Часть вторая
Глава 1
Сессия была, что называется, на носу. Нужно было ходить на консультации к Перевалову. Это было несколько неприятно, но Варвара настраивала себя на независимое поведение.
Она подходила к пятому корпусу и увидела на крыльце Андрея с кучкой куривших студенток.
– Варвара, после консультации я вас задержу.
Девчонки захихикали. На курсе не знали про их отношения, потому что вездесущая Алла бегала за ним постоянно. Видимо, сейчас её нет в здании, вот он и расхрабрился.
После консультации он села прямо перед ним и спросила:
– Ты хотел о чём-то поговорить?
– Да, о нас с тобой.
– Слушай, давай я прямо скажу.
– Скажи.
– У меня появился молодой человек.
– Это тот хромоножка с амбициями поэта?
– Нет, совсем нет. Это взрослый и определившийся в жизни человек. У него своя фирма.
– У… отлично. Я рад за тебя. Хотя мне бывает грустно. Я вспоминаю то, что у нас было с тобой.
– Андрей, ты же понимаешь, я тогда совсем зелёная была. Романтичная.
– А что, сейчас романтики поубавилось? Как же стихи, статьи? Помнишь, мы с тобой всё время что-нибудь придумывали…
– Время другое.
– Какое же другое? Впрочем, ты права. Вот учитесь вы на журналистов. А что такое журналистика сейчас? Либо пропаганда, либо желтуха. Даже талантливые пропадают в этой трясине.
– Слушай, ты драматизируешь.
– Да нет. Да, мы были комсомольцами и писали, казалось бы, всякую чушь. Знаешь, нужно было написать небольшой очерк о приехавших сюда на олимпиаду по физике, таких же студентах. Здорово. Мы им город показывали…
– И что вы тут показывали? Если по главным улицам сугробы всю зиму.
– Это сейчас. А тогда не было. И вообще, дело было летом. Интересно было, где живут ребята, чем занимаются, мы еще переписывались потом примерно год, фотографиями обменивались из стройотрядов.
– Ты просто ностальгируешь, Андрей, вот и всё. В общем, мне пора.
– Постой. Мы же собирались нынче в Михайловское, волонтёрами? Ты в группе у меня записана. Всего пару недель в конце июля.
Андрей был жалок. Он смотрел на неё просящим взглядом. Варвара почему-то подумала, что она слишком рано обозначила Влада своим мужчиной. Он ведь ей таких поводов не давал. Или всё-таки давал? Она смотрела на Андрея. И вдруг засмеялась.
– Что смешного?
– Да вид у тебя какой-то просящий.
– Так я прошу.
– Кстати, что у тебя с квартирой, решилось что-то? – она перевела разговор на другую тему, потому что ситуация всё равно казалась ей комичной.
– Почти. Сейчас она опять уехала на тренинги, потом в отпуск. Оставила меня на лето практически от себя отдыхать. Вот так.
– И ты, поэтому, почувствовал себя свободным?
– Не издевайся, не видишь, как мне тяжело?
– А с квартирой-то как?
– Тянет она. Говорит, что нужно и детям что-то дать, стартовый капитал. Мол, мы же вместе живем, и если я хочу, то можем и в её квартиру переехать, эту детям разделить. Вот такая история. Просто там немного у всех отлегло от одного места. Тесть квартиру скинул, сейчас к нему вроде как не докопаешься. Акции ещё какие-то у него были, ещё в те годы распила прикупленные. Тоже на неё записал. Вот она и гуляет теперь, квартиру пока сдала, поехала деньги тратить.
– Да уж. Ну что ж, видимо, такая судьба. Хотя, не все неё верят. Но тут у тебя определённо складывается так, что вместе вам быть. Давай я сессию сдам и подумаю насчёт Михайловского. Но имей в виду, если я поеду, я хочу поехать, то не надейся, что у нас там всё начнётся сначала.
– Я и не надеюсь, – выдохнул Перевалов, и было понятно, что на самом деле надеется.
Глава 2
Влад позвонил ей среди ночи и сказал, что ему нужно срочно ехать в длительную командировку. Она не оставалась у него ночевать, потому что он что-то всё время переделывал в своей новой квартире. Денег у него сейчас. Очевидно было достаточно, это было заметно. Варвара иногда ловила себя на мысли, что хочет вывести его на серьёзный разговор, чтобы прояснить отношения. Но как только она представляла себя серьёзной, её начинал разбирать смех. А иногда, наоборот, злость. Она заметила, что последнее время у неё перепады эмоций. Наверное, это стресс от сессии давал себя знать. Перевалов, несмотря на их отношения, гонял её на экзамене как в последний раз. Видимо, злится, что я ему дала от ворот поворот, думала она. И упрямо не хотела выклянчивать у него хорошие оценки. Они не общались вне аудитории.
Влад уехал сначала в Петербург, потом его путь лежал в Финляндию. Или Швецию. Или сразу в обе страны. Она совсем запуталась.
И вдруг неожиданно наступил июль и свобода. Вот только лето было опять холодное. Свитер и куртка, кроссовки – вот ходовая одежда на каждый день.
Женька звал её на Грушинский фестиваль, но она тупо валялась на диване дома, просматривая ролики на ютубе.
Всё-таки Андрей позвонил сам.
– Барбара, ну ты надумала ехать? Нужно покупать билеты, снаряжение собирать. Мы же там в палатках будем ночевать, если не забыла.
– Так ведь мороз на улице!
– В Псковской области теплее. Потом, у нас там десант почти интеллектуальный. Нам нужно собрать материал, это практически курсовая практика. Мы потом будем готовить альманах, с нашими стихами, очерками и так далее. Ну, и одно из славных дел – нужно будет помочь в сенокосе, рейды по уборке мусора. Ещё я предполагаю мастер-классы сделать, по нашей теме журналистики. Давай, решайся.
– Слушай, давай. А то я совсем разленилась, я тут сижу одна в городе…
– А как же твой друг?
– Он в командировке. Впрочем, это не имеет значения. Я не знаю, когда он приедет. В общем, у меня абсолютно свободное время.
– Ну вот и славно, Барбара. А то я подумал, что в тебе погасла уже искра.
– Какая искра, о чём ты говоришь?
– Творческая искра. При любых обстоятельствах, я же тебя люблю всё равно и желаю тебе счастья. Ты веришь мне? Может, мне приехать?
– Наверное, излишне.
– Я бы мог тебе что-нибудь помочь по дому. Ну, не хочешь, чтобы я приезжал, пойдём куда-нибудь. Вот кафе мне недавно студенты подсказали, там музыкальные вечера. Сегодня солистка оперы выступает. Нашего оперного театра, романсы поёт. Пошли, душевно должно быть. Посидим, попьём чаю как в старые добрые времена. Я тебя не съем, обещаю. Даже людоеду люди надоедают. Это была детская сказочка про кота и маркиза Карабаса. Людоед устал есть людей, стал добропорядочным гражданином. А тут его кот обманул. Везде эти коты. Идём?
– Хорошо.
Кафе «Эра» и впрямь было очень милое. Кирпичная кладка дома сталинской эпохи, бирюзовые стены и много различных безделушек. За прилавком, к своему удивлению, она увидела дизайнера украшений Ямпольскую. И сразу вспомнила про чётки. Ямпольская была в длинном современном сарафане с белой блузкой. Сегодня у нее были собственные украшения из горного хрусталя.
Варвара слушала романсы невнимательно. На стеклянных витринах лежали авторские кольца, серьги, браслеты, стояли солдатики, керамика и другие предметы. Вся атмосфера была артистической, но у Варвары крутилась в голове мысль о том, что нужно, обязательно нужно узнать, кто же купил чётки.
Она увидела, что Ямпольская присела с телефоном за дальний столик.
– Здравствуйте, я к вам уже подходила с этим вопросом. Вы делали чётки, лунный камень и вставки агата. Не припомните?
– Да, были такие, – она полистала в телефоне и показала Варваре фотографию.
– Да, именно. Вы не помните, для кого Вы их делали?
– По имени сейчас не помню. Светловолосая такая дамочка, украшения из серебра, довольно изысканные.
– Не помните, как её звали? То есть, покупательница – женщина?
– Если я не помню имени, то пол я точно помню, – улыбнулась Ямпольская.
– А когда это было?
– Год назад, примерно. Я помню, что она тут недалеко жила, в центре. У меня ещё не было этого кафе, я на выставках стояла. Она на выставке подошла ко мне, рассказывала про свою жизнь. Покупатели любят рассказывать про жизнь. А почему вы интересуетесь?
– У меня есть подозрение, смутное, что я примерно начинаю понимать, кто эта женщина. И, если мои подозрения подтвердятся, то значит, она уже мертва.
– Господи! Что Вы такое говорите, – как бы отмахиваясь, воскликнула Ямпольская.
– Расскажите, вдруг что-то помните.
– Помню. Она была такая немного не в себе, говорила, что стала часто молиться. Что у неё была сложная жизнь, несчастная любовь к человеку, который её предал.
– Ну да, это стандартный набор. Что-то более конкретное, вдруг что-то помните.
– Да, она говорила, что когда-то училась в университете, на филфаке. У меня как раз родственница стояла, она филолог, вот потом они друг на друга переключились. Кстати, как раз она может что вспомнит. Вроде как они почти знакомы, знаете, как бывает, учишься в одном корпусе, и вроде бы видишь человека, и знакомые общие есть. Через много лет встречаешься, и оказывается, практически уже знакомы.
– Мне пока не с кем так встречаться, я ещё учусь, – улыбнулась Варвара.
Андрей уже подавал ей знаки, что некрасиво вот так вести себя во время концерта. Варвара подумала, что у него старые представления о том, что прилично, а что нет.
Значит, вероятность того, что чётки принадлежали Светловой, довольно велика, думала она. Откуда они могли попасть к Владу? В принципе, он тоже может быть каким-то образом с ней связан. Ведь и то, что Перевалов её знает, выяснилось совершенно случайно. Но чтобы доказать факт знакомства Надежды Светловой и Влада, нужны свидетели. Баба Люба…
Варвара подумала, что практически Влад никогда к ней не заходил, обычно были либо вне дома, либо у него. Причём, он обычно предпочитал отправлять её на такси. Сейчас они жили практически рядом, но он провожал её очень быстро.
Допустим, он знал Светлову. И сейчас это скрывает. Почему? Стоп. У меня паранойя, одёрнула себя Варвара. Светлова, как про неё говорили, могла заложить эти чётки, например, в ломбард. Вот и всё. А Влад выкупил. Это просто совпадение, что именно её чётки оказались у него в квартире. Предположим, что эта безумная идея, что он их украл прямо у Светловой. Он не настолько беден, мог бы просто их купить.
Вечер закончился в раздумьях, она разрешила Андрею проводить себя до дому, но решительно запретила ему подниматься в квартиру.
Глава 3
Приближался день отъезда в Михайловское. Андрей настаивал, что нужно ехать через Петербург, но почему-то все хотели через Москву. В итоге купили билеты на поезд до Москвы. Группа волонтеров, «доброхотов», как их принято называть в Михайловском, состояла из десяти человек. Палатки решили взять в прокат на месте, загрузились в три купе и настроились на двадцатичетырехчасовое тесное общение. Андрей, конечно, выбрал купе, в котором ехала Варвара. На соседних местах разместились ещё две девчонки из параллельной группы. Они выбегали покурить на каждой станции и постоянно шептались друг с дружкой. Варвара запаслась детективами и абсолютно не желала беседовать с Переваловым.
Он был огорчён таким раскладом вещей. И поэтому, к облегчению Варвары, он часто пропадал в соседних компаниях. Поговорить ему хотелось, конечно, о Пушкине, чтобы настроить молодое поколение на нужный лад. Однако, выходило так, что Онегина все проходили в школе давно, при этом ключевое слов – «проходили». Все помнили какие-то детские стихи и даже мультфильмы, но напрочь не знали ничего о «лишних» людях, которые почему-то встречались не среди простого люда, а среди лиц дворянского рода. Такие странные словосочетания, как душевная хандра, лень, вроде бы были знакомы. Но в юных головах никак не укладывалось, как можно хандрить, когда тебе не нужно добывать кусок хлеба каждый день, когда у тебя масса свободного времени и ты волен выбирать, жить ли тебе в шумном обществе или деревенской глуши.
Варвара тоже немного послушала, а потом сказала ему, когда девчонки вышли покурить.
– Ты всерьёз думаешь, что сможешь приобщить нас к культуре?
– Классика вечна, почему бы не попробовать её осваивать?
– Так это же скучно. Ладно, я читала Пушкина, и не только «выпьем с горя» или сказку о золотом петушке. Ты что, не видишь? Начни сейчас говорить пушкинским языком, тебя могут не понять.
– Но вы же будущие журналисты, то есть люди, которые в общем-то хотят писать, значит, должны владеть языком! У языка должны быть нормы, которые как стражи стоят. А вы всё норовите нормы подделать под изменяющийся язык.
– Я тебе удивляюсь. Ты где-то застрял. Ты хочешь быть современным, но всё никак не можешь выбраться из старых стереотипов. Для нас что Пушкин, что ваш СССР настолько далеки, что просто ужас. Мы смотрим вперёд, нас интересует сегодняшняя жизнь, ведь у нас самое чудесное время – молодость. Мы согласны послушать классику, не знаю, вечером у костра. Кстати, в этом плане гораздо современнее звучит Гоголь, а не Пушкин. Он загадочнее, и там меньше вот этих всех страданий типа «я к вам пишу, чего же боле». Сейчас поэзия другая. Она более жёсткая. Вот возьми Веру Полозкову. Такого надрыва нет ни у кого. Просто рвёт душу на части.
В свежих ранах крупинки соли.
Ночью снятся колосья ржи.
Никогда не боялась боли —
Только лжи.14
И это нам близко. А ты какие-то долгоиграющие страдания заставляешь перечитывать. Или, довольно смешно, когда Онегин, после стольких лет, вдруг понимает, что он любит Татьяну. Ну, и кому это нужно? И она, гордая женщина, отсылает типа его. Примени к нашим реалиям. Если мы будем страдать годами, нам жизни не хватит. Понимаешь, мы свободны теперь от этих оков. От этих предрассудков, этого тлена.
– Ну да, ты не сильно страдала, когда мы с тобой расстались, – сел на конька обиженного честолюбия Андрей.
– Андрюшенька, конечно, нет. Я тебе благодарная за многое, и всю жизнь буду благодарна. Но, ты понимаешь, я пока как бы не способна на страдания.
– Но ты же пишешь стихи. Нет, я не хочу сказать, что ты патологически должна страдать. Но ведь есть какие-то чувства, которые тебя задевают, есть что-то, что оставляет след в душе. Разве не так? – Перевалов раскраснелся и схватил её за руки.
– Я пишу стихи, но для меня это прежде способ выплеснуть эмоции. Понимаешь, чтобы не страдать годами.
– Вот этим мы и отличаемся, я ещё вырос на этих длинных, упоительно длинных страданиях. Видимо, мы меньше торопились куда-то, жизнь была более медленной.
– Слушай, но ты ведь тоже бывал жестоким, разве нет? Знаешь, для меня то, что ты несвободен, всегда было какой-то меткой в наших отношениях. Кстати, в начале я очень сильно переживала по этому поводу. Стихи писала такие ужасно депрессивные. Да, это было когда-то в прошлой жизни…
"Розы – морозы" – рифма проста.
В вечер морозный совесть чиста.
Алою розой раскрытые губы.
… Щетина впивается в прелести рта.
Встреча случайна, как восемь из ста.
Следом за встречей придёт пустота.
Но разливается пламень в груди.
Крикнуть бы: "Стой", говорю: "Уходи".
Ты, а быть может, и кто-то другой.
… Обруч на пальце горит золотой.
– Ты мне не показывала эти стихи. Бедная девочка, я всё время был занят делами хомячка и не заметил, как ранил твою нежную душу…
– Андрей, но это прошло, как всё проходит, понимаешь? Я уже не страдаю. И поверь, тебе точно не нужно играть Онегина, который через много лет понял, что «вас люблю, чего же боле». Боле ничего, потому что и боли нет. Хотя Татьяна, я думаю, была влюблена в него тоже. Вообще, слишком классические страдания. Я знаю, ты очень любишь тот век, балы, изящные вещицы, шуршащие платья. Но век прошёл, увы. И женщины-страдалицы тоже перевелись.
Варвара погладила Андрея по лысине, пожалуй, подумала она, у неё осталось к нему сострадание. И вдруг вылезла строка Гребенщикова «и стареющий юноша в поисках кайфа лелеет в глазах своих вечный вопрос». Папик любит Гребенщикова, странно, что не научился относиться ко всему так же спокойно. Он блаженно притянул её руку на свой лоб.
– Свобода, говоришь. А ты хоть понимаешь, милая моя девочка, что твоя свобода никак не может стать свободой, если только не за счёт другого. Люди в свободе начнут крошить друг друга, ведь это борьба за выживание.
– Нет, ты всё понимаешь не так, свобода не за счёт другого…
– Так ты рассуди логически, разве можно быть свободным от общества? Если общество никак не ограничивает человека, значит, он делает всё, что хочет. И, чтобы другие не пострадали… его нужно будет упечь в концлагерь. Это – с одной стороны. А с другой стороны, побеждает в рыночной экономике сильнейший. То есть, тот, кто быстрее-выше-сильнее. По логике, он свободен, только эту свободу ему обеспечивают другие. Общество атомизированных личностей или общество, где каждый человек нужен, независимо от его успешности.
– Андрюша, эк тебя занесло. Вроде ты у меня чуть не монархист был. А склоняешься к какому-то «совку».
– Ну, в этом «совке» я рос. А вот вам, юная леди, о нём рассуждать уже нельзя, не видали, не знали… Эх.
Глава 4
В Заповеднике скучать было некогда. А Перевалов взял с собой одноименную книгу Довлатова и постоянно цитировал оттуда, красноречиво буравя Варвару глазами, если она подходила к местам сборищ после ужина.
Влад не звонил. А его телефон был вне зоны, наверное, экономит деньги, отключил за пределами России. Но должна быть какая-то связь. Она делала несколько раз вызов в вайбере, но писать не решилась. В какой-то момент она решила, что пора уже обидеться на него.
В Михайловском им оставалось быть несколько дней, билеты были до Москвы, а там некоторые хотели остаться, поэтому после Москвы билеты предлагалось покупать самостоятельно.
Андрей как-то обмолвился, что можно погулять и по Москве, у него есть приятель, учились вместе, сделал неплохую карьеру журналиста в начале нулевых. Можно было бы остановиться у него на пару дней, он Аллочке точно не сдаст.
«Почему бы не воспользоваться его предложением», – немного злорадно подумала Варвара. Последнее время она думала о их романе с Владом как-то отстранённо. Будто это не её жизнь. Его фигура была размыта, какой-то образ почти Онегина, занятого своими делами, и она, наивная девушка. Смешно, что он живёт в доме с таким названием. Надменный и холодный. Далёкий, ставящий дело превыше личных отношений. Вот интересно, продолжала думать она, сколько слёз было пролито Татьяной и всеми девушками, которые влюблялись в таких же холодных? Да, Онегин ещё и убийца, взял и спокойно убил Ленского. А, честь. С одной стороны, понятно, что честь была превыше всего. Но почему до смертельного конца? Странные привычки были у этих дворян.
«Доброхоты» занимались благоустройством территории, а некоторые пошли косить сено. На Урале нынче лета не было совсем, а вот в Псковской области лето было настоящим.
Варвара сидела под деревом, чтобы немного отдохнуть от жары. Жара действовала на неё жестоко – она обливалась потом и в горле постоянно пересыхало. Она сидела в тени и вглядывалась в кромку золотистого поля, соединяющегося с девственно чистым и прозрачным небом. Там, далеко, была дорога на Псков. Она заметила спокойно едущую машину и вылезшего из неё человека, который пошёл в сторону их команды. Он шёл не торопясь, уверенным шагом, и что-то ей показалось знакомым в его довольно щуплой фигуре. Он подошёл к работающим ребятам, и Варвара увидела, что они дружно стали показывать в её сторону. Теперь человек ускорил шаг и стал приближаться к ней. Она узнала его.
– Варвара, доброго дня.
– Неожиданно, какими судьбами? – она одёрнула рубашку, которой обмахивалась от жары. Это был Алексей Шашерин из отдела полиции.
– Да, вот приехал с вами поговорить. Узнал на кафедре, что вы уехали командой сюда, пришлось ехать за Вами. Начну издалека.
– Алексей, послушайте, я тут отошла в тень, потому что плохо себя чувствую. Не принесёте ли воды? Вот там, в стоге сена, у нас вода.
Шашерин вернулся с бутылкой воды и внимательно стал на неё глядеть.
– Ладно, я не буду долго утомлять, хотя уверен, что это очень важная информация. Помните, мы занимались расследованием?
– Конечно, помню. Вы взяли и закрыли его.
– Ну да, сейчас поясню. Команду закрыть дал Дорошин. В принципе, без его распоряжений я не имею права собирать свидетельства, доказательства и так далее, то есть, заниматься оперативно-разыскной деятельностью. Закрытие произошло довольно резко, хотя мне казалось, что мы близки к разгадке. В общем, получилось так, что я это дело формально закрыл, но в голове всё-таки держал. Кстати, у Вас-то данных ещё меньше.
– Вот именно. Не спешили вы мне их открывать, эти данные. А я вам бутылочки принесла, где они, один Бог знает.
– Ничего не пропало. Ну, давайте вкратце, буду всю информацию говорить, потому что я не помню, что вам говорили, а что нет. Мы нашли бутылочки – раз. Там были нейролептики. Это мы всё сейчас про Светлову говорим, про Чеснокова чуть позже. Светлова – лечилась в такой медицинской компании, где алкоголиков, наркоманов лечат, придумали название такое, на мой взгляд, двусмысленное, «Корпорация Вечность». Вот там ей и выписали нейролептики. Мы долго с Дорошиным обсуждали, что и как, сама вроде не должна была пойти на такой шаг, вернее, риск – это несовместимые с алкоголем препараты. Кстати, мы встретились и с доктором, который прописал, ничего интересного. Потом Вы нам подбросили идею с Переваловым, мы её стали прорабатывать. На камеры он попал, что-то довольно бурное у них происходило, видно, эмоции через край, ерунда, что на улице этим люди занимались.
– Но с Переваловым тоже отпало. Да, роман в молодости был, шантаж был, то есть, причина убрать с дороги эту женщину была, но почему-то ты вы не стали эту идею развивать, – вставила Варвара.
– Потому что Перевалов сказал, что он заплатил за молчание. Хотя доказательств, разумеется, нет. То есть, глухарь. Насчёт Чеснокова – он тоже лечился в клинике, потом у него взял аппаратуру Ваш же знакомый Колотов…
– Так и не вернул, хотя мне врал, что вернул.
– Кстати, это тоже интересно, но больше похоже на простое присвоение чужого имущества. Дальше. Какой-то знакомый тем не менее сообщил Вам информацию, что видел Чеснокова в компании какого-то непонятного молодого человека, но всё, в общем, вилами на воде писано. Но во всей этой истории меня заинтересовал факт, что на Светлову было оформлено две SIM-карты. Одна, мегафоновская, работала и после её смерти. Я опросил родственников, они отрицали вообще факт, что у неё было две SIM-карты. Дорошин как раз после этого стал сворачивать это дело, потому что сроки, в которые можно проводить сбор доказательств, поджимали. Бутылочки не могли быть основанием для открытия уголовного дела. Они были выкинуты из окна – по версии дворничихи. Вот если бы их в квартире нашли, другое дело.
– Хорошо, что с этим телефоном?
– Так вот, – Шашерин вытер пот со лба, но капли упрямо лезли на глаза и даже очки начинали немного запотевать, – В обход шефа я всё-таки решил немного покрутить этот странный факт. Запрос оператору я сделать могу в любое время, это не проблема. Звонки были примерно в марте и начале апреля, потом затишье. Я поставил на контроль все входящие и исходящие. Благо, сейчас это не проблема. Что характерно, модель телефона не определялась, знаете, сейчас практически с сигналом от SIM-карты поступает информация о марке телефона, IMEE. А тут нет. И вот в конце июня был входящий звонок, короткий, на эту SIM-карту, и, о чудо, определился телефон. Я стал рыть дальше, сделал запрос, выборку ребята сделали, оказалось, что телефон еще был в сети с другой SIM-картой. Дальше дело техники, пробиваем все звонки, хозяина, в общем, рутинная работа. В теории, конечно, может быть случайностью. Тогда я сравнил геолокацию двух симок. Ну, не то, чтобы сам сравнил. Есть специальные алгоритмы. Визуальные графики сделали двух SIM-карт, несколько расхождений есть, но практически всегда геолокации совпадают.
– Какой же вывод?
– Вывод – не доказательство – и той, и другой SIM-картой пользуется один человек или два человека в одной квартире, которые практически неразлучны. Разумеется, распечатка всех звонков с фамилиями. И вот, среди списка входящих и исходящих я нахожу Вашу фамилию.
– И кто же владелец SIM-карты? – Варвара встала в полный рост, внимательно вглядываясь в Шашерина.
– Ну, подумайте, с кем Вы общаетесь чаще всего? Хорошо, не буду интриговать. Это Моршанский Владислав. Знакомо?
– Ну, да, мы знакомы… – промямлила Варвара.
– Насколько близко?
– Довольно близко, – уже сухо ответила она.
– Я никого ни в чём не обвиняю. Но поймите меня правильно. Этот человек связан с убитой.
– Я понимаю. А есть ещё какие-нибудь факты, которые могут указывать, что он причастен? Они ведь просто могли быть знакомы, – с надеждой продолжала бормотать Варвара.
– Ещё раз – конечно. Но SIM-карту он использует. У Вас есть предположения, как она к нему попала?
– Это какой оператор?
– Мегафон.
– Нет, я ему звоню на другой номер.
– Давайте, подумайте. Как SIM-карта могла попасть к нему. Судя по истории звонков, общаться Вы с ним очень плотно по телефону начали недавно.
– Я ничего за ним такого не замечала. Постойте. Вроде бы я видела другой телефон. Ну, это нормально, один телефон личный, другой по работе. Причём, он был какой-то довольно устаревший. При мне Влад отвечал по нему несколько раз, вроде бы. Я думала, это какой-то особый, по работе, может быть. Ему постоянно звонят.
– Хорошо. Когда Вы видели его в последний раз? – Шашерин внимательно приглядывался к ней, она чувствовала, что у неё растерянный вид, но одновременно хотела поставить защиту.
– В начале июля. К сожалению, он уехал за пределы страны и почему-то не выходит на связь. Хотя я вижу, что в сети он заходит. Не знаю, почему. Может, сильно занят. В общем, я тоже пока не могу понять. Мы общались, да, но… Никто ведь не знает, насколько люди нужны друг другу.
– Хорошо. Получается, сейчас это единственная ниточка, которая осталась у нас с этими случаями. Да, еще забыл сказать, приходила у нас ватага старушек, у них, правда, немного другой случай, там больше похоже на мошенничество, но почему-то после этого мошенничества последовала смерть. Итак, пришли наследницы квартиры, но оказалось, что бывшая хозяйка взяла кредит. И не платила. Причём, справка у неё с виду совсем не липовая, с печатями да подписями. Девушка, которая кредитный инспектор, клянётся и божится, что всё нормально было со справками.
– А какая связь с нашими… Ну, со Светловой.
– Связь едва уловимая – женщина, так, которая взяла кредит, лечилась у того же врача, что и наши старые знакомые.
– Ну, так врача нужно расспросить. А смерть как наступила?
– Вы как сыщик, Варвара, – засмеялся Шашерин. – Причина смерти – остановка сердца. Она была в квартире одна, эти старушки у неё жили, но не постоянно.
– Так, понятно. Вам не показалось, что этот врач как-то странно лечит пациентов?
– Мы взяли из базы истории болезней, но читал только я. Потому что Виктор Николаевич прикрыл расследование. Так вот, в историях болезни практически одинаковые диагнозы, лечение тоже стандартное. Во всех трёх случаях выписаны нейролептики, но рецепты нашли только у Светловой. Они продаются по рецептам в аптеках. Принимать с алкоголем запрещено. Кто мог их заставить выпить алкоголь и таблетки одновременно? В любом случае, у меня много вопросов к Вашему знакомому, потому что Надежда Светлова мало с кем общалась. Я проявил инициативу и опросил дополнительно вашу дворничиху. Так вот, она не помнит Моршанского, я даже фотографию ей показал.
– Фотографию?
– Ну да, порылся в сетях. Баба Люба его не опознаёт.
– А какие предположения, где он мог с ней познакомиться?
– Да хоть где. Вы говорите, Моршанский вне пределов? Тогда просьба – не говорить ему о нашем разговоре. Предположим худший вариант – тогда мы его спугнём.
– А Вам не кажется странным, что мы зацепились за версию с телефоном, но вот три человека лечились у одного врача – и эту версию мы просто выкидываем?
– Тут есть только один резон. Понять, вдруг наш уважаемый врач как-то связан с Моршанским. Опять же, я не обвиняю Моршанского ни в чём, но согласитесь, если бы мы поняли, что связь есть, можно было бы предположить…
– Пришла смешная идея, – перебила она его. – Например, врач как-то общался с этими людьми, и потом забирал у них какие-нибудь ценности.
Варвара вспомнила чётки, сейчас она не сомневалась, что они принадлежат Светловой. И вдруг в ней заговорил страх, что она может как-то выдать Влада, подставить его. «А если он всё-таки преступник», – мелькнуло в голове. «Ну и что», – отвечала какая-то вторая половина «я». В эту секунду почему-то вспомнилась Сонечка Мармеладова, которая убеждала Раскольникова признаться, но на каторгу за ним пошла. Варвара стряхнула с себя картинку из сериала.
«Надо себя не выдавать, пусть этот Шашерин выдаст побольше информации. Не так мало они и нашли фактов, просто Дорошин почему-то ограничил меня в ней. Интересно, почему?» – думала она, отвернувшись, чтобы выпить воды.
– Хорошо. Я поняла. Через два дня я возвращаюсь сначала в Москву, там пробуду несколько дней, не совсем от меня зависит мой график перемещений. Буду пытаться связаться с Владом, обещаю ничего не рассказывать про нашу встречу.