Маруся. Попасть – не напасть

Восьмое поколение, девятое… И везде уменьшение. Умер, не замужем, умер, ушла в монастырь…

Дерево завершается весьма скудными веточками. Двое живых, шестеро живых, двое…

– Минутку? А вот эти – не Демидовы?

Такое тоже бывает. Усыновляют или удочеряют от первого брака.

– Но бесплодны. Посмотрите возраст, княжна.

Я кивнула. Да, тут уже сложно размножаться, в полтинник-то… Может, магия и справится, но что из ребенка потом получится? И сколько болячек у него будет?

– Интересно, что это такое? То есть чем можно объяснить такой расклад? Это ведь неспроста?

– Похоже на действие проклятия.

– Есть такое?

– Схлопотать можно, – неопределенно ответил ротмистр. И о чем-то сильно задумался.

Я спорить не стала. Еще как можно, это и в нашем мире редкостью не было. Правда, что там чаще встречалось: проклятие или глупость? Кто ж его разберет…

– Можно я пока оставлю книгу себе? Почитать?

– Это подарок. Мне это уже не пригодится. А купить можно свободно.

Действительно, не самая роскошная бумага, переплет дешевенький, коленкоровый…

– Я бы хотела отплатить вам добром за добро.

Губ ротмистра коснулась слабая улыбка.

– Что ж. Кое-что вы можете для меня сделать… Если у вас будут на то возможность и желание.

– Что именно?

– Я когда-то обидел человека. Очень давно.

Ротмистр молчал долго, но я не решалась его торопить. Бывает то, что о себе не сразу расскажешь. Не всякому… Даже так, на пороге смерти…

– Я был молод, лет девятнадцати. Искал радостей жизни, находил их… Да, была девушка по имени Алина. Из небогатой, но достойной семьи. Но без титула. Без магии, без всего… Я не мог бы на ней жениться. Любил, да. Но не хотел портить карьеру… Глупец!

С губ Андрея Васильевича сорвался горький смешок. Я взяла его за руку и крепко сжала.

– Мне устроили перевод, подыскали выгодную невесту… Я сказал об этом Алине. Она была беременна моим ребенком. Черт… Это не тема для разговора с невинными девушками!

– Что она с собой сделала?

Не тема… Была б тут хоть одна невинная девушка, тогда да. А так…

Мало ли, что здесь меня не дефлорировали? Мозги-то у меня старше этого тела малым не в три раза! И опыта куда как побольше. Может, в этом плане и больше, чем у ротмистра, но я его сексуальным просвещением заниматься не стану, вот еще не хватало.

– Она хотела избавиться от ребенка. И умерла.

Вот как сказать мужчине, что эта его трагедия тоже не нова в истории? Сильно он любил эту Алину…

– На похоронах ко мне подошел ее брат. Он отдал мне медальон с волосами Алины и сказал, что мстить мне не станет. Жизнь будет самой страшной моей карой… Он оказался прав. Я мало что значу для моей семьи, меня не любят дети… Я сам разрушил свою жизнь еще тогда.

Мне осталось только вздохнуть.

Сволочь этот братец, а? Не буду, мол, я тебя убивать, живи, жри себя сам… Совесть такая штука…

Кстати?

– Он вам ничего не присылал к памятным датам?

– Присылал. Фотографии Алины.

Я прикусила язык. Вот ведь козел мстительный.

– Я прошу вас… Если вы, Мария, окажетесь рядом с этим городом, положить медальон в могилу Алины.

В мою ладонь опустилась цепочка. Толстенькая, витая. Кругляшок теплый, его сжимали в руке явно…

– Там?..

– Прядь моих волос. А со мной уйдет ее локон.

Я молча кивнула. Да, мне это будет несложно как магу земли. Чего уж там…

– Город? И фамилия?

– Нажмите на рисунок на крышке… Вдавили? Поверните влево.

Рисунок открылся, словно крышечка. Сам медальон не раскрывается, просто рисунок отходит в сторону.

– Алина Кальжетова. Березовский. Это город?

– Да. Кальжетовых там хорошо знали. Это город, где был открыт первый золотой рудник, вряд ли вы его минуете…

– Я сделаю все, чтобы выполнить это обещание.

– Спасибо, Мария.

* * *

С ротмистром мы виделись еще три раза.

Разговаривали, сидели в беседке… Невооруженным взглядом я видела, что ему становится хуже. На глазах делалась серой и пористой кожа, редели и седели волосы, дрожали пальцы… Человек просто разваливался.

Было безумно его жалко.

Но как он держался!

Ни слова жалобы, ни упреков, ни сетований на судьбу… Единственный раз, за который он не мог себя простить, – тот самый, с Алиной. Может, и смешно звучит, а ротмистр себя всю жизнь казнил за ту юношескую глупость.

Я молчала, не высказывая своего мнения. По чужим-то болячкам все мы лекари. Поди объясни человеку, что некоторые решения всегда принимает женщина. И ответ за них несет тоже женщина.

Вам, мужчинам, кажется, что это вы выбираете? Нет, это вам дают такую иллюзию. Еще с райского сада с Евой в главной роли. Как сделать так, чтобы Адам был с тобой счастлив? Да покажи ему обезьяну в качестве альтернативы!

Ладно.

Хочется ротмистру, чтобы я добралась до Березовского, – я сделаю. И медальон положу, и попрощаюсь за него, и даже прощения попрошу.

Услугу он мне оказал поистине неоценимую. Я смогла более-менее ориентироваться в этом мире, узнала, что сколько стоит, как и к кому обращаться, сколько принято давать на чай и как одеваться, идя в гости, о некоторых потаенных течениях в столице и в провинции….

Много Андрей Васильевич рассказать мне не мог, нам физически не хватало времени. Но и так…

Я чувствовала себя намного спокойнее.

Последний раз мы виделись накануне моей выписки. Мне о ней ничего не сказали, я сама в карточку заглянула.

Поговорили, посидели в беседке, погуляли у озера…

Самое главное, как всегда, осталось напоследок.

– Это вам, княжна.

– Что это?

Два ключика. Один похож на золотой ключик Буратино, второй намного проще и грубее.

– Это ключ от ячейки в банке.

Да, здесь есть и банки, где их нет?

– На предъявителя. Много я туда положить не могу, но на черный день…

– Я не смогу вам за это ничем отплатить.

– А мне ничего и не надо. Уже. Второй ключ – дом госпожи Борисовой, нумера известные, любой извозчик знает. Туда частенько люди ездят по разным надобностям. Мы с ней… У нас свои расчеты. Но если вы к ней придете и покажете ключик, комнату на пару дней она вам найдет, хоть и не бесплатно. А молчать Анна Витольдовна умеет.

Что мне было делать?

Молча обнять ротмистра и поцеловать в щеку.

– Спасибо… Вы сделали для меня больше, чем отец.

– Я мечтал бы о такой дочери.

А я мечтала бы о таком отце. Но судьба бывает жестока…

Мне оставалось только еще раз коснуться губами впалой щеки, прижаться на миг и ощутить запах табака и хорошего одеколона.

Кто бы мне объяснил, почему самые классные мужчины, которых ты встречаешь в жизни, всегда заняты? И иногда – леди Смертью?

Ключики я повесила на шею, к медальону. Многое мне ротмистр дать не мог, я это понимала. Но он подарил мне шанс.

Мы разговаривали за это время и о магическом поиске, и о его радиусе… Как же мало я знаю! Как мне не хватает настоящего учителя. А чего еще мне не хватает?

Цели в жизни.

Ах, уважаемый Омар Хайям, как вы точно подметили это в своих стихах. Как хочется напиться, когда не понимаешь, для чего ты живешь!

Для чего я здесь?

Есть ли у меня какая-то цель, какое-то предназначение? Кто-то появляется, чтобы учиться, кто-то исправляет карму, кому-то даже думать некогда – драпать надо, чтобы не сожрали, а мне-то как быть? Выйти замуж, размножиться и прожить жизнь в тихом углу?

Хотя кто его знает, что будет лучше для мира? Я точно не отвечу. И свою-то жизнь…

Ладно! Я ее не загубила: не спилась, не села на иглу, не… Да много чего не. Но ведь и следа, считай, не оставила?

Хотя…

Дед говорил так: мы должны прожить жизнь так, чтобы предкам не было больно, а потомкам – стыдно. Может, взять его слова за чуткое руководство?

Попробовать мне никто не мешал.

* * *

Выписка.

Как много в этом слове…

Мне доставили из дома легкое платье палевого цвета, такую же шляпку, перчатки, дополнили ансамбль ботинки на пуговках и сумочка в тон платью. Я заплела косу-колосок и почувствовала себя намного лучше.

Уже не безликая больничная единица, уже личность.

Улыбка, пощипать себя за щеки, покусать губы, и вперед. Краска тут приличным женщинам, кстати, не полагается. Если у дамы на лице есть косметика, значит, это либо официальный прием (там можно), либо это дама легкого поведения. Интересная градация, правда?

Естественно, никто из родственников за мной не приехал, только слуга. Пожилой, недовольный и надутый. Выглядел он так, словно я у него на глазах занималась чем-то крайне неприличным, то ли каннибализмом, то ли онанизмом, так сразу и не ответишь.

Меня подвели к карете.

Автомобили здесь пока еще были достаточно редкими, да и не нашли большого распространения. А потому карета, запряженная парой симпатичных лошадок, и кучер, который дружески улыбнулся мне. На улыбку я ответила улыбкой, но когда слуга попробовал влезть в карету вслед за мной, подняла брови и стукнула его сумочкой по плечу.

– Ты что себе позволяешь, любезнейший?

Слуга остановился.

Неожиданно? А я сейчас еще добавлю.

– Я княжна, а ты кто таков будешь, чтобы со мной в карете ехать?

Маленькие темные глазки блеснули злостью.

– Батюшка ваш приказал сопроводить…

– Запятки к твоим услугам. Или я лично доложу батюшке, что ты накануне свадьбы меня опорочить пытался.

– К-как?

У слуги форменным образом отвисла челюсть.

Я улыбнулась гадючьей улыбочкой.

– Ты считаешь, что мужчина в карете с незамужней девушкой – это нормально? Вынуждена не согласиться… Вон пошел!

Последние два слова я выделила интонацией. Лакей отшатнулся. Кучер, который наблюдал за всей этой сценой, одобрительно хмыкнул, кажется, ему все понравилось. А так тебя…

Не стерва я. Ладно, пусть стерва, но здесь сословное общество. Начни я допускать вольности, меня первую и не поймут.

Господину свое место, слуге – свое. Точка. Андрей Васильевич это четко объяснил. Просвещал меня по основным правилам поведения, ну и выплыло. В карете, тет-а-тет я могу ехать с мужем. С сыном. С каким-либо родственником, лучше не дальше второго колена. После брака допускаются еще и родственники мужа. А вот посторонние мужчины, будь там хоть кто, уже должны ехать отдельно. И для слуг исключений нет.

Дверца кареты закрылась, и я отправилась домой.

Стоит ли отмечать, что и дома меня никто, кроме слуг, не встречал?

* * *

Слуги ко мне были настроены не слишком доброжелательно. Оно и понятно, народ такой – всегда будут на стороне кормящей их руки.

Преданность?

Благородство?

Исключительно в пьесах Мольера. Край – в исторических фильмах. Да и за что им быть мне преданными? За факт моего существования? Вот радость-то!

Дать я им ничего не могу, как вела себя княжна Мария, примерно представляю – как кошка в западне, кому ж охота связываться? Конечно, все были на стороне отца и мачехи. А я тут так, не пришей кобыле хвост.

Так что я бросила сумочку на столик и поманила пальцем ближайшего холуя.

– У меня голова кружится, проводи меня в мои комнаты.

Холуй подошел, оглянулся на моего «сопровождающего». Ага, после поездки на запятках на нем сухого места не было. Ночью как раз дождь прошел, луж на улице хватало.

Прикасаться даже пальцем к этому мегапоросенку никому не захочется. Так что мне предоставили руку, я оперлась на нее, изображая немочь бледную, и позволила себя отвести.

А там…

Пять комнат.

Пять!

Ёжь твою рожь, зачем мне столько?

Осмотр позволил выделить гардеробную, спальню, гостиную, кабинет и нечто вроде будуара. Санузел совмещенный прилагается к спальне. Неплохо. Хотя обстановка – повеситься тянет. Ощущение, что живешь в розовом яйце с оборочками. Жуть жуткая.

Марии, наверное, нравилось. Мне же…

Мне было все равно. Долго я здесь не задержусь, а значит, и переживать нет смысла.

Попробовать поговорить с отцом?

Хотя бы.

А вот и звонок для прислуги. Я потянула за хвост с кисточкой и минут через десять дождалась не особо умного вида служанку, которая присела в чем-то вроде реверанса.

– Что изволите, ваша светлость?

– Мой батюшка дома?

– Да… В кабинете.

– Один?

– Да, ваша светлость.

– Проводи меня.

Служанка поклонилась и пошла чуть впереди и сбоку.

* * *

Кабинет отца был в другом крыле. Пришлось идти через весь дом… Да, не привыкла я к такому. В таких домах только музеи устраивать.

Мраморные полы, тяжелые шторы, колонны, картины…

Красиво?

Безусловно! И кричит не только о богатстве, нет. Еще и родословная, которая у Горских длиннее, чем у китайских хохлатых. Лет пятьсот мы насчитываем… Мы, они – какая разница? Я теперь тоже Горская, а вот надолго ли? Игра масть покажет.

Вот и тяжелая дубовая дверь. Служанка постучала и доложила.

– Ее светлость, к вашей светлости… Разрешите?

– Пусти…

Я кивнула служанке, мол, благодарю, и спокойно вошла в кабинет.

Да, начальство во все времена одинаково. Огромный письменный стол, заваленный бумагами, диван, пара кресел, шкафы, за столом – мой папенька.

– Ты? Кто позволил?

Он что, жену ожидал?

Недолго думая я прошла в кабинет подальше и села в одно из кресел.

– Не знала, что мне нужно специальное разрешение, дабы повидать родного отца.

Подействовало ненадолго. Папенька на минуту смутился, но если сейчас его не притормозить чем-то новым, он разорется. Стопроцентно. Не любят такие, когда их на место ставят.

По счастью, у меня был хороший рычаг…

– Вы продешевили, отец.

– Что?

Этой постановки вопроса князь точно не ожидал. Слез, соплей, криков – безусловно. Но вот такого заявления?

– Вы продешевили, соглашаясь на предложение Демидова.

– Вот как? И с чего ты так решила? Мне кажется, что он еще и переплатил, – не удержался мой отец.

В этом месте мне бы полагалось взвыть что-то патетическое, вроде «Как вы можете так низко ценить родную дочь!!!», и удрать, размазывая слезы. Увы…

Последний раз я плакала, оказавшись в мексиканском ресторане. Знаете, какой острый соус они делают? Не знаете? Повезло.

– Отнюдь. У вас есть Государев родословец?

– На полке посмотри.

Да, эта книга была не чета ротмистровой. Но Демидовы и в ней нашлись, и свои соображения я изложила.

Князь посмотрел на меня нечитаемым взглядом.

– И что ты предлагаешь?

– Поторговаться, – пожала я плечами. – Вы знаете, за что ценятся магини земли.

Князь знал. Благодаря ротмистру знала и я.

Земля же.

Плодородие по определению.

Магия земли была намного больше свойственна мужчинам, есть такое. Но женщина… Магиня земли могла выносить потомство даже от безнадежно бесплодного. Даже с проклятием.

Даже…

Вот в принципе от кого бы я ни залетела, у меня будет здоровый ребенок, многочисленное потомство и прекрасное здоровье как во время беременности, так и после.

Князь погладил подбородок и посмотрел на меня.

– Что тебе с этого?

– Личная выгода, – улыбнулась я. – Исключительно она.

– Какая же?

Ну да, меня в сделку включали как товар. А у колбасы не может быть своего мнения о потребителе.

– Если я рожу ребенка господину Демидову, то хочу, чтобы на его счет была положена определенная сумма денег. Равно как и на мой, личный. Господин Демидов уже немолод, да и проклятие, если оно есть, постарается не оставить ему шансов. Не хочу зависеть от его родни.

– Насколько крупной должна быть эта сумма?

– Тут я во всем полагаюсь на вас, батюшка. Возможно, мне придется вернуться с ребенком под родительский кров. Случись что. Или не придется?

Щелчки шестеренок в голове князя были слышны без фонендоскопа. Перед ним вырисовывались интересные перспективы.

И пока помолвка не заключена…

– Я подумаю над этим. Иди, Мария. Бал через два дня, тебе надо готовиться.

Я встала, присела в полупоклоне и послушно вышла. И только за дверью позволила себе перевести дух.

О, великий Мольер, да святится твое имя во всех мирах!

«Кто время выиграл – все выиграл в итоге! Вам нужно без конца выдумывать предлоги… То выла на луну соседская собака… Ну, словом, мало ли препятствий есть для брака?»^[1]

Пусть поторгуются, пусть потянут время. А я постараюсь что-то сделать.

Сейчас я уже не боялась этого мира.

Сбежать? А хоть бы и так! По крайней мере, проживу свою жизнь так, как мне захочется.

Жаль, с Андреем Васильевичем не попрощалась. Но он все понял. И вышел в коридор, когда я уходила.

Взглядов нам было более чем достаточно.

Мы уже никогда не увидимся. Но и не забудем друг друга. И, может быть, своего первого ребенка я назову Андреем. И расскажу ему о хорошем человеке.

Смогу ли я побывать на его могиле?

* * *

Грусть так и не проходила, и, чтобы не трепать себе нервы тоской, я занялась разбором вещей. Хотела запереться, но ни на одной двери задвижек не было, только на ванной. Каково?

Все я понимаю, но вряд ли молоденькой девушке нравилось, что в любую минуту к ней могут вломиться. Никакой приватности, никакого уединения… Это плохо. Пришлось подпереть дверь стулом. Сразу не своротят, а там я еще парочку поставила. Пусть развлекаются и стучать учатся. А я пока подумаю о важном.

Вот ни разу не поверю, что шестнадцатилетняя княжна не вела дневник. А если он есть, надо найти.

Где она могла его прятать?

Хм-м… вопрос.

И я принялась перекапывать спальню с пола до потолка. Потом подумала и принялась логически рассуждать, а не просто копаться, как маньяк-землеройка.

Спальня – это хорошо. Но ведь доступ-то у всех, заходи кто хочешь. А если ванная? Там можно закрыться, там можно побыть наедине с собой, там тебя не потревожат без твоего разрешения… Есть ли там где спрятать дневник?

Я переместилась в нужную комнату.

Ванна представляла собой роскошный мраморный бассейн, утопленный в пол. До водопровода тут уже дошли, это хорошо.

Что есть еще?

Роскошное трюмо, перед которым три таких, как я, могли сидеть причесываться. Куча банок-склянок-бутылок. Удобный стул. Шкафчик со всякими халатами. Унитаз в форме тюльпана. И даже растение в большой кадке. Пальма, что ли?

На нее я свое внимание и обратила. Покрутила горшок так и сяк, поводила по нему руками… Нет.

Прощупать стул – нормальный. Трюмо? Ага!

И здесь горничные ленятся, это закон жизни. За зеркалом и была спрятана тетрадка. И судя по количеству пыли, тайник оказался надежным.

Я сунула тетрадь в карман юбки и покинула ванную.

Почитаем.

* * *

Кто бы сомневался, что спокойно мне почитать не дали. Толкнули дверь один раз, второй…

Я поспешила удалиться обратно в ванную. Кто бы там ни ломился, я занята. У меня важное дело… А что – подождать и постучать нельзя?

Грохот заставил меня выскочить.

На полу лежал лакей, пропахавший носом добрых полметра. И нос разбил… Кровь капает. Пожалеть его?

Вот еще не хватало.

Я открыла рот и завизжала на весь дом. Не уважаете? Так бояться начнете!

* * *

Через десять минут в комнате было шумно и людно.

Лакея увели, а меня успокаивали всем миром, заявляя, что человек ничего дурного не хотел. Я не верила и рыдала в голос.

Как же!

Меня тут напугали, вломились ко мне… А вдруг он все-таки дурного хотел? Стучаться надо!

Конец концерта ознаменовало появление мачехи.

– Что тут происходит?

Я рыдать не перестала. Но окружающих осматривала.

В основном все смотрели на мачеху этак по-собачьи: преданно и мило. Но парочка человек была и поадекватнее, я потом с ними поговорю.

Шум-гам стих, и я этим воспользовалась.

– Оставьте нас с маменькой, – подала я голос. – Я все объясню сама.

Слуги ринулись вон. Понять их можно, при драке двух кошек лучше не лезть. Раздерут. А кто тут прав, кто виноват… Господское это дело, не их. Точка.

– Опять ты концерты устраиваешь? – поморщилась мачеха.

Я смерила ее насмешливым взглядом.

– Маменька, вам хочется, чтобы я тут навеки жить осталась?

– Что?!

– А как это понять? Вы раз за разом портите мне репутацию. То один хам в карету лезет, то второй в спальню… Не боитесь, что господин Демидов от потасканного товара откажется?

– Не откажется, – прошипела мачеха.

Я улыбнулась.

Ну, что-то такое я и предполагала, это облезлая шкура знает больше, чем говорит. Но скажет ли?

– А цену снизить может. Вам деньги не нужны?

Деньги явно были нужны.

– Слишком много ты о себе возомнила, Маша…

Прозвучало так, что мне бы стоило испугаться. Увы… Не тот типаж. Не видела она нашего шефа перед сдачей квартального отчета, вот где ужас-то был! Там бы и Чужой с Хищником попрятались. А какая-то тетка, пусть даже она может мне нагадить…

– А магички земли вообще товар дорогой. Я удивлена, что отец так продешевил.

– Ты это о чем?

Во взгляде появилось нечто…

Деньги.

Самое волшебное заклинание всех миров и времен. Скажешь человеку о его выгоде – и он готов на многое, если не на все. Я развела руками.

– А папенька вам не объяснил? Тогда простите. Не могу…

– Я с ним сама поговорю.

Прозвучало достаточно угрожающе. Я пожала плечами.

– Поговорите для начала со слугами. А то вконец распустились, папенька это точно не одобрит. Это ж надо, к княжне как в кабак ломиться!

Маменька грохнула дверью.

Я пожала плечами и взялась за дневничок. Итак, Маша, радость наша…

* * *

Чтение продвигалось небыстро.

Маша придерживалась мнения, что писать надо красиво, вычурно и с завитушками. Еще и на полях рисовала. Хорошо, что смесь французского с нижегородским тут была не в моде, а то словарь бы понадобился, но и так…

Моя предшественница, как оказалось, была совершенно несчастным существом. Из категории тоскующих-страдающих-горюющих-рыдающих. Есть такие. Ипохондрики и даже хуже. Мария была именно такой.

Она страдала, плакала, она ненавидела отца за предательство памяти матери; сестер – за отнятую любовь отца; мачеху – в принципе… Разумеется, ее никто не любил, все оскорбляли, унижали, обижали, и свои обиды, вплоть до того, кто и как посмотрел, она обильно выплескивала на странички дневника.

Я читала с интересом.

Подруги, прислуга, родные… И ОН!

Разумеется, куда ж без мужика?

Познакомила Марию с этим ОНОМ подруга. Лучшая и любимая, княжна Зизи Михайлова. И Мария влюбилась по уши.

Опять описания. Слез, соплей, слюней, конечно, розовых… Он посмотрел, он сказал, он подарил…

Для верности я выписывала все ее метания на отдельный лист. И мрачнела с каждым разом.

Парень, кстати, не безымянный, а с красивым романтическим именем Милонег Олегович, просто вываживал княжну как рыбку. То засыпал цветами, то становился холоден, то опять шатался в другую крайность. Как хотите – неспроста.

Мне было это видно, но девчонке в неполные семнадцать? Когда в голове ветер, а под подолом ураган? Какой уж тут анализ?

И да.

Артефакт малолетней балбеске достал именно он. Достал, дал, показал, как пользоваться. И ввел в заблуждение. В его интерпретации артефакт служил, чтобы жених неотвратимо охладел к невесте. Продемонстрировано было на собаках.

Где встречались?

А подруженьке спасибо. Княжна Зизи старалась, как не всякая сводня за процент. Интересно, что ей такого пообещали?

В результате Мария рассчитывала, что Демидов ее возненавидит. Только артефакт примени, и будет тебе счастье.

Ёжь твою рожь!

А ведь активировать его надо было в храме! На помолвке, чтобы Демидов сам отказался.

Боевой артефакт. Судя по тому, что я узнала в больнице, – очень серьезный.

Среди толпы.

Да там бы всех положило, уж половину так точно.

Ёжь! Твою! Рожь!

А почему тогда не положило насмерть саму княжну? Надо бы поискать сведения о конкретном артефакте и его действии, может, тогда что и пойму, а так информации маловато.

Мария нервничала, тискала капельку с рубином в руках… Она же маг земли, хоть и необученный. Могла случайно активировать?

Ну… Если тискать в руках пульт от ядерной бомбы, есть вероятность, что кнопку ты нажмешь. Это логично.

Получается, покушение?

Ах, Андрей Васильевич, как же мне вас не хватает! Но ведь так и получается!

А кто бы с этого поживился?

Опять информации не хватает! И не съездишь, не посоветуешься, не пустит никто. Хотя… Может, попробовать, в больницу-то? Пусть с сопровождением, но могут и отпустить.

Ладно. Я еще об этом подумаю после семейного ужина.

* * *

Увы, уехать никуда не получилось. Наказания за мою выходку не было, но и выпускать провинившуюся княжну из дома никто не собирался.

Отец был задумчив и серьезен, мачеха поглядывала то на него, то на меня, я расправлялась с овощным рагу, ну а моих сводных сестер по малолетству просто не допустили за стол.

Ужин прошел спокойно и тихо, а вот утром закрутилась адская карусель. Маникюр, педикюр, массаж, волосы, кожа…

Не была я в той жизни светской львицей, вот и в этой себя чувствовала драной кошкой. С которой шкуру содрали, а до того еще и эпиляцию сделали.

Болели все места. Но результат был, ничего не скажу, замечательный. Этакая аристократическая статуэтка. Правда, богини плодородия. Бюст, талия, попа – все на месте. Завтра надо правильно подобрать прическу, и все будет отлично. Лишь бы с платьем не подвели.

До вечера я так и провозилась. А вечером в комнату постучали, и внутрь проскользнула служанка. Эту я еще не видела.

Девушка протянула мне букет полевых цветов и осталась ждать у двери.

– Что?

– Ответа не будет, ваша светлость?

Я подумала минуту.

– Выйди. Я тебя позову.

Служанка поклонилась и вышла. Я вцепилась в букет.

О, а вот и наш Милонег активизировался. Кому бы такое сокровище подарить, чтобы помучились подольше?

Но каков слог!

Какие чувства!

И почерк тот же, что на карточке из букета в больнице…

«Моя очаровательная, несравненная, любимая девочка!

Я рад, что ты дома. Доверься Лине, я буду ждать тебя сегодня в саду, на нашем месте.

Тысячу раз целую твои нежные ручки, мечтаю увидеть твои прекрасные глаза.

Всем сердцем твой Мил».

Хорошо, что мне не шестнадцать. И даже не тридцать два.

Недолго думая, я взяла перо в левую руку. До чернильных ручек тут тоже додумались, это хорошо.

Итак…

«Не могу уйти.

Встретимся завтра на приеме.

Верю в тебя.

М».

Мария такими записочками не ограничивалась, она эпистолы на полстранички строчила. Откуда знаю? А она их в дневник переписывала, потом еще прикидывала, хорошо ли получилось. А то в романе не совсем так, и обстоятельства там другие….

Ёжь твою рожь!

Вот и дочиталась. И дописалась на свою голову. Нет, кто бы спорил, романтическая любовь обязательно бывает. Но необязательно с тобой.

Я выглянула за дверь.

Служанка стояла неподалеку. Поманила ее пальцем, та подошла.

– Отнесешь записочку. Просто так не отдавай, пусть тебе денег даст, поняла?

Та кивнула.

– Все, иди отсюда.

А если это провокация мачехи?

Нет, вряд ли. Этот умник так и подписывался во всех письмах, их влюбленная девочка тоже списывала в дневник. Понимала, что хранить нельзя, а вот переписать отдельные моменты можно.

Ладно! И не такое разгребали, и это разгребем. Стопроцентно, я не побегу невесть куда, поздно ночью, к весьма подозрительному типу…

Вот нашел идиотку!

Нет уж. Нужна – сам придешь. Нет – мужик с возу, волкам диета.

И… Подопру-ка я двери и окна на всякий случай. А то мне только романтического влюбленного в спальне не хватало. Еще бы какое-нибудь орудие пролетариата подыскать для самообороны…

В итоге я вооружилась канделябром. А что? Хороший элемент декора, старинный, бронзовый, явно дорогой. А главное – тяжелый и ухватистый. Пусть он ночью со мной поспит вместо плюшевого мишки. И на душе спокойнее станет…