Глава 24
– Вот и свершилось, – сказал жене Алексей и выключил экран коммуникатора, который вчера установили в его домашнем кабинете. – Вид со спутника меня не впечатлил.
Катастрофа произошла, и можно было без ограничений использовать в работе современное оборудование, что и делали. Возможные утечки информации больше никого не волновали.
– Мне не нужны такие впечатления, – отозвалась Лида. – Если бы кто-то умудрился заснять, как лавовые потоки сжигают города, я уничтожила бы такую запись. В картинах катастроф есть что-то притягательное, но они разрушительно действуют на психику. Ты сейчас на работу?
– Нет, останусь с тобой. Я сделал своё дело, сейчас работают другие. Если понадоблюсь, свяжутся по комму. Время для моей работы ещё не пришло, поэтому сегодняшний день проведём вместе.
– Интересно, как на это отреагируют другие. – Лида встала со своего кресла и перебралась к мужу на колени. – Включить телевизор?
– Не стоит, – ответил Алексей. – Сейчас передают только наше информационное сообщение, все остальные каналы блокированы. Можно послушать новостной канал комма, но лучше сделать это позже. Пока никто толком не понял, что произошло.
– А когда поймут?
– Скоро. Мы передаём для своих по открытым каналам, так что слушают многие. Только поверить в такое без доказательств… Спутников над Штатами много, поэтому информация пошла, но нужно время определиться, что с ней делать и как теперь жить. И как сказать людям, что прежней жизни пришёл конец, а в новой им нет места. Удел большинства стран – это паника, анархия и хаос. В вашей истории, кроме России и Австралии, что-то похожее на государства сохранили немногие. В Европе такими были немцы. По Латинской Америке не нашёл у вас никакой информации, может, на юге кто-то и уцелел. Кислотой их не поливало и было достаточно тепло. Вот только питание…
– По Канаде тоже не удалось узнать, – сказала Лида, – а Африкой не занимались.
– В ней и без катастрофы такое творилось… Тепло – это ещё не всё. Могли и выжить, если опустились до людоедства, но вряд ли их осталось много.
– Ты не любишь негров? – удивилась жена.
– Люблю я только тебя. Дело не в цвете кожи, а в воспитании. И отбирать людей будем не по расовому признаку.
– А как вы собираетесь их отбирать? Ну что ты кривишься, мне действительно интересно. У нас принимали всех подряд, а потом самые бесполезные посылались на те стройки, где их выжило очень немного.
– И к чему вы пришли? – спросил Алексей. – Набрали полезного дерьма, да ещё и сами кое-что поощряли. Я понимаю, что у вас было намного меньше ресурсов, но это не основание для того, чтобы разрушать нравственные устои.
– Я не состояла в правительстве, и катастрофа разразилась для нас так же внезапно, как и для остальных. Мы не готовились к ней семьдесят лет.
– Уела, – согласился муж. – Я действительно слабо представляю, что бы мы делали, свались всё это на голову внезапно. Снимаю шляпу перед вашим президентом! Ладно, давай коротко расскажу. Кто у нас в соседях? Пойдём по кругу, начиная с севера. Финляндия, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Турция, Иран, Афганистан, Китай, Монголия и Северная Корея. Кажется, никого не забыл. Турцию, Иран и Афганистан можно не считать. Границу с ними закроем.
– Ислам?
– Ислам и многое другое. У нас хватает своих правоверных, но их приучили верить потихоньку и не навязывать свою веру другим. Ваша история показала, что и они могут оказывать разрушающее действие на государственные устои, но мы такого не допустим. Если что-то начнётся, даже не потребуется никого выселять, просто перекроем продовольственные поставки – и всё! Китай из этого списка тоже можно убрать. У нас на Дальнем Востоке живёт полмиллиона китайцев, и нам их хватит. Монголам помогать не стали, потому что не сможем прикрыть их от Китая. Точнее, сможем, но выйдет слишком дорого и ослабит нашу собственную оборону. Монголию Китай захватит, потому что до неё не дойдут кислотные дожди, сильно осложнившие жизнь самим китайцам. При этом большинство монголов перебьют, а часть успеет перебежать к нам. Их там всего три с половиной миллиона, поэтому спасётся тысяч триста. Для нас это немного, поэтому примем всех. Из Северной Кореи никого не возьмём. Там работящий народ, но с повёрнутыми мозгами. Когда тебе сто лет говорят, что чёрное – это белое, такое не проходит бесследно для психики. Конечно, не все такие, но у нас и без них проблем выше крыши. Следующей отпадет Польша.
– Я знаю, что ты их не любишь.
– Это они меня не любят, и тебя тоже, и всех остальных, кроме самих себя. Совсем не откажем, но отбор проведем по жёсткой схеме, так что поляков много не будет.
– Если так отсеивать всех соседей, у тебя вообще никого много не будет, – сказала Лида. – Давай я пересяду в кресло, а то отсидела тебе колени.
– Вы тоже взяли немногих из соседей, – возразил Алексей. – Финляндия превратится в ледник, а финнов восемь миллионов, и три четверти из них нам и даром не нужны.
– А последняя четверть?
– Тоже не нужна, но миллиона полтора приютим, если придут. К нам ведь массово побегут не сейчас, а позже, когда убедятся, что не вернётся тепло и станет нечего есть. Очень скоро с европейцев слетит налёт цивилизованности. Все дружно забудут об общих ценностях и интересах и начнут отстаивать свои собственные. А в условиях отсутствия сильной власти подобное отстаивается кровью. Полномасштабных войн в вашей истории в Европе не было, но мелкие драки и переделки остатков ресурсов кипели повсюду. Плюс голод и холод. Многие просто не могли добраться до ваших границ. Кто в основном к вам тогда прибыл? Те, кого вытурили немцы, французы и прочие. Сначала набрали иммигрантов, а когда прижало, дружно избавились от балласта. А американцы плыли по большей части в ту же Европу, а уже потом к нам. Немногие переправились в Австралию из Латинской Америки, ещё меньше было тех, кто уплыл вместе с англичанами, когда те покидали свой замерзающий остров.
– Ну хорошо, – сказала Лида. – Мы в своё время принимали почти всех, хоть потом треть из них уморили, и набрали всего миллионов восемьдесят, а ты хочешь многих отсеивать, хотя возможностей гораздо больше. Зачем тогда столько строили?
– Я хочу помочь боливийцам, – объяснил Алексей, – и ещё кое-кому в Латинской Америке. На Кубе свет клином не сошёлся, а в Боливии очень неплохой человеческий материал. Будет жалко, если они все погибнут. Главное – не слишком сильно разбавить наш народ, а умеренное вливание свежей крови пойдёт ему только на пользу.
– А это ничего, что они там все католики?
– Это больше относится к прошлому веку, а сейчас мало кто истово верит. Возьмём молодёжь, и тоже с отбором.
– С чего начали, к тому и пришли, – сказала Лида. – Как будете отбирать?
– Всё сделаем по одной схеме, – начал объяснять Алексей. – На нашей территории вблизи пропускных пунктов огораживаются большие площадки, на которых устанавливают типовые надувные конструкции. Надуваются они полимерной пеной, а после затвердения остаётся установить освещение и обогрев. Линии электропередачи туда протянуты, поэтому работу выполнят за несколько дней. В каждом помещении установим пять сотен столов с компьютерными терминалами. Кандидаты должны сдать два теста. На первый из ста вопросов даются пять минут, поэтому времени на обдумывание нет. Во втором всего три десятка вопросов и дают уже десять минут. Каждое место оборудовано скрытыми датчиками, позволяющими измерять частоту пульса, давление и другие параметры, и машина фиксирует все изменения по каждому из ответов. В результате беженцы делятся на три группы: те, кого безусловно берём, те, кому указываем на дверь, и всех остальных, с которыми нужно разбираться. В базе есть данные на полмиллиона людей, полезность которых не вызывает сомнения, но и они должны пройти тесты. Даже если получат неудовлетворительные результаты, всё равно возьмём, но потом с ними будут работать или отвезут в те места, где вред будет минимальный, а пользу принесут. Я думаю, не нужно объяснять, кому откажем. Нам нужны уживчивые, порядочные люди без психических или сексуальных отклонений, которые примут нашу идеологию или с ней смирятся.
– И со многими придётся беседовать? – спросила Лида. – Справятся твои комиссии?
– В них скоро будет двадцать пять тысяч работников. Я думаю, что пропустить три тысячи человек за год сможет каждый. Нужно быстро решить, брать или нет человека, который представляет интерес, но вместе с тем вызывает сомнения. Поскольку я не смогу оценить работу членов комиссий, нужно оценивать их самих. Это не моя работа, но люди уже подобраны. Удовлетворена?
– Получила примерное представление, а чтобы разобраться, нужно читать ваши тесты и знать, как машина оценивает ответы. Но что бы вы ни придумали, я не хотела бы быть на месте членов твоей комиссии. Как представлю себе вереницы голодных, замерзающих людей, с надеждой входящих в ваши здания… А потом кто-то их выслушивает и выгоняет обратно на мороз. Я так не смогла бы. Дети как-нибудь влияют на выбор?
– У проблемных добавляются баллы. А если, к примеру, мужа пускать нельзя, а у него жена с ребёнком, ей предлагают остаться или оставить ребёнка. Детьми считаем тех, кто младше четырнадцати. Но у проблемных редко есть жёны с детьми, а вот супруг с взятым на воспитание ребёнком может быть.
– Никогда не понимала этого маразма, – сказала Лида. – Точно бесятся с жиру. Ладно, пойду немного полежу. Когда надумаешь включать комм, позови.
Первые отклики на катастрофу пришли только через четыре часа после взрыва, когда уцелевшие и обезумевшие от страха американцы повалили через границу с Мексикой, и не только в положенных местах, но почти на всём её протяжении, ломая при этом мешавшие ограждения. Они скупали продовольствие и транспорт, после чего старались как можно быстрее убраться подальше от границы. Беглецов было так много, что скоро в приграничных городках стало нечего покупать. Деньги были не у всех, поэтому не обошлось без воровства и грабежей. Местные власти попросту растерялись. Через два часа потемнел край неба с американской стороны, и полоса черноты стала быстро приближаться, погружая мир в жуткий полумрак. Люди включали фонари, жгли на улицах костры, бросая в них всё, что могло гореть, и истово молились о прощении грехов. Те, на ком грехов было много, не рассчитывая на милосердие и пользуясь темнотой и бездействием властей, грабили, насиловали и убивали, пытаясь жестокостью и текилой заглушить леденящий душу страх.
– Началось, – сказала Лида. – Власти Мексики так и не выступили, а ведь наверняка знали о ваших передачах. И в Европе пока молчат.
– Испуг и растерянность, – ответил Алексей. –Связь со Штатами пропала почти сразу. Наши передачи они принимали, да и национальные космические агентства наверняка отчитались о вулкане. Я на их месте мобилизовал бы армию и ввёл военное положение, а потом избавлялся от лишних ртов. Они, скорее всего, будут действовать так же, но не сразу. Нелегко на такое решиться после того, как семьдесят лет убеждали всех в приверженности правам и свободам граждан. Да и исчезновение старшего брата, которому смотрели в рот, выбило из колеи. Завтра, когда на нас начнут надвигать крышку кастрюли, молчать уже не смогут.
– А ведь нас будут подозревать, – сказала Лида. – Я сразу вспомнила бы о наших закупках продовольствия.
– Ну и что? – возразил он. – Мне теперь на это плевать. И в чём нас могут обвинить? В предусмотрительности? Не в том же, что мы проковыряли дыру в Йеллоустоне. Подожди, меня кто-то вызывает.
Вызывал министр связи.
– Алексей Николаевич, – сказал он. – Население оповещено всеми видами связи. Сотовую разблокировали и продублировали сообщение на все телефоны. Это всё, что можно сделать. В газетах будут печатать статьи о катастрофе и её последствиях. Ваше распоряжение о раздаче населению фонарей сейчас выполняется. В сельские районы их развозят по воздуху. Завтра в первой половине дня должны закончить. Меня в этом заверили работники республиканских министерств.
– Хорошо, Игорь Юрьевич, – сказал Алексей, – спасибо за работу.
– Что за фонари? – спросила жена.
– Забыл тебе сказать. Подожди минутку, сейчас принесу.
Алексей ненадолго сходил в кабинет, после чего вернулся в гостиную и протянул ей небольшой фонарик.
– Изготовили для всех, включая детей старше пяти лет, – объяснил он. – Светодиодный излучатель и накопитель. Светит очень ярко и непрерывно работает месяц. Яркость можно регулировать. Ночью в городах будет светло, но вне зон освещения видимость почти нулевая. В квартирах и рабочих помещениях увеличим число светильников. Хоть как-то компенсируем отсутствие солнечного света. Я читал, что в ваше время у многих из-за его отсутствия появлялось состояние депрессии.
– А что скажете людям?
– Объявим о введении военного коммунизма, – невесело усмехнулся Алексей.
– Я серьёзно спросила.
– А я серьёзно ответил. Вот же чёрт! Ведь уже почти построили материальную базу коммунизма! Каждый имел нормальный дом или квартиру и мог купить электромобиль. Любая техника или мебель – бери на выбор! Питание у всех было хорошее, и каждый мог прекрасно отдохнуть! А теперь всё коту под хвост! С завтрашнего дня отменяем деньги, точнее, временно прекращаем их использовать. Будем начислять на счета, но без права пользования. Оставим только возможность перевести на другой счёт для стариков, которые уже не увидят своих денег. Что так смотришь? Зачем нам деньги? Кормить всех будем бесплатно. На предприятиях и в больших домах откроется много столовых, где каждый сможет поесть три раза в день, регистрируя всё на свой чип. Их, кстати, выдадут всем детям старше пяти лет. Проживание и все коммунальные услуги теперь бесплатно, городской транспорт – тоже, а междугородним будут пользоваться только по служебной надобности и специальным разрешениям. Если разрешат поехать, снимут деньги со счёта. Одеждой и обувью обеспечим, а все компьютерные салоны и кинотеатры будут бесплатные. Даже бытовую технику дадим просто так, если выйдет из строя или иммигрантам. Чем не коммунизм, жаль, что он никого не обрадует!
– Да ладно тебе огорчаться! – сказала Лида. – По сравнению с тем, что будет твориться у других, это действительно коммунизм. А почему не напечатали сегодня?
– Когда отберут солнце, уже не так остро воспримут потерю всего остального. Многие не поверили нашему сообщению. Им легче думать, что я сбрендил, чем поверить в гибель мира.
– Когда завтра поедешь на работу?
– Как обычно в девять. Вместе поедем. Один из законов военного коммунизма заключается в том, что должны работать все, за исключением стариков, беременных и больных. Ну и те, у кого малыши до двух лет.
– Да я не против, – засмеялась Лида. – Просто хотелось бы знать, каким будет у нас пенсионный возраст. Или теперь вкалывать вечно?
На следующий день затмение началось около трёх часов. Алексею передали, что фронт пыли появится над Москвой через десять минут, и он позвонил в секретариат и вызвал Лиду к себе.
– Хочу встретить это вместе с тобой, – сказал он жене. – Можешь смеяться, но с тобой мне не так страшно. Сколько себя к такому ни готовь…
– Не надо! – сказала она, обняв мужа. – Пошли к окнам.
Они стояли, обнявшись, у одного из двух окон кабинета и ждали. Минуты через три край неба подёрнулся дымкой, а следом за ней появилась чёрная полоса, которая начала на глазах наползать на город. Сразу же потемнело, свет убывал, пока не стало так темно, что глаза с трудом воспринимали контуры предметов.
– На два года убавили свет! – сказал Алексей, включая фонарик. – Но на улице светлей, всё-таки можно обойтись без освещения.
Он дошёл до двери в приёмную и включил свет.
– Возвращайся в секретариат, у меня сейчас будет много работы.
Когда жена вышла, Алексей сел за стол и уронил голову на руки. Хотелось сидеть и не оборачиваться, чтобы не видеть темноту за окнами, но он поборол слабость и включил коммуникатор.
* * *
Прошли пять первых и самых тяжёлых дней. Как это ни казалось дико, но все начали привыкать к темноте и к ограничениям. Людей грела мысль, что это не навсегда. Два года можно было перетерпеть. На улице похолодало, но пока не очень сильно. Сегодня было минус пять, но температура понемногу падала. Питались почти так же, только немного уменьшили порции и уже не было большого выбора. В городе постоянно горел свет и каждый день бригады монтажников устанавливали новые светильники.
– Скоро не понадобится и солнца, – глядя в окно, пошутила Лида. – Хватит нам энергии?
– Её у нас с запасом, – ответил Алексей, – а если не хватит, построим реакторы. Людей всё равно нужно чем-то занять.
Они отработали своё и уже были дома, но Алексею звонили и домой. Сегодня тоже были два вызова. Первым вышел на связь министр заготовок.
– Алексей Николаевич, извините за то, что беспокою дома, но вы сами сказали доложить, а у меня раньше не было полной картины.
– Не стоит извиняться, Николай Игнатьевич, переходите к делу.
– Дела идут не лучшим образом. Треть колхозников отказывается сдавать продукты и скотину. Не прямо в лоб, но тянут резину, зная, что у нас нет на них времени. Как вы и говорили, таких берём на карандаш и оставляем в покое. Это в основном мелкие хозяйства, и на западе Украины отказы почти повсеместно. На Кавказе другая беда. Нам нужно спустить с гор всех крестьян, но почти никто не хочет ни спускаться, ни отдавать скот. На них не повлияли темнота и понижение температуры. Поблагодарили за фонари, на этом всё и закончилось. Я боюсь, что, если дней через десять ударят морозы, мы мало кого оттуда выведем.
– Обращались в местные органы власти?
– Там сидят такие же… извиняюсь! На словах соглашаются, а делать ничего не хотят. Не все, но многие.
– Успокойтесь, Николай Игнатьевич, – сказал Алексей. – Силу применять нельзя, а сейчас не то время, чтобы кого-то уговаривать. Мы всё объяснили и предложили помощь. Не верят или не хотят? Дело их. Пускай, когда приморозит, спускаются со своих гор сами! Как дела в Средней Азии?
– Там всё нормально. Как только установятся морозы, проведем массовый забой скота и заморозку мяса. А крестьян уже вывозят в города.
Потом позвонил один из заместителей министра вооружённых сил.
– Алексей Николаевич, это вас беспокоит генерал Гращенков. Звоню по просьбе нашего посла в Гаване. Вопрос срочный, поэтому он не обратился по своим каналам, а передал с нашими пилотами. На Кубе температура воздуха около нуля и завтра уже будут заморозки, а у них у трети населения нет никакой тёплой одежды. Дома утепляют, но эта работа на месяц. Им отправили сотню контейнеров с тёплой одеждой, но корабли подойдут только через три дня, да и мало им посланного. А у нас десантная авиация каждый день летит туда порожняком. Дать бы им хоть что-нибудь из резервов? Жалко, хороший там народ, но к морозам непривычный. И если есть войлочная обувь, тоже бы подкинуть.
– Хорошо, Иван Павлович, – сказал Алексей. – Я посмотрю, что можно сделать. Во сколько у вас завтра вылет? После двух? Попробуем успеть. Как идёт эвакуация?
– Хорошо идёт, – ответил генерал. – За один заход перевозим сто тысяч. Выделяют молодые семьи с детьми. Проверку делаем поверхностную. И люди вроде хорошие, и не хватит времени нормально всех проверить.
– Перебьются без войлока, – сказал Алексей жене, которая слушала их разговор. – При массовом забое скота получим много кожи, поэтому отправим им из резерва кожаную обувь. На Кубе не будет наших морозов.
Прошло ещё три дня, и в Москву прилетел председатель Европейской комиссии Хюго Петерссон. В тот же день Алексей дал ему аудиенцию.
– Господин премьер-министр! – обратился он к Самохину. – От имени…
– Нет, – перебил его Алексей. – Мы не станем делиться с вами продовольствием, нам нужно растянуть его на двадцать лет. И я не собираюсь брать ваших граждан к себе, они никак не вписываются в наше общество. Могу приютить специалистов по списку и членов их семей. Ещё можете передать своих детей в возрасте от пяти до восьми лет. Этих возьмём хоть миллион.
– Почему такой возраст? – оторопел Петерссон.
– С младшими тяжело, – объяснил Алексей, – а старшие могут припомнить нам своих матерей. Мы могли бы оказать помощь в строительстве реакторов, но вы не успеете. К тому же энергией сыт не будешь, а продовольствия у вас хватит от силы на год. Извините, господин Петерссон, но вас семьсот миллионов, а мои возможности ограничены. Я при всём желании не могу помочь, и никто не сможет. Скоро ваша Объединённая Европа начнёт делиться и менять свои приоритеты. Англичане сбегут в Австралию, немцы пошлют всех… далеко и, скорее всего, уцелеют, пусть и не все. Судьба остальных достойна сочувствия. Если вы отклоните мои предложения, возможно, мы приютим кого-то из европейцев, но решим это на нашей границе в индивидуальном порядке.
– Не ответите вопрос? – спросил гость. – Почему он выбрал вас?
– Не понял, – сказал Алексей. – Что вы имели в виду?
– Я хотел узнать, почему Бог, очищая Землю от нас, отдаёт её вам. Чем мы хуже?
– Он не объясняет своих мотивов, – ответил Алексей старику, который с жадным любопытством смотрел ему в лицо. – Выбрал и заставил жить. Я могу только догадываться, но вы не поверите моим догадкам: мы с вами слишком по-разному смотрим на мир.
Как только Алексея покинул европейский гость, позвонил секретарь и сообщил, что должен подъехать адмирал Васильев.
– Он передал, что хочет поговорить лично.
– Скажите ему, чтобы сразу входил, – распорядился Алексей. – Я его жду.
Через десять минут главком ВМФ сидел в его кабинете.
– Много новостей, – сказал он Самохину. – Можно было поговорить по закрытому каналу, но я решил доложить лично.
– Правильно решили, Николай Павлович, – одобрил Алексей. – Выкладывайте, с чем пришли.
– Основная флотская группировка занимается портом Нью-Йорк. Взяты на заметку сотни судов с самыми разными грузами. Это и продовольствие, и ширпотреб, и промышленное оборудование. Очень много бытовой электроники. На Кубу перегнали пять круизных лайнеров и сейчас отправляют корабли с продовольствием. Разгрузят и своими командами отправят в наши порты. Позже начнём переправлять к ним суда с самыми ценными грузами. Эти уже разгружаться не будут, просто поменяем команды и посадим столько кубинцев, сколько смогут увезти.
– Самим кубинцам что-нибудь оставите или очистите всё побережье?
– Шутите, Алексей Николаевич? – улыбнулся адмирал. – Там одних кораблей останется столько… А мы ещё не брались за Ньюпорт-Ньюс. Да и в Нью-Лондоне, помимо боевых кораблей, есть грузовые. И это не единственные порты на побережье. Погода стала портиться. Скоро начнёт штормить, да и морозы… Плавать будет трудней, да и суда в портах могут пострадать. Из-за погоды кубинцы вряд ли не доберутся до берега, удовлетворятся кораблями. Само побережье, кстати, пострадало мало, пепла почти нет. Но в Нью-Йорке много сгоревших домов, а улицы завалены телами. Наши ребята туда не совались, наблюдали инфракрасной оптикой и облетели на вертолётах. Живых не видели. Если кто-то и уцелел, наверное, успели сбежать. Там навалом яхт и катеров, и накопители у многих заряжены под завязку. До Мексики вполне можно доплыть.
– Вы из-за мародёрства не забыли о подлодках? – пошутил Алексей.
– Как можно! Сейчас перейду к ним. Те, которые были на боевом дежурстве, двинулись в Англию. Видимо, получили приказ командующего американскими войсками в Европе. Мы не успели их перехватить, да и не ставилось перед нами такой задачи. В Канаду или Австралию пока не отправилась ни одна, поэтому не пришлось их топить.
– За лодками наблюдали «Паутиной»?
– Да, три дня назад развернули систему. Связные и навигационные спутники работают нормально, а вся оптика сдохла, поэтому «Паутина» – это единственное средство. Только вряд ли она продержится больше нескольких месяцев. И накопители сядут, и мусора на орбите много, а антенная система разбросана на сотню километров.
– Больше вам и не понадобится. Через месяц-два англичане начнут эвакуацию.
– Теперь по Нью-Лондону, – продолжил доклад адмирал. – Мы блокировали выход судов из Темзы и провели воздушную разведку. В порту стоят несколько боевых кораблей и пять подводных лодок. Обнаружили людей, которые при виде вертолёта махали руками, пытаясь привлечь внимание. Мы не убирали подсветку, поэтому они наверняка рассмотрели нашу символику, но не испугались. Я думаю, что их там выжило немного и не набирается на полноценные экипажи, поэтому нетрудно договориться. Город тоже мёртвый. Теперь по вашим людям. Забрали все пять групп, хоть и не без приключений.
– Что стряслось? – спросил Алексей.
– Одна из групп работала в штате Колорадо и, вместо того чтобы дёрнуть оттуда после выполнения задания, направилась в соседний Вайоминг поближе к вулкану.
– Повредились головой?
– Понадеялись на возможности машин, которыми их снабдили, и решили заснять извержение.
– Кто же это у меня такой безбашенный? – спросил Алексей.
– Я не запомнил фамилий. Самое интересное, что им удалось заснять начало извержения и уйти оттуда живыми. А ведь подобрались почти вплотную, километров на двести. Мало того что удрали сами, так ещё привезли с собой молодую девчонку. Она решила полюбоваться на гейзеры, а они её завернули.
– Красивая девчонка? – улыбнулся Алексей.
– Я не видел, – вернул улыбку адмирал, – говорят, симпатичная. Всего шестнадцать лет, но уже есть на что посмотреть. Но дело было в другом. У старшего в группе есть сестра, которая отличается от этой девчонки только цветом волос. Вот он и пожалел.
– Повезло, – сказал Алексей.
– Повезло, – согласился адмирал. – И не только ей, но и им. Через Сан Антонио проехать не удалось: дороги были перегорожены машинами и завалены телами, да и накопители разрядились.
– Что за новости? – удивился Алексей. – Как они могли разрядиться?
– Они немало ездили, а потом на полную мощность гоняли охлаждение, чтобы не изжариться. В общем, пришлось этой троице идти пешком через полгорода. Уже на выходе их обстреляли, и тяжело ранили вашего сердобольного программиста. Второй отбился и с помощью девчонки понёс друга дальше. Когда выбились из сил, она взяла один метатель и ушла искать машину. На ней добрались до побережья, а потом донесли раненого до места встречи. Вот и получилось, что он спас её, а она – его. Без помощи этой девушки его напарник не справился бы. Мой капитан поначалу не хотел брать её на борт, но пришлось.
– И что же вынудило изменить решение? – поинтересовался Алексей.
– Второй ваш специалист. Он сказал, что тоже останется. Так что девчонку забрали, и сейчас вся команда носится с ней как с родной. Капитан сказал, что замечательная девушка.
– Были бы они все такие! – сказал Алексей, имея в виду американцев. – Как состояние раненого?
– Намного лучше, но придётся полежать.
– Извините, Александр Николаевич, – вмешался в их беседу секретарь. – С вами хочет говорить премьер-министр Японии. – Соединять?
– У меня пока все новости, – поднялся Васильев. – Не буду вас задерживать.
С экрана коммуникатора Алексею поклонился пожилой японец, одетый в чёрный костюм.
– Приветствую, ваше превосходительство! – сказал он, шевеля губами не в такт произносимым словам. – Прошу вас уделить мне несколько минут для важного разговора.
– Приветствую вас, господин Сатоми Морисима, – поклонился в ответ Алексей. – Ваша программа переводит и мой разговор или мне включить свою?
– Вы говорите на хорошем японском, – слегка улыбнулся премьер-министр. – Чтобы вас не задерживать, я хотел бы перейти к делу. Мы знаем, что вы лучше всех подготовились к катастрофе. У нас к вам деловое предложение. Вы можете принять восемь миллионов наших детей? Прошу не спешить говорить «нет». Дети будут в возрасте от пяти до десяти лет. Они мало едят и не доставят беспокойства. К малышам добавим девушек, которые будут за ними ухаживать. В оплату можем отдать вам любые технологии и много уникального оборудования. И уцелевшие никогда не потребуют своих детей обратно. Мы предпринимаем большие усилия для спасения населения, но не сможем всех спасти, особенно детей.
– Мы поможем, – ответил Алексей, – только вам придётся самим доставлять детей во Владивосток, а оттуда их эвакуируем. Тянуть с этим не стоит, так как мы ожидаем осложнений с Китаем. Да, с оборудованием можете не спешить, а информацию по технологиям передадите по каналу, который вам предоставят.