Когда мы научимся летать

– Нет, подумать только, – возмущалась Иринка, – она любит его, а он говорит о ней такие гадости. Я бы с таким человеком и разговаривать не стала, не то, чтобы любить его.

– Конечно, – соглашался с ней Валька.

Он и сам не знал, зачем затеял этот разговор.

– Наверное, так и появляются сплетни, – подумал Валька с неудовольствием, а потом махнул на это чувство рукой.

Не все ли равно теперь, о чем говорить?

Он видит Иринку в последний раз. И это главное.

Наступило время прощаться. Иринка стояла перед ним в новом платье и с высокой прической, сделанной специально для него. Он знал это.

И такая она была родная, и невозможно было себе представить, что это в последний раз.

У него все будто поплыло перед глазами. Он обхватил ее за плечи, привлек к себе и хотел поцеловать в губы.

Но то ли от того, что была она на высоких каблуках, то ли отшатнулась слишком поспешно. Губы его дотянулись только до нежной ямочки у ключицы.

– Раньше это у тебя удачней получалось, – сказала Иринка, как показалось ему, холодно и насмешливо.

А Валька вдруг вспыхнул от этих слов и резко отвернулся, уткнувшись лицом в знакомую вешалку.

– Валь, ну, что ты? – потянула его за рукав Иринка, никак не ожидавшая такой реакции, – слышишь, перестань!

Она старалась повернуть к себе его залитое слезами лицо и не могла этого сделать.

– Я прошу тебя, Валентин, а то сама зареву!

А он, все так же не поворачивая лица, схватил висевшую куртку и буркнул в дверях:

– Прощай.

Иринка покурила немного, всплакнула от жалости к себе и от того, что не получилась так хорошо задуманная ею сцена прощания. И еще от того, что она не в силах ничего изменить. И принялась мыть посуду.

5 ноября, несмотря на запрет руководства, в лаборатории, где работал Валька, устроили небольшой «сабантуй» по случаю праздника.

Когда начальство собралось уходить, в дальней маленькой комнате собралось человек пять молодых ребят.

Жуликовато подмигнув, Кудряшов разливал в подставленные стаканы спирт из металлической фляжки.

А потом завел, как обычно, разговор о женщинах и своих победах, пересыпая свой рассказ скабрезными подробностями.

И тут хмель ударил в голову обычно малопьющему Вальке Курочкину. Как будто бес подталкивал его поведать о своих амурных подвигах.

Но что мог рассказать этот домашний мальчик? И он начал бессовестно врать о своей бывшей соседке, которая недавно вышла замуж, а когда муж уехал служить в армию, якобы, стала предлагать ему, Вальке, себя.

Он раскраснелся и стал странно подмигивать, неся эту несусветную чушь.

– Ну, и чем ты ей ответил? – в упор спросил Кудряшов, который был явно недоволен внезапно объявившимся конкурентом.

– А я, что я? – упавшим голосом ответил Валька, внезапно начиная осознавать, в какую бездну лжи он сам себя загнал, но все еще пытаясь выкрутиться, – я ей отказал. У нас тоже гордость имеется.

– Все-то ты врешь, Кур несчастный! – торжествующе произнес Володька, – и это очень просто будет доказать!

И он снова продолжил свой монолог, теперь уже совершенно не опасаясь, что его могут перебить.

А протрезвевший Валька был совершенно раздавлен и представлял, в каком виде эта его похвальба немедленно дойдет до Иринки.

– Это конец, это ужасный конец, – думал он в смятении.

И это, действительно, был конец. Единственно, в чем он ошибался, было время. Он совершенно забыл, что ее уже нет в Москве, и, если случай этот и станет ей известен, то произойдет это, как минимум, через пару лет.

Весной сыграли Валькину свадьбу.

Невестой была та самая девчушка, что так настойчиво добивалась его помощи в написании диплома.

Видимо, осада крепости под названием «Валька», выполненная по всем правилам военного искусства, привела к желаемому результату.

Карасик

Его считали племянником начальника военного санатория. Однако на самом деле начальник не был братом отцу Карасика. Он был ему другом.

Но как часто случается, отношения их были более чем родственные.

Поэтому Карасик с полным правом называл начальника «дядей» и пользовался всеми привилегиями, которые предоставляет родство с человеком, столь значительным для этого крохотного украинского городка.

Кроме всех прочих благ, он мог регулярно ходить в санаторий на танцы и проводить своих друзей, чем вызывал немалую зависть у местной молодежи, вход которой на танцплощадку был строго заказан.

Карасику в то время было 17 лет.

Он был выше среднего роста и хорошо сложен. Недурно плавал и играл в футбол, с одного удара выбивал фигуры в городки.

В волейболе, правда, его успехи были менее значительными. Кто-то из местных ребят, глядя как Артем в очередной раз неудачно загасил мяч, ехидно заметил:

– Ишь, запутался, как карась в сетке!

Так появился «Карасик».

Он был начитан, остроумен, самолюбив, но при этом добр и великодушен – словом, обладал всеми качествами для того, чтобы пользоваться успехом не только у юных девушек.

В то лето, когда Иринка встретилась с Карасиком, она переживала счастливейшую свою пору.

Да, она была счастлива, как может быть счастлива девушка в свои 15 лет, когда все: и природа, и люди, и само будущее – улыбаются многообещающе и загадочно.

Здесь, на даче в Новых Санжарах, у нее постоянно была масса дел, которые, не обременяя, уже сами по себе являются достаточным поводом для счастья.

С вечера она договаривалась с подругами, а утром вставала рано и бежала к реке по мокрому от росы лугу. В низинке висел белый, как заячий хвостик, туман. А по берегу, вдоль песчаной косы продувал уже теплый ветерок.

Песок был тяжелый и прохладный, и по нему было приятно бегать босиком.

А какой чудесный был воздух, пахнущий водой и хвоей растущих неподалеку сосен. Как весело летал воланчик, утяжеленный маленькой сосновой шишечкой. Закусив губку и прикрывая глаза ладошкой от солнца, Иринка следила за его полетом.

К игре, как и вообще ко многим вещам, она с детства относилась очень серьезно.

Немного передохнув и поостыв, девушки купались. Иринка не любила девчоночьих «охов» и писков. Она молча заходила поглубже, затем ложилась на воду и делала несколько быстрых взмахов руками.

Так всегда поступала Нина Васильевна, ее мама.

Вода казалась холодной только в первое мгновение, а потом становилось тепло и можно было без конца в ней барахтаться или стоять на желтом дне и чувствовать, как быстрое течение вымывает песчинки из-под ступней.

Домой возвращались веселые, довольные бодростью и победой над ленью.

После завтрака Иринка принималась за математику. Нет, это не были занятия, связанные с низкой успеваемостью в течение учебного года, и поэтому нудные, и тоскливые.

Весной, окончив 8-й класс, Иринка поступила в специализированную школу с математическим уклоном, где им сразу же выдали задание на лето. Это были занятия важные и нужные, делающие девушку более значимой в глазах окружающих.

Кроме того, Иринка занималась не одна, а с новой подружкой.

Прелестной, маленькой, озорной и неугомонной – Риткой, Ритенком, Ритулькой.

Та сразу влюбилась в Иринку «по гроб жизни» и потребовала соответствующей клятвы взамен.

Несмотря на романтическую внешность, Ритка твердо решила по окончании школы поступать на физмат. Поэтому она с радостью поддержала Иринкино начинание.

Девушки сидели в саду на раскладушке в тени старой груши.

Для того, чтобы было веселее думать, отец Иринки, Анатолий Константинович Берсенев, ставил перед ними в траву корзиночку с фруктами. Подружки успевали порешать задачки, поболтать, помечтать и время для них летело совершенно незаметно.

Затем Иринка отправлялась на спортивную площадку. Чаще всего ее партнером на корте была Нина Васильевна, которая, как она выражалась, «еще не совсем потеряла былую форму». Отдыхающие присаживались на скамеечку посмотреть на игру. Предложить свои услуги в качестве партнера отваживались редко.

Иринка с достоинством носила свою спортивную форму: белую коротенькую юбочку и блузку. Быстрая и ловкая, она одинаково уверенно чувствовала себя на корте и на танцплощадке.

В это лето Иринке сделали первое предложение… Он был капитан, летчик. Отлично танцевал. Собственно, на танцах они и познакомились.

В один из первых вечеров, проведенных в то лето в Санжарах, к ним подошел молодой человек и галантно попросил у Нины Васильевны разрешения на тур вальса с ее дочерью.

– Нет, Вы посмотрите, какая пара! – восхищенно шептала соседка Нине Васильевне, – как с картинки. Особенно Ваша Иринка хороша!

– Да, приятный молодой человек, – отвечала Нина Васильевна.

Через две недели Валера, так звали военного, сделал Иринке предложение.

Все происходило, как в старинных романах.

Он явился к Берсеневым в ее отсутствие в светлом костюме, с букетом цветов и шампанским, очаровал своими манерами обеих бабушек, отобедал, а затем несколько смущенно изложил Нине Васильевне, в чем состояло его дело.

– Я очень польщена Валерий …

– Николаевич.

– Валерий Николаевич вашим вниманием к достоинствам моей дочери. Я с радостью, как говорится, отдала бы ее руку и сердце…, но, поймите, я должна спросить ее мнение.

– Ну, конечно, конечно!

– Кроме того, она еще учится. Во всяком случае, ей нужно окончить школу, возможно, институт, а уж тогда…

– Ах, мама,– воскликнула Иринка, когда Нина Васильевна пересказала ей эту сцену, – ведь он такой старый. Ему уже 28 лет!

После обеда Иринка спешила на городской пляж, где собиралась вся их компания.

– Наша компашка! – говорила она с гордостью.

Каждый год она пополнялась новыми девушками, но основа ее сформировалась именно в то лето: две Иры, две Тани, Рита и Элла.

Конечно, были в компании и такие девушки, которые присоединялись к ним по конъюнктурным соображениям, но основу объединяла настоящая дружба. Поэтому и характер у «компашки» был легкий и веселый – искренний.

Как водится, ребята не могли обойти вниманием таких симпатичных девушек. Они постоянно кружили вокруг них, как пчелы вокруг кормушки.

Историки спорят, существовало ли в действительности племя амазонок. Якобы, это были воинственные и жестокие создания, убивавшие мужчин без всякой жалости.

Компания наших девушек правила мудро и терпеливо. Она даже не порабощала своих ребят, она их укрощала и воспитывала. Ребята старались. Они перестали драться. Все равно кулаками здесь ничего нельзя было доказать. Они стремились блеснуть своим интеллектом, своим голосом и умением играть на гитаре, своими мускулами – кто во что был горазд.

Никто не смел их обидеть, они чувствовали себя спокойно – словно и городок, и санаторий, и река были их одним большим домом.

Перед закатом девушки расходились по домам для того, чтобы опять собраться вместе, когда стемнеет.

Украинские ночи.

Иринке казалось, что никогда прежде она не видела цвета ночного неба. Оно было черное, бархатное, в серебристой пыли звезд. Вставала луна, тоже совсем иная, чем в городе.

Ее восход также предварялся зарей. Горизонт светлел, заливался перламутром, а потом появлялась Она.

Наступала ночь, наполненная благоуханием – ночной фиалки и душистого табака. Из палисадников выплывали волны аромата и буквально обволакивали душу.

И металлический отблеск в кронах пирамидальных тополей, и бесшумное порхание летучих мышей и ночных бабочек, и несмолкаемый стрекот цикад, и отдаленные звуки музыки в городском парке – Иринка любила таинство и прелесть этих ночей.

Все знакомства начинались здесь: на танцах, в кино и на прогулках.

День был хорош, но обыден. Он годился лишь для того, чтобы быть подготовкой к восторженному великолепию летней ночи.

Все ее волшебство открылось в тот год перед Иринкой. И хотя ей строго-настрого было приказано возвращаться домой не позднее половины одиннадцатого, она чувствовала себя совсем взрослой, потому что прежде ей не позволялось и этого.

Иринка имела успех у ребят и была спокойна на этот счет. Она училась повелевать и быть непостоянной. Из всех ребят она выделила одного, не потому, что он ей больше нравился, а просто так полагалось. Игорь танцевал с ней чаще других, и был всегда готов оказать какую-нибудь мелкую услугу. Только и всего.

Однажды они обсуждали, как отвадить еще одного непрошенного Иринкиного кавалера. Никому ведь неприятно, когда тебя преследуют по пятам, к тому же не из их компании.

– Завтра после танцев мы с ним обязательно побеседуем. Все ребята согласны. Даже Карасик с нами будет.

– А кто это – Карасик?

– Ты не знаешь? Это такой парень!

Игорь с жаром принялся описывать достоинства своего приятеля. Даже на танцах показал. Издалека.

– Фи, – подумала Иринка, – ничего особенного, и профиль какой-то плоский, как у эстонца.

Она уже тогда была немножко близорука.

Прошло еще несколько дней и наступил тот. Памятный.

Сначала у них с Риткой никак не решалась задачка. Помаявшись, девочки решили, что в ответе ошибка. Уверенные в себе, только лишь для очистки совести, решили спросить у Игоря. Как-никак в одиннадцатый класс перешел. Должен знать.

Девочки нашли его на баскетбольной площадке санатория, где ребята с увлечением гоняли мяч.

Игорь подошел разгоряченный, с явной неохотой. Однако послушно присел и принялся решать.

– Э, мы такого способа не проходили, – недовольно сказала Иринка, когда решение было найдено, и результат сошелся с ответом.

– Но ведь так проще.

– Ну и что ж, что проще. Нам нужно решать так, как мы умеем.

Иначе не получалось и у Игоря.

– Ну вот, видишь! – торжествовала Иринка.

Игра на площадке разладилась. От группы скучающих ребят отделился один. Подошел, заглянул через Иринкино плечо в тетрадь. Она посмотрела на него искоса: загорелый, стройный, в синих атласных трусиках.

– Шоколадку подарите – решу вашу задачку.

– Вот нахал, – подумала Иринка.

– Во-первых, шоколадки дарят только маленьким и девочкам, а во-вторых, обойдемся и без твоей помощи.

Он улыбнулся широко и, ничуть не обидевшись, присел на лавочку рядом с подвинувшимся Игорем.

– Артем, ну ты идешь, что ли? – окликнул его кто-то из ребят.

– Нет, идите сами.

– А, вот так. Теперь все ясно, – он написал оба способа.

Ответы совпадали.

– Если нужно еще что-нибудь решить, обращайтесь.

– Спасибо, мы уж как-нибудь сами, – отвечала Иринка.

Девушки пошли домой, и ребята вызвались их провожать.

Так они шли в первый раз.

Аллеей, по которой будут ходить вместе, а потом еще долго будут вспоминать об этом.

– Придете сегодня на танцы? – спросил он, улыбаясь чему-то.

– Может быть, – ответила Иринка неопределенно.

Потом Иринка будет искать тайный смысл в этих словах. Своих и его. Но его не было. Было просто позднее утро. Деревья стояли тихие. Светило солнце.

Все четверо подставляли лица его красящим лучам и думали о своем.

Он спросил, как будто ни к кому не обращаясь, но она знала, что вопрос был адресован именно ей.

Что-то начиналось. Неопределенное. Свистела иволга в роще. О чем она свистела?

О чем ты думала, Иринка? А если бы знала, как все потом обернется, что было бы тогда?

Они шли мимо пруда, мимо одноэтажных корпусов, мимо цветочных клумб. Вот и знакомая калитка в заборе. Иринка уже дома.

В тот вечер она отважилась прийти на танцплощадку одна. Никто из компашки больше не собрался. По разным причинам. Большинство отравились в кино.

– Чего я там не видела? Этот фильм показывали в Москве еще весной.

– Но ведь ты будешь одна, – уговаривали ее подруги.

– Ну и пусть.

Что-то неудержимо притягивало ее в тот вечер к танцплощадке. Неужели обещание? Чепуха какая!

Иринка думала еще не в лад со своим сердечком, но поступала в лад.

Подходя к площадке, Иринка заметила, что народу больше по эту сторону ограды, чем по ту. Это могло означать только одно: дежурил Михеич.

Этот сухощавый колченогий старик был страшным законником и пропускал только по санаторным книжкам.

Иринка остановилась в нерешительности, не зная, как дальше поступить: уйти домой или же отправиться, пока не поздно, в кино.

– Так что же мы не танцуем?

Иринка обернулась и опять его не узнала.

Ты был совсем другой, не похожий на дневного. Стоял, довольный собой. Ты ведь всегда любил удивлять. Больше всего на свете ты любил удивлять.

– Разве не видишь, кто там стоит?

– Кто стоит? Да это Михеич. Он мой друг.

Иринка посмотрела на него недоверчиво.

– Пойдем смелее, не трусь, – посторонился, пропуская ее вперед.

– А я и не трушу, – ответила Иринка, но на всякий случай обернулась, – а вдруг смотается.

Он поздоровался с Михеичем за руку, похлопал его по плечу:

– Ну, что, Михеич, скрипишь?

– Скрипим помаленьку. Что делать?

Михеич от такого панибратства не отказывался, но явно его не одобрял.

Уже поднимая руку, чтобы положить ее на плечо партнера, Иринка заметила завистливые взгляды девиц, столпившихся у края площадки – не иначе он был какой-то важной «птицей».

Иринка чувствовала только его руку на спине, но они были одно целое. В такт двигались их ноги. А глаза? Они тоже были заодно. Его рука. Иринка чувствовала, что этой руке можно довериться. Это была сильная рука.

Они кружились в вальсе и летели все быстрее и быстрее, и все расступались перед ними. Они не сказали друг другу ни слова, ни во время этого танца, ни потом, в перерыве. Бывает такое время, когда хорошо и без слов.

К закрытию Михеич несколько утратил бдительность, и на площадке постепенно собралась вся компашка.

– Какая ты сегодня красивая, – шепнула ей на ухо Ритка.

– Обыкновенная, как всегда, – улыбнулась Иринка.

– Ну, что, познакомилась, наконец, с Карасиком? – спросил Игорь.

– Как познакомилась? – не сразу поняла Иринка, – так это и есть Карасик?

Иринка не задумывалась над тем, что с нею происходит.

Она не понимала, почему Карасик то не отходит от нее целый день, а то точно также болтает с другой девушкой, а на нее даже внимания не обращает.

Ладно, была бы она ему безразлична, а то ведь чувствовала, что нравится Карасику. Он был непонятен, необъясним и, может быть, поэтому, нравился ей еще больше.

Потом был поход на Круглое озеро.

Сначала договаривались идти всей компанией, но постепенно девушки одна за одной отказались от этой затеи. Таня «черненькая» поругалась с Карасиком из-за какого-то пустяка. Не так чтобы очень, но идти в поход отказалась. Таня «беленькая» осталась с ней в знак солидарности.

Ритка, та, наверняка бы пошла, но к ней в тот день приехал отец. До этого она отдыхала в Санжарах с мамой.

Было ли это случайностью?

Позднее Иринка начнет думать, что все было нарочно подстроено Карасиком. Так или иначе, они выступили в поход всемером. Шестеро ребят и среди них Карасик, который клятвенно обещал защищать Иринку и не давать ее в обиду, и она.

Поначалу все складывалось благополучно. До озера было километров пять. За разговорами Иринка даже не заметила, как добрались до места.

Окруженное лесом, чистое и глубокое озеро было очень красиво. А полянка, со стороны которой они пришли, казалось, просто предназначена для беготни и прыжков. Ребята отправились купаться, а Иринка без устали носилась с ракеткой по густому ковру ромашек

По очереди она обыграла в бадминтон всех ребят и была невероятно горда этим.

Разгоряченная и запыхавшаяся, она пожелала искупаться, но ребята устроились играть в карты, и никто не поддержал девушку в ее начинании.

– Смотри, не заплывай далеко, там на средине …, – крикнул ей издалека Карасик.

Но она не расслышала его слов, да и не желала ничего слышать. У берега росли кувшинки, вода была теплой и пряной, настоянной на аромате склонившихся к самой воде трав.

– Обойдусь как-нибудь и без вашей помощи, – решила она, – поплыву на тот берег, тут недалеко. Вот Карасик-то удивится.

Сгоряча она не заметила, что слой теплой воды становился все тоньше и тоньше, а посреди озера даже на поверхности она была очень холодной от бьющих со дна ключей.

Так вот о чем предупреждал Карасик! Дыхание у нее перехватило, она с ужасом почувствовала, как острая боль схватила и сдавила ей икры.

– Ай! – ноги непроизвольно опустились вниз, и она едва не захлебнулась.

А на берегу ребята смеялись и веселились во всю, наблюдая за ее странным способом передвижения.

– Во дает, руками колотит, а ни с места.

– А брызги какие, как от парохода!

Иринка прекрасно слышала каждое слово, но у нее не было ни времени, ни сил обижаться. Она яростно боролась за свою прекрасную молодую жизнь, которая вот-вот могла оборваться из-за какого-то дурацкого случая.

Весь остальной мир для нее перестал существовать, остался только шаткий мостик на берегу. Она видела его невероятно отчетливо. Четыре столбика и несколько дощечек для сиденья.

Он уходил от берега довольно далеко. Наверно, какой-нибудь рыбак сколотил его для удобства. Но как медленно он приближался. 10 метров, потом 5.

Смеясь и дурачась, выкрикивая на ходу:

– Эй, пароход, что так медленно плывешь? – оббежал по берегу и бросился с мостика Карасик.

И по его испуганному лицу Иринка увидела, что только тогда он все понял. Она схватилась обеими руками за перекладину, не в силах даже пошевельнуться.

Карасик выволок ее из воды, взял на руки и понес.

Ах, как он ее ругал! Дура, девчонка, скверная, упрямая – это были еще самые слабые выражения.

Но в расслабленном ее сознании они звучали, как музыка, как изысканные комплименты. Он перепугался за нее. Ее жизнь для него что-нибудь да значит.

Ей растирали ноги, поили чаем из термоса, откармливали бутербродами. Понемногу силы вернулись к девушке, и все тронулись в обратный путь.

Ей казалось, все теперь должно измениться, пойти по-другому. Но назавтра Карасик почти не разговаривал, и даже как будто ее сторонился.

Иринка терялась в догадках. Во всяком случае, не нерешительность была тому причиной. Но что же тогда?

Ответ она узнала довольно неожиданно.

Рано утром, едва Иринка успела проснуться, но еще не вставала и лежала, завернувшись в простынку, собираясь с мыслями, прибежала Ритка. Она принялась тормошить подружку и, захлебываясь, рассказала удивительную новость.

Накануне вечером, когда вся компания уже разошлась по домам, она случайно подслушала разговор Карасика с Игорем. Это был трудный разговор. Ребята нервничали, а спрятавшаяся в темноте Ритка слышала каждое слово.

Речь шла об Иринке. Каждый из них говорил, что не хочет мешать, от того что, по его мнению, он нравится девушке меньше, чем другой. В конце концов они решили предоставить право выбора самой Иринке. Они были рыцарями, эти милые мальчики.

– Это правда, – подумала девушка, вспоминая, что и Игорь изменился к ней, стал меньше времени проводить в компашке и избегал оставаться с ней вдвоем.

И она выбрала.

В тот же день на пляже она первой подошла к Карасику, и заговорила, и они не расставались в тот день и во все последующие тоже.

Так началась для Иринки пора совершенного счастья. Никогда прежде она не была так напряженно-чутка, так взволнованно-отзывчива, как в эти дни.

Всеми клеточками своего существа, каждым натянутым в радостном ожидании нервом она ловила, вбирала в себя звуки, краски и дыхание природы. Она была влюблена в весь мир, и все казалось ей чудесным и неповторимым. Только для нее светило солнце, синело небо и шептала река.

Она и сама была прекрасным в трогательном своем неведении цветком, не понимающим и не видящим своей красоты. Что же с тобой приключилось Иринка? Ты была влюблена, и сама еще не знала об этом.

Как не подозревала и того, что ощущения этих дней, которые ты считала полнейшим счастьем, оказались началом твоего несчастья.

Когда бы она ни вышла из дома, у калитки ее неизменно поджидал Карасик.

И это тоже казалось ей совершенно необъяснимым. Они брались за руки и отправлялись в лес, на реку или в поле, забирались подальше, туда, где Иринка еще никогда не была и, наверное, никогда уже не будет.

Карасик, между тем, проверял.

У ребят так, видимо, было заведено.

Он видел, что Иринка «совсем еще дитя», но внешность порой бывает обманчива, и было бы обидно упустить подходящий момент, если она раньше уже была близка с кем-нибудь. Он пробовал навести справки, но Игорь ничего не знал.

Теперь они по вечерам часто оставались вдвоем.

Любознательная девушка завидовала Карасику, проходившему в школе астрономию и знавшему, или делавшему вид, что знает созвездия.

Вот она стоит, прислонившись к забору, а он взялся за доски у ее плеч и теперь Иринка в кольце его рук.

– А вон, смотри, двойная звезда. Ее хорошо видно в бинокль, но и глазами рассмотреть тоже можно.

– Где, где? – она тянется за его рукой и касается виском его щеки.

Вздрогнув, отшатывается, сердце в ужасе колотится, а он продолжает, как ни в чем ни бывало.

– Вон там, над тополем, немного левее. Теперь видишь?

Вот, пыхтя и цепляясь за колючие стебли бурьяна, они забираются по крутому склону. Осыпаются под ногами и сползают вниз сухие комья глины. На самом верху метровый выступ, одолеть который девушка не в силах. Не будь рядом Карасика, она попросту закинула бы ногу. Но она в юбке, а он стоит наверху и, подбоченясь, усмехается.

– Эй, «турист СССР», давай руку!

– Ой! – и она взлетает вверх.

Теперь их лица близко-близко. Он держит ее за плечи. Иринка видит, как становятся серьезными его глаза.

– Сейчас поцелует, – чувствует она с замиранием сердца и выскальзывает из его рук.

– Смотри, облака какие плывут!

А облака, точно, удивительные: высокие и легкие, как сказочные корабли.

Много ли нужно человеку для счастья?

В солнечный день стоять над обрывом и смотреть еще выше – на облака. И чувствовать, как наполняется грудь летним цветущим простором, и держать в своей руке его руку.

Иринка легко усвоила насмешливую манеру Карасика вести разговор и стала досаждать ему колкостями, на которые он далеко не всегда находил, что ответить.

– А мы с ребятами однажды в ночном баре были, – похвалился он неосмотрительно.

– Бар, это что? Место, где напитки разные пьют?

Он покраснел, как рак.

– Ну, понимаешь, напитки, конечно, тоже. А, вообще, ты еще маленькая, чтобы в этом разбираться.

– А чего тут не понять? Если бар – это место, где выпивают, то ночной бар, это место, где выпивают ночью. Ведь правильно? А им что, дня для этого мало?

– Ну, детский сад! – замахал руками Карасик, но разговор о своей взрослости больше не заводил.

Теперь они как бы поменялись ролями. Иринка задиралась, но это была дерзость и озорство подрастающего щенка, который, разыгравшись, кусается иногда больно от того, что он слишком весел и еще не осознает своей силы.

Чем не постоянней и ветреней казалась Иринка, тем более уравновешенным, меняясь прямо на глазах, выглядел Карасик. Он, казалось, начинал понимать ту ответственность, которую он взял на себя, подружившись с этим полуребенком, полуженщиной.

Но так не могло продолжаться чересчур долго. Они были слишком неопытны, для того чтобы совладать с целым океаном чувств, которые выплескивала на них эта дружба-любовь.

Они были еще слишком юны и слишком прекрасны, для того чтобы не вызывать зависти у людей, могущих помешать им.

И вот, на танцах Иринка протанцевала давно обещанный вальс с отцом, затем с одним военным, а потом еще, кажется, с кем-то. Возвратившись на обычное место – к лавочке у эстрады, она увидела, что Карасика там нет. Иринка сначала не очень огорчилась, потому что мало по какой причине он мог отойти. Но его не было и во время следующего танца, и следующего.

Настроение у нее испортилось.

Она уже не танцевала, а сидела, потупясь, на лавочке и чувствовала себя в конец несчастной. Как на зло на площадке не было никого из их компашки. Только на другом краю стоял Игорь, которого она видела в последнее время очень редко, и, как показалось Иринке, внимательно за ней наблюдал.

Вдруг перед ней остановились чьи-то ноги. Подняв голову, он увидела молодого парня, цыгана, в расстегнутой до пупа красной рубахе и пьяного. Он приглашал ее на танец.

– Нет, нет, – Иринка испуганно замотала головой, – я не танцую.

Парень стал перед ней на колени, и дыша перегаром, долго, с пьяной настойчивостью, смотрел ей в глаза. Иринка беспомощно оглядывалась по сторонам, но никто, казалось, не замечал ужасного ее положения.

– А, мало чести, – с трудом ворочая языком, пробормотал цыган, – тогда – вот!

Он бросил на скамейку пятак. Это была плата.

Иринка вскочила и ударила его по щеке.

Словно дождавшись конца сцены, подбежал Игорь с ребятами и оттащил цыгана, оставив Иринку с пылающим от стыда лицом одну. Она едва сдерживала слезы.

Тут снова остановились перед ней ноги. Это был Карасик.

Он улыбался, и, как ни в чем не бывало, приглашал ее на танец. Иринка плакала у него на груди, а он утешал и расспрашивал, что же такое случилось с ней за то время, пока он отсутствовал.

Вдруг она вздрогнула как от удара и остановилась. Страшная мысль мелькнула у нее в голове:

– Это он все подстроил!

Да, сомнений быть не могло. Нарочно, чтобы посмеяться над ней, подослал этого пьяного. Ах, как это подло и гадко, а он еще стоит и улыбается!

– Ты сам все знаешь лучше меня, – сказала она изменившимся голосом.

– Да что же, что?

– Пусти!

Иринка убежала, и, как ни старался Карасик, он нигде не мог ее найти.

Зато нашла другая Ира. Ирка Сикорская. Она тоже все видела и теперь кипела праведным гневом.

Гнев ее был тем более искренен, что в свое время Карасик холодно с ней обошелся. Тем больше оснований было у нее для мести.

Ирка говорила, что совершенно уверена: случай с цыганом был подстроен Карасиком. Наглость этого типа превысила всякую меру. И ради него Иринка стала добровольной затворницей, забыла своих друзей и почти не бывает в компашке.

И как же он ценит ее преданность? Сегодня он показал это.

Вывод следовал однозначный: Иринка должна порвать с ним. И чем раньше, тем лучше. Иринка должна прислушаться к голосу разума (читай, ее, Иркиным советам).

Ирка действовала энергично и целеустремленно. Утром она провожала Иринку на пляж и, встретив по дороге Карасика, отправила девушку вперед и выложила ему свои аргументы.

Иринка услышала позади крики и яростную ругань Карасика и спросила Ирку, что там произошло.

– Я сказала ему, что ты видеть его не можешь после вчерашнего и нарочно ушла вперед, чтобы не дать ему по физиономии.

– Боже, что же ты наделала! Кто тебя об этом просил? – прошептала Иринка с отчаянием в голосе.

– А что, я же тебя защищала!

И она предпочла ретироваться, фыркая, как рассерженная кошка, и бормоча что-то «о неблагодарных девицах, совсем потерявших свою гордость».

Все последующие дни Иринка чувствовала себя так, будто посреди жаркого лета она очутилась вдруг в январской стуже.

Как будто льдом сковало их сердца и те чувства, которые они испытывали друг к другу. И для того, чтобы растопить его, нужно было, по крайней мере, время. Но именно времени у них больше не оставалось.

Их мирили, и они протягивали друг другу руки, но достаточно было одного неосторожного слова, крохотной искры, и чье-то самолюбие было задето, и вражда вспыхивала с новой силой.