Вот опрос жены Чеснокова, в котором она упоминает «Корпорацию Вечность» и уже известного Беликова Артура Александровича. С самим Беликовым Дорошин не спешил знакомиться, потому что обвинить пока его было не в чем, а вот врачебная тайна была пока не так интересна.

И родственники Надежды Светловой, и родные Родиона Чеснокова каким-то образом пытались лечить своих неудачников.

Бутылочек с боярышником у Чеснокова не нашли, впрочем, если судить по воспоминаниям, ему было без разницы, что пить. И версия случайного смешивания с лекарствами была правдоподобной.

Он вызвал Шашерина.

– Алексей, какие соображения по этому всему? – кивнул он на папку с собранными материалами.

– Виктор Николаевич, моё мнение такое. Версия, конечно, интересная, что вот жили-жили, и раз – случайно приняли нейролептики с алкоголем. Вы же понимаете. Что инстинкт самосохранения всё-таки есть.

– Хорошо, а что думаешь? Если искать убийцу, то кто это? Криминологи бы сказали – какой портрет у убийцы? И один ли он?

– Предположим, он не один. В любом случае, это человек, который смог войти в доверие к нашим подопечным. Такой «душевный» убийца. А кто это может быть? Например, человек, который хотя бы немного, на интуитивном уровне, знает психологию. Давайте разберём с точки зрения самих убитых, хорошо, предполагаемо убитых. Итак, они злоупотребляют алкоголем. Работали или нет? Насколько я понял – работала только Светлова, и то нерегулярно. Далее. Следовательно, денег у них немного. То есть, они постоянно нуждаются в деньгах. Итак, смотрим источники дохода. Светловой помогала мать. Чеснокова снабжала деньгами жена. И тот, и другая, живут в квартирах, которые обслуживаются не ими самими. Обе квартиры отходят заинтересованным сторонам после смерти.

– У меня ощущение, что ты сейчас сделаешь вывод, что именно родственники и убили. Пришли в гости, подсыпали таблеток, напоили, спать положили и ушли. Причём Светлова ещё и дверь закрыла за ними, потому что боится ночью быть одна.

– Виктор Николаевич, я просто рассуждаю, кому могло быть выгодно. Как во всех классических детективах. Но выгода могла быть. А преступления нет. Получается, даже имея версию, как это произошло, мы не имеем главного – веских доказательств вины конкретного убийцы. Да и бутылочки… Их могли выбросить с любого этажа. Да, есть доказательства, что Чесноков употреблял по назначению врача эти нейролептики?

– Так… В общем, времени на сбор доказательств у нас немного. Если ничего не соберем, то дело придется закрывать, «висяк». Какие есть предложения? – Дорошин всем видом показывал, что нужно заканчивать разговор.

– Предлагаю посмотреть, нет ли вокруг их домов зданий с видеокамерами. В конце концов, у нас 21 век, а мы всё пытаемся найти доказательства дедовскими способами, – предложил Шашерин.

– Да, ещё просьба. У нас тут есть одна подопечная, Варвара, в общем-то, идеи она генерит неплохо, но вообще в процесс сбора доказательств давай не будем её привлекать. Вернее, так. Она может нам что-то интересное принести. Но мы не раскрываем свои источники. У меня есть некоторые соображения, может, пустые, но на всякий случай.

Глава 20

Шашерин установил, что рядом с домом Светловой есть камеры Сбербанка. Одна камера фиксировала вход в Сбербанк, и обзор двора дома был как бы в дымке.

Другая камера была обзорная, хорошо были видны подступы к дому. Шашерин решил, что нужно взять записи примерно за месяц до смерти, то есть, с января по февраль.

Для этого также нужно было собрать фотографии предполагаемой убитой. Со слов дворничихи, с которой пришлось встретиться Шашерину, Светлова носила короткий светлый полушубок и яркий красный шарф.

Часами просматривая записи, он обнаружил фигуру с красным шарфом. Светлова шла под руку с немолодым мужчиной в кепке. Мужчина был ещё крепким, хотя и немного сутулился. Светлова размахивала руками, что-то оживленно говоря. Вдруг она остановилась и демонстративно достала сигарету. Потом недвусмысленно покрутила у виска, как бы говоря – ну ты идиот – и развернулась, уходя крепким, решительным шагом.

Шашерин увеличил снимки с экрана. Изображение было размыто, но выражение лица было однозначно презрительным. Мужчина был то боком, то сзади, и как его идентифицировать, было не понятно.

Шашерин позвонил дворничихе Любе, практически как старой знакомой. И попросил подойти на участок.

Простая женщина Люба сидела перед монитором и смотрела записи про Светлову.

– Я знаю его, это хахаль Варвары, девушка у нас живет в первом подъезде. Я ей уже говорила, что видела Надюшу с её хахалем, та только усмехнулась.

– Да-да, она нам говорила, Перевалов Андрей Валентинович, кажется. Ну что ж, видимо, придётся с ним поговорить, пусть объяснит свой разговор. Да, Любовь Афанасьевна, пожалуйста. Если что-то вспомните, не бегите к Варваре, соседке или кому-то ещё. Набирайте сразу мой номер, – Шашерин протянул визитку, которую баба Люба теперь не знала куда пристроить.

Когда дворничиха ушла, Шашерин пошёл с докладом к Дорошину.

– Вот эта беседа с Переваловым произошла за неделю до смерти. За день до смерти- камера не работала, работала только та, на которой всё расплывчато. Какие-то красные пятна вдали мелькали, но различить невозможно. Я предлагаю опросить Перевалова. Хотя вот такое ощущение, что мы где-то топчемся на месте. Может, и убийства не было? – Шашерин произнёс последнее предложение с сомнением.

– У меня тоже такие мысли бывают. Но давай подумаем. Значит, Перевалов. В любом случае нам интересно, что он думает про Светлову. Далее. Беликов. Этот кадр может помочь пролить свет сразу на два случая. Жена Чеснокова – крайне неприятная особа, искренне радующаяся смерти человека, пока, думаю, к ней вопросов не будет. Далее. Варвара также говорила мне о Колотове Евгении, который тоже знал Чеснокова. И, самое главное. Я предлагаю немного проследить за Варварой. Вернее, не так чтобы проследить. А немного посмотреть на её окружение. Уж как-то странно, что весь этот водоворот вокруг неё крутится. Уж не сама ли она источник вбрасывания информации? – Дорошин поправил очки и улыбнулся, сидя вразвалку в своём кресле.

– Виктор Николаевич, я вспомнил. Когда делали обыск у Светловой, я взял альбом с фотографиями. И одно письмо. Посмотрите, письмо в папке. Альбом – вот он у Вас, на полке стоит рядом.

Дорошин раскрыл папку.

– Письмо… Вот, есть. Читаем. «Надюша, ты знаешь, как я к тебе отношусь. Ты знаешь, что моя жизнь сейчас практически на волоске, потому что я связан по рукам и ногам с этой семьёй. Мне трудно объяснить, но это так. Я очень жалею о том, что тебе пришлось принять такое трудное решение, но пойми. Мне в два раза, в тысячу раз горше. Потому что эти путы у меня, вероятно, на всю жизнь». Очень слезливо. Почерк такой изящный, я бы сказал. Выскочило слово – куртуазный. Немного крутился в молодости в этих филологических тусовках. Тяжко было со свиным рылом да в «калашный ряд», но ничего, зато мобилизовало. Итак, смотрим подпись. Андрей. Будешь встречаться с Переваловым, спроси, какие у них были отношения.

– Вот, фото, – Шашерин протянул Дорошину немного помятую фотографию.

– А, узнаю. Наверное, это колхоз, туда всех первокурсников и не только посылали. Потом, правда, можно было избежать, если в стройотряд ездишь. Сложно тут понять, конечно, молодые все. Вот это, видимо, Светлова, – показал он Шашерину на одну фигуру.

На фотографии стояла светловолосая упитанная девушка с широкой улыбкой. Рядом примостился тоже не сильно худенький мальчишка.

– Трудно, конечно, – Дорошин перевернул фото. «Надя и Андрей, Нижняя Чермода, Осинский район, 1 курс, филфак ПГУ».

– Похоже, роман был. Может, были и причины мстить. Хотя… Тут Светлова должна была мстить, насколько я понимаю, замуж она так и не выходила, значит, вероятнее всего, он обманул девушку. Если он был связан по рукам и ногам, и речь идёт о каком-то трудном решении… Я бы предположил, что был аборт, невозможность развода. Вот потому и извиняется.

– Преждевременные выводы, думаю. Но поговорить нужно.

Глава 21

Варвара металась по подушке, то начинала слышать шорохи, то снова забывалась сном.

Ей снилось, что она вместе с Андреем гуляет по саду, а навстречу ей под руку идут Светлова и его жена. Аллу она видела на фотографиях в сетях. Они шли радостные, просто светясь от счастья, и сразу предложили сыграть в карты. Карты были крупнее, чем обычно, с причудливым красно-чёрным узором на рубашке.

Раздавала Алла, всем по три карты. Правила игры оставались за кадром. Варвара раскрыла первую карту. Повешенный. Значит, это карты Таро. Она смутно вспоминала во сне, что означает эта карта. Жертва, безвыходность, внутреннее смятение. Смятение во сне было только от того, что она сидит вместе с женой и, вероятнее всего, бывшей любовницей Андрея. Причем последовательность цепочки отношений неясна.

Алла смеялась и предлагала вытащить ей следующую карту. Влюбленные. Неясное предчувствие, связанное с Владом, легким ветерком пронеслось где-то около плеча. Прямое положение – это и любовь, и испытания. Рука сама тянется за третьей картой. Смерть, перевёрнутая. Крушение надежд или выход из сложной ситуации.

…Варвара проснулась в поту. Она вспомнила, что на последней романтической прогулке, когда бежала из дома Влада, она жутко замёрзла. Почему не поехала на такси, не понятно. Хотелось быстрее выскочить на свежий воздух, запах в квартире стал казаться резким. Она так и выскочила, распахнув парку, запихнув шарф в рюкзачок. Ей хотелось ветра. Сейчас она поняла, что организм ослабел. Владу она уже не звонила неделю, он тоже молчал.

Она решила, что будет сегодня решительно болеть. Но встать всё равно нужно. Она поплелась на кухню и включила чайник. Заодно померила температуру, 37,5. Ладно, где-то были запасы антивирусных, родители затаривали её различными лекарствами, переживая, что она окажется в ситуации, когда не сможет выйти из дому. Пожалуй, по такому пустяку беспокоить их не будут. Варвара открыла ноутбук, сообщение от Вовчика с просьбой позвонить.

– Алло. Это Варвара. Я немного приболела, поэтому долго говорить не могу. Что случилось?

– В общем, так. Тот случай, что я рассказывал. Я вспомнил этого паренька, короче, я тогда с похмелья был, сейчас понял, это Женька, крутился около Чёса всё время. Особенно последние дни. Ну, он безобидный. А аппаратуру брал напрокат, платил честно. Чёс сам рассказывал. Я тут вспомнил другие случаи.

– Давайте, слушаю внимательно.

– В общем, видел из окна несколько раз такого паренька очень щеголеватого, я бы сказал. Весь такой, с одной стороны, прилично одетый, непривычно в компании Чёса. А с другой стороны – внимательный какой-то, душевный, понимаешь… Чёс идёт, разговаривает, а тот его слушает.

– А когда Вы их вместе видели в последний раз?

– Да буквально за месяц перед тем, как…

– Постойте… Там вроде было, что он месяц дома пролежал. Во всяком случае, так дочь говорила.

– Сейчас соображу… Да, примерно так и есть. Кстати, я видел, что они в подъезд вместе заходили. Так что, возможно, и в квартире этот душевный был.

Она попрощалась с Вовчиком. Душевный убийца, душевный убийца… Она набрала телефон Дорошина.

– Виктор Николаевич, тут снова на связь выходил сосед Чеснокова. Говорит, что буквально перед смертью несколько раз видел Чеснокова в компании с человеком, очень прилично одетым, видел издалека, но вот общее мнение – что очень душевный, внимательный человек. Не душевный ли это убийца?

– Варвара, спасибо, что позвонила. Мы, примерно, в этом направлении и движемся.

– А есть что-то новое?

– Ну, сейчас Шашерин Алексей на эту тему активно работает. Я пока не имею полномочий, извини, подробности рассказывать. Дело на этапе сбора доказательств, и нужно всё очень тщательно собрать, чтобы потом делать выводы.

Глава 22

Артур Александрович Беликов поднялся из-за стола, и сразу обнаружилось, что он небольшого роста. Рыжеватые усы, русая с рыжими и седыми сполохами короткая стрижка. Взглянув на него, сразу можно было понять, что это врач. Во всей фигуре было спокойствие и какая-то хитринка, вроде как, слушаю вас, слушаю, знаю все ваши болячки, будете меня слушать, вылечитесь, а не будете слушать, будете болеть.

Он был ещё довольно крепкий, хотя морщины выдавали, что дело к шестидесяти или близко к тому. Шашерин предложил сесть снова за стол, а сам разместился в удобном кресле.

– Чем обязан? – довольно любезно спросил Беликов.

– Вы руководите «Корпорацией Вечность», насколько я понимаю, это медицинское учреждение.

– Вот именно, молодой человек. Но не только коммерческое, как сейчас принято думать. Мы оказываем много бесплатных услуг, даже по полису ОМС, представляете? Например, все анализы у нас именно в рамках ОМС, дальше мы смотрим, многим пациентам требуется длительный курс, здесь мы готовы предоставить комплексную услугу по детоксикации, психотерапии, реабилитации. А это иногда не неделя – месяц. У нас есть благотворители, которые перечисляют на счёт корпорации деньги, именно на эти деньги мы можем иногда, в некоторых случаях, если семья очень нуждается, оказать помощь бесплатно.

– Артур Александрович, я ни на минуту не сомневаюсь в бухгалтерской чистоте вашей деятельности. Но, повторяю, я не из налоговой, я работаю на участке полиции, в данный момент мы собираем материалы для возбуждения уголовного дела. Есть несколько фактов, что ваша корпорация некоторым образом к этому делу причастна.

– Вы выносите обвинение? В чём? – со стороны могло показаться, что Беликов начинает наливаться гневом.

– Ой, я неправильно выразился. Корпорация не причастна, просто имеет некоторое отношение. В частности, у нас есть сведения, что вот эти два человека у вас лечились.

Шашерин показал Беликову фотографии Светловой и Чеснокова.

– Я пока не могу утверждать, что эти лица мне знакомы, – Беликов взглянул как бы небрежно, вместе с тем внимательно.

– Ну хорошо, лица, разумеется, Вы могли и не припомнить. Вот данные этих людей. Наверное, у вас есть программное обеспечение, где все хранится? Все истории болезней?

– Александра Анатольевна! – крикнул он куда-то через дверь.

Через минуту появилась молоденькая девушка с невыспавшимся лицом.

– Саша, вот молодой человек утверждает, что у нас лечились некие личности. Отведи его к Жанне, пусть проверит по базе, что нужно, распечатает.

Жанна, девица перезрелого возраста, быстро убрала косметичку в стол. Шашерин протянул листок с данными.

– Да, Светлова Надежда Николаевна лечилась у нас в прошлом году, в октябре. У нас есть дневной стационар, она там лечилась, почти месяц. Чесноков Родион Романович – тоже был у нас, суть позже, октябрь-ноябрь. В общем, получается, что у них в пребывании пересечение примерно неделя. Я Вам сейчас всё распечатаю. Нужно выписку из истории болезни?

– Да, желательно.

Шашерин присел на стул, чтобы сразу прочитать. Потом вышел из здания и набрал Дорошина.

– Алло, это Шашерин. Взял бумаги на наших подопечных. Лежали здесь в октябре и ноябре, пересечение одна неделя. Ничем особенным их не лечили. Сначала выводили из запоя капельницами. Потом психотерапия и общее лечение, как при неврологии. Назначения на последующий период… У Светловой нейролептики есть, а вот у Чеснокова нет. Если убийца один, он мог использовать лекарства Светловой. Виктор Николаевич, я ведь сам обыск у Светловой производил, лекарств там не было. Были только рецепты. Теоретически она могла их все разом выпить. И умереть. Но мог быть и другой вариант событий, если мы говорим об убийце.

– Хорошо, Алексей, копай. Расставляй иксы и игреки. Главное, чтобы это была система уравнений, уравнение с несколькими неизвестными не решается, вернее, имеет множество решений. А не всегда можно применить метод Гаусса, тут немного сложнее…

Глава 23

У Варвары снова поднялась температура, похоже, неделю придётся проваляться дома. Спать она не могла, какая-то неясность прошлого сна породила в ней страх. Неожиданно позвонил Андрей.

– Барбара, я так соскучился…

– Я болею…

– Маленькая, я сейчас прилечу. Что ж ты не сказала?

– Ну, ты вроде там сделкой занимаешься.

– Я через двадцать минуток буду, недалеко тут.

Андрей за последние две недели осунулся. Удивительно, но он не стал расцеловывать Варвару, которая стояла перед ним, запахивая халат. Видимо, боялся заразиться инфекцией.

– Как хомячок?

– Хомячок как хомячок, на неё квартиру сделали. Но сейчас она выгибается, чтобы на меня её переписать.

– В чём это выражается? – Варвара слабо улыбалась, лежа на кровати, на которую она сразу легла, встретив Андрея.

– Ну, стала капризничать, просит встречать её после театров, тренингов и так далее. Вот тут на днях потребовала, чтобы я с ней за границу летел. Я и так и сяк, мол, лекции. Ничего не знаю, мол, сделаю тебе больничный, полетели хотя бы в Тунис, я ужасно устала. А сама знает, что квартира уже зарегистрирована, и в принципе ничего не мешает, чтобы на меня оформить, или по дарственной, или по купле-продаже. Уже проконсультировали неоднократно, тянет время. Хитрая лиса, хочет, чтобы я вокруг неё зайчиком скакал, зарабатывал свою квартиру.

– Андрей, но ведь квартира никак не твоя.

– Да, не моя. Не мог я в 90-е наворовать, сидя тут на кафедре тогда еще филфака. Только из студентов вышел. Она ж меня на втором курсе охомутала.

– Что, и никакой прямо романтики? Она вроде и сейчас довольно симпатичная.

– Симпатичная. Я к ней со всем уважением. Но ты понимаешь… Моя физиология не отвечает на эту симпатичность. А она требует.

– Ах, вот в чём дело, супружеский долг…

– Умоляю, не говори это…

– Ну, а вот эта Надя… Помнишь, ты с ней разговаривал?

– Надя. Кстати, мне звонил какой-то человек, забыл фамилию, приглашал прогуляться к ним в полицейский участок. Вот завтра иду. Сказал, что по поводу Нади как раз.

– Так что у тебя с ней было?

– Слушай, какая разница?

– Нет, теперь так просто не отвертишься, – Варвара с удивлением услышала в своём голосе игривость, откуда и взялась с температурой эта игривость.

– Ладно… В общем, поступили мы на первый. И отправили нас в село Нижняя Чермода Осинского района. Жили в каком-то пионерском лагере, он ведь в сентябре пустовал, ну мы там и поселились. Комнаты большие – на десять человек. Девчонок на филфаке – понимаешь сколько, да? И сколько мальчишек. Что делать? Разделили одну комнату ещё на две части, взяли из медпункта ширмы и разделили. Ну, в общем мы где-то рядышком оказались, с Надей, потом в бригадах вместе были, вот так сентябрь и прошёл. Романтичное время, но вашему поколению не понять. Потом обратно в город, уже через Осу. Автобусы туда ходят, но километров тридцать расстояние. Ждали мы автобуса, он не пришёл. Решили идти пешком, где-то на попутках, нас человек шесть было, не захотели мы ждать ещё день, очень хотелось в город. Понимаешь, приехали с колхоза, надо стипендию получать, это в кассе стоять, народу в первом корпусе – просто реки. Причем стипендии могло не хватить. Ну, я иду, думаю, что же делать. Мне тут Надя рукой машет, в углу совсем зажали. Пришлось вызволять её оттуда. Говорит, у меня одноклассница тут в бухгалтерии работает, пойдём стипендию получим. Получили стипендию и пошли гулять.

– Хорошо, а дальше? Вы с ней платонически дружили или? – Варвара снова улыбнулась.

– Э… Какие ты вопросы задаёшь. В колхозе, сама понимаешь. Романтика туда-сюда. Хотя вечера там были довольно скучные. Ну, мы больше мечтами делились, как будем учиться, кем потом хотим стать. Я точно знал, что журналистика, а вот Надя мечтала, что будет детей учить. В итоге она на втором курсе ушла, я уже с ней не общался.

– А что случилось? Я так поняла, был серьёзный роман.

– Роман был в течение всего первого курса. Да, очень серьёзный, я влюбился сильно, хотел уже жениться. Но на лето она уехала сначала в стройотряд, проводником. Потом мне сказали, что у неё там роман где-то был, тоже со студентом, я юноша ревнивый… Тогда телефонов сотовых не было, а встречать её каждый раз из рейса я не мог, дед сильно болел. В общем…

– Хорошо, то есть она сама виновата?

– Ну, я бы так не сказал. С Аллой я познакомился на втором курсе, в компании. Надя тоже была в этой компании, устроила мне жуткую сцену ревности. Разбирались потом всю ночь, сама понимаешь, разборки между двумя людьми противоположного пола заканчиваются примерно одинаково… Наутро решили уже не расставаться никогда, но Алла начала мне звонить и очень настойчиво. Знаешь, я был очень слаб характером. В стране уже понятно было, что идёт распил всего. Если ты где-то рядом, то можно урвать. Перед этим так же понятно было, еще когда в комсомольской организации состояли, что нужно идти по партийной линии. Практика жизни показала, что тот, кто был в этом аппарате, легко перескочил 90-е. Они могли, конечно, петь песни о демократии. Ты, конечно, этого не помнишь и не знаешь, тебя ещё в проекте не было. А я как раз помню и очень хорошо. Все были на подъеме все годы перестройки. Вот Явлинский, динозавр, сохранился с тех дней. Свобода, все носились с этой свободой, это плебс. А вот настоящие функционеры то различные названия партий придумывали, но на самом деле аккуратно готовились к честной приватизации. Они так говорили всем. Лишь сейчас этот рыженький говорит, что пилили-пилили и вот организовали капитализм. Ах, да. В общем, Аллочка, дочка функционера. Это было видно за версту. Золото – само собой разумеется. Шубы – само собой. Папина машина, забиравшая после учебы. Почему раньше не познакомился, ну так не в колхозе же я её замечу, она в него не ездила. Такие женщины сами выбирают мужчину, и мужчина идёт как на поводке.

– Понятно. То есть, ты понял, что девушка перспективная, папа еще перспективнее, и ожидания тебя не обманули.

– Ну, почему сразу так грубо. Конечно, был некоторый романтизм. Ну, например, Аллочка очень любит оперу. Мы туда ходили, я много чему научился от нее. В частности, как держать себя в обществе. Это такие крутые старики на самом деле. Вот сейчас мы если куда идём, там есть и старое поколение, и наш возраст. Все очень даже… Но именно не селебрети, а такие тайные кардиналы… Вообще, столько слов этих английских привязывается. Уже родную речь начинаешь забывать. В общем, Аллочка дала мне романтически-телесные авансы, но с условием, что я обязательно женюсь.

– Ну хорошо.

«Похоже, папик ударился в воспоминания не на шутку», – отметила про себя Варвара.

– Ну, в общем, расстались мы с Наденькой, вернее, как, ещё встречались иногда, когда женат был уже, объяснил, что не могу развестись…

– Ты говорил, что у «хомячка» был ребёнок…

– Да, там тёмная история, я не сразу даже узнал о его существовании. Вернее, я не знал, что это её ребёнок. Степану было уже два года, и она говорила, что брат, мама, мол, поздно родила. Я и верил. Хотя в те годы это редко было, чтобы с такой разницей женщины рожали. Потом, когда узнал, был в шоке, конечно. С Надей расставались тяжело. Думал, что всё забылось. Но встретил её, и понял, что она ничего не забыла. Такая бурная была, сказала мне, что тогда Аллочка за деньги меня купила, а сейчас ведь можно и расстаться было. Обвинила меня, что я двуличный и, скорее всего, люблю жену. В общем, несла всякий бред, встретил её тогда, что тебе и рассказывала ваша дворничиха, вот до сих пор перед глазами стоит лицо её перекошенное. Я, сначала-то, сдуру, когда она ещё вменяемая была, визитку свою дал…

Андрей замолчал, заново переживая ситуацию. Варвара внимательно за ним наблюдала, как бы ни было ей тяжело. Глаза его смотрели то в одну, то в другую сторону. В своём рассказе он будто прибавил гротеска, для большей убедительности.

– Андрюша, – сказала она с нежностью, – не переживай так сильно, ну, она же ни тогда, ни сейчас ничем не могла тебе навредить, подумай сам…

– Тогда она порывалась прийти к Аллочке, и даже её отцу и рассказать про нас. Едва отговорил. Хорошо, что неожиданно проявился её летний воздыхатель, а то ведь пошла бы. Да, сейчас-то конечно, кому ж будет интересно про романы, которые были тридцать, ой, больше лет назад. Да Аллочка её и слушать не станет, конечно.

«Он говорит о ней, как о живом человеке. Странно. Ладно, понаблюдаем», – продолжала анализировать Варвара. «Он отрицает, что она могла ему навредить, вот только бы знать, что могла или нет. Если она в молодости пыталась шантажировать его, то что мешает ей шантажировать сейчас, ведь она нуждалась в деньгах». Вслух она продолжила:

– Ну, не переживай так, прах её телу, у тебя тут свои дела, надо с хомячком проблемы решать, а ты всё вздрагиваешь, как вспомнишь. Даже как-то странно, чем она тебя могла напугать?

Андрей рванул из комнаты.

– Я сейчас, очки достану!

– Да, поставь чайник, я хочу сегодня поболеть по-настоящему!

Через минуту он вернулся.

– Ну, в общем, на самом деле, Надя узнала, что у меня есть ты.

– Это её задело?

– Не то, чтобы задело. Но дало повод снова угрожать мне, что расскажет Аллочке. Понимаешь? А у меня тут с квартирами, Аллочка сейчас как бы с виной, я её простил. Если она вдруг узнает, что у меня есть молодая любовница… Я не хочу подставлять мою девочку, – он попытался наклониться и чмокнуть её в щёку. Варвара уклонилась от поцелуя.

– Значит, Надя, припоминая свои давние обиды, по сути, пыталась тебя шантажировать? Поэтому была такая разъярённая?

– Да, именно. Откуда она узнала?

– У нас есть во дворе средство массовой информации, зовут баба Люба.

– Точно, я забыл.

– И баба Люба нашла бутылочки у Нади под окном.

– Бутылочки?

– Да, с боярышником.

– И что это доказывает?

– Бутылочки не только с боярышником, как выяснилось.

Варвара внимательно смотрела на Андрея. В душе она ужасно трусила, потому что всё больше укреплялась в мысли, что Андрей решил по-быстрому убрать свою бывшую возлюбленную, чтобы не мешала брать от семьи, с которой он был связан всю жизнь, полагающиеся ему гешефты. Андрей снял очки.

– Скажи, что было в бутылочках?

– Страшный яд.

– Ужасно. Кто же её мог отравить и так непредусмотрительно выбросить улики?

– Наверное, какой-то очень торопящийся человек. Например, быстро зашёл в дом, быстро отравил и быстро вышел. Ещё попросил дверь на засов закрыть за собой, предусмотрительный такой.

– А отпечатки? Погоди, как быстро начинает действовать яд? И откуда ты об этом знаешь точно? И откуда известно, что бутылочки с ядом выпали из этой квартиры?

– Да потому что не в первый раз. Баба Люба всё знает.

Варвара говорила медленно, параллельно продолжая думать: «Что я несу? Сначала я наврала с ядом, сейчас я представляю косвенные улики как неоспоримые доказательства. А ведь Дорошин просто сказал о нейролептиках, но неизвестно, пила ли из этих бутылочек сама Надежда. Андрей… Как-то он ведёт себя нервно. Я ведь практически обвиняю его, только не указываю, что это он. У него был мотив. На кону стоит квартира, которая сама плывёт в руки. А тут старая любовь, зачуханная пьянчужка, по сути, с его точки зрения, уже не женщина. Ведь он любит или молодых, или богатых».

Варвара с отчётливостью поняла своё место в жизни Андрея. Последняя лебединая песня угасающего Дон Жуана.

Она слушала как-то лекцию нейрофизиолога об отношениях между полами. В природе самцы имеют яркий окрас, самка их выбирает. У людей самки пытаются выделиться, чтобы завоевать самца. И главное условие – возможность воспитать потомство, значит, происходит анализ не павлиньего хвоста, а павлиньего кошелька. Роли поменялись. И папик, понимая, что его время привлекать самку только павлиньим хвостом, прошло. И он судорожно ищет возможности укрепить свои перья, посадив их на суперклей материальных богатств. Так кто же он для Варвары? Детей она от него не хочет точно.

Ей было интересно с ним, это да. Особенно на первом курсе, когда была такая вся наивная девочка. Не столько девочка, сколько наивная. Было интересно слышать его рассуждения о журналистике, литературе, кино. Хотя взгляд его на современных хорошо оплачиваемых пропагандистов довольно пессимистичен. Но тогда её привлекало это, как любовь к свободе. На деле любовь к свободе заменилась любовью к деньгам и другим благам. Она стала замечать, как папик приспосабливается. Он рассуждал о литературе, где главное – правда жизни. О журналистике, где главное – защищать людей. И в то же время вести такое лживое существование, по сути, не ценить ни одной из женщин. Да, кстати, не факт, что он, изображая брезгливость, не имеет с Аллочкой отношений. Это чертовски неприятно, будто это Аллочка вместе с тобой в постели.

«Все, все приспособленцы. Но есть особые приспособленцы, которые ради своего комфорта готовы идти на преступление», – эта мысль впилась в голову, как обезумевшая самка комара.

– Ладно, не парься. Рассказала и рассказала. А ты уверен, что Надежда не стала звонить твоей Аллочке?

– Я как-то об этом не подумал. Как это сейчас узнаешь?

– Узнаешь, если Аллочка тебе козу сделает. А так, конечно, никак.

Андрей сделал вид, что загрустил.

– Ты знаешь, ты права. Все, вроде бы, хорошие люди, но очень испортил квартирный вопрос. Мне кажется, она сейчас следит за мной. Иногда крутит телефон, может, уже установила приложение, чтобы геолокацию передавало.

– Ты что, проверить сам не можешь? Дай сюда свой телефон.

Варвара потыкала по экрану.

– Тут есть одна программка подозрительная. Удаляем?

– Да ты что, она же знает, что я в этом не сильно разбираюсь. Сразу заподозрит. Так геолокация – ерунда. Если что, могу сказать, что в банке был, например. Не настолько точная она. Пусть следит, это лучше, чем подозрения. Так у неё распечатка моих перемещений. Всё. Точка. Я ещё, если что-то важное, просто телефон на кафедре оставляю. Всё, я на работе.

– Слушай, а тебе самому не надоело так жить?

– Надоело. Еще больше надоела суета. Раньше жизнь была размеренной. Я так вспоминаю даже студенческие годы – не торопились мы никуда. Разве что на занятия. Не торопились, не думали лихорадочно, что не успеем – выучить ещё один язык, пропустить распродажу, перекусить между шабашками, не услышать, что где-то есть возможность урвать грант. Конечно, не в дзене мы были. В позе лотоса часами не сидели. Что-то такое было, конечно, увлекались. Но это было гармонично. Собственно, возьми Гребенщикова, он ведь, по сути, и есть выразитель духа нашего поколения. Семидесятые, восьмидесятые, девяностые. А Борисыч в дзене. Немного выразится по поводу политике, кажется – ой, как здорово, он бунтарь. Нет, Борисыч постоянно в состоянии почти нирваны. Как-то сидели всю ночь с ним, представляешь? Приезжал сюда в восемьдесят девятом. Квартиру ему тут предоставили свои, тогда ещё Романов был жив. Очень интеллигентный. Ну, конечно, пили. Я туда ходил, до утра, хорошо. Утром уже выхожу на кухню и понимаю фразу «стучаться в двери травы». Такое состояние, что ты ни здесь, вообще нигде. За что люблю его, так за то, что он дал нам это состояние – безвременья. Хотя, с другой стороны, мы пропустили и другие вещи. Например, товарищей либералов, которые нам сюда внесли буквально в глотку свои ценности. Это всё рушилось, а мы слушали БГ. Страна корячилась, а мы его слушали и не понимали. «Возьми меня к реке, положи меня в воду, учи меня искусству быть смирным», – это ведь про нас, которые проглотили эту идею свободы, как наживку. Заглотили. Вольтер в голову ударил, как вино. А ведь все эти либералы кончились в начале прошлого века. Как спорили они, как призывали царя принять Конституцию. Дать им свободу. И сейчас – свободу, свободу. Знаешь, при Брежневе я не мог встать на красную площадь и кричать про него, что он козёл. Так ведь и сейчас не могу. Только тогда это не считалось ограничением свободы, а сейчас, не помнишь, кто там на Красной площади себя, извиняюсь, за яйца приколотил? Павленский, вспомнил. Типа, я вот так смотрю на современное общество, с инфантилизмом и индифферентностью. Сейчас эти детишки бегают и кричат на несанкционированных митингах, но вот зачем? Вызывать реакцию со стороны власти, чтобы было чем манкировать – вот, мол, нас угнетают, затыкают рот. А всего-то хотели погулять да покричать. Не воспринимаю я современных либералов.