Ещё хорошо помню интересные, рискованные похождения, устраиваемые нами. В нескольких километрах от желез-нодорожного посёлка Еремково находился другой – Новое Еремково. Он состоял из десятка, может, чуть больше домов, располагался возле заброшенного карьера, рядом с одноимённым озером. На склонах карьера каким-то образом прижился и вырос кустарник дикого ореха – фундука. В низине находился огромный участок, огороженный деревянным забором, в котором свободно паслись колхозные лошади.
До посёлка мы добирались на велосипедах. Там у одного из живущих ребят оставляли их, а сами пешком шли в сторону карьера. Вначале наш путь лежал к колхозным лошадям. Чтобы не спугнуть мирно пасущихся животных, тихо приближались к ним, залезали на забор. Затем взятым заблаговременно лакомством подзывали лошадей. Выбрав удобный момент, когда некоторые из них, потеряв осторожность, близко подходили к нам, приманенные хлебом или сахаром, мы внезапно прыгали на их широкие спины, намертво хватались за длинную, сплетённую репейниками гриву. Под дикие мальчишечьи крики табун срывался в галоп. Лошади шли плотно, ржали, пыль летела из-под копыт. Тем, кто находился на неизвестно куда несущемся скакуне, было не просто страшно – жутко! Всем своим существом мы как могли вжимались в мускулистое тело пленённого монстра. Обычно несколько минут продолжалась дикая скачка. Затем животные постепенно успокаивались и останавливались. Редко кому из нас удавалось до конца усидеть, обычно, выбрав момент, сами спрыгивали или сле-тали на жёсткую землю. Травм серьёзных как-то удавалось избежать, а вот синяков, ушибов, царапин получали немало. Лишь однажды молодой жеребец во время прикормки, рез-ко повернувшись, лягнул меня и Саньку Смирнова задними копытами. Но, к счастью, мы успели вовремя отскочить. Я тогда остался без каблука на ботинке.
Затем мы поднимались в гору, туда, где плотными вы-сокими кустами рос фундук. Вначале объедались орехами, затем набирали их в завязанные мешком на животе рубахи и, уставшие, но довольные ещё одним прожитым днём, воз-вращались домой. По пути обсуждали, чем займёмся завтра.
Кроме игр и развлечений, в летние каникулы я не забывал и о своих домашних обязанностях. На селе, как писал выше, все с раннего возраста помогают своим родителям. Так, ежедневно в мои обязанности входило накормить кур, свинью или телёнка, которых мы летом постоянно держали, наносить из пруда в огромную алюминиевую ванну воды для поливки огорода.
Кстати, об алюминиевой ванне. Ёмкостью она была при-мерно полтора-два кубических метра. Длинная, плоская, ши-рокая. Весной, как только таял снег и в низинах, болотистых местах скапливалась вода, я вместе с соседскими пацанами подтаскивал эту тяжеленную ванну к водоёму. Там мы пу-скались в рискованные странствия, пугая многочисленных греющихся на кочках лягушек.
Однажды мать прочитала вслух произведение А. Н. Толстого «Пётр Первый». И с этого момента мне захотелось проверить, действительно ли молодой русский царь смог волоком перетащить свой деревянный флот (галеры) по земле на такое большое расстояние, как там было написано. (Гангутское морское сражение, состоявшееся в июле 1714 года. Этим дерзким манёвром, переволокой части флотилии для атаки шведской эскадры с тыла в Фрилакс -фьорде, он до-бился внезапности и, несмотря на численное превосходство неприятеля, наголову разбил его). Эта тема тогда мне сильно запала в душу. Тут-то я и вспомнил о нашей ванне.
Сколотив команду из четырёх верных и преданных дру-зей (мал мала меньше: мне и Сашке Смирнову тогда было лет 10—11, соседу Кольке – 8—9 и его брату – 6 лет), с раннего утра приступили к тяжёлому бурлацкому труду. Подклады-вая поочерёдно под днище своего «боевого корабля» сырые скользкие палки и доски, взялись метр за метром тянуть его в близлежащему озеру с неприятным названием Гнилое. Оно находилось метрах в шестистах от дома. Вначале ванну тянули вдоль леса по высокой траве. Один из нас находился впереди, приподнимал и подтягивал её на себя. Остальные толкали сзади и подкладывали по очереди доски. Работа спорилась. Желание выйти в настоящее плаванье было велико. Но вскоре тропинка, по которой мы до этого успешно продвигались, свернула в заболоченный лес. Воды было не много, но кочки, корни деревьев – всё это значительно осложнило наше про-движение к заветной цели. Когда оставалось пройти менее половины пути, в команде возникли разногласия:
– А стоит ли дальше тянуть эту ванну, не лучше ли вер-нуться назад?
Но я и Санька Смирнов были непреклонны. Путём уго-воров, а где-то и угроз вновь взялись за непосильный труд.
И вот, вконец уставшие, мы всё-таки выкатили свой «фре-гат» к открытой воде. Озеро, на котором собирались плавать, было необычным. Со всех сторон к нему подходили заболоченные берега. Плотно сплетённые растения и их корни составляли единый ковёр. Под ним несколько метров жидкого ила, прелых отложений. Сделаешь шаг, ступишь ногой и тут же почувствуешь, какая неустойчивая под тобой основа.
А если вдруг «плетёнка» не выдержит или попадёшь в «окно» (открытое место, не заросшее травой), поминай как звали! Жуть, страшно! Но разве об этом думаешь в детские годы? Тем более мы были деревенские ребята, давно привыкли ходить по лесам и болотам. На озере находилось несколько небольших островков. Жёлтые кувшинки, белоснежные лилии в огром-ном количестве росли вдоль всей береговой черты. Дикие утки, заметив нас, держались на значительном расстоянии, покрякивая, ныряли, чтобы где-то метров за двадцать вновь показаться на зеркальной водяной поверхности. Осенью это болотистое место сплошь покрывалось краснощёкими ягодами клюквы, а чуть дальше в лес – брусникой.
Итак, «корабль» был спущен на воду, первая команда (мы поделились по двое, иначе всех ванна не выдерживала) от-правилась в путешествие к одному из островков. Вначале по-плыли мы с Колькой. Я стоял чуть сзади и длинной палкой, втыкая её в мягкое илистое дно, толкал ванну вперёд. Колька сидел впереди, обеспечивая устойчивость нашего судёнышка. Так не спеша мы добрались и высадились на небольшой со-вершенно дикий островок, при этом спугнув несколько уток, сидящих на гнёздах.
Затем по тому же маршруту сходили Сашка Смирнов с Колькиным братом. В итоге все остались довольны успешно завершившимся походом. Тащить ванну назад сил и желания ни у кого не было. Поэтому, спрятав её в лесу и забросав с целью маскировки ветками, вернулись домой. Только через несколько дней, собравшись с силами, мы вернули ванну на место. Наши родители ничего не узнали об этом эксперименте. Иначе хорошей взбучки уж точно бы не миновали.
Ни от кого не секрет, что в деревне каждая семья в то время держала какую-нибудь скотину. Мои бабушка и дедушка по отцу имели белую, с рыжими пятнами корову и несколько серых гусей, которые постоянно гонялись за мной и не раз больно щипали. А по материнской линии бабушки (сёстры) держали кур и кошку. У нас жили кот, свинья или телёнок и с десяток кур. На работе у отца был огромный конь-тяжеловес чёрной масти по кличке Вальс и немецкая овчарка Жульба. Кроме непредсказуемой коровы и гусей, я не боялся никого. На телёнке или свинье часто катался верхом. Сначала кормил, чесал шею или за ухом, и тогда они позволяли мне покататься на себе. Однажды телёнок по кличке Миша пасся у нас за домом на убранном колхозном поле. Отец перед уходом на работу привязал его длинной верёвкой к вбитому в землю колу. Когда я возвращался из школы домой, то вижу: верёвка оборвана, а Миши нет. Тут слышу чьи-то крики:
– Люди, помогите! Убивают!
Вдалеке, за полем, начиналось мелколесье. Крики, как мне показалось, доносились с той стороны. Всматриваюсь. Точ-но, перед кустарником стоит наш Миша и трубным голосом мычит. Я бегом туда. Подбегаю. Хватаю за обрывок верёвки и через плечо тяну за собой быка. А он как танк – попробуй сдвинь с места. Смотрю, из кустов с опаской вылезают две женщины в длинных цветных платьях и кричат:
– Вы такие-растакие, мы на вас и вашего быка управу найдём!
Мой Миша, увидев их, снова дёрнулся назад так, что я чуть не свалился в траву. Пришлось крикнуть на него, хлест-нуть обрывком верёвки по боку. Бык недовольно промычал, но всё же последовал за мной. Бабы с испуга вновь скрылись за деревьями и сидели там до тех пор, пока мы не отошли на значительное расстояние.
Коль речь зашла о домашних животных, то стоит вспомнить о Вальсе – огромном чёрном мерине, однажды спасшем мне жизнь. На молокозаводе, к которому он был приписан, конь выполнял различные работы по перевозке тяжестей. Так, для охлаждения молочных продуктов на предприятии использовали не только холодильные установки, но и заранее заготовленный лёд. Его всю зиму намораживали слоями, затем накрывали толстым слоем опилок. При необходимости летом куски льда откалывали, грузили на телегу, и Вальс тянул её на завод. Также он подвозил огромные распиленные и колотые брёвна к котельной. Кроме этого, лошадь использовали для личных нужд: при заготовке дров, посадке и копке картофеля и прочем. Короче, трудился конь с полной нагрузкой. Но и кормили его на заводе хорошо. В день он выпивал по нескольку вёдер обрата или сыворотки с хлебом. Кроме этого, овощи, трава, сено всегда входили в его рацион, отчего чёрная глад-кая шкура у Вальса блестела, лоснилась на солнце, а длинная густая, жёсткая грива, словно струи воды, ниспадала с шеи.
Я часто заходил на завод к отцу, где меня все знали, были рады, всегда угощали свежим творогом со сметаной или предлагали выпить сливок с кусковым сахаром и душистым, тёплым хлебом, привезённым из местной хлебопекарни. Всё натуральное, вкусное. После такой трапезы домой на обед можно было не ходить. И я чаще всего направлялся к Валь-су, если он, конечно, не работал. Обычно конь пасся неподалёку. Длинная верёвка или цепь, привязанная к вбитому в землю колу, ограничивали его территорию. Уже издалека почувствовав или увидев меня, Вальс вытягивал шею и, на-вострив уши, внимательно всматривался, смешно втягивал воздух своими ноздрями. Только окончательно узнав меня, спешил навстречу. Если я ему сразу не предлагал чего-нибудь вкусненького, то он нагло начинал обыскивать мои карманы. От тёплого дыхания, ощупывания одежды этими большими губами мне было щекотно и смешно. Я пытался оттолкнуть его голову, отойти в сторону, но конь не отпускал, настой-чиво проверяя все уголки моей одежды. И, лишь получив угощение или, наоборот, ничего не найдя, оставлял в покое. Иногда я катался на нём, залезая на спину с какого-нибудь высокого предмета. Жёсткой щёткой расчёсывал ему гриву, хвост, летом мыл из шланга холодной водой. При этом конь всегда вёл себя спокойно. Не укусит, не ударит копытом, не сбросит на землю. То ли это ему нравилось, то ли он понимал, что я ещё ребёнок.
Однажды, сейчас уж точно не помню, по какой надобности я ехал на телеге от молокозавода в сторону дедовского дома, со мной произошёл такой случай, который, если бы не Вальс, мог стать последним в череде событий моей жизни. Я стоял, широко расставив ноги, недалеко от переднего края телеги. Посвисты-вал, крутил над головой вожжами, лихо подгонял коня, чтобы тот бежал быстрее. Вальс не особо ретиво, но всё же исполнял мои команды. Телега на ухабах подпрыгивала, тряслась, трудно было удержаться на ногах. Однако меня это лишь возбуждало, никакого страха не ощущал. Вот невдалеке переезд. Он открыт. Значит, поезда нет. Перед ним небольшой подъём. Я вновь подгоняю коня. Вдруг, когда ничего не предвещало опасности, деревянное, обитое железным обручем колесо попадает в углу-бление, где лежит рельс. Телега как вкопанная останавливается на месте. Я, теряя равновесие и не находя, за что можно схватиться, падаю по ходу движения прямо под задние ноги лошади. И самое страшное то, что при этом моя шея оказывается чёт-ко под колесом телеги. Ноги запутываются в вожжах. Больно и страшно оттого, что конь сейчас дёрнет и тяжёлое колесо с хрустом прокатится по моим детским шейным позвонкам. Хочется что-нибудь крикнуть, но нельзя, так как это может спровоцировать лошадь к движению. Нелепо, смешно, печально моё положение. Но Вальс это словно почувствовал. Он стоял, как скала, недвижим, повернув голову в мою сторону. Его большой чёрный глаз наблюдал за тем, как я выпутываюсь из этого капкана. Первое, что сделал, – убрал из-под колеса голову, затем освободил ноги, ухватившись за хвост коня и обруч, подтянулся и влез обратно в телегу. Синяки, ссадины, испачканная в пыли одежда для меня в этот момент ничего не значили. Значила только жизнь, подаренная мне Вальсом. И она была прекрасна!
Каждое лето к нам в Еремково на отдых приезжали род-ственники – родная сестра моей матери тётя Валя с мужем дядей Толей и сыном Сашей. Двоюродный братишка был на два года младше меня. Я с нетерпением ждал их приезда (родители Саши были учителями). С ними лето проходило весело и интересно. Они поселялись недалеко от нас, в доме бабушек. Анатолий Аркадьевич страстно любил рыбалку. С его прибытием блюда из свежевыловленной рыбы становились постоянным атрибутом нашего стола. Очень часто на рыбалку мы выезжали вчетвером на мотоцикле и мопедах. Обычно это были поездки на озёра: Малую либо Большую Кжемлю или более удалённое Молдинское озеро. Места там необыкновенно красивые. Хорошо ловились щука, лещ, под-лещик, плотва, краснопёрка, окунь. Как-то раз в одну из таких поездок мы остановились с ночлегом на берегу Молдинского озера, возле небольшой деревеньки Полукарпово. В ней в то время отдыхал друг Анатолия Аркадьевича. По специальности он был врач, хирург, весёлый и потешный дядька.
Погода выдалась действительно по-летнему тёплая, нежная своей среднерусской берёзовой красотой, дурманящая запа-хами полевых растений.
Расположившись на крутом берегу, мы плотно перекусили взятыми в дорогу продуктами. Дядя Толя выпил домашнего крепкого первача и, разморенный горячим июльским солн-цем, быстро уснул. Всё равно днём рыба ловилась плохо. Я и Санька, взяв топор, пошли заготавливать на ночь дрова для костра. В лесу на земле лежало много упавших деревьев. Не-которые обросли мхом, возле других выросли муравейники. Пауки сновали сверху вниз, создавая тонкие, прочные сети, в которые попадались, запутавшись, мелкие букашки. Где-то высоко в лесной кровле громко прокричала невидимая птица. Мы с опаской осматривались в этом сказочно-заколдованном мире, боялись ненароком наступить на гадюку. Здесь их было много. Но всё обошлось. Валежника наносили огромную кучу. Тетя Валя тем временем помыла в озере посуду. Так постепенно закончился день, солнце котилось к закату, активизировались комары. Санькин отец, кусаемый этими неугомонными насекомыми, проснулся, велел нам сначала поставить палатку и лишь за-тем готовить снасти к предстоящей рыбалке. Мы вместе со старшими мигом установили её на крутом берегу, откуда в вечернее время вид на озеро становился ещё более прекрасным.
Дядя Толя, выдав каждому по удочке, одну на двоих бан-ку с червями и установив нужную глубину крючка, показал место, где между кустами тростника должна быть рыба. Осталось насадить на крючок красного вёрткого червя, сде-лать хороший заброс и ждать поклёвки. Эх, чёрт возьми, как это было приятно! Сегодня с лёгкой грустью вспоминаешь те незабываемые дни.
Итак, рыбалка началась! Косяки мелких рыбёшек гуляли недалеко от песчаного берега, рядом с порослями молодого тростника. Крупная рыба бороздила глубины озера, выискивая корм на дне. Хищники, окунь и щука, прятались в тине, в тростниковых зарослях, внезапно нападая на зазевавшуюся жертву.
В утренние и вечерние часы жизненные процессы в озере резко активизировались. Над водой появлялись несметные зудящие тучи комаров. Мелкая рыбёшка выпрыгивала на поверхность, старалась поймать комарика или мотылька. В стаи рыб временами торпедами врезались вечно голодные щуки, или снизу, с тёмного дна, нападал крупный окунь. Тогда вся стая мигом разлеталась в стороны, чтобы через секунду-другую вновь собраться в плотный косяк. Охотничий азарт у нас с Санькой был огромен. Каждый хотел выловить больше рыбы, чем другой. Однако этот давалось не так -то просто. Часто из-за неудачного заброса леска запутывалась, червяк слетал или был объеден. Да и «добыча» не собиралась просто так сдаваться, срывалась с крючка прямо возле ног.
Дядя Толя подсказывал, как надо подсекать ту или иную рыбу, как правильно её подтаскивать к берегу. И понемногу у нас с бра-том стало получаться. Вот уже десятка два краснопёрок, окуньков, плотвы плавали в ведре. Сашин же отец специализировался на более крупной и хитрой рыбе: леще, подлещике, щуке. Он на берегу выставил несколько донок. А сам, постоянно контролируя их, немного отойдя в сторону, блеснил спиннингом тихую заводь.
Часа через два стало совсем темно. Анатолий Аркадьевич, выловив несколько хороших подлещиков и приличную щуку, закончил рыбалку. Забрав и наш улов, пошёл наверх, к палатке, помогать тёте Вале готовить уху. Они разожгли яркий костёр, который, словно маяк, далеко виднелся с глади озера. Одни мы с братом не могли никак остановиться. В наступивших ночных сумерках рыба стала брать хуже, но всё же поклёвки продолжались. Пока один из нас напряжённо всматривался в еле заметный на воде поплавок, подолгу спокойно лежащий на поверхности или внезапно несущийся в сторону и ныряющий на глубину, другой менял объеденного червя, спеша сделать хороший заброс под тростник, где, казалось, уж точно возьмёт. Словно сумасшедшие, мы носились с братом от удочки к банке с червями, что есть силы размахивая удилищем, забрасывая снасти как можно дальше от берега, совершенно при этом не глядя, кто у тебя сзади. Ну и, как говорят в этих случаях, чему быть – того не миновать. В очередной раз рыба объела червя на крючке у Саньки. Он тут же бросился его менять. А я в это время делал очередной заброс. Леска засвистела в воздухе, но отчего-то в воде ничего не булькнуло. Мне показалось это странным. Я потянул – удилище прогнулось.
«Да, – думаю, – явный зацеп». Наверное, леска или крючок застряли в ветках деревьев, свисающих прямо над нашими головами. Ещё раз потянул, слышу со спины чей-то сдавленный стон, поворачиваюсь и своим глазам не верю: Саша стоит на коленках возле перевёрнутой банки с червями, руками схв-тившись за натянутую леску, а крючок вместе с насаженным червяком торчит из его щеки. Последовавшие его мычание и всхлипы привели меня в сознание.
– Саня, держись! – я тут же бросил своё удилище и по-бежал к нему.
Он встретил меня кулаками. Но, видя, что и я не меньше его испуган, остановился. Надо было срочно освобождать от крючка его проколотую щёку, но как, я не знал. Оторвав от удилища кусок лески, мы поспешили к Сашиным родителям. Они в это время находились возле палатки, готовили на костре уху. Собрав волю в кулак, мы полезли по крутому откосу наверх. Всё это происходило поздним вечером.
Тётя Валя, увидев в пламени костра своего сына с проколотой щекой, с размазанными по лицу слезами и кровью, свисающим с крючка этаким вёртким, дерзким червяком, пришла в ужас. Она растерялась и вместо оказания практической помощи накинулась на меня и сына, причитая и всхлипывая, говоря, что нам ничего нельзя доверять, что за нами надо постоянно смотреть и тому подобное. Мы стояли с опущенными голова-ми. А наглый червяк на Санькиной щеке, пытаясь соскочить с крючка, продолжал тем временем вертеться.
Только дядя Толя, хоть и не скрывал своего раздражения по поводу случившегося, но долго мусолить этот вопрос не стал. Успокоив жену, он тут же завёл свой мотоцикл, поса-дил сзади сына и повёз его в посёлок Полукарпово к своему другу – хирургу Олегу. Мы вдвоём с тётей Валей остались ночью на берегу Молдинского озера. Слышно было, как кричат ночные птицы, в тростнике плавают дикие утки, бултыхается выдра, издавая звонкие шлепки по воде, играет крупная рыба. Казалось, ночной мир вокруг нас ожил: заговорил, закричал, зашевелился своей невидимой жизнью. Да, скажу прямо, тогда нам с тётей Валей было немного не по себе и прежде всего от переживаний за Сашу.
Прошло два часа, а Анатолия Аркадьевича с Сашей всё ещё не было. Тётя Валя начала нервничать:
– Может, с ними что-то в дороге случилось? – то ли про-сто говорила, то ли спрашивала она.
Я, подавленный ответственностью за содеянное, молчал, подбрасывая в костёр сухие ветки, палки, коряги. От яркого огня становилось теплее и спокойнее.
Вдруг сухой треск мотоциклетного двигателя прорезал густой ночной воздух. Яркий пучок света фары взлетел в звёздное небо.
– Едут! Едут! – радостно закричал я.
Действительно, это были наши пропащие дядя Толя с Сашей.
– Ну, как? – с нетерпением встретила их тётя Валя. – Скажите скорее, что моему сыночку сделали?
– А ничего особенного, – улыбался Анатолий Аркадьевич, находясь в бодром настроении, – просто Олег (хирург) пинцетом снял червя, промыл спиртом крючок, откусил проушину и вытянул его из щеки. Вот и всё. Санька, Генка, теперь вы поняли, что значит правильный заброс? Это когда во время его не ловите своего товарища! – здесь он засмеялся.
Жена замахала на него руками: – Толица, что ты такое говоришь?! Посмотри, как испуганы ребята. Что сказал врач насчёт Сашиной щеки? Я жду, а ты смеёшься, – тут она погрозила мужу кулаком.
Я взглянул на Саньку. Его щека, вымазанная йодом, заклеенная лейкопластырем, вспухла. Сам он был не по-детски серьёзен. Грозно, исподлобья смотрел на меня. Удержаться от улыбки, глядя на это, не было никаких человеческих сил. Через пару дней данный эпизод забылся, во всяком случае о нём не вспоминали, и мы с братом были готовы к новым приключениям. Стояли жаркие июльские дни. Сашины родители решили организовать новый поход на рыбалку на Большую Кжемлю. Берега этого приличного по размерам озера покатые, песчано илистые, поросшие мелким кустарником, тростником. Старшие решили не брать в этот раз технику, а идти пешком, к тому же это было недалеко, всего три километра от дома. Тащить же пришлось много всего: палатку, рыбацкие снасти, продукты, тёплую одежду. Несмотря на горячие дни, приходилось подумать и о прохладных тверских ночах. Итак, с вечера подготовив походное снаряжение, на следующий день мы рано поутру двинулись в путь. Пройдя вдоль правой стороны озера метров триста, нашли красивую лужайку с выходом к воде. Поставили палатку. Сложили кострище – круг из камней для костра, заготовили дров. Всё, можно было идти ловить рыбу.
Анатолий Аркадьевич помог нам разобраться со снастями, а сам пошёл вдоль озера блеснить щуку. Про- мучившись с кустарником и тростником, которые мне и Саше не давали сделать нормальный заброс, я предложил поискать где-нибудь возле берега спрятанную лодку, или ройки. Не говоря ничего Сашиным родителям, мы отправились на поиски. И, действительно, вскоре нашли то, что искали. Это были ройки (долблёнки), притянутые к дереву цепью, скрепленной болтом.
– Теперь рыбалка удастся, – думали мы. – Сейчас отплывём, встанем под тростник – и вся рыба наша.
С трудом раскрутив и сняв с болта ржавую гайку, освободили плавсредство. И вот мы с братом плывём мимо лилий, жёлтых кувшинок, тростника. Вдруг страшный крик про-
– А-а… Вот кто тут мои ройки украл! Держи их!!! Сейчас поймаю- руки-ноги повыдергиваю!
Сообразив, что это относится к нам, мы здорово испугались. Саша побледнел.
– Кто это? – прошептал он, не видя скрывавшегося в густом прибрежном кустарнике человека.
– Это наш сосед Волога, – ответил я, – жуткий мужик.
Одна рука у него сухая, отсохла, висит вдоль туловища. Он часто пьёт и бьёт свою семью. А однажды я видел, как он со своими дружками во дворе забивал жеребёнка на мясо. Жуткое было зрелище! Сначала мужики выпили водки. Потом вывели из сарая жеребёнка, завалили его на землю и воткнули ему в шею огромный нож. Но не удержали. Жеребёнок вскочил, вырвался из их рук и стал бегать по двору. Так эти гады и ловить его не стали. Просто пошли дальше водку пить, ожидая пока тот сам умрёт.
От этих комментариев Саньке сделалось совсем худо.
– Ты чего, Саня, всё у нас с тобой обойдётся, – решил я его хоть как-то приободрить. – Здесь он нас с тобой не достанет. Вот только не хотелось, чтобы Волога с твоими родителями встречался и на нас нажаловался. Давай на другой берег пере-берёмся, там ройки оставим, а сами лесом вернёмся к палатке.
Так и сделали. От страха силы наши удвоились. Само-дельные вёсла с обеих сторон заработали безостановочно, чему способствовала крутая матерная брань Вологи. Узкий участок озера, метров в двести-триста, мы пересекли словно на крыльях.
А дальше, бросив ройки возле берега в траве, словно парти-заны, боясь нарваться на страшного и злого мужика, сделали приличный круг по лесу, чтобы незамеченными добраться до своей палатки.
Дядя Толя, продолжая рыбачить, ушёл далеко от нашего лагеря и ничего не слышал. Тётя Валя, занятая обустрой-ством палатки, готовя обед, тоже была не в курсе последних событий. При нашем внезапном появлении лишь спросила:
– Где вы столько времени пропадали? И где рыба?
На что мы с Санькой ответили: мол, обследовали местность. Вскоре пришёл Анатолий Аркадьевич, как всегда, с хорошим уловом. Он разжёг костёр, повесил на палке между двух вбитых в землю рогатин казанок с водой для ухи. Казалось, все напасти минули. Но не тут-то было. Слышим, ударилось что-то в берег. Это были те самые ройки. А следом из кустов на поляну вышел злой Волога. Тут я и Саша снова здорово струхнули. Волога, увидев нас, не стесняясь чужих людей, громко заматерился, грозя нам своим единственным здоро-венным кулачищем. Мы не на шутку испугались, думая, что Санькины родители возьмут и отдадут нас этому свирепому мужику, вот тогда он точно из нас сделает котлету. Однако Анатолий Аркадьевич был мастер разруливать и не такие ситуации. Налив Вологе рюмку самогона, поговорив об особенностях местной рыбалки, он увёл его в сторону, к озеру. Там, на берегу, они несколько минут о чём-то поболтали, после чего Волога так же бесследно исчез, как и появился. «Международный» конфликт был улажен. Но мы хорошо понимали, что главная взбучка для нас ещё впереди. И тут вдруг, словно провидение, произошло резкое изменение по-годы. К тому времени день перевалил за полдень. Над травой заклубились живые рои комаров. Солнечные лучи внезапно закрыли набежавшие откуда ни возьмись тёмно-синие тучи. Через несколько минут брызнул редкий дождь. Далеко, на другой стороне озера, мелькнула молния, ударил гром.
– Мигом все вещи в палатку, – скомандовал Анатолий Аркадьевич, сам же бросился к костру спасать уже готовую уху.
Только всё успели убрать, как с неба полило будто из ведра. Обедать пришлось в неудобно скрючившихся позах в маленькой, рассчитанной на двоих палатке. Но вкуса свеже-приготовленная на костре уха от этого не потеряла.
Брезентовый потолок и всё вокруг нас временами вспыхи-вало от очередной сверкнувшей в облаках молнии, затем так же мгновенно погружалось во мрак. Небесная канонада была сравнима с грандиозной битвой. Порывы ветра трепали из стороны в сторону нашу убогую лачугу, нарываясь снести её и залить водой. Не знаю, как взрослым, а мне и брату было не по себе.
Дядя Толя, будучи преподавателем физики, стал объяснять феномен такого происходящего природного явления, как гром и молния. Особенно он остановился на опасном характере молнии – сверхмощном электрическом разряде. Тогда я сказал, что тоже знаю кое-что о шаровых молниях. Он подтвердил, мол, действительно, есть такие молнии, и попросил меня о них рассказать.
– Мой отец Юрий Васильевич, – начал я свой рассказ, – тоже рыболов-любитель, хорошо знает здесь все озёра. Ему с ранних детских лет пришлось помогать своим родителям ставить на ноги младших братьев, которых у него было аж семеро! Однажды он ловил рыбу с роек на этом озере, недалеко от места, где сейчас стоит наша палатка. Во второй половине дня подул свежий ветерок, появились кучевые облака, закапал дождь. Отец собрался было скручивать удочки и плыть к бе-регу, да вот рыба стала просто бешено брать, только успевай вытягивать. Он сидел в ройках под проливным дождём, над его головой гремел гром, сверкали молнии. И вдруг он по-чувствовал необъяснимую притягивающую силу. Посмотрел вправо назад и увидел, как над водой в его сторону медленно летит яркий светящийся шар.
«Шаровая молния!.. – пронеслось в голове отца. – Если она коснётся меня, то всё, пропал…»
Он медленно освободил воткнутый в илистое дно кол, сдерживающий на месте ройки, и тихонько оттолкнулся от него. Однако искрящийся огненный шар не желал его отпускать, подлетая всё ближе и ближе. Это воздушные потоки влияют на движение молнии. И чем быстрее ты двигаешься, тем сильнее они становятся. Время измерялось секундами до того момента, как смертельное электрическое ядро настигнет и в щепки разнесёт жалкую долблёнку. Отец лёг на дно роек лицом вверх и стал обречённо ждать: «Будь что будет».
Эти пережитые секунды показались ему вечностью. Он поч-ти не дышал. Рядом с противоположным бортом послышался сухой треск, свечение. Ещё мгновение, и это огненное ядро превратит в щепки жалкую посудину. Он закрыл глаза. Но что это? Треск стал удаляться. Не веря самому себе, отец ещё какое-то время лежал, не шевелясь, но крайнее любопытство оказалось сильнее страха. Он с опаской привстал и увидел, как жёлто-красный шар плавно скользит над гладью озера в сторону огромной, растущей на берегу осины. Сильнейший взрыв, похожий на грохот разорвавшегося артиллерийского снаряда, пламя, дым, пар мгновенно окутали то место, где только что стояло дерево. Когда дождь затушил огонь, а ветер унёс остатки дыма, перед глазами отца пред-стала не мощная, в полтора обхвата осина, а искорёженное, с чёрным прожжённым дуплом, расщеплённое невиданной силой «чудовище».
– И, кстати, эту осину все вы видели, – закончил я свой, вернее, отца рассказ.
– А мне Юрий Васильевич ничего такого не говорил, – с явным интересом сказал Анатолий Аркадьевич. – Вот пройдёт дождь, и ты нам, Гена, покажешь это дерево. А так всё это правда: шаровая молния – мало изученное наукой явление. Она может быть для человека крайне опасной.
Разговаривая, кушая, прячась от дождя в палатке, мы про-вели весь оставшийся день, вечер, а затем и ночь. Однако дождь и не думал заканчиваться. В нашей крохотной «лачуге» было тесно, крыша провисла, с неё постоянно капало. Дядя Толя, выпив бабушкиной самогонки как ни в чём не бывало заснул, с удовольствием похрапывая. Короче, не знаю, как остальным, но мне было не до сна. Лишь временами я куда-то проваливался в небытие, где были бегающий за Санькой и мной с огромной дубиной Волога, шаровые молнии, летящие навстречу, как снаряды….