Дом окружал ровный подстриженный газон. В центре двора, украшенного клумбами с цветами, была детская площадка с качелями, а дальше, через дорогу, начинался парк.
«Сегодня в парк не пойду, лучше погуляю по городу», – решила Елена Павловна.
Город, где жила её подруга, имел многовековую историю. Здесь был известный мужской монастырь, храмы, старинные особняки и музеи, здесь протекала речка с живописными берегами. Елена Павловна, навещая подругу, не переставала восхищаться его красотой и самобытностью.
Вечером, устав после прогулки, она решила лечь спать пораньше, но приготовила постель не в спальной, а в гостиной:
«У себя дома телевизор практически не включаю, а здесь, перед сном, посмотрю минутку».
Шёл фантастический фильм с элементами ужаса – то, что она никогда не смотрела.
«Фантастический ужас и ужасная фантастика. Какая разница между этими словосочетаниями?» – подумала Елена Павловна, но не ответила на этот вопрос, так как действие в фильме разворачивалось грандиозное: светлые силы боролись со злом, желающим получить власть над всей планетой. Появлялись то чудовищные монстры со светящимися, как прожектор, глазами, то смелые, в невероятных одеждах рыцари, летающие на умопомрачительных космических кораблях, появлялись драконы и огромная жёлтая обезьяна, прыгающая по гигантским растениям, похожими на бамбук, появлялись новые и новые действующие лица. В конце концов Елена Павловна, не привыкшая к подобным персонажам и сюжетам, перестала понимать происходящее. Засыпала с трудом и с головной болью.
Среди ночи она вдруг услышала странный высокий звук, напоминающий вой, потом
кто-то мяукнул пару раз, и наступила тишина. Затем раздался громкий шорох, звук открывающейся двери и отчётливое: «Мя-а-ау!»
«Надо же, – сквозь сон пыталась понять услышанное Елена Павловна, – угораздило меня посмотреть этот жуткий фильм».
Вскоре послышались отчётливые шаги по паркету, и кто-то прыгнул на диван. Этот кто-то был рядом. От ужаса Елена Павловна боялась пошевелиться и открыть глаза. Подождав немного, она потихоньку вытянула ногу и тут же почувствовала какое-то тело. Это тело фыркнуло и зашевелилось, устраиваясь удобнее.
«Какой кошмар! Я сплю?»
Она приоткрыла глаза и приподняла голову – вокруг было темно и тихо. Пока тихо, потому что стоило ей опять вытянуть ногу, чтобы попробовать коснуться – кого-то?
чего-то? – как она вновь услышала громкое: «Мяу!»
«Боже мой, четвёртый этаж, входная дверь и окна закрыты, лоджия застеклена. Кошка? Но откуда могла появиться кошка? Или мне кажется?»
Нет, ей не казалось – рядом кто-то спокойно дышал.
«Надо что-то делать!» – Елена Павловна рукой начала осторожно ощупывать стену, зная, что над диваном был светильник. Кто-то рядом передвинулся.
Наконец, она нашла выключатель, помедлив мгновение, нажала на кнопку, открыла глаза и… И увидела сидящую перед ней кошку, большую, пушистую, рыже-золотоволосую, с белым, похожим на бант, пятном на шее, с пышным хвостом и малахитово-зелёными глазами, строго смотрящими на неё. Она была невозмутимо спокойна и хороша как королева. Но откуда она?
Некоторое время они внимательно разглядывали друг друга, затем кошка мягко спрыгнула и встала рядом с диваном.
Ошеломлённая Елена Павловна несколько минут сидела, не двигаясь, затем встала, подошла к входной двери и открыла её нараспашку – мол, уходи! Не тут-то было. Кошка, шедшая за ней, перед самой дверью остановилась и улеглась на полу, всем своим видом показывая, что уходить не собирается. Елена Павловна обошла квартиру и не нашла ничего особенного – окна закрыты, всё на своих местах. Осталась лоджия.
«Но ведь четвёртый этаж и застеклённая лоджия!» – подумала она.
Однако, войдя на лоджию, Елена Павловна увидела то, что вчера не заметила – справа раздвижная створка окна была немного сдвинута, образуя открытое пространство. Кошка, будто желая продемонстрировать свои способности, прыгнула с пола прямо на подоконник, вылезла на карниз и, ловко пройдя по нему, перешла на тумбочку, стоящую на соседней лоджии рядом с прозрачной перегородкой.
Но с тумбочки на пол уже своей лоджии кошка спрыгивать не стала, а сидела и следила за каждым движением Елены Павловны, которая, немедленно задвинула створку окна, закрыв проход для кошки.
– Всё, киса, концерт окончен, будем спать!
Через минуту Елена Павловна лежала на диване и пыталась заснуть. Было два часа ночи.
Сначала послышалось тихое мяуканье, оно повторилось громче, ещё громче, и раздался вой. Елена Павловна выбежала на лоджию. Кошка сидела на тумбочке и била лапой по прозрачной перегородке, как бы говоря: «Пусти меня к себе!»
– Понимаешь, киса, нельзя, у тебя есть свой дом. Где твои хозяева?
Пройдя в комнату, Елена Павловна села в кресло, надеясь, что тишина наступила надолго. Но вновь повторилось то же самое: сперва еле слышное мурлыканье, потом громче, а затем вой. Соседи снизу негромко постучали по батарее, давая понять – прекратите шум.
Елена Павловна, вздохнув, прошла на лоджию и раздвинула створки окна. Сообразительная кошка тут же прошла по карнизу, спрыгнула на пол, нырнула в комнату и устроилась в кресле перед телевизором.
– Может, тебе ещё и кофе с бутербродами подать?
В ответ кошка встала, повернулась вокруг себя несколько раз и, уютно свернувшись в уголке кресла, затихла.
Проснувшись утром, Елена Павловна кошки в квартире не обнаружила, не было её и на лоджии. При этом дверь в комнату соседней квартиры была приоткрыта, то есть мурлыка по карнизу могла свободно перемещаться по двум соседним лоджиям и квартирам.
Елена Павловна вошла в подъезд, поднялась на четвёртый этаж и позвонила в квартиру, где жила кошка. Тишина.
Вернувшись к себе, она звонила Рите, но в ответ почему-то слышалась быстрая иностранная речь. Все попытки поговорить с подругой не увенчались успехом, а расспрашивать соседей, по мнению Елены Павловны, было неудобно. Она поняла, что кошка будет жить у неё… временами, когда сама пожелает.
Елена Павловна звала её Киса.
От обычной еды Киса отказалась, и пришлось купить корм для кошек. На кухне на полу появилась миска с водой, а в туалете лоток. Дверь в комнату, где был аквариум и клетка с Кешей, теперь закрывалась во избежание неприятностей.
Елена Павловна так и не дозвонилась до Риты, от неё звонков тоже не было.
Киса, как она поняла, привыкла жить в двух квартирах, путешествуя между ними по карнизу лоджий.
Когда Елена Павловна уходила, Киса провожала её до двери, а встречала всегда радостно – бежала, тёрлась о ноги и мурлыкала.
Всё время, свободное от прогулок по городу, Елена Павловна проводила с кошкой. По вечерам она садилась в удобное, большое кресло, рядом изящно пристраивалась Киса. Елена Павловна включала телевизор и отключала звук. На экране жили и двигались беззвучные персонажи, на которые она смотрела лишь изредка. Шелестели за окном ветви высокого старого клёна, шептал что-то грустное летний дождь, и где-то рядом в парке звонко стучал по стволу дерева дятел.
В эти долгие задумчивые часы Елена Павловна думала о муже, умершем четыре года назад, и о том, как увлечён и предан он был науке, думала, как мало они отдыхали и путешествовали, хотя возможность была, но то доклад, то конференция, то защита диссертации у одного из многочисленных учеников, то новая книга, а она всё около него, около него, и всё только для него. Одно время она пыталась уговорить мужа взять малыша из детского дома, хотела мальчика. Так надеялась! Но он не услышал. Или не захотел услышать? А потом… Потом было уже поздно.
Где-то через неделю, уходя и закрывая входную дверь, Елена Павловна увидела парня, вышедшего из лифта.
Он подошёл к ней:
– Здравствуйте, я Антон, хозяин Фроси.
– Добрый день. А Фрося…
– Моя кошка. Извините, что так получилось. Понимаете, я в институте учусь, и сейчас летняя практика, вот и уехал поэтому. А Фросю отдать некому. Но она у меня самостоятельная! Оставляю ей еду и воду в мисках – ешь, пей сколько хочешь.
– И на целый месяц её оставляете?
– Да нет, видите, приехал. Ещё соседка раз в два дня заглядывает. Я звоню, узнаю. Спасибо. Ещё раз извините.
– Ничего, мы с Кисой, вернее, с Фросей, нашли общий язык.
Время летело быстро, и за три дня до приезда позвонила Рита.
– Леночка, наконец-то дозвонилась! Что-то случилось со связью. Мне позвонил Антон и всё рассказал. Извини,
дорогая, что не предупредила о Фросе, очень торопилась.
– А мы подружились. Фрося такая понятливая мурлыка!
– Ты обрадовала меня! А я всё никак не могу выбрать тебе сувенир. Одеждой ты не интересуешься. Из еды что-то? Какой-то деликатес? Здесь в магазинчиках для туристов продают красивые статуэтки – разные гномы, балерины, солдатики, собачки, кошечки. Вот что! Куплю тебе статуэтку кошки. Привезти?
– Привези. Рыжую, с зелёными глазами.
По комнате тёплым розовым светом разливалось закатное солнце.
Елена Павловна сидела в кресле и гладила по мягкой шёрстке Кису, та урчала от удовольствия. По телевизору передвигались странные персонажи, ставшие без звука бессмысленными. Незаметно наплывали сумерки, на ночном небе зажигались звёзды,
и отсчитывали секунды старинные часы.
Акварель
У меня с мамой был уговор – она должна звонить мне каждый день утром и вечером.
Эта её небольшая, но важная для меня обязанность появилась давно, потому что маме было семьдесят девять лет.
Я жила сравнительно недалеко от неё – полчаса на трамвае, а от двери до двери около часа. Сколько раз предлагала ей съехаться – обменять наши две однокомнатные квартиры на хорошую двухкомнатную, тем более что восемь лет назад умер папа, и мама, овдовев, жила одна также, как и я после развода. Но пока на все мои доводы о том, что вместе лучше, ответ у неё был один: «Не хочу никому мешать».
Как-то утром мама не позвонила. Я набирала её номер несколько раз, а в ответ – длинные гудки. Позвонила Зое, соседке, которая жила рядом, и тоже длинные гудки.
Что случилось?
Когда выбежала из дома, решила не ждать трамвая, а взять такси. Через пятнадцать минут я стояла у маминой квартиры. Она открыла дверь.
– Танюша?! Не ждала тебя сегодня. Ты такая взъерошенная. Что случилось?
– Мама, ну как же так?! Мы ведь…
– Да, да, мы с тобой договорились, но… – она стала поправлять волосы, и тут я заметила, что её руки перепачканы краской. Заметив мой взгляд, она произнесла: – Пойдём!
Войдя в комнату, я увидела, что стоявший посреди комнаты стол был раздвинут, и на нём, раскинувшись на просторе, лежали вырванные из альбома для рисования листы с разноцветными мазками, видимо, пробами цвета. Тут же стоял стакан с водой и кисточкой, раскрытая коробка с акварельными красками и рядом мобильный телефон.
– Ну вот, теперь понятно, почему невозможно было дозвониться – заряд кончился, – я передала телефон маме.
– А Зоя? Ты могла позвонить Зое.
– Не получилось. Может, она тоже увлеклась рисованием?
– Да что ты! – рассмеялась мама, а потом серьёзно посмотрела на меня. – Понимаешь, вчера разбиралась в книжном шкафу и обнаружила новый альбом для рисования, кисточки и краски. Наверное, для внуков когда-то покупала и забыла. А утром встала рано и вот… – она вдруг оживилась. – Оказывается, рисовать так интересно! Посмотри!
Лист бумаги на первой картине на одну треть был неравномерно покрыт зелёной краской, на две трети голубой с белым, и чуть сбоку от центра росло дерево, напоминающее берёзу. Получилось небо, поле и одинокое дерево.
– Может, солнышко добавить? – спросила я.
– Ты думаешь? Я посмотрю, – задумчиво ответила мама.
Потом мы пошли на кухню. Она быстренько напекла блинов, открыла банку сгущёнки, и мы, не торопясь, пили чай. Провожая меня, мама, смущаясь, попросила:
– Купи мне, дочка, новой краски, я эту еле размочила, так она засохла.
Трамвай был пустой и ехал, как мне казалось, очень медленно. За окном мелькали знакомые улицы, дома, шли прохожие. Я думала о маме. Моя мама старела, и многое из того, что легко и непринуждённо она делала когда-то, сейчас становилось трудным или невозможным. Иногда она становилась капризной или обидчивой, или вдруг начинала что-то неожиданное, как, например, сегодня – рисование.
Вспомнила, как в детстве, когда мама приходила с работы, я бежала к ней и заглядывала в сумку: «Что ты принесла?» А теперь она, открывая дверь, задавала мне тот же вопрос: «Что вкусненького ты принесла?»
Мама потихоньку превращалась в ребёнка, мы как будто поменялись местами, и теперь пришла моя очередь ухаживать за ней, уступать и окружать любовью.
В ближайшие дни в художественном салоне, посоветовавшись с продавцом, я купила акварельные краски, кисточки и бумагу и, когда отдавала всё это маме, на её лице просияла, как радуга, такая радость, такая… как у девочки, которой подарили долгожданную куклу. Чуть позже я догадалась купить учебник по рисованию акварельными красками для начинающих. И снова радость озарила лицо мамы.
Прошло полгода. Мама с увлечением продолжала рисовать. К моему удивлению, её картины были хороши. Так считала не только я и вся наша семья, но и многие знакомые. Но дело не в этом. Чудо было в том, что мама изменилась – она стала энергичнее, живее, бодрее, её не покидало хорошее настроение, она смеялась, спорила, мечтала, рассказывала о своих планах. К этому времени мама, самостоятельно изучив учебник по рисованию, овладела разными техниками акварельной живописи. Её знания и умения были, конечно, несовершенны, но то, чему она научилась и что поняла, радовало её безмерно, а вместе с ней радовались и мы. И если первые её картины были похожи на рисунки пятилетнего ребёнка, то последние казались заманчивыми и привлекательными. Мама научилась особой технике абстрактной акварели, когда быстро рисуют по мокрому полотну – бумаге или ткани. Мама рисовала по влажной бумаге. В каждый момент этого увлекательного рисования требовалась точность и продуманность действий, потому что полотно быстро высыхало, отчего линии и мазки делались излишне чёткими. При правильной технике рисунок получался воздушный, лёгкий и слегка размытый, словно облачный, туманный, но именно в этой неопределённости, дымке была нежность, недосказанность, сказка.
– Танюша, посмотри, какой закат на реке у меня получился! – радовалась мама, показывая новый рисунок. – Летний вечер, над водой стелется туман, окутывая травы на берегу. Для оживления не хватает стайки птиц. Как ты считаешь?
– Я в восторге, – улыбалась я, глядя на счастливую маму.
– Дочка, а почему бы и тебе не попробовать рисовать? – как-то спросила она.
Я знала, что когда-нибудь она задаст этот вопрос, поэтому ответила, не задумываясь.
– Пока я не готова. Я работаю, и у меня просто нет времени.
Однажды мама не позвонила. Вначале я подумала, что может быть она, как полгода назад, увлеклась рисованием, но смутная тревога не покидала меня, и я позвонила Зое. Её телефон был занят, а через минуту позвонила она сама.
– Таня, приезжай, маме плохо. Что-то с сердцем. Я вызвала скорую.
Я успела. Маму, бледную, осунувшуюся, с посиневшими губами, на носилках вынесли из дома, положили на каталку в скорой, я села рядом. Инфаркт миокарда. Десять дней реанимации, долечивание в общей палате.
Через положенное время мама была дома, я ушла с работы и переехала к ней. Она как будто поправилась – понемногу что-то делала по дому, выходила на улицу посидеть на лавочке и поговорить с соседями, а через неделю после больницы взяла в руки кисть, но рисовала теперь недолго и не каждый день.
В тот день мама сидела и читала что-то. Вдруг она вскрикнула, резко побледнела и, потеряв сознание, упала на диван. Скорая не успела. Мамина рука до конца была в моей руке. Первое время я не могла смотреть её картины, которых за год накопилось немало. Когда же немного отпустило и стало легче дышать, я открыла папку и увидела две отдельно лежащие картины – первую и последнюю.
Лист бумаги на первой картине на одну треть был неравномерно покрыт зелёной краской, на две трети голубой с белым, и чуть сбоку от центра росло дерево, напоминающее берёзу. Получилось небо, поле и одинокое дерево.
На последней был восход солнца: розовато голубое небо, перья облаков, окрашенные позолотой солнца, и поле, на переднем плане которого – отцветающие воздушные одуванчики и над ними стайки парашютов-пушинок, летящих ввысь.
Братья
«Как некстати, ах, как некстати, – подумал Аркадий, но спохватился, – нет, что это я говорю, Тимофей мой родной брат, столько лет не виделись!»
Аркадий торопился в магазин купить к столу кое-какие продукты. Буквально час назад позвонил его брат Тимофей, который свалился как снег на голову, сказал, что проездом, хочет навестить, взглянуть, поговорить. Они не виделись почти одиннадцать лет.
«Сказал, придёт к трём часам. Останется ночевать? Или посидит и уйдёт? Уйдёт? Может… может, я тогда успею к Зое? Обещал же сегодня к семи вечера», – Аркадий представил себе Зою, её рыжие глаза, рыжие конопушки, рыжие непослушные волосы, представил себе её милую улыбку и ямочку на правой щеке, почему-то только на правой.
«Зоя, Зая… Зая моя», – шептал он, воображая, как придёт и обнимет её, такую тёплую и золотую, словно солнечный зайчик, который хочется схватить в ладони и не выпускать.
Он споткнулся и чуть не упал, вчера потеплело, снег подтаял, а сегодня подморозило, и лужицы на асфальте покрылись звонкой корочкой льда.
В магазине было небольшое кафе, у окна под раскидистой пальмой стояло несколько столиков, за одним из них сидел мальчик лет пяти с мамой, аппетитно пахло свежей выпечкой и кофе.
Аркадий взглянул на часы: «Время есть, выпью кофе и пойду домой».
Он сел за столик напротив мальчика с мамой, отпил глоток кофе: «Кофе был горячий, крепкий и сладкий», – вспомнил Аркадий известную фразу, но не закончил её, а засмотрелся на малыша, который воевал с котлетой, лежавшей на тарелке. Пышная белая котлета была покрыта румяной корочкой, и от неё исходил аппетитный запах.
«Из куриного мяса, – отметил Аркадий и сглотнул слюну, так захотелось ему попробовать эту котлету. – Кажется, здесь есть отдел кулинарии, надо и мне купить к столу таких котлет, дома только разогрею».
Между тем малыш склонился над котлетой, проткнул её вилкой, и из неё фонтанчиком брызнуло растопленное масло и угодило прямо ему в щёку. Мальчик испугался и захныкал, мама быстро открыла сумочку, вытащила из пакетика салфетку и стала вытирать масло с лица сына, приговаривая ласковые слова утешения.
Аркадий допил кофе и направился в отдел кулинарии. Высокая, статная продавщица вынесла поднос с большими пухлыми котлетами, прилепила к краю ценник с надписью «котлеты по-киевски» и выложила его на прилавок.
«Как хорошо Зоя делает эти котлеты, то ли чесноку много кладёт, то ли зелени, а может, сыра, но обязательно внутрь прячет кусочек масла, и так вкусно получается – пальчики оближешь», – подумал Аркадий. Купив приглянувшиеся котлеты, он заторопился домой.
Он был разведён, жил один, его десятилетняя дочка осталась с мамой. Старший брат его Тимофей в девяностые годы, как говорят сейчас, в лихие девяностые устроился работать в совместную российско-немецкую фирму, стал ездить в Германию – вначале в короткие командировки, потом стал задерживаться там надолго и наконец объявил, что уезжает насовсем. Тимофей был старше Аркадия на восемь лет, в год эмиграции ему было тридцать, и женат он ещё не был.
«Значит, сейчас ему сорок один, – подумал Аркадий, ставя на стол две рюмки и бутылку водки, – одиннадцать лет прошло, женился, конечно, дети есть».
Он поставил закуски, хлеб, минеральную воду.
«Пьёт ли он водку? Ничего, у меня в баре есть бутылочка хорошего коньяка, – вспомнил он и тут же спохватился: – ремонт. Ах, как не вовремя этот приезд Тимофея. Или не вовремя ремонт».
В квартире Аркадия неделю назад начался ремонт, и две комнаты выглядели как поле битвы после налёта вражеских войск – мебель вынесена и столпилась в холле и коридоре, обои со стен содраны, пол застелен бумагой, у дверей сложены малярные инструменты, кисти, ведёрки с краской, шпаклёвкой, клеем.
«Где мне искать коньяк? Куда же я убрал его? – Аркадий вздохнул. – Ладно, водка есть. А может быть, Тимофей и вовсе не пьёт».
Единственной комнатой, где было более-менее уютно, осталась кухня.
Аркадий расставил посуду, заглянул в холодильник. На тарелке лежали пять котлет, которые предстояло лишь подогреть в микроволновке. Он посмотрел на часы, до обещанного визита брата осталось полчаса:
«Какой он стал? О чём говорить? Столько лет не виделись, отвыкли. А Зоя будет ждать. Позвонить ей и сказать, что не приду? Надолго ли приехал Тимофей?»
Аркадий сел за стол и задумался. Одиннадцать лет… Как получилось, что родные братья не виделись столь долго? Когда Тимофей уехал навсегда в другую страну, Аркадию было двадцать два, он год как окончил институт, начал работать, встретил свою будущую жену, готовились к свадьбе. За всё время разлуки братья лишь несколько раз перезванивались, и это были какие-то бессодержательные, отрывистые, короткие разговоры, последний раз – год назад. Тимофей позвонил и долго расспрашивал, где работает Аркадий, как давно и какой адрес места работы.
«Наверное, для анкеты», – подумал тогда Аркадий.
В памяти Аркадия всплыло, как родители отправили его первый раз в пионерский лагерь, ему семь лет, и как он скучал о маме и плакал по ночам, а воспитательница, добрая пожилая женщина, приводила Тимофея, который был в старшем отряде, и тот успокаивал Аркадия и поил тёплым молоком, его давала воспитательница. Брат сидел на кровати, гладил его по голове и шептал что-то тихое и ласковое.
Потом Аркадий вспомнил, как Тимофей катал его на багажнике большого дорожного велосипеда, и они заходили в магазин, держа в руке по десять копеек, которые мама дала, и покупали те, самые дешёвые шоколадные конфеты, как же они назывались…
Аркадий встал, подошёл к старинному зеркалу в коридоре, которое раньше вместе с тумбочкой, давно сломанной и выброшенной на помойку, составляло трюмо в родительской квартире, и это трюмо так любила мама и всегда прихорашивалась перед ним. Он постоял, всматриваясь в зеркало, как будто хотел увидеть что-то зыбкое, далёкое и родное, но на него смотрел среднего роста коренастый мужчина в очках и с аккуратно подстриженными усиками.
Звонок раздался неожиданно, он открыл дверь – на пороге стоял Тимофей.
– Входи, рад, рад тебе, – Аркадий неловко обнял брата, – ну, раздевайся.
– Я проездом, не мог не зайти, всё же столько лет, – Тимофей отстранился, – а ты не очень изменился, я смотрю, возмужал только. А я, брат, растолстел.
Аркадий оглядел брата: перед ним был высокий, лысый и полный мужчина с маленькими, живыми и внимательными глазами, одетый в помятые джинсы и фланелевую рубашку в клетку.
– Я с поезда, не переодевался, – словно извиняясь, сказал Тимофей и огляделся, – а ты, я вижу, ремонт затеял.
– Да, знал бы, что ты приедешь, приготовился, а сейчас вот такой погром у меня. Проходи в ванную, умойся и пойдём к столу, у меня всё готово. Осторожно, здесь банка с краской.
Братья сели за стол.
– Ну что, за встречу! – Аркадий поднял рюмку с водкой.
– За встречу, брат!
Зазвонил мобильник.
– Аркадий Ильич, – прораба Семёна было почти не слышно, – Аркадий Ильич, вы слышите? Мы ведь электропроводку будем менять, так?
– Так, Семён.
– Ну вот, докладываю вам, что цены в магазине на провода, выключатели, переключатели, дифавтоматы, розетки, на всё выросли, вы в курсе?
– В курсе.
– Так что, мне покупать? Я чеки принесу.
– Покупай, Семён.
– Угощайся, Тимофей, – Аркадий подвинул тарелку, – это у нас называется «селёдка под шубой», вы там за границей этого деликатеса и не знаете, наверное.
– Русские и у нас тоже делают такую селёдочку, – Тимофей положил себе на тарелку большой кусок угощения, попробовал. – Вкусно.
– Давай ещё по одной, – и не дождавшись ответа, Аркадий налил по полрюмки водки, – и снова за нас!
Не успел он договорить, как опять зазвонил мобильник.
– Аркадий Ильич, мы вчера договорились ставить дифавтоматы вместо УЗО и автоматов, так?
– Так, Семён.
– Это для уточнения, извините, а распределительный щит я уже купил.
– Хорошо.
– Слушай, замучил тебя этот прораб, – Тимофей засмеялся, – думаю, ещё позвонит.
Аркадий встал из-за стола и смущенно сказал:
– Ремонт – это стихийное бедствие. Я сейчас котлеты в микроволновке подогрею.
Через пять минут румяные, пышные, аппетитные котлеты лежали на тарелках.
Аркадий отломил вилкой кусочек котлеты, и тут с его мобильника раздался сигнал о пришедшей смс-ке, писала Зоя: «Котик, купи по дороге две бутылки «Нарзана», ключ у тебя есть, я задержусь минут на пятнадцать в салоне красоты – готовлю тебе сюрприз. Ты с ума сойдёшь! Твоя».
– Извини, Тимофей, это всё по поводу ремонта. Угощайся, котлеты вкусные, называются котлеты по-киевски.
– Аркадий Ильич, слоновой… – телефон неожиданно прервался.
– Что за слоновый? – вслух сказал Аркадий.
– Какие слоны? – переспросил Тимофей.
– Алло, алло, Аркадий Ильич, это всё я, Семён. Слоновой кости или белого цвета будут розетки и выключатели?
– Фу ты… подожди, Семён, не так быстро, – и, помедлив минуту, ответил. – Белые.
– Знаешь, давай есть твои котлеты по-киевски, а то совсем остынут, – с этими словами Тимофей склонился над тарелкой, воткнул вилку в котлету, янтарная струя растопленного масла брызнула и залила его рубашку большим жирным пятном.
– Извини, не предупредил, что внутри котлеты кусочек масла, он растаял и вот… подожди, сейчас отмоем.
Аркадий вскочил, побежал в ванную, вернулся, держа в руке флакон с яркой этикеткой.
– Знаешь, ты лучше сними рубашку, у меня очиститель сильный, как бы не обжёг. Я тебе найду что-нибудь переодеться.
Тимофей снял рубашку, отдал её Аркадию и стоял растерянный, раскрасневшийся от еды и раздетый до пояса посреди кухни.
Аркадий полил прозрачной жидкостью из флакона масляное пятно:
– Пусть полежит. Так… где же все мои рубашки? Господи, с этим ремонтом ничего не найдёшь.
Он прошёл в холл, куда были выставлены шкафы из комнат, открыл одну дверцу, другую, выдвинул один, другой ящик, посмотрел на дверцу, прижатую книжным шкафом, задумался и вернулся на кухню.
– Извини, Тимофей, помоги книжный шкаф отодвинуть, он мешает достать рубашку.
Мужчины подошли к шкафу, заполненному книгами, и оба подумали одинаково – «двигать с книгами тяжело». Они молча переглянулись и стали убирать книги из шкафа на пол, Аркадий быстро, торопливо, Тимофей не спеша, с интересом разглядывая обложки.
И снова затрещала смс-ка от Зои: «Котик, забыла сказать, купи для Ларика в зоомагазине собачье угощение – косточку или хрящики какие-нибудь. Магазин, ты знаешь, находится в соседнем от моего подъезде. А то я Ларику сказала, что ты придёшь вечером, вот он и улёгся у двери, ждёт тебя. Твоя».
– Что-то давно Семён не звонил, – улыбнулся Тимофей.
И как в воду глядел:
– Аркадий Ильич, мне перфоратор для штробления стен нужно купить, можно? Я все чеки вам принесу, как положено.
– Можно, конечно, можно. Только хороший купи, Семён, не китайский, договорились?
Наконец книги выложили, шкаф подвинули, и две полки с рубашками, джемперами стали доступны. Аркадий взял одну из рубашек, развернул, прикинул её на Тимофея – мала, брат был выше на полголовы и полнее. Он долго рылся на полках, перекладывал и перебирал свои вещи, в итоге вытащил какой-то старый поношенный свитер, но зато большой, который только и подошёл в конце концов Тимофею.
И тут Аркадий вспомнил о рубашке Тимофея, которую залил очистителем, он бросился в ванную и с ужасом увидел, что на месте жирного масляного пятна красовалась маленькая дырка, которая при натяжении ткани бессовестно расползалась, становясь всё больше.
Он взял флакон с красивой этикеткой, поправил очки и прочёл: «Хлорсодержащий отбеливатель. Применять осторожно, выдерживать время воздействия препарата!»
«Откуда у меня этот отбеливатель? – подумал Аркадий и вспомнил, что принесла его Зоя, когда недавно стирала постельное белье. – Ну спасибо тебе, Зая моя!»
Он вздохнул и украдкой посмотрел на часы – а вдруг успеет всё-таки к своему рыжему солнечному чуду?
Уставшие братья сидели за столом, изредка обменивались тусклыми прерывистыми фразами и доедали котлеты, которые, словно в утешение, оказались на самом деле вкусными.
– Мне пора, – Тимофей встал из-за стола.
– Как пора? Так быстро?
– Что поделаешь, дела.
«А я даже не спросил, женат ли он, есть ли дети, но теперь уж поздно, надо торопиться», – подумал Аркадий.
В коридоре Тимофей задержался у старинного зеркала от трюмо, рассеянно глядя в одному ему ведомую или неведомую даль.
«Мамино трюмо, она любила прихорашиваться перед ним. Не буду говорить об этом…»
Аркадий, заметив далёкий взгляд брата, подумал: «Вспомнил ли он мамино трюмо? Не буду говорить об этом…»
Они вышли во двор, встали у подъезда, такси до вокзала ещё не приехало. Аркадий вновь вспомнил, как Тимофей катал его на багажнике дорожного велосипеда, как они заходили в магазин и покупали на двадцать копеек самые дешёвые, шоколадные на вкус конфеты.
– Ты помнишь, как катал меня на велосипеде, я сидел на багажнике, и мы заходили…
– Заходили в магазин и на двадцать копеек покупали конфеты, они были без фантиков, в развес, но совсем не липкие, и на эти деньги их было девять штук – чуть больше ста грамм. Мы брали по четыре, а последнюю делили пополам.
– Как же они назывались?
– Сейчас… Таёжные или южные? Нет, не могу вспомнить.
Приехало такси, братья обнялись, попрощались, Тимофей сел на заднее сиденье, машина медленно поехала.
– Вспомнил, вспомнил! – Аркадий побежал за машиной, почти догнал её, шофёр притормозил.
Тимофей открыл дверь и услышал:
– Кавказские, они назывались кавказские!
Счастливая улыбка озарила лица братьев.
Нюра
Её звали Нюра.
Так звали её жильцы большого многоквартирного дома на окраине города, звали с тех пор, как появились первые новосёлы, среди которых была и она. Было это давно, больше двадцати лет назад, и всё это время Нюра работала в местном ДЭЗе уборщицей. Она убирала то два, то три подъезда дома, в котором жила сама – мыла лифты, наводила чистоту на этажах, громыхала по утрам тележкой с мусором и отходами, которую везла в большие контейнеры, стоящие неподалеку, чистила тротуар от снега, грязи, льда, сгребала опавшие листья. Работы, что называется, хватало.
Лида, Лидия Михайловна, поселилась в том же доме вместе с Нюрой, часто видела её и хорошо знала. Встретившись, они любили побеседовать на злободневные темы – почему вдруг отключили горячую воду на несколько дней, почему новые лифты оказались такими никудышными, что ломаются чаще прежних, почему цены всё растут и растут, вот раньше, помнишь, даже погода была другой, лето – летом, зима – зимой, а сейчас иной год и не поймёшь, то ли осень на дворе, то ли весна, потому что, ты погляди только – декабрь, а газоны позеленели, и почки на сирени набухли.