Сабина на французской диете. Брюнетка в клетку

Охранник продемонстрировал хорошую память и, завидев знакомый автомобиль, поднял шлагбаум. Сабина почти волоком тащила Саблукова за собой, поэтому в подъезд они вошли, по-детски держась за руки. Консьерж предупредительно улыбнулся. Он был молодым, упитанным и добродушным. Возле него на конторке лежала салфетка, а на ней – бутерброд с прозрачными ломтиками бекона и крупно наструганным огурцом.

– А Сергей Филиппович вернулся? – спросила Сабина, ощутив внезапный приступ голода. На секунду у нее даже в глазах потемнело.

– Да нет еще, – покачал головой тот. – Но там, наверху, этот… Референт.

– Горьков?! – радостно переспросила она, сглотнув. Слюны набрался полный рот, потому что проклятый бекон пах на весь подъезд.

– Да, Вадик. Давно уже приехал.

Консьерж привстал, с любопытством проводив глазами странную парочку, которая галопом промчалась к лифту – оба часто дышали и громко топали.

«Интересно, почему Горьков не отвечает на телефонные звонки?» – размышляла Сабина. На подходе к двери она достала выданную ей связку ключей, но сначала все-таки нажала на кнопку звонка. Никто не отозвался. Переглянувшись с Саблуковым, она вставила ключ в замочную скважину.

В квартире было тихо, и на их окрики никто не отзывался.

– Может, он умер? – вслух спросил канадский представитель, не решаясь первым ступить в коридор. Абсолютно пустой желудок подсказал Сабине, что это предположение не лишено оснований. Что, если Горьков страдает эпилепсией? Его хватил удар, и он лежит посреди комнаты, бледный и бездыханный?

Через минуту выяснилось, что Горьков не лежит, а сидит посреди гостиной, прямо на ковре, и глаза у него осоловевшие. Группа поиска поначалу единогласно решила, что референт пьян. И лишь спустя несколько минут им открылась правда.

– Здесь порожек отходит, – слабым голосом объяснил референт. – Я торопился отправить статью, зацепился носком ботинка, упал и стукнулся головой. Кажется, потерял сознание.

– Не кажется, а потерял, – прокряхтел Саблуков, пытаясь поднять бедолагу с пола. Сил у него явно не хватало.

Референт оказался длинным, как жердь, и каким-то вертким – так и норовил выскользнуть из рук. Его сильно тошнило, и Сабина решила, что парню необходим покой. Она велела Саблукову положить пострадавшего на диван. Однако диван оказался Горькову короток. Пришлось разложить его и умостить больного наискосок. Предварительно Сабина достала из ящика подушку и одеяло и накрыла референта до самого горла.

К счастью, Вадим был в состоянии разговаривать и объяснил, где находится злосчастная статья. Канадский представитель бросился к компьютеру и, отослав текст по электронной почте своему помощнику, без сил повалился в кресло.

– Спазмы так и не проходят, – несколько обиженным тоном сообщил он Сабине, в голове которой проносились видения тарелок, полных мясных рулетов, куриных потрошков и рыбных тефтелей.

Она полезла в сумочку, достала оттуда распечатку своей диеты и еще раз уточнила, что ей можно съесть на обед. Хотя и так все отлично помнила: два яйца, листовой салат, помидор. А поскольку время обеда давно прошло, был соблазн сразу и поужинать.

Сабина отправилась на кухню и наткнулась на утреннее блюдо с пирогами. Преодолев порыв проглотить хотя бы один, она решительно открыла холодильник. Там в специальных ячейках лежали крупные белые яйца в матовой скорлупе. Она вытащила две штуки, положила их в кастрюльку с водой и поставила на плиту. Тотчас явился Саблуков и уже внаглую потребовал коньяка. Сабина ему напомнила, что она тут вовсе не хозяйка, а Саблуков заявил, что раз она варит для себя яйца, то вполне может поискать для него коньяк. Она пошла искать и нашла целый бар, где имелись в наличии все мыслимые и немыслимые алкогольные напитки. Налив на два пальца темно-янтарной жидкости в пузатую рюмку на короткой ножке, она отнесла ее Саблукову на кухню, велев ему следить за яйцами.

– Слышите, телефон звонит? Я буду разговаривать и могу забыть про кастрюльку.

Саблуков пообещал все сделать, но за это потребовал всю бутылку коньяка целиком. Сабине было не до споров. Пройдя мимо постанывающего Горькова в гостиную, она сняла телефонную трубку, истово надеясь, что звонит хозяин квартиры. Надеялась она напрасно.

– Сабина? Это консьерж. – Голос был приглушенным, словно парень боялся, что его подслушают. – Тут такое дело… В общем, к вам поднимается Жужи.

– Какая Жужи? – опешила Сабина. – Собака, что ли?

Консьерж булькнул и ответил:

– Это не собака, а женщина. Она… В общем, у Сергея Филипповича некоторое время проживала…

– Вот черт, – пробормотала Сабина и напряженно спросила: – И что? Что я должна с ней делать?

– Я не знаю, – растерялся консьерж.

– Но ведь вы зачем-то мне позвонили! – укорила она его. – Эта Жужи хоть раз приходила после того, как босс с ней расстался?

– В том-то и дело! Она ходит и ходит… Постоянно вещи выносит. Говорит, что это – ее вещи. А экономка с ней не может справиться.

Вероятно, консьержу нравился Тверитинов и не нравилась Жужи. И он по-своему пытался оградить жильца, который давал ему щедрые чаевые, от неприятностей. Хотя бы и чужими руками. Новая помощница показалась ему женщиной с характером, и он решил на этом сыграть.

– А Сергей Филиппович что говорит, когда выносят его вещи?

– Тю-ю-ю! – протянул консьерж. – Он совершенно не умеет обращаться с дамами. Они делают что хотят.

«Они делают что хотят!» – возмущенно повторила про себя Сабина, швырнув трубку на место. В замке уже ворочался ключ, который Жужи, похоже, не желала возвращать хозяину. И почему этот тюфяк до сих пор не поменял замки?!

Сабина отступила в глубину квартиры, поспешно отыскивая в своем мобильнике номер экономки, который еще утром занесла в электронную память.

Объясняться было некогда, и, как только абонент ответил, с места в карьер заявила:

– Людмила Степановна, к нам ломится Жужи. Что делать?

Экономка запричитала и заохала. С Жужи, оказывается, не было никакого сладу. Ни одной ее вещи, разумеется, в квартире не осталось, но она продолжала совершать набеги и разбойничать на территории, которую ее не так давно попросили освободить.

– Откуда такое странное имя? – не удержалась и спросила Сабина.

– У нее венгерские корни, – объяснила экономка. – И еще она необыкновенно красивая.

Сабине в голову неожиданно пришла блестящая мысль. Если эта необыкновенно красивая Жужи придет и увидит, что ее место заняла другая хищница, она отстанет. Нужно только как следует ее припугнуть. Жужи должна распахнуть дверь и сразу понять, что ей тут больше ничего не обломится. Роль хищницы Сабина, разумеется, доверила себе. Для наглядности она стащила с себя кофточку, оставшись в юбке, черных колготках и черном бюстгальтере. Вставила сигарету в длинный мундштук, которой попался ей под руку, и уселась в кресло в кабинете, задрав подол повыше и закинув ноги на стол.

Тем временем внизу произошло вот что. Красавица Жужи задержалась возле лифта, чтобы подкрасить губки и поговорить по телефону с лучшей подругой, позвонившей ей на сотовый. Пока она болтала и чистила перышки, к дому подъехал злой и раздраженный Тверитинов, который только что неудачно провел переговоры. Войдя в подъезд, он двинулся к лифту и тут наткнулся на свою бывшую подружку. Страшно рассердился, повысил голос, отобрал у нее ключи и выставил ее на улицу.

Консьерж был на седьмом небе. Жужи относилась к нему снисходительно, а однажды, когда он выскочил из-за конторки и подбежал открыть ей дверь, окатила его презрением.

Уставший, голодный и злой, хозяин дома поднялся на свой этаж, немного погремел ключами и распахнул дверь. Возле коврика стояли короткие сапожки его новой помощницы – он отлично их запомнил – и две пары мужских ботинок. Щеголеватые остроносые и практичные тупорылые.

Он отшвырнул портфель с документами, скинул пальто прямо на тумбочку и, неслышно ступая, двинулся по коридору. За поворотом ему открылся вид на кухню, и тут Тверитинов увидел, что там на табуретке восседает незнакомый плешивый мужик и пьет его коньяк, наливая себе в пузатую рюмку. Рядом на столе стоит блюдце с двумя очищенными яйцами. Почему-то эти яйца его особенно завели.

– Что здесь происходит? – отрывисто бросил он, встав на пороге и сощурив глаза.

Плешивый повернул голову и заплетающимся языком сказал:

– Не. Ваше. Дело. – И налил себе еще.

Тверитинов хотел взять негодяя за шиворот и выкинуть его вон, но тут услышал, что из комнаты доносится тихий храп.

Шагнул в гостиную и побледнел от гнева – на диване лицом к стене лежал еще один мужик – его ноги в полосатых носках торчали из-под одеяла. Его одеяла! В его собственном пододеяльнике с зелеными цветочками.

«Она уволена», – решил про себя Тверитинов и прислушался. За дверью кабинета его помощница напевала жиденьким голоском: «Любовь мне голову вскружила-а-а… И на лопатки уложила-а-а…» Он подошел и рванул дверь на себя.

Сабина сидела в кресле, задрав ноги на стол, и курила сигарету через его именной мундштук. Кроме юбки, чулок и черного кружевного лифчика на ней ничего не было.

– Вы уволены, – повторил Тверитинов вслух.

– Сергей Филиппович! – удивленно воскликнула помощница, скинув конечности на ковер и распахнув глаза. – Это вы?!

– А вы кого ждали? Брэда Питта?

– Я вам сейчас все объясню!

– Я и так все прекрасно понял, – отчеканил он. – Вы с самого начала показались мне ненадежной, легкомысленной авантюристкой!

– Ну да? – спросила она с удивлением. Тверитинов мог бы поклясться, что эти слова ей понравились. – Я в самом деле выгляжу легкомысленной?

– Сейчас особенно. А когда утром я давал вам задание, вы красили губы.

– Я не думала, что вы заметите.

– Я заметил. – Он старался не глазеть на нее, но из этого совсем ничего не получалось. Как можно устраивать выволочку и смотреть при этом в сторону? – Собирайте свои вещички. И не возражайте, – пресек он ее попытку объясниться.

– Очень глупо, – сердито сказала Сабина. – Потом, когда все выяснится, вы будете жалеть.

– Не буду.

– Еще попросите меня вернуться.

Она вытащила сигарету из мундштука и загасила ее в красивой морской раковине, которую Тверитинов привез из круиза и очень любил. Потом встала и, раздосадованная, покинула кабинет.

– Куда это вы идете? – спросил босс, следуя за Сабиной по пятам. Спина у нее была выпрямлена и дышала праведным гневом.

– На кухню, – ответила та, не оборачиваясь. – Я сегодня работала без обеда и заслужила кусок хлеба перед увольнением.

Возмущенный, он отправился за ней, не зная, как ее остановить. Вырвать кусок хлеба у нее изо рта? Она вошла в кухню и сразу же двинулась к столу, за которым сидел плешивый мужик.

– Безобразие! – воскликнул тот, повернув ко вновь прибывшим просветленную физиономию. – Видели, на какой дрянной бумаге печатают бутылочные этикетки? А от чего зависит качество бумаги? – назидательно спросил он и сам же себе с большим чувством ответил: – От гладкости и высокой степени непрозрачности.

– Кто это? – спросил озадаченный Тверитинов.

– Канадский представитель, – коротко ответила Сабина. Повернулась к Тверитинову и обиженно добавила: – Я решила вам помочь, а вы… Даже не хотите разобраться! Какой же вы после этого руководитель?

Тверитинов молча смотрел на нее. Он мог бы поклясться здоровьем любимой бабушки, что только что на тарелке перед ней лежало два вареных яйца, очищенных от скорлупы. Сейчас их там не было. Невозможно было представить, чтобы человек так быстро проглотил яйца. Она же, в конце концов, не пеликан.

– Вы хотели поесть, – кинул он пробный камень.

– Я поела, – ответила Сабина. К ее нижней губе прилип кусочек желтка.

Тверитинов моргнул и сказал:

– Вижу, вы безумно проголодались. Может быть, хотите чего-нибудь… еще?

Сабина посмотрела на него с некоторой опаской:

– А у вас есть помидор?

– В холодильнике, внизу.

Не говоря ни слова, она с головой нырнула в холодильник, достала помидор, вымыла его под краном и съела буквально в три укуса, захлебываясь вытекающим соком. Вытерла рот рукой и только потом заметила, как он на нее смотрит.

– Все-таки не хотите узнать, что тут произошло?

– Я полюбил эту женщину! – воскликнул со своего места Саблуков. – Она подобрала меня, несчастного, и привезла сюда. Я так хотел коньяка… Она налила мне и приласкала… – Он влажными глазами посмотрел на Сабину. – Я люблю вас! И очень хочу в уборную.

Саблуков встал и покинул кухню, оттолкнув Тверитинова плечом. В этот момент позвонили в дверь, и тот размашистым шагом отправился открывать, бросив:

– Выметайтесь вдвоем. – Тотчас вспомнил про полосатые носки под его одеялом и через плечо крикнул: – Втроем.

– Вы не выпили витамины! – вслед ему сказала Сабина, отчаянно жалея, что в холодильнике нет зеленого салата. Салат входил в обеденное меню, а она готова была съесть сейчас даже клевер.

Звонок продолжал надрываться, и хозяин рывком распахнул дверь. На пороге стоял Николай Безъязыков, занимавший в «Бумажной птице» должность главного менеджера по работе с клиентами. Он был невысок, но строен и отличался вкрадчивыми манерами. Хитрые раскосые глаза и длинные волосы, собранные в «хвост», делали его похожим на женщину. В руках он держал пластиковую папку, из которой лезли договора, разбухшие от скрепок.

– Сергей Филиппович, – тоном обиженного ребенка протянул он. – Надо ведь подписать!

– Извини, Николай, я не успел сегодня заехать на фирму.

– А дозвониться вам было невозможно! – крикнула из кухни Сабина. Она не верила, что ее уволили всерьез, иначе уже наелась бы экономкиных пирогов, которые так и просились в рот.

– Мой телефон постоянно включен, – сердито ответил Тверитинов, быстро возвращаясь на кухню.

Безъязыков, кряхтя, стащил с себя ботинки и прямо в куртке двинулся вслед за ним. Увидев возле холодильника незнакомую женщину в лифчике, он оторопело застыл на пороге.

– Телефон не работал! – запальчиво сказала та, не замечая менеджера в упор. Она была упоена спором.

– У меня всегда все работает, потому что я люблю порядок.

– Ерунда! – возразила Сабина. – Вот порожек в комнате у вас плохо прибит. Люди падают и разбивают себе головы.

– Вы что, упали? – с опаской спросил Тверитинов.

Порожек в самом деле отходил, и он постоянно давал себе слово, что займется им, но каждый день уставал как собака и все откладывал и откладывал.

– Я не упала, а вот…

– И почему вы навели сюда столько народу? Какой-то тип из Канады? Почему из Канады, когда он отлично разговаривает по-русски… И кто это лежит на моем диване, хотелось бы мне знать?!

– Это ваш референт.

– Вы шутите?!

– Почему вы постоянно орете? – спросила Сабина, передернув плечами. – Горьков должен был отправить вашу статью господину Саблукову для международного сборника, который издают в Канаде. Об этом вы знаете?

– Об этом знаю, – уже спокойнее ответил Тверитинов. Он догадался, что все понял неправильно, и теперь на его щеках кирпичными пятнами проступило скупое раскаяние.

– Референт приехал к вам, споткнулся о порожек, упал и потерял сознание.

– Очнулся – гипс, – совершенно естественным образом закончил Безъязыков.

На него, впрочем, никто не обратил внимания.

– Саблуков, которому отчаянно нужна была эта статья, поднял на ноги всех, кого только мог. Как ваша помощница, я посчитала своим долгом взять на себя ответственность и привезла его сюда – искать статью.

– И где он сейчас? – спросил Тверитинов.

– Я здесь! – крикнули из уборной.

И канадский представитель вывалился в коридор, застегивая штаны.

– Это Саблуков?

– Сергей Филиппович, – снова жалобно заныл менеджер. – Договора бы подписать…

– Я должен их просмотреть, – резко ответил тот. – Оставляй, я через пару часов приеду на фирму и привезу. Кстати, познакомься, это моя личная помощница Сабина Брусницына. Мне ее рекомендовали как высокого профессионала, – добавил он.

– Здрась-сь-те, – пробормотал Безъязыков, отводя хитрые глаза.

Поскольку помощница была полураздета, замечание Тверитинова о ее профессионализме прозвучало как-то двусмысленно. Менеджер пристроил папку на холодильник, попятился, кое-как надел ботинки и улизнул из квартиры. Никто с ним не попрощался.

– И все-таки. Где мой референт? – спохватился Тверитинов.

– Лежит на диване в гостиной. Думаю, у него сотрясение мозга и его нужно отвезти в больницу, – ответила Сабина, решив, что буря миновала.

– Почему же вы не отвезли? – придрался он уже по инерции.

– Потому что явилась ваша Жужи. Я хотела с ней поговорить по душам.

– Господи боже мой! – опять перешел на повышенный тон Тверитинов. – С какой стати вы собирались с ней разговаривать?! Какое вам дело до Жужи?!

– А зачем она пришла? – упрямо спросила Сабина. – Кроме того, я ваша личная помощница. А помощники обязаны помогать.

– Не говорите глупостей. Когда вы отдаете белье в прачечную, то вовсе не хотите, чтобы прачка вышивала на нем узоры. Занимайтесь своим делом – и точка. Не лезьте в мою частную жизнь.

Сабина хотела надуться и тут неожиданно заметила, что сверху на ней ничего нет, кроме лифчика. Вместо того чтобы вскрикнуть и выбежать вон, испуганно вращая глазами, она набросилась на Тверитинова:

– Я от вас с ума сойду! Пришли и сразу устроили скандал. Неужели трудно было сказать, что я забыла надеть кофточку?!

– Мне и в голову не пришло, что вы забыли. По-моему, любой нормальный человек знает, что на нем надето.

– Значит, вы считаете, что я специально разоблачилась к вашему приходу?!

Она рванулась к выходу из кухни. Но для того, чтобы ретироваться, нужно было как-то потеснить оппонента.

– А разве нет? – насмешливо спросил он, радуясь, что снова оказался хозяином положения и ему не придется извиняться. Извиняться Тверитинов не любил, считая, что другие расценят это как проявление слабости.

– Что бы вы себе ни думали, это неправда, – сказала Сабина. – У меня нет никакого желания примешивать к рабочим отношениям всякие эмоции. Кроме того, вы не в моем вкусе.

– Вы врете. Я нравлюсь всем женщинам. – У босса было омерзительное выражение лица, которое провоцировало и дальше говорить ему гадости.

Сабина уже раскрыла рот, но вовремя вспомнила о том, что она – высокий профессионал, и замолчала. Как это она позволила себе так разойтись? Если бы Петька услышал, он бы убил ее.

– Разрешите мне пройти, – мрачно потребовала она.

– А я вам не мешаю.

На самом деле он ей мешал. Для прохода оставалась узкая щель, через которую можно было протиснуться только бочком. Разгневанная, Сабина полезла в нее, оказавшись на мгновение лицом к лицу с Тверитиновым. Условно говоря. Он был значительно выше и смотрел на нее сверху с дурацкой ухмылкой. У него был колючий пиджак, от которого слабо пахло табаком, и жесткий ремень, поцарапавший ей живот. Она ойкнула, но не стала останавливаться. Прошла по коридору, нырнула в кабинет и натянула кофточку, сердясь на себя, на своего босса, на всех на свете.

Дневник Ани Варламовой, завернутый в пакет, лежал под ее сумочкой. У Сабины не было времени прочитать записи до конца, зато она успела замаскировать опасную находку. Купила в киоске другой блокнот, подходивший по размеру, оторвала обложку и вложила в нее дневник. Его собственную, яркую, блестящую обложку пришлось выбросить. Теперь уж точно не вернешь находку в спальню Тверитинова. Кроме того, вряд ли удастся приклеить ее скотчем на прежнее место. Технически сделать это очень сложно, шкаф так устроен: дно довольно высоко, а к полу опускается низкая резная планка. У нее точно ничего не выйдет, так что не стоит и пытаться. Самое главное, чтобы сегодня Тверитинов не хватился пропажи. Позже будет невозможно связать исчезновение дневника с появлением в доме новой помощницы. Если он вообще знает о дневнике.

Сабине страстно захотелось прочитать, что еще думала Аня Варламова о своем боссе. Первая ее запись весьма оптимистична. Но кто знает, что будет потом? Сабина украдкой взглянула на дверь. Тверитинов думает, что она здесь одевается, поэтому не ворвется без предупреждения. В запасе есть несколько минут.

Сабина достала дневник и перевернула первые страницы. У предыдущей помощницы был свободный, очень разборчивый почерк. Записи читались легко, без запинки.

– На чем я остановилась? – пробормотала Сабина, бегая глазами по строчкам. – А, вот. Нашла.

«Сегодня со мной произошла ужасная история. До сих пор не могу прийти в себя. С. Ф. попросил принести несколько фирменных блокнотов, завернуть их в подарочную упаковку и положить ему на стол. Я отправилась к секретарше, но она уже ушла, и я решила, что запросто могу попросить блокноты у кого-нибудь из производственного отдела – у них всегда есть в запасе парочка образцов.

Я спустилась по лестнице вниз, рассчитывая поговорить с Чагиным, но того не было на месте. А из-за двери в маленькую комнату, которую все называют кафельной, доносились голоса – мужские. Мужчины спорили, по крайней мере, разговаривали на повышенных тонах. Мне показалось, что один голос принадлежит Чагину, но я и сейчас в этом не совсем уверена. Я подкралась поближе и тут услышала нечто ужасное!

Первый голос говорил, что нужно придумать какой-то другой план, потому что, если разделаться с НИМ здесь, будет слишком много грязи. А следы оставлять опасно. На что второй отвечал, что ничего страшного, у него есть человек, который со всем справится. А если останутся следы, он их лично уничтожит. Кроме того, стены там из плитки, а она отлично моется.

Я сразу подумала, что эти люди задумали кого-то убить! Хотя они и не произносили слово «убийство». Но зато было сказано: «разделаться с ним». У меня от страха подкосились ноги. Мне захотелось немедленно испариться. И тут я дала маху. Нужно было осторожно отойти от двери, подняться по лестнице и тихо выйти. Потом где-нибудь спрятаться и понаблюдать. Тогда я узнала бы наверняка, кто были те двое. Ноя до ужаса испугалась, побежала и споткнулась на лестнице. Загремела, как кастрюля… Кажется, ониуспели меня увидеть, когда выскочили на шум… Или же они ничего не увидели? Я ведь буквально взлетела наверх! Господи, хоть бы не увидели.

Теперь я не знаю, что делать. Рассказать С. Ф.? А может быть, Патрику? Конечно, расскажу Патрику. И С. Ф. Или никому не рассказывать?».

Сабина сидела на диване, тупо уставившись в блокнот. Убийство?! Она ожидала чего угодно – разоблачения финансовых махинаций, бурного выражения чувств… Но такого?

Из-за двери между тем послышались голоса, какой-то шум и шаги. Они были громкими, словно кто-то специально топал, возвещая о своем приближении. Наконец шаги замерли, и голос Тверитинова спросил:

– Сабина, вы оделись? Нужна ваша помощь.

Она молниеносно спрятала дневник обратно в пакет, прыгнула к двери и поспешно ее открыла, улыбаясь широко и оптимистично. Однако голос ее подвел, и она тонко проблеяла:

– Чем я могу вам помочь?

Именно так построила бы фразу какая-нибудь иностранка, изучающая русский на вечерних курсах.

Тверитинов смотрел на Сабину сверху вниз, не мигая. Была у него такая привычка. С помощью этого трюка он всегда получал дополнительные очки, потому что под прямым и неподвижным взглядом люди обычно начинают нервничать.

Сабина тоже нервничала. Особенно сейчас. Ведь она только что узнала, что на его фирме творятся страшные вещи – знает об этом Тверитинов или нет?

Впрочем, паниковать рано: Аня Варламова могла и ошибаться. В конце концов, она сама подчеркнула, что никто не произносил слово «убийство». Кроме того, планировать убийство и даже говорить о нем – совсем не то, что отважиться на него. Слишком страшное это дело.

Нет, нужно немедленно дочитать дневник до конца. Сабина чувствовала себя так, словно ей всучили горячий пирожок, а она не смеет перекинуть его из руки в руку. Вероятно, ожог будет сильным, очень сильным.

– Приехал врач, он настаивает на госпитализации, – сказал Тверитинов. – Я помогу Вадиму дойти до машины. Вы можете подержать дверь?

– Разумеется, – засуетилась Сабина. Уложив референта на диван и накрыв его одеялом, она решила, что сделала для него все возможное, и теперь испытывала неловкость.

У нее были и другие причины испытывать неловкость. Она только что ходила перед новым боссом полуголой. Орала на него. Ела продукты из его холодильника. И она подозревает его в ужасных вещах.

– Я тоже уезжаю, – сообщил Тверитинов, оглянувшись на нее через плечо. – На сегодня вы свободны. Отправляйтесь домой. И заберите с собой вашего представителя.

– Да нет же, это ваш представитель! – возмутилась Сабина.

– Но коньяком его поили вы, – парировал тот. – Так что он целиком на вашей совести.

Сабина обреченно вздохнула. Саблуков, воспылавший к ней любовью, по-прежнему обретался на кухне, и выкурить его оттуда наверняка будет непросто. Поймав ее взгляд, Тверитинов ворчливо добавил:

– Я вызвал для него такси, оно уже у подъезда. Когда спущусь, назову шоферу его адрес и оплачу поездку. Ваша задача – спустить канадского представителя вниз. Если не получится, призовите на помощь консьержа – он безумно чуткий.

– Спасибо, – выдохнула Сабина.

К ее великому облегчению, Саблуков безропотно оделся и отправился восвояси, напоследок оторвав этикетку от опустевшей бутылки коньяка. Из окна такси он махал ей рукой и даже завел какие-то стихи, но таксист нажал на газ, и поэтические строки потонули в реве мотора.

Сабина несколько секунд стояла на месте, провожая глазами умчавшийся автомобиль, после чего развернулась и бросилась обратно в квартиру. Там ее ждал дневник Ани. Сейчас самое время присобачить его на место, к дну шкафа. Вначале прочитать и потом присобачить. Может быть, зря она выбросила обложку?

Через несколько минут Сабина поняла, что у нее в любом случае нет шансов. Дверь спальни Тверитинова оказалась заперта. Не закрыта, а именно заперта. На ключ. Она даже вообразила себе этот ключ – длинный и холодный, с затейливой бородкой, покоящийся в глубине кармана вместе с завалявшейся мелочью и чеком с бензоколонки. Все понятно: Тверитинов ей не доверяет. Неужели понял, что она заходила внутрь? Внезапная догадка заставила ее покрыться холодным потом. В спальне наверняка установлены камеры слежения, и новый босс видел, как она валялась на его кровати!

Нет, вряд ли. Тогда бы он уж точно ее уволил. И знал бы про то, что она стащила дневник. А он, конечно же, не знает, раз спокойно уехал.

Наконец-то можно дочитать все до конца, не опасаясь, что тебя схватят за руку. Сабина села на диван, но даже не откинулась на спинку – так была напряжена. Строчки прыгали перед глазами, и ей пришлось прижать нужную указательным пальцем.

«Я рассказала Патрику про кафельную комнату. Он страшно расстроился и целый вечер переживал. Потом предложил мне обратиться в «русскую полицию». Потому что я дорога ему и он боится, как бы со мной чего не случилось. Весь следующий день он звонил мне через каждые полчаса – беспокоился. Но мне почему-то не хочется обращаться в органы. Представляю, что будет, когда менты заявятся в офис и начнут всех допрашивать! А я буду выглядеть Павликом Морозовым. Ужасно.

Хотела выложить все С. Ф., но из-за того, что я забыла сообщить ему про какой-то дурацкий звонок из Дании, он на меня злится».

Следующая запись была сделана другой ручкой. И вообще сильно отличалась от предыдущей – почерк изменился, и буквы плясали папуасский танец, наскакивая друг на друга.

«И как я раньше ничего не замечала?! Стоило только заподозрить неладное, как все странности сразу полезли наружу! Здесь происходит нечто нехорошее, я нутром чувствую. С этой эксклюзивной бумагой что-то не так. Теперь я никому не доверяю, даже Эмме, которая обо мне печется. И зачем только меня занесло на эту работу?! Впрочем, в противном случае я бы не познакомилась с Патриком! Мы столкнулись на улице, когда я выходила после собеседования. Тверитинов подписал приказ о моем зачислении в штат, и у меня голова шла кругом. Патрик едва не сшиб меня своим автомобилем. Он был такой шикарный! Они оба были шикарными: и автомобиль, и водитель. Я даже вообразить не могла, что красавчик американец на меня западет! Но теперь у нас все серьезно.

Патрик страшно волнуется за меня. Он живет здесь уже полгода и наслышан о русской мафии. Ему кажется, что мне нужно или написать заявление в КГБ, или уволиться. Об увольнении я и сама подумываю. Но С. Ф. слишком хорошо платит, и другого места с подобным окладом у меня на примете пока что нет. А если я скажу Патрику, что мне не на что жить, он подумает, будто я нацелилась на его деньги».

Когда Сабина прочитала фразу: «С этой эксклюзивной бумагой что-то не так», у нее окончательно испортилось настроение. Вот она, расплата за авантюризм! Петька просто скотина, что заставил ее уволиться из «Альфы и омеги», да еще со скандалом. А она – идиотка, которая пошла на поводу у собственных слюнявых эмоций. Буриманов тоже хорош! Семь лет прятался в своем Медведкове и вдруг – нате вам! – вылез с признаниями. И ее жизнь полетела кувырком.

«ЭТО происходит каждый четверг в одно и то же время – с пяти до половины шестого. ОН целый день отсутствует, а потом приезжает с «дипломатом» и сразу же уносит его в кафельную комнату. Запирается там и долго не выходит.

Вчера был четверг. Я подготовилась по всем правилам. Самое главное – мне удалось сделать дубликат ключа. Потому что дверь теперь постоянно заперта на замок. Уж не потому ли, что меня все-таки видели тогда на лестнице?

На этот раз я спряталась в нише за металлическими шкафами и просидела там почти час. Неприятный момент: явился Безъязыков и стал копаться в одном из шкафов. Он сначала садился на корточки, а потом принялся искать что-то на самом верху. Я боялась, что он притащит стул или стремянку и ухитрится меня заметить.

К кафельной комнате он не подходил. Ничего не знает? Или наоборот – знает ВСЕ?

Наконец Безъязыков убрался, а я поняла, что сильно замерзла. Да и ноги затекли. Стала себя ругать: и куда я лезу? Мне что, больше всех надо? Но удержаться просто не хватило сил: так хотелось узнать, что творится за этой дверью. Если темные дела, я должна добыть доказательства. Клянусь, что сразу пойду в милицию. Патрику о моем подвиге заранее сообщать не стала.

Постоянно думаю о том, чтобы рассказать обо всем С. Ф. Но Патрик говорит, что С. Ф. доверять тоже нельзя: ведь фирма его! С этим я согласна.

Наконец ОН вышел. «Дипломат» по-прежнему был у него в руках, а из комнаты, которую он за собой запер, доносился какой-то странный запах. ОН поднялся по лестнице и захлопнул внешнюю дверь, которая противно лязгнула. Я некоторое время выжидала, потом достала ключ и подкралась к кафельной комнате. Клянусь, пока я ее открывала, сто раз готова была дать деру.

А какого страха я натерпелась, когда вошла! Пришлось запереться изнутри, чтобы меня случайно никто не обнаружил. Слава богу, что свет можно было включать, не опасаясь: ни одной щелки там нет. Запах сразу ударил в нос. Действительно, омерзительный! Ни с чем не могу его сравнить. Паленая тухлятина? Как только я вспомнила, о чем здесь разговаривали те двое, так меня дрожь пробила до самого копчика. Я стала осматриваться и сначала не заметила ничего особенного. Комната почти пустая: туда складывают свободные емкости и подсобные материалы. А потом я увидела корзину для мусора. В ней был пластиковый пакет, завязанный тугим узлом. Развязала его и увидела жутко неприятные вещи, назначение которых не могу объяснить: хирургические перчатки, респиратор и большой стальной пинцет. Для чего они понадобились? И вообще, имеют ли они отношение к тому разговору об убийстве? Я сложила находки в другой пакет, свой собственный, и принесла домой. Что теперь с ними делать? Улики это или нет? Идти в милицию или не позориться?»