что наш флот может понадобиться только в том случае, если и их империя использует свой флот в Средиземном море. Попросил поддерживать готовность к походу и обещал предупредить заблаговременно. Нам туда плыть по хорошей погоде не меньше четырёх дней.
– Что по американцам? – спросил я. – Тянут бомбы и самолёты в Алжир?
– Тянут, – подтвердил он. – Отец говорил или сам догадался?
– А тут и догадываться нечего, – ответил я. – Империя – это не какая-нибудь Дания, которую можно захватить и не заметить. Для её захвата и последующей оккупации нужна как минимум миллионная армия и куча техники. Ничего этого у американцев нет, поэтому не будет захватов. Начнут тупо бомбить Францию, пока у французов не иссякнет терпение. Не думаю, что им потребуется много времени, чтобы выйти из империи. Были бы они в ней лет пятьдесят – дело другое. Из Алжира можно зацепить и Германию, хотя я не знаю возможностей американских самолётов. Вот если бы им помогла Англия, хотя бы аэродромами, я немцам не позавидовал бы. На что кайзер делает упор? На самолёты?
– Он перед нами не отчитывается, – ответил Андрей, – видимо, боится утечки.
– Для него это самый естественный ход. Наштамповать самолётов и создать мощную противовоздушную оборону.
– Разве их штампуют? – удивился Андрей. – Я думал…
– Я применил это слово в другом значении. Если подвести итог, то американцам нужно бомбовыми ударами разрушить империю и уничтожить в Германии как можно больше всего: городов, заводов и населения. Понятно, что они должны захватить или уничтожить флот. Цель – отбросить Германию в военном и экономическом отношении и дать немцам урок, чтобы они ещё долго не разевали рот на колонии. Пока они оправятся от этого поражения, американцы так в них укрепятся, что назад уже не отберёшь. И оправятся только в том случае, если не вмешаются англичане, а они вполне могут вмешаться: добивать – это не драться с сильным противником.
– Значит, война самолётов?
– Американцы обязательно используют флот, – сказал я. – У них в нём полно авианосцев. Лететь в Алжир и обратно – это полторы тысячи километров, а эти самолёты под носом. Их можно почти постоянно держать в воздухе. Идеально захватить во Франции какой-нибудь аэродром, например, в Марселе, но его трудно защитить от ударов с воздуха, да и бомбы придётся везти из Алжира. Мало сведений, поэтому можно долго гадать, кто и что предпримет. Ясно, что флота империи не будет в Средиземном море, а значит, и нашему флоту там делать нечего. И слава богу!
– Почему такой вывод по флоту? Из-за письма кайзера?
– Не только. У американцев слишком большое превосходство в кораблях. Ставить на пути их флота свой – значит его потерять. Мы, конечно, поможем, но положение не изменим. Я поместил бы в засаде, на выходе из Гибралтара, с полсотни подводных лодок. При удаче можно ополовинить американский флот. Не во время битвы, а когда пойдёт домой.
– Но почему не ударить ими во время сражения?
– Акустики засекут шум винтов, особенно если лодок много. Такой флот, как у американцев, не так легко расстрелять. Лодкам не дадут занять позиции и забросают глубинными бомбами. Наверное, и они потопят несколько кораблей, но большого ущерба не нанесут. Вот из засады – другое дело.
– Плохо ничего не знать, – пожаловался он. – Нужно многое учить, а времени не хватает. Знаешь, мне отец казался вечным. У нас в роду мужчины умирали поздно, а ему было только пятьдесят пять. Он ещё долго жил бы, если бы не взвалили это правление.