Азъ есмь Софья. Тень за троном

– А если я сейчас прикажу заковать вас в цепи и пытать?

Илона спрашивала почти всерьез. Слишком страшно было поверить, слишком неустойчиво было ее положение, слишком…

Мужчина пожал плечами:

– Воля ваша.

– Не боитесь?

– Не то чтобы… вы позволите?

Илона вскинула брови, глядя, как мужчина достает из-за воротника обычную иголку, разве что длинную, хищно отблескивающую металлом, а затем снимает с пояса флягу. Протирает и иглу, и ладонь чем-то бесцветным – и глубоко всаживает острие в руку. Так, что кончик поблескивает металлом через кровь. Игла просто пробивает ладонь.

– Вы…

– Да, госпожа?

И при этом мужчина оставался абсолютно спокоен. Не изменился в лице, ничего, просто улыбался…

– Вам не больно?

– Нас учили терпеть боль, госпожа.

Вообще-то полностью враньем это не было. Просто у Прокопия повышен болевой порог, вот и все. Кстати, как и у его отца.

Он мог и не такое стерпеть, но не раскрывать же фамильный секрет? К тому же в даре были и плюсы, и минусы. Да, Прокопий мог стерпеть боль – и боль серьезную. Но мог и не заметить опасности, пока не станет слишком поздно, и запустить болезнь. Умереть от горячки или истечь кровью, кто знает?

– Вот даже как… И много таких…

– Простите, госпожа, сие дело государево.

Илона медленно кивнула. И вдруг перешла на французский:

– Как я могу быть уверена, что вы не шпион иезуитов?

– Вам мало этого? – короткий кивок на письмо, ответ последовал на великолепном французском, парижский диалект. – Тогда я ничем не могу доказать, что я – русский. Разве что найдется православный священник…

– Отче наш? – теперь Илона говорила по-русски.

И собеседник продолжил говорить, подхватив ее слова. Уже на русском. Привычно перекрестился в нужном месте, закончил молитву и посмотрел на княгиню.

– Я могу кровью и жизнью поклясться, что не подсыл, что иезуитов люблю не более вашего с тех пор, как они убили нашего государя…

– Вот как?

– Государь Алексей Михайлович погиб от подлого яда…

– Я слышала, но…

Теперь разговор велся на немецком, но собеседник словно бы и не замечал смены языков. Был по-прежнему вежлив, улыбался.

И рассказывал.

И Илона видела – не лжет. Да, Прокопий тоже был там. Именно он влетел на площадь вместе с отрядом Ежи Володыевского, не мог ведь он пропустить такое?! Именно он убил одного из крикунов – и видел все. И как говорила царевна Софья, и остальное…

– До меня доходили слухи…

К концу второго часа беседы Илона поняла – ей действительно не лгут. Просто прислать официальное посольство – это нарушить хрупкое равновесие и дать возможность вмешаться врагам. А так…

Да ничего и не было.

И никого не было.

Наутро Прокопий ушел из замка. Письмо княгини Ракоци было надежно спрятано так, что пришлось бы всю одежду распустить по ниточке, чтобы найти его. Он доставит на Русь ответ.

А на словах передаст, что Илона Зриньи согласна.

Утопающий и за гадюку схватится, а предложение русского царя… Даже если в нем и содержится яд – так выбора все равно нет. Не Леопольд же?

Фу…

* * *

Китайская принцесса была премиленькой. Ничего не скажешь. Этакая статуэточка: гладкие черные волосы, крохотная ножка, раскосые глаза, набеленное лицо…

Федя смотрел ошалелыми глазами, пока Алексей не наступил ему на ногу. Только тогда очнулся.

И потянулось…

Ритуальные речи, расшаркивания, заверения в своей нежнейшей и крепчайшей дружбе, согласование времени свадьбы…

У Шан все это время стреляла глазками в Федора, но молчала. Софья так и не решила, нравится китаянке парень или нет. Разный тип лиц, разная мимика, даже недолгий общежитский опыт не помог.

Но намного больше Соне не понравились другие взгляды. На Алексея.

Да, царь. Да, хорош собой, на троне, весь в золоте и вообще – величие прет. Но казалось Соне, что взгляды юной китаянки далеки от восхищенных. Скорее, они… расчетливые?

Алексей Алексеевич наконец предложил отправить принцессу со евнухи и служанки на женскую половину Кремля – и пусть отдохнут с дороги. Там все устроено для них…

Софья дала девочке прийти в себя примерно три часа, а потом появилась на пороге. За это время она уже успела выслушать доклад от своих девушек. Малявка капризничала, кричала на прислугу и одну из служанок даже стукнула. Не русских, нет, исключительно своих, но – симптомчики…

Избалованная стервочка?

Возможно.

А работать все равно придется. И жениться, и в постель ложиться… будем надеяться, перерастет. Или – нет? Но тогда… Софья мысленно пожала плечами.

Смерть женщины родами, особенно если не первыми-вторыми, а пятыми-шестыми, удивления не вызовет. А до той поры…

Софья скользнула в комнату и прищурилась на малявку. Та сидела перед зеркалом, а евнух ей расчесывал волосы. Девочка заметила новое лицо почти сразу и недовольно чирикнула на китайском.

Переводчик был не нужен; зная о визите малышки, Софья позаботилась о языке.

– Говорите ли вы по-русски, государыня?

Сама Софья могла сказать примерно с десяток предложений на китайском. Например, это. Могла кое-что понять, но разговаривать свободно?

Нет, не могла.

– Почему… ты… не поклон?!

Малявка с трудом подбирала слова, но от сердца у Софьи чуть отлегло. Если девчушка пытается учить язык новой родины, это уже неплохо? Хотя бы неглупа и понимает, что жить-то ей здесь? Можно будет наладить контакт?

– Мое имя Софья. Я царевна.

Ну, по-китайски вышло «принцесса», но для У Шан подошло. Малявка опустила голову.

– Царевна? Ты… жена царь?

– Мой брат – русский государь. Я пришла помочь.

– Помочь чем?

Диалог выходил пока корявым, но Софья уже ставила малышке плюсы. Да, на нижестоящих та отыграется, безусловно. Но на равных зубки не покажет. Хотя бы пока не разберется.

Плохое качество для руководителя, много спеси. Но ей и не нужна У Шан в качестве руководителя. Она – гарант договора. И если окажется достаточно умна, чтобы видеть скрытое, проживет долго.

– Размещение. Слуги. Одежда.

– У меня все есть. Благода… дарить…

– Русская одежда. – Софья провела руками по своей юбке, словно демонстрируя наряд. У Шан невольно заинтересовалась. Да, это не китайский халат-ханьфу, а ведь носить придется. И как она будет выглядеть в подобном наряде?

– Посмо… треть?

– Примерить?

На «примерить» малявка тоже согласилась. А Софья смогла наблюдать, как та общается с портными.

Настроение колебалось с отметки «ниже плинтуса» до отметки «подвал». Так, навскидку, она понимала, что У Шан достаточно хитра, чтобы преклоняться перед высшими, но на низших… Живет, живет в Китае принцип курятника. И гласит: подсиди высшего, спихни ближнего, нагадь на низшего. Вот девчонка сейчас его и применяет. И будет пресмыкаться перед Софьей, пока не появится шанс ударить царевну в спину. Запросто.

Да уж, свинью они Федьке подложили…

* * *

Софья не ошибалась.

У Шан проводила царевну жестким и холодным взглядом, благо видеть это та уже не могла.

Царевна.

Сестра государя и сестра ее будущего мужа. Имеет влияние, определенно. Китайские гаремы – отличная школа жизни. Среди евнухов, которые преследовали свои цели, среди братьев и сестер от наложниц, в атмосфере постоянного соперничества и вражды вырастали ядовитые цветы.

У Шан была одним из них.

Отравленная сладким ядом, который лился в уши с младенчества, она мечтала лишь об одном, жаждала и алкала власти всей душой, ибо этого хотели окружающие ее.

Кто правит в Китае?

Отнюдь не император. В большинстве случаев власть принадлежала гаремным евнухам, как бы ни печально это звучало. Они правили через жен, наложниц, возлюбленных, устраняли неугодных и возвышали тех, кто необходим.

У Шан с детства знала, что ей придется бороться против чужих, куда бы она ни попала. Потому что а кто – ее? Брат, мать, несколько доверенных евнухов… Все. Остальные – враги. Их надо либо уничтожить, либо подчинить, либо сломать и сделать своими инструментами. А в борьбе хороши все средства. От слов до яда и кинжала. И то, что ей пришлось отправляться на Русь, ничего не поменяло в отношении девочки к жизни.

Более того – она была оскорблена.

Она – сестра императора! И достойна не меньшего! Даже более того, она должна была бы стать женой самого императора русских, а вместо этого ей предлагают брата? Младшего? Всего лишь?

Это уже оскорбление!

Конечно, они все страшные, круглоглазые, противные, с шерстью на теле, но тяжесть короны помогла бы вынести тяжесть брака. Она стала бы хорошей императрицей, определенно.

Над ухом склонился приближенный евнух, зашептал, что ему удалось узнать.

А вот это интересно, и очень даже…

Император не женат. Невеста есть, но детей пока нет. И если У Шан родит раньше, чем у императора появятся дети… Кто знает, как повернется? К тому же, если у него никого не родится, ее муж станет следующим императором после брата. Тоже очень неплохо.

По губам малышки скользнула злая усмешечка. Тут есть на что рассчитывать. Надо посмотреть на мужа – насколько он управляем? Выйти замуж, обжиться, приглядеть союзников, найти рычаги воздействия, а потом начинать свою игру. Рожать она сможет где-то через год, к тому времени муж должен есть у нее с руки.

У нее!

Не у родных!

У Шан сможет этого добиться, еще как сможет! А потом…

Ну, кто сказал, что жены братьев – вечны? Или что императрица сможет родить мужу наследника? Или что долго проживет сам император? Мы еще посмотрим, еще подумаем, что принесет больше выгоды. Но У Шан должна стать императрицей.

Тсаритсей, как говорят в этом варварском месте.

Кто и достоин, если не она?

* * *

Нельзя сказать, что устремления У Шан стали загадкой для Софьи. Деталей она не знала, но о примерном ходе мыслей догадывалась, о чем и побеседовала с Алексеем. Незамедлительно, ибо в таких делах промедление – не просто смерть. Она еще долгая и мучительная. И гибель всего сделанного.

– Лешенька, эта малышка может стать… проблемной.

– В чем?

К таким заявлениям Алексей легкомысленно не относился.

Семья – это сила. Это твоя кровь, твой тыл, люди, которые закроют твою спину. Все, что может внести в семью разлад, должно выпалываться немедленно. Это не Дуняшка, которая сейчас обживает Картли. Это жена царевича. Следующего в линии престолонаследия. И случись что… да, именно так. Понятно, кто может стать царицей.

Умирать, в том числе и бездетным, Алексей не планировал, но отец ведь тоже не планировал, нет? Ульрика-Элеонора еще не приехала, они еще не поженились, детей пока нет…

– Она неглупа, но спесива до крайности. Горда, жестока, свято уверена, что первый после Бога – ее брат, а вторая – она. И ей нужен не Федя. Ей нужна власть.

– Да ей лет-то…

– Лешенька, а сколько? Двенадцать? Через год она станет женщиной, еще через два – матерью, у восточных женщин это быстро. И не захочет трона для своих детей? И власти той, кто стоит за троном, – для себя? Ее так воспитали. Мы ставим на первое место нашу родину, наш народ, а У Шан? Себя, и только себя.

Рефреном прозвучало – вспомни Османов. У них закат империи начался с того же самого. Великолепная Роксолана, власть… и каковы потомки?

– Хм-м-м… Что ты предлагаешь?

– Воспитать не удастся. Вряд ли.

– По возрасту?

– По сложившимся убеждениям. Человек никогда не откажется от идеи, что он стоит над всеми. Слишком приятно это выглядит и звучит. Я, конечно, попытаюсь, но без серьезной ломки тут ничего не получится.

– Попробуй, Сонечка. А пока – твои предложения?

– Противозачаточные средства. В обязательном рационе.

– На кухне распорядишься?

– Да. Начнем с этого – и продолжим, помолясь. Евнухов вернуть на родину, объяснив, что у нас они остаться могут, но только в монастыре. И подальше, где-нибудь в районе Архангельска. Еще скопцов в Кремле нам не хватало! Ее служанок отправить куда-нибудь, окружить девчонку своими людьми. Чтобы не плела интриг. Письма вскрывать, сам понимаешь…

– Не жестко? Ты вообще малышку не переоцениваешь? Соплячка ведь, а ты словно к войне готовишься?

Софья задавила ехидное фырканье усилием воли.

Милый братик, я вообще в три года с тобой работать начала. Да, я случай особый, но меня, в отличие от У Шан, не мотивировали так жестко на власть. А для нее это – воздух.

– Лешенька, а сколько нам было, когда Долгоруков…

Напоминание подействовало. Алексей медленно кивнул.

– Да, Соня. Действуй. Феде скажем?

– Поговорить с ним надо. Но не до конца. Все-таки это его жена… будет.

– Найди ему кого-нибудь?

Софья уже перебрала в уме картотеку. Федю она, конечно, тоже девственником не оставила, еще год назад им заинтересовалась милая девушка Федора, но раньше у девушек не было задания привязать царевича к себе. Наоборот, многое оставляли для жены. Сейчас же…

Она знает, кто ему нравится, какой тип женщин. Вот и пусть у него будут и жена, и любовница. Две семьи. Одна явная, а вторая тайная. И дети будут сначала в тайной семье.

Цинично?

А наплевать.

Особенной любовью к своему семейству Софья так и не прониклась. Ради Алексея она бы кого угодно зубами загрызла, ради своего обожаемого Ванечки Морозова – тоже, но и только. Остальные Романовы рассматривались как удобный и удачный ресурс. Их можно было холить, лелеять, ценить, учить… любить?

В рамках симпатии.

Жив – хорошо. Умрет – жалко. Не больше и не меньше. Инструмент для использования, и чем меньше они об этом подозревают, тем для них же лучше.

Иногда Софья задумывалась, чудовище она или нет. Но чаще приходила к выводу, что чудовище – штука полезная. Главное, чтобы кормили вовремя и натравливали на кого надо. А остальное – к попам. Они любой грех отпустят, работа такая.

Так что Алексей Алексеевич получил нежную улыбку.

– Какой же ты умный, Алешенька. Я завтра же займусь.

Судя по улыбке брата, он тоже так считал. Конечно умный. Глупые цари в соборе лежат. Ровненько…

* * *

Илона говорила и улыбалась. Спокойно и загадочно, словно древняя икона. Имре Текели ушам своим не верил.

– Да, я выйду за вас замуж, Имре. Это будет взаимовыгодный договор. Вы получаете мою полную поддержку в том случае, если сами поддержите русского государя. Хотя вы и так хотели это сделать.

– Д-да.

– Наша земля должна быть свободной. Мои прадеды всю жизнь для этого отдали, отец голову сложил, мать… – Илона махнула рукой. Не было на земле венгерской того, кто не осведомлен о доблести рода Зринских, но напомнить стоило, ох как стоило.

Не Имре ей честь оказывает – она ему руку протягивает. С такой женой, как она, с поддержкой родов Ракоци, Батори, Зриньи… горы свернуть можно. Вот и пусть сворачивает их…

Для ее сына.

Ради маленького Ферека Илона убьет, украдет, головой в петлю влезет.

И – да. Более детей у нее не будет. О чем ее будущему мужу, будь он хоть листовым золотом покрыт в три слоя, знать не обязательно. Первым был у нее Ференц Ракоци – единственным в сердце и останется.

А еще Имре не знал о том, что обдумывала Илона. Русский государь намекнул, что лучшие узы – брачные. И у него есть и брат подходящего возраста, и сестра. Равно его устроят и Ференц, и Юлиана, когда войдут в возраст. Но лет пять у княгини есть подумать.

Илона собиралась серьезно подумать.

Отдать дочь на Русь?

Возможно.

Сыну невесту взять?

Правитель, которого русский государь поддерживает, – это сила. Вот Михайло Корибут женился на сестре русского государя, так Алексей Алексеевич ему и войну выиграть помог, и потом, когда Крым воевать пригласил, поляки без добычи не остались.

Домой довольные вернулись, телеги добра привезли.

Ферек или Юлиана?

Юлиана или Ферек?

И то и другое было одинаково привлекательно. Но это потом, потом… Хоть и была Илона женщиной, но сейчас надобно было стать в первую очередь княгиней.

– Сулейман идет на нашу землю с громадным войском. Что вы хотите сделать?

– Поеду к нему. Поклонюсь в ноги.

– Мы пропустим его через наши земли.

– Да. Я помогу провизией, помогу людьми, коли понадобится, но взамен – когда они завоюют эти земли, пусть признают наше право! Это наша земля! И она должна быть свободна! Достаточно нас угнетали императоры!

Илона только вздохнула про себя.

Мальчишка, какой же мальчишка… Пусть так! Сколько раз она видела эти же огни в глазах своего мужа? Сколько раз молилась, протирая коленями пол в часовне? Спасти, сохранить… Не уберегла.

Постараемся уберечь этого.

Пусть живет Имре, чтобы смог жить Ферек.

Илона и не знала, сколь хороша была в этот момент. Тяжелые черные косы, синие тени под темными громадными глазами, нежные губы – и не скажешь, что четвертый десяток разменяла эта красивая и потрясающе сильная женщина. И Имре сейчас смотрел на нее не только как на союзника.

Не было у Текели недостатка в женщинах. Пальцами щелкни – любая прибежит. Но не эта.

И ворочалось в глубине души нечто новое… Не только союзника он видел в Илоне. Еще и красавицу, которую хотел бы видеть рядом. Своей видеть. Черные волосы, разметавшиеся по своей подушке, рукой гладить, губы нежные целовать, в глазах огонь зрить…

Только вот кто он, а кто она?

Пусть он Текели, да ее-то кровь благородней и древнее. И все же…

Почему бы и не попытаться?

Он ни к чему ее принуждать не будет, не насильник. Но рано или поздно она к нему сама придет. Он подождет. Он терпеливый…

* * *

Татьяна встала перед иконой на колени, перекрестилась быстро, двоеперстно, как привыкла. Хотя кто б ее за то ругал? Добрые девушки в приюте так и объяснили: Бог-то остался, а вот как молиться ему… ну, пока решаем, как правильно, да единый канон вводим – вот отсюда и потрясения. А ты, главное, верь.

Ему-то, поди, все равно, сколь часто кланяются, он нас все равно любит. Все мы дети и внуки его, все от его крови, от Адама и Евы – неуж он на нашу глупость разгневается?

Татьяна и верила, что не разгневается.

Освободили ж ее из плена? И от плохого брака отговорили. И мужа нашли хорошего… Вот и благодарила она сейчас Бога за все. И искренне просила здоровья для царской семьи. А для кого ж еще?

Кабы не пошел Алексей Алексеевич войной на Крым!

Кабы не подумала добрая царевна Ирина о тех, кто возвращаться будет!

Кабы не учила царевна Софья девушек, чтобы они помогали…

Кабы не затеял государь-батюшка строить Канал… так случайно она и с Кириллом познакомилась. Только-только тогда от боли сердечной отошла. Ефима от нее прогнали.

Таня аж поежилась, вспомнив, как гневался тот, когда отказала она. А потом улыбнулась краешками губ. Пусть и неприятно вспоминать, но и… есть за что собой гордиться!

После памятного разговора с Ксенией пришла она к той второй раз через два дня. Подумав. И решила отказать Ефиму, да боялась. Плен – он ведь даром не проходит… привыкаешь бояться.

Тогда-то Ксения и предложила: мол, ты с ним говори, а я рядом спрячусь. Верь мне, одну не оставлю. Таня и поговорила. Честно спросила про жену, про детей… и где по молчанию, где по взгляду поняла – верно все.

Не лгали ей.

Не она Ефиму нужна, не Танюшка со светлыми косами, а пара крепких рук да детородное чрево. И как жить тогда?

В плену быстро приучаешься видеть, что у кого на уме, малейший наклон головы подмечаешь, малейшую тень в глазах – от того и жизнь твоя зависит.

Ефим, конечно, бушевал. Ногами топал, ругался грязно, объяснял, что никто ее более не возьмет, он и то ей милость оказал, но тут уж Таня тоже озлилась. И объяснила, что Христос блудницей не побрезговал. А она не блудница, да и Ефим не Христос.

Вот!

Кто знает, что бы сделал озленный мужчина, не прибудь на подмогу Ксения. Ровно мимо проходила, дверью стукнула, обернувшегося крикуна гневным взглядом обожгла, да таким, что мигом заледенел жених неудавшийся. Спросила, надобен ли Тане более этот разговор, – и увела. А Ефиму холодно заметила, дескать, любой, кто оскорбляет женщину, лишний раз доказывает, что он не мужчина.

Больше Таня Ефима не видела – и век бы не видеть!

А спустя месяц заторопилась из монастыря куда-то и ее подружка Ксения. Вот тогда Таня и набралась храбрости. Попросилась с ней, хоть бы и служанкой, а Ксения возьми да и согласись.

Таня не знала, что это решение обдумывали несколько царевниных девушек. И что согласились все. Надо было брать таких Танюшек в новую для них жизнь, надо приучать к людям. А пока серьезных заданий от царевны не предвиделось, можно и потренироваться.

На кого чаще всего внимания не обращают?

Да на слуг.

Кого не стесняются, не видят, о ком не задумываются?

Царевна своим девушкам сотни раз о том говорила – и Ксения такой ошибки не совершала.

Татьяна была ее глазами, ее голосом и разглашала только то, что выгодно было Ксении. К тому ж девушка была красива и неглупа. Рано или поздно Ксюша отпустит ее замуж. И ее муж, семья будут благодарны государю.

Мало?

Так это капля в море. Здесь капля, там брызги, и наберется уже озеро. А из озер выходят реки, чтобы прийти к морю. Не бывать на Руси тем, кто царем недоволен. Не бывать бунтам! Это их дом, они тут живут… кому понравится, когда бардак в доме?

Ну да это дела государственные, а для Танюшки важнее, что Ксению отправили на Канал. Съездить да кому-то письмецо передать.

Вот, пока ехали, и разговорилась Таня с веселым парнем. Кирилл так и объяснил. Он хоть и из купеческих детей, да младший из восьми. Либо на побегушках у братьев быть, либо свое дело начинать, а только не приспособлен он к торговле. Думал, куда податься, и решил.

Почему бы и не Канал?

Отработает здесь три года, дом получит, на землю осядет – и сделает то, что хотел. Постоялый двор откроет. И – да, коли Танюшка согласится с ним быть, лучшего ему и не надобно будет.

Ксения об этих планах быстро узнала. Переговорила с Кириллом, подумала – и пообещала Тане поговорить еще кое с кем. Пусть сразу строится. Она ему грамотку от царя добудет. Но заезжать в гости будет. И коли узнает, что Танюшку в чем обижают…

Кирилл даже не обиделся тогда. Только рассмеялся. Мол, чаще заезжайте, а то детишкам крестная мама понадобится.

Вот тогда и поняла Таня, что улыбнулось над ней солнышко. И молилась сейчас за всех и сразу. А когда перекрестилась последний раз, повернула голову и обнаружила чуть позади себя Ксению, которая тоже молилась. И крестилась пусть тремя пальцами, да разве важно то? Важна душа человеческая да вера в Бога. Остальное же от Лукавого.

Заговорили подруги только на выходе из церкви.

– Ну как, готова? Завтра уже замужней вечер встретишь.

– Ох, Ксюшенька, волнуюсь я…

– А не надобно волноваться. Кирилл знает все, это не Ефим. Да, у него ни кола ни двора, ну так поможем, чем можем. Главное, что любит он тебя – и вот такую как есть принял. И обижать не будет, у меня глаз наметан.

– А коли не разрешат ему…

– Разрешат. Постоялый двор держать дело сложное, не каждому под силу. А вот он справится. Деньгами на первых порах поможем, потом отдаст…

– Ксюша… ведь есть у меня деньги.

Рука подруги крепко сжала плечо Татьяны.

– Забудь о том. Поняла?

Таня кивнула. Ксения жестко смотрела ей в глаза.

– Это – твое. На крайний случай, на черный день, на детей… коли твой мужчина тебя обеспечить не сможет – не надобен такой. И знать ему о твоих деньгах ни к чему. Не для того ты из Крыма их везла, берегла, прятала…

Таня аж задохнулась от удивления.

– Ты знала?!

Ксения лишь пожала плечами:

– И что?

– И меня не выгнали?!

Не отняли деньги, не сказали устраивать свою жизнь самой, не… таких «не» набиралось очень много. А выходило так, что Тане позволили иметь свои тайны – и даже не сочли нужным указать на ложь.

– Танечка, ты свободный человек. Почему ты должна делиться с теми, кто пока не заслужил твоего доверия? Мы же не родные, вот и не лезли в чужую душу. Ты должна была решить, кто мы тебе.

Таня несколько минут молчала. А потом крепко-крепко обняла Ксению.

– Родная ты мне. Сестра…

Ксения успокаивала девушку, гладя по светлым косам. И вовсе даже она не плакала. Ни капельки.

Все у этой Танечки будет хорошо. Поженятся они с Кириллом, трактир держать будут, детей нарожают. А она к ним будет заезжать, крестной матерью деткам станет – и каждый раз об одном и том же думать будет.

Сколько по Руси таких Танечек?!

Сколько тех, кому войны жизнь изуродовали?! Плен, издевательства…

Вот так и поймешь, что никакую цену заплатить не жалко, лишь бы не было на Руси более такого зла.

* * *

Педру смотрел на письмо русского государя. И невольно сравнивал его с письмом Виктора Савойского. И как-то…

Пусть первый и православный, то есть почти нехристь, пусть второй и католик. Первый за тридевять земель отсюда, второй рядом… И что?!

А все равно сравнение не в пользу Виктора!

От того пока еще никакой пользы, кроме отговорок, не было. А русский государь прямым текстом писал, что на Руси есть то, что необходимо Педру. Дерево для строительства кораблей, лен, пенька… можно строить корабли прямо там, на месте. А вот матросов не хватает. Но ежели они породнятся, то это можно будет решить келейно?

Одно величество строит корабли, второе (пусть пока еще не величество, но не важно, на ком корона, важно, у кого власть) предоставляет команды плюс обучает русских моряков. У Португалии есть колонии, а у Руси – средства, которые помогут их удержать.

Да и помолвка пока не брак. Пусть Иван приедет в Португалию, познакомится с будущим тестем? А потом Изабелла на Русь, познакомится с родней.

Где они будут жить?

Ежели в Португалии, то вот тут его величество настаивает на своих людях в окружении обоих. Слишком часты эпидемии, и ему совершенно не хочется терять близких. Если на Руси… тут и вовсе говорить не о чем.

Сам себе Педру мог признаться: предложения крайне привлекательны. Опасно, конечно, но… может, рискнуть?

Согласиться?

А с Леопольда тоже потребовать… да уж найдется, что именно.

Пусть Португалия и независима уж сколько лет, а все одно – династия Браганса… нет! Не второго сорта! Но ей-ей, не посмел бы Савойский такие номера с Эскуриалом откалывать!

Может, и согласиться?

А мальчишка пусть приедет. Посмотрим на него, подумаем… глядишь, ежели он в католичество перейдет… ну, это надо с падре поговорить.

Да!

Иезуиты!

Орден, который мало кто одобрял, но отрицать их силу не стоило.

Надо поговорить с падре Мигелем. Про кровавую русскую царевну только глухой не слышал – и то догадывался. И Педру вовсе не хотелось спровоцировать виток войны, ежели мальчишку тут отравят или еще что. Надо, надо поговорить, и коли Святой Престол не против, так может, и…

А Леопольд пусть поработает.

Педру зловредно ухмыльнулся. Почему-то в Португалии очень не любили Священную Римскую Империю.

Странно, с чего бы это?

* * *

– Ваня, ты не хочешь съездить в Португалию?

Мальчишка с изумлением поглядел на брата.

– Зачем?

– За невестой.

– Что?!

– Вот, погляди на портрет!

Иван Алексеевич послушно оглядел миниатюру. Ну… что тут скажешь?

Если художник польстил – девчонка симпатичная. Если нет – она просто красавица.

Алексей Алексеевич угадал мысли брата.

– Это наш человек рисовал. Так что не приукрашено.

– Красивая.

– Вот. К тому же принцесса. Наследница Португальская.

– Так сам бы на ней и женился!

Ну, сначала мальчишка обязательно отпихиваться будет, чай не щенок – принцесса. Но были у Алексея аргументы, были.

– Вань, ты подумай. Куда я с Руси? Мне ее не отдадут, им консорт нужен.

– Приживал, в смысле? Не поеду.

– Балбес. Ты что думаешь – я бы так с братом поступил?

– Если государственная необходимость диктует – еще как!

С первого взгляда крыть было нечем. Но Алексей улыбнулся – и выложил на стол еще один портрет.

– А это моя невеста.

Ульрика-Элеонора понравилась Ивану куда как меньше.

– Ну и… цапля.

И верно, мосластая, длинноносая…

– А выхода у меня нет. Приедет – женюсь. Тебе же принцессу предлагают, а ты кобенишься. Да симпатичную, неглупую, может, и королеву в перспективе. Не вы, так ваши дети в Португалии сесть могут.

– Да не хочу я никуда ехать! Я на Руси жить хочу, наукой заниматься, Лешка, ты хоть знаешь, что мы тут с сэром Исаком придумали?

– Узнаю, когда доделаете.

– А до той поры тебя ничего не интересует?

– Благо Руси. Тебя оно не интересует? Нравится быть царевичем? Вкусно есть, мягко спать, заниматься наукой, делать что захочешь? Так изволь отрабатывать. Не просто так тебе все дано, в нагрузку еще и венец приложен. Пусть царевичев, так я от тебя и не требую, сколько от себя!

– Требуешь… Только бы приживала из меня сделать!

В синих романовских глазах стояли слезы, но жестокий Алексей только брату по лбу и постучал.

– Ванька, что за чушь ты несешь? Консорт – не приживалка. Ты таким же правителем будешь.

– Только ночным.

– Научили тебя думать на свою голову.

– Прикажешь горшком притвориться?

– Нет, подумать в другую сторону. Португалия нам как союзник жизненно необходима.

– Прямо уж?

– У них есть то, что нужно нам. Моряки, колонии, опыт, связи.

– У нас их мало?

– Столько мы пока не наработали.

– Лешка, а может…

– Вань, уши надеру. Как в детстве.

Иван пожал плечами, понимая, что слезами и соплями толку не добьешься, надо приводить логические доводы, а их-то и не было. Угроза была серьезная, но…

– Чего ты от меня хочешь?

– Помолвки с Изабеллой. Едешь в Португалию, производишь хорошее впечатление, уговариваешь девчонку и ее отца. Мне нужно, чтобы вы жили на два дома. И здесь – и там.

– А мое мнение тебя не интересует?

– Более чем интересует. На тебя будет возложена еще одна обязанность. Сейчас многие ученые подвергаются гонениям из-за своей веры. На Руси же…

– Ты хочешь…

– Чтобы ты их приглашал к нам. Жить, работать, учить других. Сможешь?

– Да.

– Это не так просто. Надо ведь разобраться, кто действительно знает и желает заниматься наукой, а кто… лжеученый. Правда сможешь?

Ваня пожал плечами.

Сможет ли?

– Надо попробовать.

– Вот так к этому и относись. Ты едешь не ради девчонки, а ради науки. Ну и заодно уж…

– Лешка, хорошо, что ты – государь.

– Поменяемся? И местами, и невестами?

Ответ Ивана был точно не научным. Зато – от всей души.

* * *

– Какими силами мы располагаем?

Алексей посмотрел на сестру.

– Так. Ну, казаки у нас сейчас в Сибири. Двадцать тысяч мы отправили на помощь Леопольду. Еще двадцать тысяч сейчас в Крыму. Значит, где-то еще тысяч пятнадцать-двадцать можно выдернуть без ущерба для Руси.

– С чем я останусь на Москве?

– Тысяч пять тут будет. Стрельцов я всех заберу с собой, бунтовать будет некому.

– Обрадовал. Ты ж и Ваню заберешь. А мне тогда спать вовсе не придется.

– Соня, ты же знаешь…

Знала. Слишком хорошо парни дополняли друг друга. Горячий и подвижный Алексей – и спокойный рассудительный Ванечка. И хотела бы оставить мужа дома, да не выйдет. Сам не останется. Друзья…

Замысел у Алексея Алексеевича был прост.

Сейчас Дания сражается со Швецией.

Ну и почему бы не помочь хорошему делу? Коли с одной стороны датчане ударят, а с другой Русь подключится – не сносить шведам головы. У него, у Алексея, оправдание – он невесту себе отвоевывает, мировая общественность поймет и одобрит.

А он себе под шумок оторвет выход к морю. А то и финнов потеснит – и неплохо так потеснит. Что он теряет?