Кочевая кровь

В кабинете у Комарова начальник райотдела подтолкнул меня вперед.

– Товарищ майор, вот он, Лаптев, все вам расскажет о городской свалке. Он лучше меня разбирается в обстановке на полигоне.

– Присаживайтесь, товарищ Лаптев, – предложил бледнолицый «граф». – Рассказывайте, что там у вас и как.

Я подошел к столу Комарова, не спрашивая разрешения, по-хозяйски разложил на столешнице папки с бумагами.

– Это территория, занимаемая полигоном твердых бытовых отходов, – я провел рукой над папками, посмотрел на «графа». Он согласно кивнул, такой наглядный рассказ его устраивал. – Полигон делится на две части: свалка бытовых отходов и полигон для строительного мусора. У полигона для строительного мусора день и ночь горит отвал. Отвал – это такая широкая траншея, в которую бульдозером спихивают все, что может гореть. Один раз в неделю отвал подпитывается самосвалом угля.

Комаров закурил, выложил пачку папирос перед собой. Я забрал папиросы и пристроил их на углу у крайней папки.

– Это недостроенное одноподъездное пятиэтажное здание, – сказал я, показывая на пачку «Беломора». – От него сейчас торчит один остов. Сколько я ни пытался узнать, зачем кто-то начал строительство здания на границе полигона твердых бытовых отходов, все тщетно. В управлении градостроительства и БТИ на него нет никакой документации. Стройтрест, который занимался его возведением, слился с головной организацией и весь архив передал ей. Сейчас архив находится в городе Новосибирске, и я к нему доступа не имею.

– Какой у нас все-таки бардак в стране! – искренне возмутился Комаров. – Давно пора порядок наводить. Если здраво подумать, зачем строить здание рядом с помойкой?

Мы с Малышевым пожали плечами, мол, не наше дело за стройками следить. Меня так эти руины вообще не касались – их возвели лет десять назад, когда я еще в средней школе учился.

– Сейчас я вам расскажу одну историю, – оживился Комаров. – Как-то поехали мы за грибами большой компанией. От ближайшего населенного пункта удалились в лес километров на пять, не меньше. Смотрим, посреди поляны лежит бетонный блок, толстый такой, для фундамента. Блок уже весь мхом порос, в землю просел. Вот спрашивается, кому было надо бетонный блок в чащу переть? Его же просто так не утащишь – грузовик нужен как минимум. Походили мы вокруг блока, так ничего и не поняли. Ну да ладно, это было небольшое лирическое отступление. Продолжайте, товарищ Лаптев!

На левый угол стола я положил свою фуражку.

– Это поселок, именуемый в народе Нахаловка.

Комаров согласно кивнул, название ему было знакомо.

– Для управления градостроительства и архитектуры этого поселка не существует, но по факту он есть. Жители его в основном занимаются работами на полигоне. Главный их промысел – сбор пустых бутылок.

– Все хорошо, все понятно! – перебил меня Комаров. – Допустим, гипотетически, что цыгане-люли прорвались к нам в город. Где они остановятся?

– Вот здесь, у полигона бытовых отходов, напротив поселка Нахаловка.

– Не рискованно для них?

– Если цыгане не станут покушаться на стеклотару, то, я думаю, большого конфликта с местным населением у них не будет.

– Так, еще вопрос. Почему вы думаете, что люли станут табором у свалки с бытовыми отходами, а не у полигона со строительным мусором?

– Строительный мусор – вещь специфическая. Жители Нахаловки, например, разбирают вывезенную на полигон кирпичную кладку на отдельные кирпичи и продают их для дачного строительства. Схема добычи кирпичей и их сбыта давно отлажена, в них задействованы не только жители Нахаловки, но и водители грузовиков, бригадиры-посредники. Человеку со стороны там делать нечего. Если он и насобирает кирпичей, шифера или досок, то просто никуда не сможет его сбыть. Другое дело – бытовые отходы. Там всякое может попасться.

Комаров минуту подумал, отстучал пальцами барабанную дробь по столу, выудил из «недостроенного здания» папиросу, закурил.

– Завтра к утру набросайте для меня коротенькую справочку о полигоне. Схемы рисовать не надо, в экономические аспекты жизни маргинальных слоев общества углубляться не стоит. Опишите все в двух словах, с упором на географическое расположение объектов. Николай Алексеевич, – обратился Комаров к моему начальнику, – я констатирую похвальное знание вашими сотрудниками обстановки в районе. Не зря партия учит нас, что вся сила преобразовательного движения – в молодежи. Работайте в этом направлении. Успехов вам!

– Смотри не возгордись, «племя младое, незнакомое», – подколол меня Малышев на выходе из областного УВД.

Я пропустил его язвительный пассаж мимо ушей и спросил то, что меня заинтересовало в ходе совещания:

– Николай Алексеевич, я начал работать с Клементьевым в 1982 году. Если не ошибаюсь, его еще два года назад в начальники райотдела прочили, а воз и ныне там. Кто ему палки в колеса ставит?

– Клементьев сам себе ходу не дает. Ты знаешь, что ментов губит? Вот и весь сказ. Про справочку для Комарова не забудь!

Малышев перешел через дорогу, сел в ожидавшую его служебную «Волгу» и укатил. Скорее всего, домой, обедать. Начальники всегда едят дома, на обедах в столовой экономят. Я посмотрел по сторонам. Никого из знакомых, кто бы подбросил меня на машине до райотдела, уже не было. Пробормотав: «Всегда так», я пошел на остановку общественного транспорта.

По пути я вспомнил о Клементьеве.

«Как говорится, «губит ментов не пиво»! Губят их или водка, или женщины. В особом пристрастии к слабому полу я вроде бы Геннадия Александровича не замечал, а вот про спиртное ничего сказать не могу – давненько его не видел».

По трудно объяснимым причинам с тех пор, как я перешел работать в Кировский РОВД, Геннадий Александрович Клементьев стал относиться ко мне с прохладцей, словно я кулуарно критиковал фасон его новых брюк. Так бывает – поддерживаешь с человеком приятельские отношения, потом бах! – ни с бухты-барахты, на ровном месте, разошлись пути в разные стороны, и от былых теплых чувств осталось только холодное «Здравствуйте!» при встрече.

На остановку подошел переполненный трамвай. Спрашивается, куда все эти граждане в разгар рабочего времени едут? Что им всем надо в Кировском районе? Ничего интересного там нет. Пока нет. Вот если цыгане прорвутся, то жизнь наверняка колоритнее станет.

Пробившись сквозь толпу на заднюю площадку, я оттеснил от поручня какую-то костлявую гражданку и замер, разглядывая пейзаж за окном.

На областном дворце спорта, во всю торцевую стену, красовался плакат «Социализм – это спорт!». Под лозунгом о сплаве спорта и социализма к финишной ленточке бежали одетые в трусы и майки немолодые спортсмены. По замыслу автора плаката, бегуны были рабочими, после трудовой недели занимающимися бегом на длинные дистанции. Логично! Спиртного в стране не достать, что еще остается делать? Бежать, бежать куда глаза глядят!

Зачем у нас на каждом углу развешивают плакаты, которые ничего, кроме раздражения, не вызывают? Мы живем в обстановке тотальной лжи и лицемерия. Ничему верить нельзя! Включишь телевизор: как хорошо в стране советской жить! Всюду радостные лица и изобилие. Зайдешь в магазин, а там – мама дорогая! – за каким-то разжиженным молоком очередь в полкилометра. По всему городу плакаты, призывающие к трезвости, а вечером идешь домой – пьяные на каждом углу стоят. Сегодня в гастроном у моего общежития завезут водку. После двух часов у винно-водочного отдела будет «битва народов», все трезвенники района за бутылкой слетятся. И так везде и во всем – кругом одно вранье. Такое ощущение, что мы живем в двух параллельных измерениях: реальном и вымышленном, где все благостно и гладко.

Сквозь толпу на заднюю площадку пробилась кондукторша. Я показал ей служебное удостоверение. Она сморщилась, словно я попросил у нее денег до зарплаты, и, расталкивая пассажиров локтями, двинулась назад.

До сей поры я считал, что второй, параллельный мир – это жители Нахаловки, добывающие себе пропитание на городской свалке. В Нахаловке ведь «советская власть» – понятие относительное. Одному богу известно, сколько отвал поглотил мужчин и женщин, погибших в пьяных разборках. Теперь выясняется, что Нахаловка – это относительно мирный и культурный поселок. Оказывается, на просторах страны победившего социализма все еще кочуют полудикие племена, на которые советская власть давно махнула рукой. Живите, ребята, как хотите! Только не у нас в области, а желательно где-нибудь подальше. Махните, например, всем племенем на остров Вайгач. Там классные места: свежий воздух, полное рыбы море, тюлени, птички гагары. Разобьете палатки на берегу Баренцева моря, научитесь белых медведей палкой отгонять. Чем не жизнь? Все лучше, чем по советским помойкам шлындать.

Трамвай на стыке рельсов тряхнуло. Я глянул на очередной плакат, призывающий заняться спортом, и засмеялся. Мне вдруг представилось, что у советской власти дошли руки до цыган-люли и кочевники стали заниматься спортом. Раннее утро. На окраину табора выбегает бородатый барон в красных спортивных трусах, за ним – его жены в длинных цветастых юбках, за ними – дети, старухи, подростки. Раз-два! Раз-два! И – побежали трусцой вокруг палаток! А куда денешься? Социализм в стране, а социализм – это спорт.

Глава 7. Студенты

Неприятности начались ближе к вечеру. Вначале позвонил Айдар. Слышимость в телефоне была неважная, все время что-то потрескивало, шуршало.

– Андрей, мы всех студентов установили, сейчас сидим с ними в деканате мединститута.

– Везите всех сюда, – распорядился я.

– Не все так гладко, как мы думали. Есть одна проблема, но это не телефонный разговор. Здесь, как бы тебе сказать, замешана одна девочка, а ее папа у нас работает. Что делать?

– Девочку пока отбрось, а остальных – в отдел.

– Андрей, я не знаю, как бы это сказать, словом, девочка замешана в этой теме по самые уши. Короче, «подарок» у нас появился с ее подачи. Это она предложила к нам «гостя» привезти.

– Кто ее отец? – напрягся я, ожидая услышать фамилию какого-нибудь высокого чина из областного управления.

– Не могу говорить, я здесь не один в помещении… Сейчас, подожди минуту… Ты еще на связи? Короче, о девочке уже в деканате знают, подельники ее с ходу заложили, ни минуты не запирались.

– Если уши вылезли наружу, то вези всех сюда. Девочка, часом, не генеральская дочка?

– Да нет, у нее родитель всего-навсего подполковник. – Дальше в трубке что-то зашипело, и окончание его фразы я не расслышал.

– Айдар, ты меня слышишь? – спросил я потрескивающую пустоту. – Возвращайтесь в отдел. От подполковника я как-нибудь отплююсь.

Первым из института приехал Горбунов.

– Андрей, – в неформальной обстановке он обращался ко мне по имени, – мы решили студентов в два захода привезти. Вначале я с парнями приехал, вторым рейсом – Айдар с девчонками подтянется. Одна девочка, скажу тебе, очень даже ничего. Фигуристая, глазастая.

– Ваня, я тебя не свататься отправлял. Где студенты?

– В коридоре дожидаются.

– Заводи по одному.

– Андрей, по одному расспрашивать смысла нет, они все одно и то же говорят. Давай со всеми разом покончим.

Я согласился. Горбунов ввел в кабинет трех запуганных юношей лет двадцати.

– Рассказывайте мне все события по порядку, – приказал я.

– Мы уже за сегодня сто раз про это проклятое Первое мая рассказали, – пробубнил один из студентов.

– Мне плевать, кому ты и что рассказывал! – вспылил я. – Запомни, здесь я – главный! Понадобится, будешь мне до утра вспоминать, кто у вас за столом икнул, а кто воздух втихаря испортил. Ты меня понял?

– Парни, – примирительно обратился к студентам здоровяк Горбунов, – это Андрей Николаевич, наш начальник. Сергей, расскажи ему всю историю по порядку, как нам с Айдаром Кайратовичем рассказывал.

Самый высокий из студентов, шмыгнув носом, осторожно присел на предложенный стул. Я протянул ему сигареты, он отрицательно помотал головой: «Не курю!»

– Значит, так, Сергей, – обратился я к студенту. – Запомни: от меня зависит, как мы квалифицируем вашу выходку с покойником. Если ты думаешь, что перевозить мертвеца с места на место – это не уголовное преступление, то ты глубоко ошибаешься. Как говорится, «в жизни всегда есть место подвигу», и уголовной статеечке в ней всегда место найдется. Давай, дружище, соберись с духом и поведай мне, как вы провели светлый праздник Первомай. Я на основании твоего рассказа сделаю выводы, что же произошло в этот прискорбный день: испуг, помноженный на жизненную неопытность, или умышленное надругательство над телом покойного. Поехали, я весь внимание.

– После демонстрации Первого мая мы решили собраться у Вити Жихарева, – обреченно начал студент. – В тот день у него предки съехали на дачу, так что хата была пустая. Спиртное, две бутылки портвейна «777», мы купили заранее. Всего нас к Жихареву пошло шесть человек: четверо парней и две девчонки.

– Стоп! – жестко перебил я рассказчика. – Ты не тетя Валя Леонтьева, сказочки мне на уши вешать не надо. Что за бред ты несешь, уважаемый? Вы собрались с девчонками выпить-закусить и взяли всего два «огнетушителя»? А если не хватит, то в ближайшем магазине решили докупить? Посмотри мне в глаза! У тебя есть знакомый директор гастронома, который в праздничный день откроет тебе «закрома Родины»? Нет? Еще не успел нужными связями обзавестись? Тогда не ври мне про две бутылки портвейна на шесть человек.

– У моих родителей брага стояла, – дерзко, с вызовом заявил сидящий у дверей студент.

– Твоя фамилия Жихарев? Это вы у тебя дома собирались? Бражку хоть ничего родители поставили, не на томатной пасте?

– На томатной, – неохотно признался он.

«Вот и вся разгадка трупа на свалке, – догадался я. – Дома у парня была фляга с брагой. Если бы они вызвали «Скорую помощь», то следом приехала бы милиция. Осмотр трупа, осмотр места происшествия. Сорокалитровая фляга с бражкой не коробок спичек, в карман не спрячешь. Выбор у них был невелик – либо прятать труп и уводить подозрения от квартиры, либо подставлять родителей Жихарева под удар. Вот тебе и «сухой закон»! Вот тебе и следствие борьбы за трезвость».

– Продолжай, – велел я Сергею. – За брагу не беспокойтесь, мы самогоноварением не занимаемся. Труп, это да, это по адресу, а за бражкой пусть участковый охотится.

– Сели мы за стол, распили бутылку вина, – продолжил студент Сергей. – По телевизору начался праздничный парад. Мы разлили еще по стакану, и тут Грибанов, это тот, который умер, как закричит: «Зуб, зуб!» – и повалился на пол.

– Он вначале рукой схватился за щеку, – добавил Жихарев, – а уж потом закричал и упал. Я сперва ничего не понял, подумал, что он из-за зубной боли сознание потерял, а потом смотрю, у него по ногам конвульсия пошла, руки трясутся, глаза помутнели.

– Мы решили, что это приступ эпилепсии, – вновь вступил в разговор Сергей. – Попробовали его откачать – не получилось. Он умер у нас на руках примерно через час, как начался припадок.

– Это не припадок был, – заметил я. – Он умер от врожденной аневризмы головного мозга. Спасти его вы бы все равно не смогли, но, как я вижу, даже не пытались. Вам не жалко было своего товарища, когда он в судорогах помирал у вас под ногами?

Студенты опустили головы. Наступила нехорошая тишина.

– Ладно, поехали дальше! – велел я.

Сергей неприязненно посмотрел на Жихарева и продолжил:

– Одна девчонка с нашей группы, ее Света зовут, предложила вывезти труп за город. Она говорит: «Умер он сам по себе, так что давайте вывезем за город, куда-нибудь в поле, и получится, что он сам туда пришел и там уже умер». Мы все согласились. Мы же не должны все страдать, потому что у него сосуд в голове лопнул.

– Вам не страшно было с покойником в одной комнате сидеть? – спросил я.

– А чего бояться, мы же в мединституте учимся. Настроения, конечно, никакого не было, а так, сдвинули его к стене, чтобы ходить не мешал, да сели за стол думать, что дальше делать.

– Да, да, – задумчиво сказал я. – Положили покойничка лицом к плинтусу и сели за стол. Праздник же, чего раньше времени веселье заканчивать? Клянусь вам, парни, я не удивлюсь, если вы после его смерти по стаканчику-другому бражки пропустили, так сказать, за упокой души новопреставленного. Хорошо, хоть к танцам не приступили. Или поплясали с полчасика? Жихарев, скажи мне, а ведь куда проще, чем с покойником мудрить, вылить брагу, прополоскать – и делу конец! Чистая фляга, она как чистая совесть – любой в нее заглянет и компромата не найдет.

– Ага, – насупился Жихарев, – а что бы я потом родичам сказал, куда бражка делась?

– Обалдеть, какая у тебя логика, – изумился я. – Пропажа браги – это катастрофа, а труп в квартире – это так, пустячок. Теперь тебе твоя бражка боком выйдет.

– Она не моя, а родителей, – уточнил Жихарев.

– Едем дальше, – предложил я. – Итак, у вас есть труп. Шустрая девочка предложила вывезти его за город. Что дальше было?

– Андрей пошел за ключами от машины, – Сергей показал на парня, доселе молчавшего.

Кивком головы я велел своему тезке вступить в разговор.

– Я сходил домой, – мрачно начал студент Андрей. – У родителей были гости. Пока они сидели за столом, я незаметно взял ключи от гаража. Потом пошел в гаражный кооператив, завел отцовские «Жигули» и приехал к Жихареву. Я и Сергей взяли Грибанова под руки, спустили в машину и запихали на заднее сиденье. Девчонки нас страховали, смотрели, чтобы никого у подъезда не было.

– Ловко вам все с рук сошло. Вначале ты, пьяненький, на отцовской машине разъезжаешь по городу, потом вы мертвеца по лестнице спускаете и в «Жигули» усаживаете. Сколько примерно времени было?

– Около пяти вечера, – ответил Жихарев.

– Понятно. Самый разгар веселья, все еще не дошли до кондиции и за столом сидят. Гаишников тоже можно понять, они телевизор смотрят, конца смены ждут. Поехали дальше. Кто дорогу показывал? Кто в автомобиль сел?

– Я был за рулем, – начал перечислять тезка. – Серега сел на переднее сиденье, остальные – сзади. Всех называть? Грибанова сдвинули влево, рядом сел Жихарев, у окна Светка. Еще одна девчонка, Таня, пошла домой. Вначале мы просто выехали из города, потом случайно увидели указатель «Полигон твердых бытовых отходов». Поехали туда. Свернули с трассы, подъехали к полигону. Светка сбегала, посмотрела, кто в сторожке у шлагбаума. Там спал пьяный сторож. Мы подъехали к сторожке, открыли шлагбаум и заехали на полигон. По нему двигались, пока не уперлись в гору мусора. Вышли из машины, посмотрели – вокруг никого. Вытащили Грибанова, взяли вчетвером его за руки за ноги и понесли вдоль горы. Когда отошли метров на тридцать, положили его на землю, а сами вернулись назад. Я подвез ребят до дома Жихарева, поставил машину в гараж и пошел домой.

– Отец не догадался, что ты на его «Жигулях» разъезжал? – спросил я.

– Он еще в гараже не был, не видел, что я почти весь бензин искатал.

– Так-с! – я, подражая Комарову, отстучал пальцами по столу барабанную дробь. – Дальше что было? Кто какой план предложил?

Студент Сергей тяжело вздохнул, с откровенной неприязнью посмотрел на Жихарева.

– Еще перед поездкой мы договорились, что если у нас все удачно пройдет, то скажем, что Грибанов ушел от нас в три часа и поехал к себе в общежитие.

«Неопытные детишки! – подумал я. – Избавиться от трупа у них ума хватило – и на этом все! Дальше – ни алиби, ни раскадровки действий по времени и пространству».

В кабинет вошел Айдар. Жестом вызвал меня в коридор.

– Я привез девчонок, – доложил он.

– Где они?

– Спросил бы лучше: «Кто они?» Одна так себе, а другая – начальника Заводского РОВД дочка.

– Кто-кто?! – мне подурнело. Неприятный холодный ком скатился вниз живота, в ногах появилась предательская слабость.

Вот так номер, вот так удар судьбы!

«Все сходится, – подумал я, – даже фамилию уточнять не надо. Дочь у Геннадия Александровича Клементьева зовут Светой, учится на втором курсе мединститута. Естественно, что именно ей пришла в голову мысль вывезти труп за город. Дети милиционеров на генетическом уровне впитывают в себя основы криминального мышления. А как иначе? Дома постоянные разговоры о раскрытии и расследовании преступлений, тут волей-неволей научишься изворачиваться и ловчить».

– Где она? – упавшим голосом спросил я.

– Вон, у окна стоит, – ответил Айдар. – Светленькая такая, волосы до плеч.

– Скажи ей, чтобы оставалась на месте. Сам иди к Лиходеевскому и попроси его кабинет на полчаса для конфиденциального разговора. Ты Клементьеву ничего не сообщал?

– Ему из деканата позвонили. Преподаватели, пока мы там были, обзвонили всех родителей. Они бы уже тут были, да не знают, из какого мы отдела. Погоди, сейчас справки наведут и устроят нам Содом и Гоморру. У того пацана, который выше всех ростом, у Сергея, мамаша в горпромторге работает. Сейчас она всех знакомых на уши поставит, всем своим блатным прозвонится.

– Иди к Лиходеевскому, проси кабинет.

Оставив Клементьеву на потом, я вернулся к студентам.

– Коротко – кто как провел остаток дня первого мая?

– Я посидел за столом с гостями, посмотрел телевизор и лег спать, – ответил тезка.

– Я вернулся домой и весь остаток вечера провел с родителями, – доложил Сергей.

Жихарев помолчал, посмотрел на свои запылившиеся за день туфли, глубоко вздохнул и выдал:

– Я и Клементьева вернулись ко мне домой. Она помогла мне прибраться в квартире. Мы помыли посуду, попили чай, и она ушла к себе домой.

– Врешь ты все! – внезапно выпалил Сергей. – Сам же похвалялся, что до утра с ней кувыркался! Ты же сегодня перед лекциями в туалете парням заявил, что Клементьева – шлюха, каких свет не видывал!

– Я это сказал, – парировал Жихарев, – чтобы тебя позлить. Ты же к ней в трусы залезть мечтаешь, да она тебе все никак не дает. Пластик жвачки предложи, тогда согласится.

– Стоп! – я с размаху хлопнул ладонью по столу. – Кто с кем спал, будете разбираться в другом месте. Мой вам совет: если решите драться по-серьезному, а не так себе, до первой крови, то поезжайте в другой район. Идите на трамвай. Через шесть остановок отсюда моя территория закончится, там и бейтесь, а у меня в районе разборки наводить не надо. Честно скажу, по второму кругу я на ваши трусливые рожи смотреть не желаю.

Дверь в кабинет открылась, заглянул Далайханов.

– Дело сделано – пастбище очищено.

– Иван, Айдар, – обратился я к операм, – сейчас в две руки возьмите с них объяснения и отпускайте студентов по домам. Если за ними приедут родители, с них тоже возьмите коротенькие объяснения.

– Что теперь с нами будет? – спросил тезка.

– В юридическом плане или в житейском? С нашей стороны можете ничего не опасаться. Мы вынесем постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Я лично в ваших действиях состава преступления не вижу. Грибанов, как ни крути, умер от врожденного заболевания. Спиртное вы ему насильно не вливали, так что в своей смерти он сам виноват. А вот в житейском плане – тут я вам ничего не скажу. Вы повели себя во всех отношениях трусливо. Вы же не знали и не могли знать, что никакая «Скорая помощь» Грибанову не поможет. Он валялся в агонии у вас под ногами, а вы только о своей безопасности думали. Что мне вам сказать? По нашим законам за трусость не судят, а остальное – не в моей компетенции.

Я вышел в коридор.

– Айдар, приедет Клементьев, будет спрашивать про дочку, ничего ему не говори. Выдержишь натиск?

– Андрей, я же нерусский, бараном прикинусь, на Ваньку все стрелки переведу.

– Отлично, так и поступим. Света! – позвал я.

В дальнем конце коридора с лавочки поднялась одетая в ветровку девушка.

– Света, пошли поговорим.

Пока время есть.