Глава 15
То ли в момент монтажа произошел непредвиденный технический сбой, то ли Шурик в тот день был настолько сильно перегружен заказами, но случился форс-мажор. Все было смонтировано так, что в кадрах свиданий со своими мужьями Маша-Жанночка говорила почему-то по-немецки, но с недвусмысленным закадровым переводом голосом Григорича. Во время пикантных моментов и почему-то в полутьме слышались Машины вздохи и стоны: «Еще….еще….», а в финале на ней вообще повисла стюардесса и предлагала совершить оргию визжащим дискантом Шурика. Отзывы зрителей к фильму, чаще всего скабрезные, не заставили себя долго ждать и почти ничем не отличались от комментариев, которые обычно пишут под фильмами для взрослых. За исключением лишь тех сердобольных мужчин, которые лишь из желания помочь несчастной Жанночке, предлагали в мужья себя, живо и с подробностями описывая все свои достоинства – от количества зубов до длины сами знаете чего. Подобных предложений Григорич насчитал что-то около пятидесяти. Впрочем, стоит отдать дебютантке Маше должное: она слишком достоверно справилась с ролью озабоченной дамочки, а на шее до сих пор еще синели недвусмысленные пятна. Диким раненым вепрем взревел и набросился на жену Вован. Слава Богу, подозревавшая уже ближе к финалу нечто подобное Маша, вовремя подготовилась к отступлению. Потихоньку сползши со стула, она резко дернулась и с визгом вылетела из квартиры. Сбивая на ходу стулья и торшеры, за ней с огоньком мчался муж, а за папой с азартом и вприпрыжку бежали дети и кричали: «Не догонишь! Не догонишь!».
Когда квартира содрогнулась от хлопнувшей входной двери, изрыгнув из себя беспокойных Быдловичей, расстроенная Рита с мрачным видом на лице, словно только что вернулась с похорон, подошла к мужу и уставилась на него ястребиным взором:
– Ты что, хочешь детей без матери оставить?
– Да ну что ты, родная! – возразил тот, пытаясь объятьями сгладить конфликт, но ему не удалось. Юмор тоже не сработал:
– Твоя дочь так лихо вжилась в образ, что сам Станиславский позавидовал бы.
– Какой ты… – процедила сквозь зубы жена и демонстративно направилась к окну. Нервно дернувшись то в одну, то в другую сторону, она лихорадочно вглядывалась через стекло во двор, пытаясь отыскать хоть одну знакомую фигурку своих родственников. Не желая реагировать на мужа, Рита не отрывала глаз от окна и тупо молчала. Григорич никогда не выносил жуткой тишины, когда жена обидится и может не разговаривать часами, но эти часы казались мучительными годами. Мучительнее было только то, что виноватым всегда оказывался он сам. Но сейчас и было в чем. Григорич сам пошел на конфликт, пригласив Машу на роль. Впрочем, никто не ожидал, что Шурик так подведет, хотя чем больше он вспоминал времяпровождение в доме товарища, тем больше пикантных деталей выдавал мозг и, в конце концов, Григорич обхватил голову руками и простонал:
– Какой же я идиот.
Не замедлила отреагировать и Рита:
– О, мы начинаем приходить в себя. Браво. Как же ты мог?
– Это правда жизни, – грустно ответил Григорич.
На что жена решительно направилась к серванту, сдвинула стекло, достала торчавшую кипу бумажек и швырнула их на стол мужа.
– Правда жизни – это куча квитанций, предупреждений и уведомлений. В некоторых домах уже отключили воду. Где деньги брать? Мамино кольцо в ломбард заложить, да?
Григорич подскочил к жене и несмотря на ее протесты, крепко обнял за плечи и притянул голову Риты к своей груди.
– Нет, – твердо сказал он. – Никогда. Я заработаю, обещаю. И с Вованом поговорю. Все ж таки он должен разделять жизнь и искусство. Ну, намудрили мы чуток при озвучке. Ну, так ведь надо ж и чувство юмора иметь.
– Тебе отзывы о моей дочери почитать? – глухо буркнула задыхающаяся в объятьях мужа жена.
Но прошло три дня и время показало, что Рита волновалась совершенно зря. По крайней мере, за Машу. Начинающую звезду кино, с одной стороны, беспокоило, что Вован запретил той вообще выходить из дому – только работа, магазин и дом. С другой стороны, Маше настолько понравился ее первый киноопыт, что она с напускной застенчивостью поинтересовалась, а нельзя ли ей сняться еще раз. Занятый переводами Григорич, не отрывая глаз от компьютера, молча указал пальцем на балкон, где в дверном проеме уже нарисовалась Рита.
– Тебе мало неприятностей? – спросила мать.
– Ой, да не парься, – с кислой миной на губах бросила Маша.
Рита пожала плечами и сказала лишь:
– Тогда не жалуйся.
«Новое дело», – подумал Григорич, бодро потирая руки. Но если прошлый фильм был комедией положений с перчинками, которые так глупо скомпрометировали Машу, то теперь он намерен был снять комедию характеров. Тут уж никаких компроматов быть не должно, а все внимание будет концентрироваться на харизме невменяемого героя, и с этой задачей Маша должна справиться. Рита, которая решила теперь лично контролировать каждый шаг мужа по пути эксплуатации чести ее дочери, решительно заявила, что клоунессу из Маши делать не позволит. Она у нее порядочная и симпатичная девочка, верная мужу и любящая детей.
– Прекрасный характер, – рассмеялся Григорич, но тут же замолчал, видя, что жена не расположена к мирной дискуссии. Кивком головы он дал вынужденное согласие со всеми требованиями своего домашнего цензора и когда остался один, глубоко задумался. Положение казалось Григоричу безвыходным: «Как можно написать комедию характеров о женщине, которая хороша собой, скромна – хоть сейчас же на икону, не транжира, детей приучает к экономии и потакает во всем мужу? Да, Вовану это понравится и возможно реабилитирует в его глазах Машу, а меня в глазах Риты, но как же искусство?» Тут он вспомнил, что с подобными дилеммами всегда блестяще справлялся Кухарук, тем более что комедия – его стихия.
Директор киношколы дал единственный совет бывшему воспитаннику:
– Чтобы зритель не заскучал, придумайте у героя одну смешную черту, характерный порок или физический недостаток. Тогда зрителю сразу станет ясно, кто перед ним. Но именно придумайте, а не скопируйте реальную черту актера, и никакой муж не придерется. Заставьте его рассмеяться. Таких примеров в кино масса, знаете?
Григорич прекрасно знал такие примеры. У Новосельцева из «Служебного романа» – зажатость и нерасторопность и это его фишка. У Никулинского Балбеса в «Кавказской пленнице» само имя говорит за себя. Если б не было этих характерных нюансов, не было бы и гениальных фильмов. Но что в Маше придумать такого оригинального, чего бы не было у не самой? Самый родной ее порок – жадность: к деньгам, к вещам, к роскоши вообще. Можно было бы красиво сострить на эту тему, но Григорич не хотел второй раз испытывать судьбу и доводить свою жену до белого каления.
Писалось скучно, тоскливо, хотелось все бросить к чертям, но Кухарук успокоил:
– Так комедии и пишутся – с тоской. Если сами начинаете смеяться над собственным текстом, лучше удалите его и начните заново.
– Но как же мне в нынешних обстоятельствах сделать смешным, и в то же время реабилитироваться? Меня просто выгонят из дому, если еще один косяк.
– Смех должен быть в картине на стыке жанров, – сухо заявил Кухарук. Пусть поначалу все идет действительно мелодраматично и даже хуже, никто не надеется на счастливое избавление от скуки и вдруг – бац!
Мало утешили Григорича слова директора, он все продолжал писать-писать как в тумане, уже даже потеряв мысль. Вся эта писанина продолжалась часов шесть. Но под утро раздраженный сценарист-каторжник взял да и махнул рукой как персонаж Серега из фильма «В бой идут одни старики», направивший падающий самолет на вражеский состав с последними в жизни словами «Будем жить!» И за пять минут настрочил готовый сценарий, какой просила душа. Перекрестился и позвал Машу. Призывая ту настроиться на серьезный лад, он сообщил, что сценарий готов. Первой реакцией тщеславной женщины был восторг, но тот мгновенно погас, когда Маша вспомнила, что находится под домашним арестом. Пришлось обращаться с проблемой к Рите, которой поначалу подобное предложение показалось неслыханной наглостью со стороны мужа, но после несложных уговоров матери дочерью, ради которой Рита была готова на все, та сразу же предложила, прочитав сценарий:
– Хм, вы можете все это снять дома.
С идеей согласились, но условились: никто, ни одна живая душа не должна даже догадываться, что Маша снова снимается.
– Поставим Вована перед фактом, – сказала Рита и напомнила мужу об отсутствии чувства юмора у их зятя. На что Григорич ответил, что он об этом никогда и не забывал и постарается снять фильм, доступный для понимания даже человеку с интеллектом Винни-Пуха. В свою очередь Маша подтвердила, что в лучшие дни ее муж соответствует данным критериям.
Съемки решили начинать с завтрашнего утра, когда все разойдутся по делам. Рано утром Маша, изображая сонный вид, поплелась закрывать дверь за Вованом. Тот еще минуты три пытался рожком помочь себе надеть обувь, затем сбегал, если так можно выразиться, в туалет на дорожку, буркнул жене «Пока» и вышел из квартиры. В это время Рита уже собирала Кире тормозки в школу, сто раз повторяя, что внучка должна съесть на завтрак, в полдник и на обед. Пытавшаяся было покочевряжиться Кира, мол, она и в буфете может пирожок купить и вообще ей надо для танцев фигуру беречь, была тут же схвачена за ухо мамой и молча выпровожена вслед за папашей. Из своей комнаты выглянула всклокоченная голова Григорича, посмотрела направо-налево и убедившись, что основные фигуранты изолированы, изобразила нечто вроде улыбки джокера. Оставалось только разбудить Ирочку, которую Маша собиралась по-быстрому одеть, сунуть в руки плюшевую кошку Белку и довести до садика – благо он находился в ста метрах от дома. С нескрываемым энтузиазмом и сладким предвкушением творческой свободы заговорщики принялись тормошить младшенькую.
Но уже через две минуты их ждала оглушительная новость. Сонная Ирочка робко пропищала:
– Мама, а вчера Оксана Борисовна попросила передать, что садик на кантатин закрывается.
Вот как раз кантантина наши киношники учесть не могли. Надо было что-то решать, ибо план был под угрозой срыва. Снимать в присутствии Ирочки, чей любопытный нос и болтливый язычок просто рождены для работы в средствах массовой информации, было просто немыслимо. Все с ужасом и отчаянием посмотрели на Григорича в надежде на счастливую мысль. И она пришла.
– Вот что, – деловым тоном сказал он. – Сценарий перепишем по ходу.
– Как перепишем? – в один голос спросили Рита с Машей. – Зачем?
– Затем, что Ирочка тоже будет играть.
Ликование моментально осветило лица дам – от самого мала до велика – и работа началась. Локаций было немного: несколько мизансцен в квартире, одна у подъезда и парочка возле садика. Все надеялись, что пронесет и соседи ничего не заподозрят. Были еще две мужские роли: на одну Рита пригласила младшего двоюродного брата-психиатра, который должен был сыграть любящего мужа Маши, но с небольшим приветом. Тот слегка покапризничал, набивая себе цену, но у Риты был на счет братца-бабника кой-какой компромат, и когда она пригрозила Толику, что все расскажет жене, тот как-то легко пошел на контакт. Что до второго мужчины, который должен был стать соседом Маши сверху, то проблема решилась сама собой. Как раз над квартирой Риты работала бригада строителей – соседям делали евроремонт, поэтому за бутылку у съемочной группы появился недостающий актер. Итак, съемка началась.
Полина Беликова воспитывает дочь Алиску и мужа Павла, следуя наказу своей матери: «Надо быть скромнее в жизни!», не понимая еще, к какой катастрофе это может привести семью.
При тусклом комнатном свете на продавленном диване сидит и вяжет носок ПОЛИНА Беликова (28). По радио звучат "Грезы" Шумана. Голубоглазая АЛИСКА (6) радостно подбегает к матери и протягивает той альбомный лист с рисунком. Алиска барабанит ручками по спинке дивана, ожидая похвалы. Полина бросает мутный взгляд на акварель и вяло улыбается.
Полина. У тебя несомненный дар проникать в самую глубину жизни, радость моя. Как тонко ты показала отчаяние рабыни, которая разрывает свои цепи и в кандалах бросается в бушующее море с галеры навстречу тонущему ребенку. Вокруг кровожадные акулы, но она высоко вздымает руки к небу, как бы умоляя: «Забери меня, но спаси несчастное дитя!»
Алиска оторопело смотрит на мать и удивленно пожимает плечами. Пару секунд она беззвучно шевелит губами.
Алиска (неуверенно). Мамочка, вообще-то это ты с нашей яхты машешь нам с дельфинчиками. А на ручках у тебя золотые браслеты…или…
Элегическое выражение на лице Полины сменяется тревожным. Она прерывает Алиску.
Полина (почти шипя). Что ты говоришь, доченька? Прости, но сегодня тебе явно изменил вкус. Истинный художник должен быть скромным и никогда не врать. Особенно матери. Ах, это дурное влияние отца.
Полина плачет, утирая бледное лицо шерстяным носком.
Алиска (плаксиво). Это…это все Петька.
Полина (удивляясь). Петя Горемыкин?
Алиска. Да.
Полина. Странно. Ты же вчера показывала его чудесный пейзаж.
Алиска. Там где он нарисовал маму на полу, и над ней папу с кнутом?
Полина. Точно. Вот она – правда жизни.
Алиска (хмуро). А Оксана Борисовна говорит, что так не бывает.
Полина (снисходительно). Твоя воспитательница ничего не смыслит, она еще слишком молода.
Полина прижимает расстроенную Алиску к впалому животу.
Полина. Ничего, доченька. Сейчас давай покушаем макарон, а потом я налью тебе твоей любимой водички с газиками и мы поиграем в лото. Хочешь?
Алиска. Ура! Только у бочонков не хватает.
Полина (вздыхая). Все как в жизни. Обязательно чего-то не хватает…
Алиска убегает. Полина рассматривает рисунок дочери.
Полина. Решительно пора менять садик.
Полина уходит на кухню.
Полина в широкой серой юбке до щиколоток, серой кофточке и серой шапочке поверх зачесанной копны пепельных волос провожает Алиску в садик.
Алиска (нерешительно). А если нам будут давать пюре с котлеткой и какао с блинчиками, мне опять не кушать?
Полина (радостно). Конечно, моя скромница. Пусть нас никто не упрекнет, что мы кого-то объедаем, да?
Алиса послушно кивает. Полина перепроверяет содержимое рюкзачка дочери. Мы видим майонезную баночку с макаронами. Полина плюет себе на ладони и приглаживает волосы Алиски. Алиска целует мать и исчезает за воротами садика.
Полина ходит по дворам и подбирает пустые бутылки. Затем идет сдавать их в пункт приема стеклотары, получает деньги. Проходит по тротуару мимо частных продавцов всякой всячины, покупает книжку и уходит.
Полина в робе дворничихи сидит на скамейке у подъезда и читает книгу. Утирает глаза платочком. Порывом ветра листья срываются с тополей и густо усеивают тротуар. Полина вооружается метлой и сметает их. Снова садится читать, снова ветер. Полина повторяет процедуру. Возвращается к чтению.
Вдруг из окна первого этажа вылетает тарелка и разбивается о дерево. Полина вздыхает и идет собирать черепки. Затем вторая, третья. Полина бегает и ловит посуду тележкой, ловко маневрируя ею. Наконец из окна вылетают и чемоданы.
Из подъезда выскакивает мужчина, повелительным жестом приказывает Полине нести вещи к мусорным бакам. Полина оставляет чемоданы там, сгибаясь под их тяжестью. К ногам Полины мужчина бросает скомканную купюру. Полина подбирает её и долго смотрит вслед удаляющемуся мужчине.
В квартиру входит ПАВЕЛ (34). Он пытается обнять жену, но та мягко отстраняется.
Полина (печально). Тебя не было три дня. Я понимаю и даже не осуждаю. Но скажи, тебе было хорошо? Кстати, как её зовут?
Павел (ошарашенно). Ты что?!
Полина (с надрывом). Ничего. Все так живут. Я сильная.
Павел все еще пытается обнять жену. Полина отшатывается.
Павел (примирительно). Милая…
Полина (возмущенно). Как ты сказал?! Постеснялся бы при живой дочери. Макароны будешь? Я понимаю, у твоей красотки наверное другое меню…
Полина всхлипывает. Её обнимает Алиска.
Алиска. Мамочка! Ты у нас самая-пресамая красоточка.
Полина (вскрикивая). Не хами матери.
Павел все же заключает Полину в объятья.
Павел. Поля, ну ты чего?
Полина (настойчиво). Признайся, где ты был?
Павел (раздраженно). Ты что, упала? В командировке!
Полина ловит носом воздух.
Полина (отчаянно). Ещё и трезвый. За что мне такая мука! Когда ты хоть пить начнёшь как люди?
Полина уходит на кухню. Павел вытаскивает из сумки коробку конфет и вручает ее Алиске. Они с удивлением поглядывают в сторону кухни.
Павел чинит старую советскую радиолу на ножках. Изредка из динамика вырываются хрипящие звуки мелодий. Алиска почти вплотную прижалась к телевизору, часто зажмуривается и закрывает лицо волосами. Полина в истрепанном халате и деревянных бигудях на голове медленно проходит по комнате. Она заглядывает в шифоньер, перебирает вещи и недовольно бурчит. Затем ощупывает подранные обои, брезгливо плюет на ошметки и приклеивает их. Подходит к Полинке, осматривает её голову и хмыкает.
Павел (не отрываясь). Ты что-то потеряла?
Полина игнорирует вопрос и в состоянии задумчивости проплывает мимо мужа. Из радиолы доносится: "Я спросил у ясеня, где моя любимая. Ясень не ответил мне, качая головой". Полина фыркает.
Полина. Бред какой.
Павел (удивленно). В смысле?
Полина. Совести у них нет, народ обманывать.
Павел. Кто тебя обманывает? Это классика.
Полина. Ну, знаешь, мне кажется, разговаривать с деревьями может только слабоумный.
Павел хочет что-то ответить, но гаснет свет. Алиска вскрикивает. Полина с облегчением вздыхает, зажигает свечу и подходит к дочери.
Алиска (обиженно). На самом интересном месте. Мамочка, а эта тетя, она отравится?
Полина (благодушно). Непременно, доченька.
Алиска. И её дочка из окошка выбросится?
Полина. А как же, моя хорошая. Все как в жизни.
Алиска прижимается к матери и удовлетворенно вздыхает.
Полина потягивается, сидя в кровати, и недовольно щурится от солнца. Вскакивает, подбегает к окну и с раздражением задергивает штору. Полина смотрит под ноги и вскрикивает. На полу кое-где еще поблескивают островки воды. Полина стремглав бросается в ванную комнату. Обнаруживает в ведре мокрую тряпку, берет её в руки и стонет, качая головой.
Полина входит на кухню и с ужасом видит на столе вазу с веточками сирени. Морща нос, она отворачивается к раковине и вскрикивает: ни одной тарелки в мойке. Они помыты. Отшатываясь, Полина выбегает из кухни.
Полина плачет на балконе. Снизу со двора слышится фырчанье двигателя. Полина вдыхает воздух и ей становится легче.
Сосед сверху, ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ (50) весело приветствует Полину.
Петр Николаевич. Доброе утро, соседка.
Полина холодно усмехается.
Полина (сквозь зубы). И вам того же, Петр Николаевич.
Петр Николаевич. Что-то вы не веселы сегодня, Полина Глебовна. Кто вас обидел?
Полина. Никто.
Петр Николаевич. А хотите анекдот?
Полина. Не хочу.
Петр Николаевич (шутливо). Вы знаете, что Камасутра на самом деле это греко-римская борьба? Но что-то там подрисовали и понеслось.
Полина (недовольно). Вы бы лучше, сосед, свою жену любили, а не пошлости всякие рассказывали скромным женщинам. Она уже по ночам кричит от ваших истязаний.
Петр Николаевич (смеясь). Так ведь от того и кричит, что истязаю. А вас что, скромница, муж совсем не истязает? Ай-яй-яй.
Полина (с надрывом). Как…. Как вам не стыдно!
Еле ухватившись за доску полки с пустыми трёхлитровыми банками, Полина открывает рот, но веселый сосед довершает.
Петр Николаевич. Ну, простите. У вас такое настроение, будто деньги кончились. Так вы не стесняйтесь. Заходите по-соседски, всегда помогу.
Полина замечает на подоконнике разбросанные купюры в сто евро. Она отшатывается от них и оглядывается по сторонам. Затем гневно зыркает наверх. Скулы играют от злости.
Полина (нервно). Ах по-соседски? Поможете? Знаете что, лицемер. Не нужны мне ваши грязные подачки. Вы – вор!
Слышится сопение и возгласы сверху. Петр Николаевич пытается вставить хоть слово, но Полина продолжает.
Полина (в ярости). А ваша жена знает, что вы каждой любовнице квартиры дарите? Забирайте ваши ворованные деньги!
Слышатся голоса из комнаты. В гостиную входят Павел и Алиска.
Павел. Доча, не помнишь, куда я кошелек положил?
Алиска. Кажется, на балконе.
Павел идет к балкону, а в это время Полина разрывает купюры на мелкие кусочки и швыряет их вверх на балкон соседа.
Павел (кричит). Стой!
Полина от избытка чувств сползает по кирпичной кладке на линолеум и теряет сознание.
В дверях промелькнула спина уходящего врача. Бледная Полина лежит на кровати. Рядом Павел. Он держит в руках ладонь жены.
Павел. Дорогая, ну хватит надо мной издеваться. Сдаюсь.
Павел поднимает руки вверх. Полина щурится.
Полина. Ты уверен?
Павел. Абсолютно. Можешь тратить, сколько твоей душеньке угодно. На все дам.
Полина (надменно). Без лимита?
Павел (кусая губы). Да. Только умоляю, верни робу бабе Любе. Мои плакаты по всему городу висят, а ты улицы метешь…
Полина. Ладно.
Павел. И еще надо бы извиниться перед соседом. Он же партнер мой.
Полина закрывает глаза и улыбается. Павел выходит. Входит Алиска. Она тут же прыгает на кровать к матери. Полина уже наводит марафет, её не узнать – настоящая леди.
Алиска (радостно). Мамочка, ты супер актриса.
Полина (ласково). Тебе, правда, понравилось?
Алиска кивает.
Полина. Правда жизни, доченька.
Алиска. Мамочка… А я на море хочу.
Полина задумывается, хитро улыбается и щелкает пальцами.
Полина. Почему бы тебе не предложить папе всем поехать на нашу старую дачу? Там изумительно живописное болото, очаровательные змеи и чудо-комары.
Алиска прыгает на кровати и обнимает маму.
Алиска. Не, мамочка, у тебя это лучше получится.
Алиска с Полиной смеются, затем начинают корчить печальные рожицы перед зеркалом. Полина поучает дочь.
Полина. Скромнее, доченька. Еще скромнее. Как в жизни.
Довольно быстро Полина с Алиской превращаются в убогих.