Хрякин кашляет в кулак и пучит глаза. Алла прикрывает ладошками рот, поглядывая на улыбающегося водителя.
Алла (робко). Ветром книжку из рук Пушкина как вырвало и прямо в голову маленькой девочке, представляете? Она и сейчас еще в больнице с сотрясением.
Хрякин. С сотрясением, говоришь? Хорошо… (Смотрит в окно.) А почему вообще Бегемот?
Алла. Не знаю. (Пожимает плечами.) Документы потерялись, но говорят, что памятник очень похож на кота, что на нашем гербе.
Хрякин (задумчиво). На кота…На кота… А Александр Сергеевич? Он часто бывал у нас?
Алла (уверенно). Ни разу.
Довольный Хрякин делает знак водителю остановиться.
В парке вокруг памятника коту Бегемоту толпа молодежи, мамаш с маленькими детьми и беременных женщин. Кое-где можно наблюдать бритоголовых мужчин мощного склада в черных куртках с нашивками «За дело!» В позах сторожевых псов они зорко посматривают по сторонам и готовы к бою по любому жесту их вожака – высокого сутулого мужчины в надвинутой на лоб шляпе, по фамилии УДОДОВ (31). Удодов стоит сбоку от сколоченной сцены, с которой Хрякин в сопровождении Аллы и соратников энергично жестикулирует и орет в мегафон.
Хрякин. Граждане, вы только взгляните! (Показывает пальцем в сторону памятника Бегемоту.)
А теперь ответьте, может ли подобное убожество принести славу нашему городу и сделать счастливыми ваших детей? А? Может?!
Из толпы выкрики, спровоцированные бритоголовыми по отмашке Удодова: НЕТ! НИКОГДА! УБОЖЕСТВО!
Хрякин. Откуда же взялось это уродство, как не от бывшей власти оборотней! Это они насаждают нам свою чуждую культуру. Это они заставляют вас и ваших детей говорить на их птичьем языке. Это они искажают и душат наше многострадальное прошлое, чтобы ваши дети никогда не увидели светлого будущего. Никогда! А что же они увидят, спросите вы? Голод и нищету. Куда их толкают? На гастарбайтерство и войну. Ради чего? Ради такого вот убожества, которое вконец искалечит их и превратит в бессловесных рабов.
Кто-то из толпы выкрикивает: Руки коротки!
Хрякин (одобрительно кивая). Вот слова настоящего патриота. Возродим же свою национальную культуру. Хватит жить по указке засланных к нам наймитов. Сколько мы натерпелись от них!
Одобрительные возгласы и аплодисменты. Хрякин обращает внимание толпы на памятник Пушкину.
А это знаете, чьи слова? (цитирует из Пушкина.) «Самовластительный Злодей! Тебя, твой трон я ненавижу, Твою погибель, смерть детей С жестокой радостию вижу». А?! Каково? Как можно было такое сказать о детях! И это – наше все? Нет, друзья. Это – не наше! Не допустим же больше трагедий, какая совсем недавно произошла вот тут на этом самом месте с маленькой девочкой. Подобные случаи есть не что иное, как провокации со стороны врагов. Все вы знаете их имена!
Из толпы зычно донеслось: Знаем! Знаем! Из толпы в сторону памятника Пушкину летят редкие камни. Хрякин неожиданно для всех падает на колени. С трагической миной в голосе он произносит:
Я прошу прощения у матери этой девочки за бессовестную политику бывшей администрации, а также у матерей других пострадавших детей.
Хрякин передает мегафон Алле и незаметно шлепает ее по заднице. Та оживает.
Алла (торжественно). Сегодня из фонда защиты детей, который возглавляет наш уважаемый и всеми любимый мэр Николай Ильич, на лечение Машеньки была перечислена крупная сумма. Мы сделаем её счастливой. Но главным счастьем для девочки был подаренный ей щенок.
«Ход со щенком – всегда беспроигрышный», – хмыкнул Григорич. Он даже подумал, что каким бы бездарным ни было произведение, стоит лишь включить в него эпизод, где либо малыш спасает щенка, либо щенок спасает ребенка, и считайте, что слезы у читателя обеспечены. Григорич даже брезгливо скривился от этого лицемерного цинизма, но кто виноват в том, что подобные штампы до сих пор волнуют сердца читателей и зрителей?
В звенящем от речей и оваций воздухе, пропитанным национальным пафосом и сентиментальностью подстрекаемая активистами толпа, орет: ХРЯКИН – НАШ МЭР! НАШИ ДЕТИ – ЗА ХРЯКИНА!
Хрякина на руках относят к машине. Машина Хрякина отъезжает. Из-под колес в лицо Пушкину словно пощечиной летит струя грязи. Хрякин дает отмашку из окна, и бульдозер рушит оба памятника. С лиц людей сходят улыбки и появляются оскалы дикарей. Озверевшая толпа беснуется. В толпу врывается древний старик и воздевает руки к небу.
Старик (с надрывом). Безумцы! Не слушайте идиотов! Пушкин – он…он ведь чувства добрые нам лирой пробуждал. И милость… милость к падшим…. Он не был у нас, но он наш. Наш. Люди…
По жесту Удодова старика бьют дубинками, он сплевывает кровь и его уводят в никуда.
Машина мэра останавливается на перекрестке. Пробка. Хрякин злится, нервно поглаживая коленку Аллы.
Хрякин (водителю). Черт. Что там?
Водитель высовывается из окна и что-то спрашивает у прохожего. Поворачивается к Хрякину.
Водитель. Говорят, кто-то под трамвай бросился.
Алла с Хрякиным переглядываются. Вдруг на капот машины вспрыгивает черная кошка и бьет лапой по стеклу. Множество других кошек пролезает через окна в салон. Они прыгают на голову шоферу и Алле. Кошка срывает парик с головы Аллы. Хрякин смеется. Водитель тоже смеется, но трубным голосом. Алла с Хрякиным смотрят на него и кричат от ужаса. У водителя нет головы. Алла смотрит на Хрякина. У того тоже нет головы. Кошки рычат: ВОР! ВОН! ВОР! ВОН!
Хрякин просыпается в холодном поту. Телевизор работает на полную громкость. Близорукий мэр надевает очки. На экране телевизора график предвыборной гонки, на котором рейтинг Хрякина зашкаливает. Довольный Хрякин энергично вскакивает с кровати. В комнату входит Алла в банном халате с полотенцем на голове. Хрякин в трусах и майке строго смотрит на неё. Алла тут же оказывается в деловом костюме, в руках блокнот и ручка.
Хрякин (с бесиками в глазах). Пора, наконец, вернуть городу его истинную историю и культуру. Люди должны помнить имена только настоящих героев. А?
Алла (преданно). Да, шеф. Вы великолепны.
Хрякин ходит по комнате с видом Наполеона и диктует. Алла с восхищением смотрит на него и записывает.
Хрякин (отрывисто). Создать штаб.
Алла. Уже создан.
Хрякин. Объявить всеобщую мобилизацию.
Алла. Объявлена по всему городу.
Хрякин. Подключить Общество национальной идеи. Задействовать радикально настроенное студенчество. Охватить повышенным вниманием малоимущих! В общем, собрать всех наших.
Алла (с чувством). Николай Ильич, сегодня все – ваши.
Хрякин (потирая руки). Отлично. Вызовите ко мне Удодова. Мне понадобятся его патриоты. И с завтрашнего дня юбку оденьте подлинней, начальница Комитета по культуре.
Алла в изумлении раскрывает ротик. Хрякин возбужденно поглаживает Аллу по ягодицам, проникая сквозь разрез юбки. Алла вздрагивает и смотрит на Хрякина ласково, ее губки дрожат. Хрякин уводит её из комнаты. Слышатся стоны.
В кабинете начальника группы «За дело» Удодова собрались бойцы и смотрят выступление Хрякина по телевизору. Хрякин стоит у памятника основоположнику рефлексологии и патопсихологии Бехтереву перед зданием городской психиатрической лечебницы. Хрякина окружает толпа.
Хрякин. Может быть, Бехтерев чем-то и знаменит. Может быть даже герой. Но что героического он сделал для нашего города? А я скажу вам что. С приходом военных в городе все становятся солдатами, с появлением поваров всем очень хочется есть. Когда же являются подобные горе-психиатры, они тут же начинают ставить диагноз шизофрении нашим детям. Это ли геройство? Не позволим чужакам превращать нацию в психов! Мы и сами отличные диагносты. А?!
Толпа кивает и блеет. Все аплодируют, а над толпой растягивается длинное полотно: «НИКОЛАШУ НА ЦАРСТВИЕ!» Все кричат: Ура! Удодов выключает телевизор и вопросительно смотрит на бойцов.
Удодов. Всем все ясно? Тогда действуйте по всем направлениям – быстро и организованно.
Бойцы активно покидают кабинет.
Во дворе Военной Академии им. маршала Жукова два крана-жирафа едут к памятнику Жукову и выдвигают мощные стрелы на всю длину. Из здания выбегает весь командный состав. Полковник Комаров (55) размахивает руками.
Комаров (грозно). На каком основании?!
Байкеры Удодова хватают офицера под руки, но тот успевает дать оплеуху одному из них. Затем выхватывает из кобуры пистолет и щелкает предохранителем. Воздух оглушает выстрел.
Комаров (разъяренно). Отставить, мерзавцы! С вами говорит полковник Комаров. Еще один шаг и следующий выстрел будет на поражение. Вы на кого замахнулись? На святое!
Байкер (размахивая цепью). Отойди, мужик. Твой Жуков – палач. Он солдат на убой гнал, да приговаривал, что бабы еще нарожают.
Комаров (парируя язвительно). Так может дед-то в УПА воевал?
Остальные офицеры и курсанты стоят молча, но лица их мрачные. Поодаль, в тени акаций Хрякин молча наблюдает за происходящим сквозь очки, которые Алла постоянно ему меняет, но тот злится, потому что ни одни не подходят.
Появляется Удодов.
Удодов (трясет Комарова за плечи). Ух, генерал!
Комаров (хмуро). Что?
Удодов (восторженно). Майор. Генерал-майор. Хочешь?
Комаров (моргает). Купить меня?! Не выйдет. Да я лучше нищим… (Хрипло). Пусть никогда собственной квартиры не увижу. Пусть сыну-калеке никогда на операцию не соберу, но на святое…
Хрякин (с ухмылкой Алле, указыая на Удодова). Далеко пойдет.
Удодов. Квартиру ему! Трехкомнатную. В центре. И дачу. Элитную!
Комаров. Да как вы смеете?
Удодов. Сыну операцию за счет фонда нашего мэра. Ну?
Лицо Комарова дергается, глаза наливаются кровью, а губы предательски дрожат. В отчаянии полковник беспомощно воет. Ему стыдно. Стыдно перед курсантами, перед Жуковым, перед самим собой. Хрякин не отводит восхищенного и одновременно презрительного взгляда от Удодова. Наконец, Хрякин выходит из укрытия и в сопровождении Аллы следует к памятнику. Все бурно приветствуют его, а Удодов подбегает и рапортует.
Удодов. Стараемся не щадя сил, Николай Ильич. Ваш приказ.
Хрякин (нервно). Да вы что! Я не приказывал ничего подобного. Под статью захотели? Немедленно прекратите произвол, а завтра я с вами поговорю в другом месте. Пошли вон!
Удодов (робея). Не обижайте ребят, хозяин. Они ж всей душой к вам, а вы… (Смелее и наглее). Пока вы в белых галстучках великие прожекты толкаете да жопастых девочек на банкетных столах трахаете, вся грязная работа нам достается. Дайте ж парням расслабиться.
Хрякин свирепеет и хочет что-то заорать, но замечает своего родного деда, переходящего дорогу и направляющегося к ним. Дед в парадном кителе при орденах. Твердой поступью он подходит к Хрякину, который протягивает руку.
Хрякин. О, дедуль! Ты уже с дачи? Как там?
Дед срывает с груди свои ордена и протягивает их Хрякину. Затем молча плюет внуку в лицо. Хрякин отбегает в кусты. За ним Алла. Комаров молча уходит в здание и там стреляет себе в висок. Но никто этого не слышит, потому что после трагического падения памятника Жукову небо уже прорезают «мессершмитты», а на улицы въезжают первые «тигры» и «пантеры». Лица людей становятся серыми, на окнах домов появляются полосы из скотча крест-накрест и повсюду слышатся звуки губных гармошек. Звучит воздушная тревога: ВСЕ В УКРЫТИЕ! НЕ ЗАБЫВАЕМ ПРО ПРАВИЛО ДВУХ СТЕН! ОСТАВАЙТЕСЬ В УКРЫТИИ! ОСТАВАЙТЕСЬ В УКРЫТИИ!
«О, добрались до середины, – потирает ладони Григорич. – Центральный поворотный пункт, господа. Откуда я узнал, что середина? Очень просто. Сейчас произойдет нечто, что развернет весь сюжет на сто восемьдесят градусов, и все пойдет иначе. Возможно, возникнет какое-нибудь шокирующее обстоятельство или как снег на голову явится новый персонаж, которого никто не ждал и все боятся, или герою откроется ужасная тайна его рождения, которая поставит вторую точку невозврата в истории и потребует от Хрякина сделать сложнейший выбор. Теперь в этой точке бифуркации любой неверный шажок – и ты труп, ибо удодовцы уже не остановятся даже перед устранением своего вождя во имя святой национальной идеи. А что делать? «Лес рубят – щепки летят».
Во дворе Центра офтальмологии. Бойцы-удодовцы увлеченно рушат памятник Святославу Федорову. На улицах появляются слепые нищие.
Кабинет. Хрякин вскакивает с дивана, щупает руками пространство и стонет.
Хрякин (звонит по телефону). Алла! Где мои очки? Я ни черта не вижу, мать твою! Да мне по хер на твои культурные мероприятия. Жопой перед иностранцами успеешь навертеться. Бегом ко мне. Что? Как это много дел? Да я тебя… Я тебя так отпизжу, шлюха деловая! (Слышит мужской голос трубке.) Борис Сергеевич? Губернатор? А вы… А я…я… (жалобно.) Они же Федорова снесли. (Швыряет телефон в стену.)
От удара телефона включается громкая связь. Слышится голос губернатора.
Губернатор. И что не так? «Во дворе глазной клиники имени Гиршмана какой-то не наш Федоров». Твои слова?
Хрякин (еле шевеля губами). Мои… Мои. Боря…прикажи этим байкерам… Слепну я…
Губернатор. Твои идеи, ты и приказывай.
Хрякин (жалобно). Они не слушают меня. Как с цепи сорвались, бандиты.
Неожиданно из рук Хрякина вырывает трубку Удодов.
Удодов. Прошу прощения, Николай Ильич. Но мы не бандиты. Мы ваш народ и действуем по вашему приказу.
Хрякин (отстраняясь). Вы пойдете под суд. Я ничего вам не приказывал.
Удодов. Как это не приказывали, учитель?
Хрякин. Учитель?
Удодов. Конечно. Мы теперь навсегда под вашими хоругвями. И не стоит сбивать с пути своих лучших учеников. А если и перегибаем, то только чтобы превзойти вас.
Хрякин. Вон! Уволен! Все уволены.
Удодов. Народ уволить нельзя, хозяин.
Хрякин. Вы что, не соображаете, что происходит? Как только вы разрушаете памятник, уничтожается жизнь, перечеркивается вся история человечества и исчезаю я, вы и все-все-все. Остановитесь же, прошу вас.…
Удодов. Это не наша история – чьи слова? Поздно, учитель. На полной скорости байкеры не любят поворачивать, а народ – тем более. Уйдите с проезжей части, мой вам совет.
Хрякин (скрежеща зубами). Да я вас, пьяниц, в порошок…
Удодов (с усмешкой). Не надо пугать, хозяин. Потому что если мы протрезвеем, никому мало не покажется. (Уходя.) И еще: слепые мэры народу не нужны.
Хрякин швыряет пультом в телевизор. Слышит новости.
Диктор. На протяжении последних дней в городе наблюдается нестабильность, проблемы с обеспечением магазинов продуктами, рост малолетней преступности и эпидемия пока еще неизвестного заболевания. В связи с этим кампания мэра Хрякина хоть и набирает обороты, но у большей части населения вызывает недоумение, а в некоторых районах города происходит… Вот нам еще сообщили: снесен памятник Курчатову. И тут же экстренное сообщение из службы безопасности АЭС. Просьба граждан соблюдать спокойствие пока на реакторе ведутся профилактические работы. Несмотря на известные трудности, мы, тем не менее, от всего сердца желаем мэру Хрякину успехов на своем нелегком пути.
Хрякин воет белугой и вылетает из кабинета, спотыкаясь на бегу.
Хрякин едет на велосипеде, падает, ранит коленку и плачет. Садится на крыльце школы. Чувствует тепло ладони на своей голове. Хрякин хватает чужую руку, нюхает и вглядывается в женщину, склонившуюся над ним. Видно смутно, но он разглядел. Это его первая учительница – Нина Николаевна Соловьева (56).
Хрякин (сглатывая слюну). Господи…
Нина Николаевна (мягко). Нет, Коля, это я. А ты ничуть не изменился, все такой же сопливый плакса. (Смеется).
Хрякин опирается о руку учительницы и встает. Оглядывается и не узнает своей школы. Видит развалины памятника Макаренко и переводит встревоженный взгляд на Нину Николаевну. Она рассказывает о пребывании здесь его бойцов, об устроенном ими митинге, об учиненном вандализме, о наглом и бесцеремонном обращении с ней самой. Хрякин только теперь замечает, что Нина Николаевна все время потирает шею смоченным водой платком. На коже явственно проступают синевато-багровые гематомы.
Хрякин (в ярости). Я убью их.
Нина Николаевна (мягко). Ничего, Коля. Они были нетрезвы да я и сама виновата. Не надо было вступать в дискуссию с неандертальцами. Ой, прости, пожалуйста. Мне не стоило.
Хрякин. Они пожалеют. Они новую школу вам… И двойную, нет, тройную пенсию я лично…
Нина Николаевна. Не надо, Коля, не старайся. Я все равно буду за тебя голосовать. А они… Они несчастные люди, которых никто пока не любил. Их просто очень запутали и внушили, что они больше не люди, а жалкие безмозглые рабы. Но придет время, а оно придет, они разберутся и поумнеют. И вот тогда начнется самое страшное.
Нина Николаевна умолкает и грустно улыбается. Хрякин с тоской смотрит на окна школы, из которых никто не высовывается, на вестибюль, по которому никто не носится и на странный транспарант, криво свисающий с фасада: ВСЕ НА БАРЬБУ З БЕСГРАМАТНАСТИ!
Хрякин. Скажите, Нина Николаевна. А зачем вы будете за меня голосовать?
Нина Николаевна (глядя в глаза Хрякину). Чтоб ты теперь знал, кому будешь врать в своих обещаниях.
Хрякину становится дурно, он не выдерживает пристального взгляда учительницы и уходит, понуро свесив голову. Он идет, расставив вперед руки, его сваливают с ног байкеры, смеются, пинают ногами. Хрякин просит о помощи.
В городе волнения и мародерство. Из уличных репродукторов, развешенных на фонарных столбах, звучат успокаивающие речи Хрякина, который клянется навести порядок, наказать виновных и распинается в любви к каждому жителю. А в это время беспомощно падают Гоголь, Пирогов, Мечников, тем самым пробуждая к жизни подхалимов и аферистов, заражая город страшными вирусными эпидемиями и увеличивая число самоубийств. Люди уезжают из города целыми кварталами, не забывая на прощанье плюнуть на расклеенные повсюду портреты Хрякина в противогазе.
Окулист ХЛЕСТАКОВСКИЙ осматривает глаза мэра, что-то капает в них, от чего мэр вскакивает.
Хрякин. Какого хрена так печет!
Хлестаковский (смущенно улыбаясь). Ой, это ж ацетон. Простите великодушно.
Хрякин (орет). Что?!
Хлестаковский. Вообще-то, я маляр. Но зато первоклассный, так что не извольте беспокоиться.
Хрякин вскакивает с кресла и бегает по кабинету, натыкаясь на мебель и стены.
Хрякин. А доктор? Доктор где, твою мать?
Хлестаковский. Он на футболе, а я его заменяю. Да вы не волнуйтесь, меня здесь все знают. Я даже с губернатором на дружеской ноге.
Мэр в ужасе выбегает из кабинета. Хрякин бежит по коридору, разражаясь нецензурной бранью. Останавливается отдышаться. В это время сзади ему на плечо ложится тяжелая рука. Хрякин оборачивается. Перед ним мужчина с сигаретой в зубах, в надвинутой на лоб фуражке и в толстом шарфе, обмотанном вокруг шеи. Мужчина с таинственностью в голосе сообщает свое имя:
Бендер-Задунайский к Вашим услугам.
Хрякин. А?
Бендер-Задунайский. Скидки на бесплатное лечение не нужны?
Хрякин мычит и убегает.
Бендер-Задунайский. Стопроцентная гарантия! Куда же вы? У меня есть четыреста сравнительно честных способов, как выманить у вас деньги, Николай Ильич. Ваша школа, учитель.
Хрякин на крыльце. Видит движущиеся в его сторону полосатые пятна. Красотка-вамп АЗАЗЕЛИНА с вставным стеклянным глазом прикладывает к глазам Хрякина огромное увеличительное стекло. Хрякин видит, что эти пятна – толпы людей в противогазах и полосатой форме узников концлагеря, с плакатами: БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, ИСТОРИК! УБИРАЙСЯ ВОН ИЗ ГОРОДА! Хрякин прячется за спину Азазелины. Азазелина поднимает руку, и все замирают.
Азазелина (Хрякину нежно). Не бойтесь, мой дорогой. Пока я здесь, вам ничего не угрожает.
Хрякин (задыхаясь). Кто…. Кто вы такая?
Азазелина. Я? Да знаете, не помню. У меня был автор, но его отправили на свалку. Было имя, но его вычеркнули из истории. Если угодно, зовите меня, скажем, убийцей.
Хрякин сжимает голову руками и делает гримасу ужаса. Ему страшно.
Азазелина (равнодушно). Хотите умереть? Это не больно, а вам даже на пользу пойдет.
Хрякин (огрызаясь). К черту, дура. К черту! Глаза. Мои глаза…
Азазелина. Ну что ж, к черту так к черту.
Азазелина протягивает Хрякину талон.
Азазелина (продолжает). Первоклассная клиника, лучшие врачи. К вашим услугам лечебные смолы, горячие ванночки и непременно распятие. Последнее рекомендую особенно. Вы же любите все эффектное, особенно падать….на колени (Смеется).
Азазелина исчезает. Хрякин бежит к машине. Пока он садится в салон, ему в спину летят яйца и помидоры.
Хрякин (водителю). В аэропорт! Живо!
– Действие ускоряется, – возбужденно и с надрывом комментирует Григорич. – Ближе к финальному повороту у героя как водится совсем мало времени и при этом на него оказывается сильное давление. Он одинок и никому не нужен. Куда бы ни пошел, везде враги. Какое бы решение не принял – все только усложняется. Хрякин должен принять последнее решение перед финальной битвой, но хватит ли у него времени?
Григорич только теперь замечает, что уже давно наступил следующий день и что его слушают Рита, Кира и Ирочка. Слушают, разинув рты.
Машина лавирует между танковыми заграждениями на дорогах, проезжает мимо фонарных столбов, на которых обезображенные жителями портреты Хрякина. Путь машине преграждает кавалькада мотоциклов. Машина останавливается, подходит Удодов.
Удодов (Хрякину, улыбаясь). Николай Ильич, вы никак уехать собираетесь?
Хрякин (хмуро). А вам какое дело?
Удодов. Очень даже прямое. Вы лицо государственной важности и ценности необыкновенной. Вы не просто наш лидер, вы – новый символ города и если с вами что случится…
Хрякин. Что случится?
Удодов многозначительно кривит рот.
Удодов. Все ваши прожекты, идеи, амбиции – все вмиг кончится и тогда ради чего все затевалось? Не хотелось бы перед потомками выглядеть неоднозначно. С исторической точки зрения.
Хрякин. Что вы мелете? Я всего лишь лечу в глазную клинику – к мировому специалисту.
Удодов. Ах, ну это можно. Надеюсь, вы не против, если мои ребята сопроводят вас до аэропорта, а я уж так и быть до самой столицы? Разумеется, в целях безопасности. У вас найдется местечко в вашем частном лайнере?
Хрякин в сопровождении байкеров и форда Удодова едет в аэропорт. Хрякин выглядывает из окна машины.
Хрякин. Как глупо все вышло. Я должен…должен все кончить сам. (Водителю). А далеко ли до авиазавода?
Водитель. Два квартала.
Хрякин. Сверни туда.
Водитель. Но нам не по пути.
Хрякин (достает нож и упирает острием в бок водителю). Живо!
Водитель послушно сворачивает. Они доезжают до авиазавода. Возле них резко останавливается форд Удодова.
Удодов (подбегая к машине Хрякина). Николай Ильич! Вы здесь что-то забыли?
Хрякин (деловито). Нет, это вы забыли. (Указывает пальцем на памятник Туполеву.) Плохо исполняете приказы.
Удодов (удивленно). Разве этот адрес был в вашем списке? (Пытается найти в карманах список.)
Хрякин. А как же.
Удодов (улыбается). Хитрец какой! Ладно. Мои ребята займутся им, а мы двинем дальше. (Наклоняется к уху Хрякина.) От народа не убежишь. (Водителю.) Заводи.
Байкеры облепили памятник Туполеву. Хрякин усмехается и в сопровождении удодовского форда едет дальше.
Аэропорт. Частный самолет. Удодов забирается в самолет, Хрякин резко закрывает за ним дверь и спускается с трапа. Он доволен. Видит перед собой толпу народа: нищего, злого, часть в эсесовской форме, часть в полосатой форме узников концлагеря и большая часть в противогазах. Хрякин подходит к толпе. Выходит Алла в противогазе.
Хрякин. Алла! Что за фокусы, мать твою?
Алла. Фокусы только от вас, Николай Ильич. (Гладит себя по животику.) Через шесть месяцев увидим, что за фокус родится? Может даже трехголовый. (Смеется.)
Хрякин сжимает голову ладонями и стонет. Задом пятится к самолету. Толпа напирает. Хрякин становится перед толпой на колени. Толпа плюет в него и смеется. Хрякин поднимается, хватает за руку Аллу и тащит ее к трапу.
Алла (пищит). Николай Ильич, куда мы? Куда?
Хрякин. В ад. Самое место….
Алла в истерике, но Хрякин вталкивает ее внутрь салона и входит сам. Самолет взмывает ввысь и летит над городом.
В это же время байкеры сваливают памятник Туполеву. В тот же момент падает и самолет Хрякина.
На свалке догорают обломки самолета. Вокруг черепки разбитых памятников, над ними кружит воронье.
Черный кот Бегемот лапой срывает этот финальный кадр, словно вырывает страницу из книги и произносит полуутвердительно-полувопросительно:
ЭТО – НЕ ВАША ИСТОРИЯ?