Никогда не связывайтесь с животными. О жизни ветеринара

По дороге обратно в стойло я прихватил тележку, которую использовали для раздачи кормов. Она будет моим хирургическим столиком. Я начал набирать в шприцы лекарства в том порядке, в каком они мне понадобятся. Жизненно необходимые антибиотики. Обычно мы стараемся не злоупотреблять ими – отчасти для того, чтобы сохранить эффективность антибиотиков для человека. Но открыть брюшную полость у животного посреди сарая, который кишит бактериями, означало, что ее иммунной системе потребуется любая дополнительная поддержка. Кленбутерол – это лекарство, которое стимулирует расширение бронхов у людей. Но сейчас мне нужно ввести его внутривенно для того, чтобы расслабить мышцы матки. Телка перестанет так сильно напрягаться и тужиться, и операция пройдет легче. Я набрал в один шприц лидокаин – анестетик для местного наркоза, плюс ксилазин – седативное средство. Это будет эпидуральным уколом. Если лекарство введено правильно и начало действовать, то вы сразу поймете это по расслабленному и вялому хвосту, поскольку укол купирует как всякое ощущение боли, так и сознательный контроль над мышцами. Бонусом идет то, что корова лишается на время своего основного инструмента защиты и не сможет хлестать меня по лицу своим загаженным хвостом. Противовоспалительный укол также поможет при боли и отеке. Вероятно, больше всего мне нужны будут несколько шприцев для местного наркоза. Мне надо будет обколоть ими левый бок коровы для того, чтобы провести операцию. В отличие от людей, коровам кесарево делают не лежа, а стоя, так что корове еще предстоит провести всю операцию на ногах.

Когда Симус и сын вернулись, я уже сделал все необходимые уколы. Они принесли воду, а я достал свой хирургический антисептик, которым чуть позже обработаю себя – непосредственно перед операцией, чтобы снизить риск инфекций до возможного минимума. Итак, все было практически готово. Следующим шагом надо было подготовить пациентку. Во-первых, ей надо удалить всю шерсть на левом боку, а потом сделать уколы. Оказалось, что поблизости не было электрической розетки, а потому пришлось стричь ножницами. Конечно, мне бы хотелось сделать все как можно лучше, поэтому я выстриг довольно большой участок на левом боку. Под конец я воспользовался старомодным бритвенным станком и выбрил полосу кожи шириной 2 см прямо вертикально от хребта вниз до брюха, этот лысый бледный отрезок кожи очень контрастировал с ее рыжей шкурой. Следующий шаг – местная анестезия; когда я воткнул иглу ей в брюшную стенку, она резко дернула задней ногой и заехала мне прямо по середине голени. Раздался громкий резиновый «шлеп!», потому что удар пришелся по резиновому сапогу. И все равно мне было больно.

– Твою же за ногу! – воскликнул я. – Прямо, бляха, в голень!

– Вы как? – поспешил узнать Симус.

– Норм. И как у них получается попасть прямо в самое больное место, а? – промычал я сквозь полуусмешку-полугримасу. Сердиться было бесполезно; как можно сердиться на бедную страдалицу-корову? Да и вообще, по жизни лучше смяться, чем плакать.

Я подождал немного, пока стихнет боль. Потом сделал еще один укол, но в этот раз я встал чуть подальше. Она еще раз попробовала меня лягнуть, но теперь промахнулась. Я начал вводить ей содержимое шприца как можно глубже в том месте, где буду делать разрез. Я подвигал иглой вверх-вниз, потому что под кожей расположено несколько слоев мышц и мне нужно было, чтобы все они достаточно онемели. Последнюю порцию я ввел прямо под кожу там, где будет место для следующего укола, в надежде, что нервы перестанут слать сигналы в мозг коровы и она не заедет мне еще раз копытом в голень. Я проделал уколы последовательно сверху вниз по всей длине выбритой полосы. Здесь и пройдет разрез.

Прежде чем приступить к самой операции, я позвонил в компанию, которая обслуживала нашу телефонную линию, и попросил их отвечать на входящие на мой номер звонки, потому что на время операции я отключу телефон. Плохая новость: поступил еще один звонок из-за осложненного отела. Я извинился перед фермером, вышел из хлева и сделал звонок новому клиенту. Из разговора было понятно, что у него корова только начала рожать, но на прошлой неделе ему уже требовалась помощь, так что теперь он заранее хотел предупредить, чтобы ему помогли. Я сообщил, что, как только закончу здесь, приеду к нему.

– Ну что, готовы? – спросил я Симуса и его сына, которого, как я потом узнал, звали Сэм.

Вызволять теленка из утробы матери, может, и звучит слегка драматично, однако на самом деле это довольно простая процедура; сложнее потом обратно собрать маму в кучу. Самое главное, чтобы все присутствующие знали, что они должны делать во время операции. Я намочил водой свой прорезиненный комбинезон, вылил на него специальное средство и стал намыливаться, как если бы принимал душ в своем хирургическом облачении. При этом я устно раздавал инструкции.

– Так, Симус, ты будешь держать матку, поэтому тебе тоже надо тщательно вымыть руки. Сэм, ты тоже мой руки, потому что ты примешь теленка, когда я его вытащу. Понял? – Сэм закивал головой, слабо улыбаясь; он был явно встревожен, а возможно, и напуган.

– Окей, погнали, – скомандовал я. Встав в стойку, я воткнул скальпель. Телка дернула ногой, но не сильно, видимо, анестезия уже работала. Я быстро сделал разрез на коже, обнажая темно-красную массу мышц под ней. Тонкие белые линии внутри мышц показывали направление мышечных волокон. Так же стремительно я разрезал толстый внешний слой мышц, косые мышцы. Как только я это сделал, они тут же сократились и отошли от края разреза. Кровь из кожи и мышц потекла вниз по боку коровы и стала капать мне на сапоги. На полу уже собралась лужа крови, но я по опыту знал, что для животного подобного размера такое количество кровопотери несущественно. Тут я дошел до внутреннего, самого тонкого слоя мышц; снизу к ним прилегала выстилка брюшной полости – перитонеум. Слишком глубокий порез на этой стадии мог задеть пищеварительную систему и наводнить ее организм бактериями, что будет для коровы фатальным. Я стал медленно и осторожно надрезать мышцу, пока не увидел тонкую серебристо-белую брюшную полость, очень аккуратно сделал небольшой надрез, под ним показалась ткань матки – моя следующая цель. Я пальцем оттянул брюшину, послышался втягивающий звук, и воздух стал заходить в отверстие, что подтвердило то, что я дошел до последнего слоя. Теперь я поменял скальпель на ножницы. Одной рукой я стал оттягивать на себя ткань, а другой резал ножницами вертикально вниз, таким образом, бок был открыт. Я бросил ножницы в ведро. Теперь мне нужно было двумя руками обхватить матку.

Я с трудом удерживал матку с теленком внутри. Представьте, что кто-то сидит в толстом резиновом мешке, который плотно облегает его тело. А теперь представьте, что вам надо двигать этого кого-то внутри мешка так, чтобы вы смогли разрезать мешок и при этом не навредить тому, кто внутри. Я не советую пытаться делать это с кем-то дома, просто представьте чисто гипотетически. Наконец, мне удалось повернуть плод в нужную позицию. Пальцы отваливались от напряжения. Одной рукой я удерживал теленка в нужной позиции, а другой потянулся за скальпелем в ведро с водой. Вслепую попытался нащупать там скальпель и понял, что нашел, когда он воткнулся мне прямо в руку. Чертыхаясь, я попытался развернуть его другим концом и вытащить из воды.

– Так, Сэм, – объявил я, – сейчас я прорежу матку и схвачу теленка за ногу. Передам тебе, ты ее держи, хорошо? Потом я тебе передам другую ногу. И когда скажу «тяни», то ты начинай потихоньку вытягивать теленка, понял?

Сэм кивнул, он был смышленым парнем. Я начал работать скальпелем. Как только прорезал маленькую дырочку, тут же сменил скальпель на ножницы. Когда прорез стал больше, из матки хлынула жидкость. Я чуть было не упустил теленка – он пытался от меня спрятаться. Я бросил ножницы в ведро, залез рукой в матку, схватил своего почти уже новорожденного пациента за заднюю ножку. Вытянул осторожно наружу, передал Сэму, но он ее не успел схватить – теленок ее втянул внутрь и снова спрятался.

– Мелкий негодник не хочет вылезать! – сказал я, улыбаясь. Теленок был крепкий. Сэм улыбнулся в ответ.

Я вновь просунул руку внутрь и схватил теленка за ногу и вытянул наружу. Сэм в этот раз держал крепче. Я опять полез внутрь, нашарил там вторую ногу. Сэм схватил и эту тоже.

– Хорошо, теперь ты просто тяни наружу и вниз; я подхвачу теленка, как только он покажется целиком. Симус, а ты держи матку.

Мистер Фланаган подошел поближе и стал придерживать матку прямо над разрезом. Из бока коровы во все стороны торчали телячьи ножки – прямо сюрреалистическая картина.

– Готов? – два кивка мне в ответ. – Тогда тяни.

Сэм оказался еще и крепким парнем, он тащил аккуратно, но сильно – теленок стал постепенно показываться. Вот появился зад, потом брюхо. Скорость несколько замедлилась, когда мы дошли до плечей, но я знал, что будет дальше. Вдруг Сэм резко отпрянул назад и тут же приземлился на соломенную подстилку на полу. Я подхватил теленка, когда он вылетел как пуля из нутра коровы, упал на колени, но теленка удержал на руках. Быстро переложил его на солому и стал счищать слизь вокруг ноздрей. Это была телочка. Она немного боролась, грудь заходила ходуном вверх-вниз, но не было слышно, чтобы воздух входил в ноздри. Она очень долго пыталась появиться на свет, может, ей в легкие попала жидкость? Я быстро схватил ее за задние ноги и упер их в ворота так, чтобы она повисла вниз головой. Изо рта у нее полилась жидкость. Я похлопал ее по грудной клетке, опустил ножки и опять уложил на солому. Она выглядела так, как будто не могла дышать и боролась за то, чтобы сделать первый вдох. Я хотел опять ее перевернуть вниз головой, но тут раздалось «Му-у-а!» – она издала продолжительный крик, знак того, что стала дышать. Теперь с ней будет все в порядке.

– Круто. У нас получилось, – с облегчением сказал я.

Но теперь надо было решать следующую проблему: заново собрать по частям свою первую пациентку. Симус все еще держал матку на месте; но он не сводил глаз с теленка, видно было, что он очень переживал. Я тут же снова помыл хирургическим мылом руки. Затем схватил большую иглу и толстый кетгут (шовный материал; люди думают, что его делают из кошачьих кишок, а на самом деле из овечьих), которым буду сшивать нашу новую мамочку. Пара иглодержателей поможет мне контролировать направление иглы, ими я буду проталкивать иглу сквозь мышечную ткань. Когда я зашивал матку, то применял обратную технику, когда внешний край заворачивают внутрь, соединяя обе стороны вместе и закрывая «дверку» в бывший домик теленка. В последнее время мне приходилось делать это довольно часто, так что руку я набил. Во время наложения швов матка сокращалась. Это естественный процесс, но он значительно осложнил мою работу. Представьте, что вы сшиваете материал, который не только очень скользкий и подвижный, но и постоянно меняет свою форму и пытается от вас убежать. А фермеру было и вовсе трудно мне ассистировать. Он хоть и был крепким мужчиной, но даже его выносливости не хватало. У Симуса затекли руки, и он их постоянно чередовал.

– Уже почти закончил! – сказал я и начал накладывать второй слой швов, что является обязательным стандартом при зашивании матки. Времени ушло много. Когда я сделал последний узел медицинского шва, Симус затолкнул матку внутрь зияющей брюшной полости нашей коровы. Он тут же стал трясти затекшими руками, растирать и массажировать их. Я снова помыл руки. Затем засунул их внутрь брюшной полости и провел по дну коровьего живота, собирая все, что там собралось. Сгустки крови и остатки амниотической жидкости потекли из раны на землю. Нельзя, чтобы они остались внутри коровы, надо удалить все как можно чище. Теперь закрываем брюшную полость. Я стал зашивать перитонеум и первый мышечный слой вместе. Руки у Симуса отошли, и теперь он стоял, легонько поддерживая корову сбоку, прижимая ее к барьеру. Я уже почти наполовину закончил работу, как тут начались проблемы. Мать с трудом держалась на ногах.

– Ну же, стоять, – прикрикнул я. Она только начала оседать, но окрик на нее подействовал: она снова встала прямо. Я стал быстро накладывать швы, а она все время норовила осесть на землю. Я придвинулся к ней вплотную и как можно быстрее штопал ей брюхо швами, пока она окончательно не легла на землю. В этот момент она стала заваливаться на меня, и я с трудом удерживал на себе ее вес. В отчаянии, не зная, что сделать, я пнул ее по коленке.

– А ну вставай! – прикрикнул я. Она попыталась выпрямить ноги и, слава богу, поднялась и сняла с меня свой вес. Я чувствовал себя виноватым, что так грубо пнул ее по ноге, но если бы она завалилась на левый бок, то все ее кишки вывалились бы на землю – это уж никак не вписывалось в стратегию долгосрочной счастливой жизни. Выбирать средства не приходилось.

– Так, ее тянет лечь, – признал я, – тогда давайте сделаем так, чтобы она хотя бы легла на нужный бок.

Я все еще держу в руках иглу с нитью. Симус стал отвязывать ей голову. Мы оба попытались заставить ее сделать несколько шагов вперед и лечь на правый бок. Она послушалась, и теперь левый бок был сверху – все под контролем. Еще несколько движений иглой – и разрез полностью закрыт. Я на минутку остановился передохнуть. Самый опасный этап был позади. Глянул на теленка. Новорожденная телочка выглядела вполне здоровой, но еще не встала на ноги.

Я схватил еще нити и продолжил накладывать швы на оставшиеся мышцы. С ними покончено, осталась только шкура. Накладывать швы на коровью шкуру – это почти то же самое, что работать скорняком. Когда я закончил, руки были полностью исколоты, не говоря уже о том порезе скальпелем. Были большие риски подцепить какую-нибудь заразу, ведь коровья кровь смешалась с моей. Я попытался не думать об этом, однако мысль, что в этом районе гулял бруцеллез, все равно немного тревожила. Это реально могло быть проблемой, и у нас поговаривали, что из-за бруцеллеза количество суицидов среди ветврачей и фермеров возросло. Ну и хрен с ним. Весьма вероятно, что бруцеллез у меня уже есть. Это просто издержки профессии, ведь практически невозможно избежать мелких порезов и царапин на руках, когда делаешь операции животным. И потом, я еще был так молод и верил в свою неуязвимость, пусть и ни на чем не основанную.

Шкуру зашил, работу закончил. Сверху шов обработал голубым аэрозолем с антибиотиком – еще один внешний слой защиты, – потом объяснил Симусу и его сыну Сэму, как ухаживать за коровой, пока они пытались покормить теленка. Она уже смогла подняться на ноги и пыталась тыкаться повсюду. То, что ее мама лежала, было очень даже удобно, потому что мы смогли уложить телочку рядом с ней и попытались ее покормить. Хотя и тут надо было дать несколько объяснений.

– А почему корова лежит? – спросил Симус, на что я ответил, что она очень обессилела, ведь ей столько пришлось пережить: травма, потеря крови – все это ее ослабило. Думаю, что многие из нас после такого тоже были бы не прочь посидеть, а скорее всего, полежать. Была еще одна вероятная причина. Эпидуралка, которую я ей вколол, возможно, подействовала сильнее и разошлась дальше по спинномозговой жидкости, так что ее нервы, которые контролируют задние конечности, отключились. Я это тоже объяснил. Лицо Симуса как-то задергалось, и было видно, что он сейчас расплачется.

– Так ее парализовало, что ли? – Он схватился руками за голову, для него такое положение явно было катастрофой. Было видно, что мужчина борется с чувствами и они сейчас вырвутся наружу.

– Послушайте, скорее всего, она просто утомилась. Представьте, через что ей пришлось пройти, вы бы тоже устали после такого, ведь так? – Он неуверенно кивнул. Предваряя дальнейшие вопросы, я решил довести объяснение до конца.

– Эпидуральное действие пройдет через сутки. Пусть теленок сосет, а вы не забывайте маме давать антибиотики и противовоспалительные. Также переворачивайте ее раз в час – нельзя, чтобы она лежала на одном боку все время. Пусть рядом будет побольше корма и воды. Ей нужны теперь калории, и как можно больше. И потом у вас здесь довольно прохладно, найдите какую-нибудь попонку и накройте корову, хорошо?

Симус снова кивнул, он немного успокоился.

Я был вполне уверен, что с коровой будет все в порядке. Отчего ее могло наверняка парализовать, так это если бы мы вытягивали теленка через узкие родовые пути, а мы такого не делали. Я начал собирать вещи. Сложив все инструменты и отнеся их в машину, начал звонить следующему клиенту. Похоже, ночь мне предстояла длинная, но я надеялся, что новый вызов будет проще, хотя никаких гарантий, конечно же, не было. Пока что у меня был только один вызов, но кто знает, что произойдет в следующий момент. Покой нам только снится, он, как мираж, может растаять в любой момент. Есть что-то особенно деморализующее в ситуации, когда гонишься за призрачной целью, и кажется, что вот она, совсем рядом, как тут же она испаряется.

Я побрел к колонке с водой, хорошенько обмыл себя из шланга. Вроде чистый, можно садиться в машину, выпить уже давно остывший кофе, закрыть дверь и ехать на место следующей драмы.

Неделька казалась бесконечной. С момента, когда заступил на дежурство в пятницу вечером, и к утру понедельника я обработал 32 звонка и теперь был разбит в хлам – за все это время ни разу не поспал по-человечески. Теперь оставалось только день продержаться, и тогда – свободен. Ну, свободен завалиться без сознания на кровать, зато хоть отосплюсь. День мне предстояло провести, снимая пробы на туберкулез, зато никакой умственной нагрузки. Вернулся в клинику к обеду, не успел даже что-то положить в рот, как тут же вырубился минут на 20.

К вечеру я только мог констатировать, что был совершенно без сил. О том, чтобы готовить себе ужин, не было и речи, я просто захватил навынос бургер с картошкой фри из местной кафешки. Сижу я перед теликом, жую свой бургер и думаю… Вот я пошел работать сразу после учебы, как и большинство моих сокурсников. В универе мы все постоянно общались, не проходило и недели без какого-нибудь мероприятия, вечеринки или же кейли (традиционные шотландские посиделки с танцами). А какие-то недели выдавались особо бурными: каждый вечер проходил шумно и интересно. Но после окончания университета всех нас разбросало по стране. Многие страдали от одиночества. Одна выпускница, которая закончила на год раньше нас, получила работу на западном побережье Шотландии. В местной клинике работало только два джентльмена предпенсионного возраста, которые в своей практике применяли методы и подходы еще 40-летней давности. Отсутствие нормальной социальной жизни, нехватка поддержки, трудные отношения с коллегами, отчаяние от того, насколько отсталые методы были в ходу в той клинике, вынудили ее сбежать оттуда через месяц, она вернулась в ветколледж, поступила в интернатуру.

Мне относительно повезло: в моей ветклинике было несколько других молодых ветврачей, и мы поддерживали друг друга. Но они были местные, у них была своя жизнь и друзья, а у меня этого не было. Я занимался регулярно бегом, ходил в спортзал, ни на что другое у меня не было свободного времени, а если и было, то я предпочитал отсыпаться после дежурств. То есть я был так занят, что не замечал, насколько был одинок на самом деле. Несомненно, мне не хватало моих друзей.

Я был свидетелем проявлений бесхозяйственности на фермах, куда приезжал с проверками или по вызову, и мне было интересно, а помогаю ли я что-то изменить в таком плохом управлении. По моим прикидкам, почти половины кесаревых сечений, что я делал, можно было избежать. У меня не было сомнений, что краткосрочное планирование выливалось в потерю денег для некоторых наших клиентов. Они пытались экономить на нескольких пенсах, а это выливалось в траты в сотни фунтов. Моя забота была не о деньгах клиентов. В первую очередь меня беспокоило благополучие их животных. Слишком большое поголовье и плохая вентиляция в коровнике – в результате у всего поголовья пневмония. Желание получить крупных телят означает бесконечные операции кесарева сечения. Отсутствие в течение некоторого времени вспышек болезней приводит к тому, что от вакцинации отказываются, что, конечно же, вызывает новые вспышки заболеваемости. Но не в моих силах все это изменить. Почти всегда моя роль была сходна с пожарным – на самый крайний случай. И как пожарный стремится потушить пожар поскорее, так и я не располагал временем, чтобы понять, отчего произошел этот самый пожар. Мне просто надо было срочно его потушить, потому что потом надо мчаться уже на другой вызов. Много я тогда передумал, сидя на диване, и так и заснул с недоеденным бургером в руке, не добравшись до кровати…

А завтра все начнется сначала.