Глава 13
Идущий по коридору дворца гоф-интендант Аксель Георгиевич Бонсдорф остановился и принюхался. В коридоре явственно пахло дерьмом. Поблизости были расположены туалеты, которыми пользовались слуги и охрана, поэтому он поспешил к ним. Император здесь обычно не появлялся, тем более с утра, но всё равно… На его памяти подобного безобразия не случалось ни разу. Услышав за одной из дверей громкие мужские голоса, он её распахнул. Запах ударил в нос, заставив поморщиться.
– Что у вас случилось, Малахов? – спросил он у одного из двух стоявших возле умывальника мужчин.
– Сейчас сделаем, господин барон, – почтительно ответил тот.
– Как же я один это сделаю? – чуть не плача, сказал другой мужчина, одетый в рабочую спецовку. – Забился стояк, а я его сам не прочищу! Я уже пробовал, но забито намертво! Ума не приложу, как это могло случиться…
– Не понял! – поднял брови гоф-интендант. – Почему один? Где наши остальные сантехники?
– Самсонов и Фёдоров почему-то не вышли на работу, – ответил Малахов, – а Иванов два дня назад заболел. Я послал машину, вот-вот должна приехать…
– Это ваши сложности! – рассердился гоф-интендант. – Меня не интересует, как вы это сделаете, но чтобы этой вони не было!
– Не хотел говорить, но чего уж сейчас… – обратился к Малахову сантехник. – Не привезёт их ваша машина. Оба вчера малость перебрали и с кем-то повздорили…
– Вот подлецы! – возмутился тот. – Мне ведь никто не позволит везти сюда непроверенных рабочих! Может, обойдёшься не сантехниками, а кем-нибудь другим?
– Павел Максимович, ну как я обойдусь? – запаниковал рабочий. – Трос не проходит, поэтому здесь всё нужно разбирать! Я и с другими сделаю, но сколько на это уйдёт времени?
– Стойте здесь и нюхайте! – зло сказал гоф-интендант. – Сейчас позвоню, чтобы доставили двух рабочих, а своих пьяниц уволите сами!
Он вышел из туалетной комнаты, хлопнув дверью, и поспешил в свой кабинет. Сев за стол, первым делом снял трубку телефона и набрал номер надворного советника барона Кусова, ведавшего безопасностью кадров императорских дворцов.
– Александр Иванович, это говорит Бонсдорф. Мне срочно нужна ваша помощь.
– Всегда готов помочь, – услышал он в трубке голос барона. – В чём у вас нужда?
– У меня в Александровском забилась канализация и скоро провоняется весь первый этаж…
– Это немного не по моей части, – хохотнул в трубку барон.
– Вы смеётесь, а мне не до смеха, – обиделся Бонсдорф. – Между прочим, в моей беде есть и ваша вина. По представлению вашего делопроизводства месяц назад уволены два сантехника. Я не знаю, в чём вы их заподозрили, но почему до сих пор нет замены?
– Кандидатуры подобраны, сейчас их проверяют, – ответил Кусов. – А почему такая спешка? У вас ведь остались работники.
– Один заболел, а двое нажрались. Теперь и их нужно увольнять, а я не могу этого сделать, пока вы не подберёте замену!
– Конечно, я вам помогу, – пообещал Кусов. – Двух сантехников хватит? Вот и хорошо. Сейчас пошлю за ними в Зимний дворец. С моими людьми гренадёры их пропустят. Я посмотрю, в чём задержка по вашим рабочим, думаю, скоро вы их получите.
Довольный Бонсдорф поблагодарил и положил трубку на рычаг, а закончивший разговор полицейский дал отбой и набрал другой номер.
– Валентин, – сказал он в трубку, – всё готово, можете начинать.
Полчаса спустя в том коридоре Александровского дворца, где находилась злополучная туалетная комната, появились двое рабочих и сопровождавший их полицейский с погонами армейского штабс-капитана. Ждавший их возле двери Малахов замахал руками.
– Быстрее, пожалуйста! – поторопил он рабочих и добавил для полицейского: – Здесь много работы, поэтому вы можете не ждать. Я сам распоряжусь, чтобы сантехников вернули в Зимний.
Тот кивнул и ушёл, а рабочие вместе с Малаховым скрылись за дверью.
– Наш сантехник уже начал там разбирать, – сказал Малахов приехавшим, показав рукой на дверь, за которой находились кабинки. – Инструмент…
Он замолчал и упал на кафельный пол. Убивший его «сантехник» убрал финку и взял тело под мышки. Его напарник открыл дверь в комнату с кабинками и первым в неё вошёл.
– А, помощь! – довольно сказал работавший сантехник. – Вы кстати, мне одному…
Получив удар по голове, он потерял сознание и упал на разложенные инструменты. Ударивший его «сантехник» схватил пострадавшего за одежду и оттащил к стене, возле которой уже лежало тело Малахова. Оба прибывших быстро сняли мешковатые спецовки, под которыми оказались прекрасно сшитые костюмы, и протерли ими туфли.
– Документы не забыл? – спросил напарника тот, который был выше.
– Забрал, – ответил низкий. – Зря ты с ним возишься, только зря теряем время!
– Сколько там того времени, – проворчал высокий, связал руки сантехнику и засунул ему в рот кляп, свёрнутый из валявшейся на полу ветоши.
Когда он закончил, оба вышли в безлюдный коридор и пробежались до нужной лестницы. Дальше быстро шли в ту часть дворца, где находился кабинет императора. Время было выбрано идеально: в десять утра Алексей Николаевич обычно работал в кабинете, а в коридорах почти никого не было. «Сантехники» встретили только несколько куда-то спешивших слуг. У дверей в приёмную стоял караул из двух дворцовых гренадеров, которые не успели отреагировать на действия идущих по коридору мужчин. Они получили в лицо по отравленной игле и молча упали на застеленный ковровой дорожкой пол. Один из убийц вошёл с духовой трубкой в приёмную, а второй вслед за ним потащил туда же одного из гренадёров. В большой приёмной находился один адъютант, который лежал у своего стола и судорожно скрёб руками пол. Бросив гренадера, убийца поспешно выбежал за вторым. Это заняло секунд десять. Когда затащили второе тело, низкий достал из-за пояса револьвер, рывком открыл дверь в кабинет и бросился к столу с сидевшим за ним императором. Закрытая им дверь приглушила выстрелы, которые в коридоре вообще не были слышны.
– Кончил? – спросил высокий вернувшегося напарника.
– Мог бы и не спрашивать, – ответил тот, перезаряжая револьвер. – Разделяемся. На мне его жена, а ты займёшься щенками. Уходим порознь.
С детьми всё прошло быстро и без сложностей. Детские комнаты не охранялись, а сами дети пришли в них после завтрака и потом никуда не отлучались. Обе великие княжны сидели на кровати в комнате младшей и смотрели книгу. Они с удивлением посмотрели на вошедшего в комнату мужчину и получили каждая по игле. Цесаревич, которому исполнилось тринадцать лет, был самым старшим из детей императора. Он успел понять, для чего в его комнату ворвался незнакомый мужчина, но смог только уклониться от первой иглы.
С императрицей вышло хуже: в её комнатах никого не было. Чертыхнувшись про себя, убийца вспомнил инструкцию и поспешил к комнатам фрейлин. На этот раз ему встретились не одни слуги, кто-то даже хотел заговорить, но он проигнорировал эту попытку. Отсчитав нужную дверь, низкий её распахнул и довольно улыбнулся. Его не обманули, и императрица сидела в комнате фрейлины, с которой была дружна. За эту дружбу девушке пришлось заплатить жизнью. Дело было сделано, и нужно было уходить, но убийцы уже растратили отпущенное им везение. Кто-то обнаружил отсутствие караула, заглянул в приёмную и поднял тревогу. Добраться до комнаты, в которой были нужные для ухода вещи, не получилось. В конце коридора появились гренадёры, а позади послышался топот ног и чей-то властный голос приказал бросить оружие и сдаваться. На первом этаже захлопали выстрелы, видимо, напарнику тоже не повезло. Ничего, главное дело в своей жизни они уже сделали. Достав револьвер, он успел два раза выстрелить. Второй раз на спусковой крючок нажал палец уже мёртвого человека.
* * *
Было только третье декабря, а нас уже завалило снегом. Второй день за окнами мела пурга. Смотреть на бешено летящий и кружащийся снег можно часами при условии, что ты сидишь дома и смотришь в окно. Пребывание по другую сторону оконного стекла не вызывало никакого удовольствия. Вчера было терпимо, а сегодня к снегу и ветру добавился сильный мороз. Я позвонил Владимиру и сказал, что сегодня не приду. Если сильно нужно, пусть приходят сами.
– С ума сошёл? – спросил я ввалившегося к нам полчаса спустя Вадима. – Ты похож на снеговика. Я не думал, что кого-то из вас принесёт, иначе отнёс бы сам!
Вот уже месяц, как я с Владимиром и Вадимом перешёл на ты. Приятелей было много, но их я уже мог назвать друзьями. А теперь получилось так, что я выгнал Вадима в непогоду вместо себя.
– Ничего страшного, – ответил он. – Для меня такая погода привычна и в твоей работе личный интерес, поэтому не терзайся угрызениями совести, а давай сюда бумаги! Во что это ты вырядился?
– Японская одежда для борьбы, – ответил я. – Называется кимоно.
– И твоя жена такое надевает? – не поверил он.
– Моя жена надевает то, что нравится мне, – нравоучительно сказал я. – Ты будешь раздеваться или сразу уйдёшь?
– Давай бумаги, – повторил он. – Меня с ними ждут. Если приглашаешь, прибегу вечером.
Я сходил за папкой, отдал Вадиму и вернулся в гостиную, где ждала жена.
– Не мог быстрее? – недовольно спросила она. – То сам подгонял, а теперь сам же и расхолаживаешь!
Она два месяца занималась упражнениями, в том числе и с гантелями, а потом я добавил борьбу. За месяц занятий кун-фу мастером не станешь, но я научил правильно падать, стойкам и передвижениям. Она по-прежнему не сильно рвалась заниматься, но уже и не отлынивала. Кисель превратился в небольшие, но крепкие мышцы, а и без того красивая фигура стала такой, что меня на занятиях спасало только её мешковатое кимоно. Я сам за полгода занятий сильно оброс мясом и раздался в плечах. Моё кимоно её тоже спасало, но без одежды мы сходили друг от друга с ума. В прежней жизни я тоже любил жену, но такого безумства у нас не было.
– Не шуми, я и так не понёс записи. При случае поблагодаришь Вадима за то, что он сбегал вместо меня. Так, отставили разговоры. Куда бить, ты уже выучила, а сейчас будем разучивать простые связки. Простые они только по сравнению с другими, так что настраивайся на тяжёлую работу.
Оставшееся время занятий пролетело незаметно. Закончив, мы по очереди сходили в душ, после чего вернулись в гостиную и сели возле радиолы.
– Выключи этот приёмник, – сказала жена. – Всё равно в новостях одна ерунда. Давай просто поговорим. Ты всё время в делах, а говорить в кровати не получается. Сначала не до разговоров, а потом уже ничего не хочется.
– Сейчас приглушу. Буду одним ухом слушать тебя, а вторым – приёмник. Я не Гай Юлий Цезарь, который мог одновременно делать три дела, но на два моих способностей хватит.
– Мы отправили свои песни, а нам до сих пор ничего не ответили. Как ты думаешь почему?
Месяц назад я передал четыре бобины с двенадцатью записанными песнями, которых хватило бы на три пластинки, но ответа пока не было. Репетиции продолжались, но жена начала донимать такими разговорами.
– Что ты хочешь услышать? – сказал я. – Руководство не занималось песнями, отдали кому-то из исполнителей, а пока ещё те прокрутят! Даже если приняли в какой-нибудь компании, то поставили в очередь, а времени прошло немного. Захотелось славы? Так на пластинках не будет фамилии, только имена. Вот после победы прославишься. Мало того что из знаменитой семьи князя-террориста, который, не щадя живота, боролся с иностранцами, так ещё и воскресла, как птица феникс из пепла. А когда узнают, что это ты очаровала всех своим пением, не дадут прохода.
– Ты шутишь, – вздохнула она, – а я беспокоюсь не из-за славы. Просто хочу, чтобы наши песни слушали и пели другие.
– Совсем не хочешь известности? – не поверил я.
– Самую капельку, – призналась она, – но пою я не из-за славы.
– Подожди! – остановил я, делая громче звук. – Только что сказали, что сейчас с важным сообщением выступит канцлер.
* * *
Сразу же после убийства семьи императора Братство принялось выполнять план захвата власти. Боевым отрядом было занято Министерство внутренних дел, а граф Апраксин арестовал министра и занял его место. Поскольку на ключевых постах в департаменте полиции сидели его люди, какого-то существенного противодействия этому захвату не было. То же произошло и в Военном министерстве, но в нём место арестованного министра занял сочувствовавший Братству начальник Генерального штаба генерал от инфантерии Александр Дмитриевич Шуваев. Остальных министров тоже задержали. Канцлера взяли, когда он примчался в Александровский дворец.
– Что это значит? – возмущённо спросил он у осуществлявшего задержание офицера.
– Вам объяснят, – невозмутимо ответил тот. – Прошу сесть в нашу машину. Поверьте, князь, не стоит нас вынуждать прибегать к силе. Результат будет тем же самым, а вот отношение к вам – совсем другим.
Сразу же взяли контроль над Центральным телеграфом, Центральной телефонной станцией и станцией правительственной радиосвязи. Собственные возможности Братства были ограничены, поэтому для арестов среди чиновников использовали департамент полиции. Пока арестовывали немногих, в первую очередь принятых на службу за последние полгода иностранцев. Великий князь Михаил Александрович уже тридцать лет вместе с семьёй жил в Германии, и по ряду причин никого из них не стали трогать. Семьи дочерей вдовствующей императрицы тоже не представляли опасности для заговора, а её саму взяли под негласный контроль, чтобы позже отправить в ссылку. Задержанного канцлера привезли в Министерство внутренних дел к Апраксину. Разговор между ними состоялся в кабинете нового министра.
–Здравствуйте, Николай Дмитриевич! – привстав из-за стола, поздоровался Апраксин. – Присаживайтесь, у нас разговор не на пять минут.
– Злодейское убийство императора и его семьи – ваших рук дело? – спросил канцлер.
– Помилуйте, князь, – усмехнулся Апраксин. – Разве я похож на убийцу? Я даже вас не убил, хотя очень хочется. Сдерживает лишь то, что есть надежда использовать, да ещё жалко ваше семейство. Сколько у вас детей, не считая внуков? По-моему, семь. И жена-француженка, которая вряд ли вынесет сибирские морозы. А императора я не убивал, в чём могу вам поклясться. Он был застрелен фанатиками из социал-демократов. Глупо было это не использовать, мы и использовали.
– Мы? – спросил канцлер.
– А вы думали, я такой один? – засмеялся Апраксин. – Нет, Николай Дмитриевич, нас много! В нашем Совете заседает и ваш брат Александр. Это в немалой степени способствовало тому, что вас привезли сюда, а не за город, чтобы потом где-нибудь закопать. Вы не заслужили ничего другого за вашу деятельность на посту канцлера!
– И в чём меня обвиняют? – спросил канцлер.
– Вы же умный человек! – сказал Апраксин. – Прекрасно понимали, к чему всё идёт, и всячески этому способствовали!
– Обвинять легко! – рассердился канцлер. – Вас бы на моё место!
– Мне и на своём неплохо! – отставив показную весёлость, жёстко сказал Апраксин. – Каждый из нас сам выбирал своё место, князь! У меня не так уж много времени, чтобы вас уговаривать. Или вы едете с моими людьми на радиостудию и зачитываете написанное нами обращение к народу, или уже сегодня вместе с женой отправитесь в ссылку! И она будет у вас бессрочной. А с вашими детьми ещё разберёмся.
– А если прочитаю? – спросил канцлер.
– Детей не тронут, а вас сошлют не так далеко и ненадолго. Как только разберёмся с делами, вам разрешат вернуться. И о ваших делах в печати ничего не дадим, чтобы не позорить род Голицыных.
– Что нужно читать?
– Можете ознакомиться, – сказал Апраксин, протягивая канцлеру бумагу с текстом. – Читать нужно слово в слово с подходящим для фраз выражением! Ваше выступление сначала запишут, а потом выпустят в эфир.
– Вы сошли с ума! – потрясённо сказал канцлер, прочитав обращение. – Меня обвиняли, а сами хотите уничтожить империю! Нам этого никогда не простят! Армия слаба и быстро не сделаем сильной! А если такое и можно сделать, что мы можем противопоставить объединённой силе европейских государств? Понятно, почему вы выбрали зиму, но это только отсрочка на несколько месяцев! Кого вы хотите возвести на престол?
– Владимира Андреевича Оболенского, – ответил Апраксин.
– Хорошая кандидатура, – согласился канцлер. – Ладно, текст я прочитаю, вы просто не оставили мне выбора. Я посоветовал бы выбросить этот абзац, если бы не понимал, что это бесполезно. Когда мне ехать?
В это же время граф Шувалов разбирался с министрами, собранными в одной из комнат для совещаний Мариинского дворца. Они здесь были все, кроме министров внутренних дел, Императорского Двора, Военного и Морского министерств.
– Господа! – сказал им Шувалов. – Довожу до вашего сведения, что наш император убит социал-демократами. Да, они уцелели и не оставили старых замашек. Вместе с императором погибла и вся его семья. Честно говоря, мне не жалко императорскую чету, а вот их дети пострадали безвинно.
– А в чём виноват государь? – спросил министр путей сообщения.
– Задавая этот вопрос, Пётр Ильич, вы или лукавите, или, что хуже, на самом деле ничего не знаете. Но в последнем случае вам место не в министерстве, а в каком-нибудь депо. Кстати, вас куда-нибудь туда и отправили бы. Вашим товарищем, если не ошибаюсь, был арестованный нами немец. За год он вошёл бы в курс ваших дел, а потом вас просто убрали бы. И такая же судьба ждала каждого из вас. Империя нам и так почти не принадлежит, а скоро убрали бы и видимость государственности. Сейчас вам раздадут бумаги, с которыми нужно ознакомиться. В них в сжатом виде описано реальное состояние нашей промышленности, финансов и всего остального. Там же есть программа, которой мы будем придерживаться в управлении империей. После прочтения каждый из вас должен решить, с нами он или хочет уйти отсидеться в стороне. Сразу предупреждаю о двух вещах. Во-первых, отсиживаться придётся далеко и вместе с семьёй, а во-вторых, в случае согласия товарищами вам будут назначены наши люди. Пока не докажете делом, что вам можно доверять, поработаете под контролем.
С полчаса девять сидевших за столом мужчин внимательно читали выложенные перед ними тонкие стопки отпечатанных листов, потом задвигались, переговариваясь с соседями.
– Минуточку внимания! – поднял руку Шувалов. – Сейчас вы будете решать, можете даже поговорить между собой, а я пока поговорю с обер-прокурором Священного Синода. Давайте, Николай Алексеевич отойдём, чтобы никому не мешать.
Князь Шаховский встал из-за стола и вместе с Шуваловым отошёл к одному из окон.
– Мне нужно, чтобы вы срочно съездили в Синод, – сказал Шувалов, – поэтому у вас меньше времени на размышления, чем у остальных.
– С чем мне ехать? – спросил семидесятилетний князь.
– С этим обращением. Можете его сейчас не читать, сделаете это по пути в Синод. Здесь то, что вы уже прочитали, только очень кратко. Это запечатанное письмо отдадите Святейшему. Вот перечень членов Синода, в поддержке которых мы уверены. Постарайтесь добиться поддержки остальных. Наше поражение – это их гибель, они это должны понимать.
– Сделаю всё, что в моих силах, – пообещал Шаховский. – Я долго этого ждал и уже не думал, что дождусь.
Закончив с министрами, никто из которых не выразил желание уезжать в ссылку, Иван Павлович подошёл к телефону и позвонил Вяземскому.
– Что с главами фракций, Борис Леонидович? – спросил он.
– Они решили устраниться, – засмеялся Вяземский. – Я ничего другого не ожидал. Предложил нас поддержать или уйти в бессрочный отпуск. Было ещё предложение их распустить, но на это не пошли. Я даже обещал частично сохранить денежное содержание. Теперь будут торговаться.
– Лучше платить им за отсутствие, чем за работу, – согласился Шувалов, – Практически все думцы куплены, а продажный человек редко бывает смелым. Ну что, мы с вами почти всё сделали по первому плану. Остались мелочи, которые за неделю доделают другие.
– Есть ещё два плана, – вздохнул Вяземский. – И нужно готовить земский собор. Сейчас поработаем с газетчиками и запустим наши программы на всех радиостанциях. Нельзя допустить никаких случайностей.
* * *
– Ну вот и случилось, – сказал я, снова приглушив звук. – Канцлера, конечно, использовали. Не удивлюсь, если он читал это обращение под дулом пистолета.
– А мне жалко княжон, – грустно сказала Вера. – Очень славные девочки. Мне и цесаревича жалко, но там хоть понятен мотив убийства, а этих-то за что?
– Мне тоже жалко, – согласился я, – но примерно представляю, кто отправился их убивать. Жизнь не пожалела этих людей, и они никого жалеть не станут. Они были смертниками и понимали, что шансов уйти почти не будет. Да и не дали бы им это заговорщики. Они не только нас подставили, этих тоже. Убийство целой семьи, как его ни оправдывай, вызовет неприязнь к тем, кто это сделал. Зачем им самим пачкаться? А для нас главное, что сможем отсюда уехать. Пойду расскажу родителям и Ольге.
Отец отреагировал на сообщение спокойно, а вот мама заплакала. Я передал, что обращение скоро должны повторить, и они сели его ждать возле радиолы. Ольга была влюблена, и её мало интересовало всё, что не касалось друга, поэтому осталась к моей новости равнодушной. Друзьям звонить не стал: придут домой и сами узнают. Во многих семьях приёмники по вечерам не выключали, а новость была такая, что трудно пропустить.
Следующие несколько дней наш городок бурлил, но потом всё как-то успокоилось. Многие жившие в нём люди приехали сюда по собственной воле и отдали годы жизни для того, чтобы случившееся стало явью, но почти никто не выражал радости. Преобладающими чувствами были озабоченность и страх. На второй день после сообщения отец немного простыл, и мама не пустила его к профессору Суханову. Я давно не был у Дана Евгеньевича, поэтому выбрал время и сходил к нему вместо отца. Старик мне обрадовался.
– Хорошо, что вы зашли, Алексей! – сказал он, усаживая меня пить горячий чай. – Одному как-то тоскливо, особенно после сообщения.
– А почему вы так восприняли это известие? – спросил я. – Половина вашей жизни…
– Вы ещё мальчишка, Алексей, – сказал он. – Берите малиновое варенье, меня им недавно угостили. У вас есть знания и опыт чужой жизни, но мозги и тело принадлежат юноше, и это оказывает своё влияние. Вы не всегда можете правильно использовать полученное богатство или делаете это уже задним числом. Может быть, для вас это и неплохо. Мудрый и предусмотрительный юнец – это ненормально. Таким нужно быть не в начале пути, а к концу. У вас это будет, только раньше, чем у других. Вот вы спрашиваете, почему я не радуюсь. А чему мне радоваться? Человек, знаете ли, очень противоречивое существо. Я мечтал сделать дело и вновь обрести свободу, а для чего она сейчас? Единственный сын давно умер, и я даже не знаю, где его могила, а жена похоронена здесь. Здесь и дом, в котором для меня всё знакомо и связано с моей Ниной. Куда ехать и зачем? В Питер? Кому нужен воскресший из мёртвых старик? Я даже нашим хозяевам уже не нужен, потому что голова соображает плохо. Что поделаешь, годы! Они меня, конечно, не оставят своим вниманием. Многие из членов Совета не чужды благодарности, к тому же я слишком много знаю. Я всё чаще думаю, что лучшим выходом было бы принять одно из моих изобретений. Быстро, безболезненно и никому никаких хлопот. Останавливает вера. Не хотелось бы, знаете ли, гореть в аду вместе с остальными самоубийцами. Вы видели, чтобы в городке многие радовались? Удовлетворение есть, а радости нет. И этому много причин. Нет, смерть детей императора если и повлияла, то несильно. Просто для нас сейчас настанут тяжёлые времена, и их нужно пережить. И многих угнетает та цена, которую за это придётся заплатить европейцам. Мы всё делаем правильно. Гибель сотен тысяч жителей Лондона, Берлина и других крупных городов позволит избежать страшной войны с миллионными жертвами. Но это рассудок и математика, а у нас есть ещё чувства. Ваша матушка плакала из-за смерти княжон? Вот видите! А там таких детей будут тысячи! И какое дело этим детям до нашей математики, если мы отнимаем у них жизнь? Никому из европейцев не нужна наша правота, потому что для каждого человека своя рубашка ближе к телу. И ведь потравленные будут не единственными жертвами! Выгоните в поле миллионы людей, да ещё в условиях пусть и мягкой, но зимы. И большая часть транспорта и запасов тоже останется в залитых отравой городах. Конечно, отравы там будет не так уж и много и многим смогут воспользоваться, если удастся навести порядок. А это будет нелегко сделать! Это вражда на поколения. Вы пейте чай, а то остынет.
– Но вы ведь уедете вместе со всеми? – спросил я.
– А куда я денусь? – ответил он. – У меня готовят и убирают приходящие девушки, сам я теперь способен разве что заварить чай. Нет, один я здесь не останусь. Этот городок, Алексей, очень удобное место. В нём есть всё для жизни, кроме свободы. Сейчас будут проводить чистки, в первую очередь в центральных губерниях. Кто-то дослужился до тюрьмы или до каторги, но будут и такие, которых посчитают полезными, но на время изолируют. Так вот, городок – это идеальное место для такой изоляции. Но мне жить среди таких… Если не задушат, сдохну от одиночества, да и не позволят. Я сдружился с вашим отцом, поэтому куплю себе квартиру где-нибудь поблизости от вас. Не откажете от дома болтливому старику?
– Что вы такое говорите! – сказал я, встал из-за стола и обнял его за плечи.
Он прослезился, поэтому пришлось успокаивать и задержаться дольше, чем я рассчитывал. Когда вернулся домой и вышел из прихожей в коридор, услышал доносившуюся из гостиной музыку и пение. Пел я с Верой песню «Мы желаем счастья вам». Бобину с записью мы отправили, поэтому это могло быть только радиопередачей. Я поспешил в гостиную и увидел у радиолы плачущую Веру.
– Почему ты плачешь? – спросил я, обняв прижавшуюся ко мне жену. – Надо не плакать, а радоваться!
– Я так радуюсь, – шмыгнув носом, ответила она. – Когда плачешь, легче переносятся горе и радость.
– Глупенькая! – сказал я. – Радость нужно не переносить, с ней нужно жить! Передали только эту песню?
– Не знаю. Я только включила и сразу на неё попала. Сказали, что передают запись новой пластинки «Алексей и Вера. С любовью к вам». Как ты предложил, так и написали.