Открыв утром глаза, Степан увидел свет – яркий свет раннего утра. Палата была чистой и пустой. Странно: он не видел свою фею, не слышал её голос, но не испугался и не удивился. Он как-то чувствовал себя сегодня иначе, видел светлое солнечное утро и был ему рад – рад как никогда.
Степан лежал и думал. Думал о своей новой жизни. Она всплывала у него в голове, рисуя новые картины, новые эпизоды, новые действия. Ему очень хотелось встать, встать и пойти – нет, побежать. Побежать туда – к вокзалу. Он скучал, любил и волновался, но пойти он хотел совсем не в ожидании одного глотка горячей водки, а чтоб увидеть их всех. Собрать их, посадить в тесный круг вокруг Клюшкиного огня и рассказать им свою историю, полную жизни и любви. Ему хотелось сказать им всем, что он их любит, что они ему нужны, что он обязательно сделает всё, чтоб спасти их, чтоб они могли жить. Жить так же хорошо, как жили когда-то, и даже лучше, так как теперь они не будут совершать тех ошибок, что совершали раньше. Они знают, к чему ведут их ошибки. Степан впервые знал, он был просто уверен, что они ему поверят и пойдут за ним, пойдут туда, куда он их позовёт.
Из коридора донеслись голоса. Степан уже знал, что это время – время обхода. Голоса стихли, а в палату вошли пятеро молодых людей и его врач – маленький сухой старичок. В отпуск он так и не уехал. Бормотал себе под нос, что все они тут без него просто помрут и нужны они только ему и никому больше. Он часто ругал их, часто жалел.
Один из докторов задал вопрос:
– Семёныч, он жить будет или всё спит?
Семеныч, к великому удивлению даже Степана, сказал, что сегодня он планирует снять гипс Степану. Так долго никто ещё не лежал загипсованным, и его он так продержал чисто интуитивно, что-то подсказало ему тогда, что так будет лучше. А посоветоваться ему было не с кем, так как Степан был бомжом и не имел родни.
– Ну ладно
Всем было глубоко наплевать, снимут гипс Степану или будет он лежать в нём до конца жизни. Врачи поставили какие-то галочки в своих тетрадях и молча вышли. Прошло некоторое время, и в дверях появился Сергей.
– Я пришёл, как ты?
– Хорошо, – ответил Степан. Его фея находилась недалеко от него, она, как всегда, сидела на краю кровати и вела с ним речь о прекрасном спокойном будущем. Она рассказывала ему о Боге и жизни с Богом, рассказала ему об Иисусе и святых, рассказала об их нелёгких судьбах на Земле.
– Ну как ты? Ты не забыл о нашем пари, или у тебя была очередная горячка?
Степан с уверенностью, как будто ждал этого вопроса, сказал:
– Нет, не забыл. Я готов, готов начать прямо сейчас.
– Сейчас? Да ты с ума сошёл или вообще в него не входил отродясь? Что ты можешь сейчас? Ты стоять и то, наверное, не можешь без чей-то поддержки.
– А я один стоять и не буду, я имею поддержку – и сильную поддержку – со стороны.
– И кто это? Кто тебя поддержит? Ты что, совсем сбрендил? Кому ты нужен, ты же бомж! Ты не забыл? Или я тебе последние мозги вышиб своим джипом?
– Нет, не забыл. Я, в первую очередь, – человек, а поддержат меня Бог и мой ангел-хранитель.
– Ну крыша поехала точно. Бог, ангел… поддержут, ещё раз поддержут. Ладно, как знаешь, но пари мы заключили, а я – человек слова. Вот тебе деньги, а ты мне – бизнесмена через пять лет. Крепкого, уверенного в себе и в своём деле бизнесмена.
Сергей бросил на кровать пачек семь зелёненьких купюр, телефон и паспорт. А также пакет, в котором виднелись новые туфли и два свёртка с одеждой.
– Я тут кое-что для тебя сделал, пока ты в больнице валялся: паспорт, долги за квартиру и за свет заплатил. Там всё в порядке.
– Спасибо, – сказал Степан
– Не благодари меня, это часть нашего пари. Я благотворительностью не занимаюсь – это не в моих правилах. Я считаю, что человек должен надеяться только на самого себя, как я, – и тогда он многого добьётся. Ну да ладно, разговорился что-то я. В телефоне забит мой номер. Меня зовут Сергей. Когда нужна будет реальная помощь – звони. Только по делу звони, я приеду через полчаса. Ты знаешь, езжу я быстро.
Сергей ухмыльнулся и повернул влево, хлопнув Степана по плечу, пошёл в сторону дверей.
– Может, тебя подвести? – замедлив шаг, спросил Сергей.
– Нет, я сам. Давно не был на улице, мне надо оглядеться и прогуляться.
– Ну как знаешь, – Сергей, о чём-то размышляя, скрылся за дверью.
Степан недолго думая развернул пакеты, взял в руки чёрные джинсы и поднёс их к лицу. Как давно, а может, никогда, он не вдыхал в себя этот запах – запах простого живого материала, пролежавшего на прилавке магазина. «Как много в жизни мы не замечаем и пропускаем мимо своего сознания, – подумал Степан. – Как много я не знал и не видел в своей жизни. И жил ли я вообще?»
Выйдя из палаты, Степан отправился прямо по коридору. Он без труда нашёл кабинет Семеныча, так как больницы были все однотипные. Где-где, а в больницах ему приходилось бывать очень часто – когда его братков, полуживых, истекающих кровью, они приносили вперёд ногами, открывая ногами двери, требуя немедленно спасти их, бросая на стол пачки денег. Жизнь Степана неслась ураганом, она была шумной, яркой, как ему казалось, и насыщенной – крутой, одним словом. Войдя в кабинет Семеныча, Степан тихо произнёс:
– Я ухожу, спасибо вам за всё. Вы помогли мне начать всё с нуля, и вас я буду помнить всегда.
Семеныч так был удивлён, что не мог произнести ни слова. Он только от изумления поднял свои очки на лоб, откинувшись на спинку стула.
– Рентген, ещё надо сделать рентген, – тихо произнёс он.
– Нет, я был многие годы как собака. На мне и зажило всё как на собаке. Слава Богу, это не мной придумано.
Степан не удивился, что при первых своих разговорах за последние три месяца он часто упоминал Бога.
– Ну как знаешь, лучше, конечно, провести полное обследование.
– Нет, у меня мало времени, мне надо так много успеть в своей жизни. Меня ждут люди, я должен им помочь.
Степан был уверен, что его ждут, мучаются и ждут, и тянуть он не мог. Он считал, что не торопиться – это преступление. Степан повернулся и ушёл.
– Я к вам ещё зайду, я не прощаюсь. Храни вас Бог.
Семеныч так и остался сидеть в кресле. Он долго не мог понять, что всё же произошло, так как за свои семьдесят пять лет он видел многое, но такого не видел точно.
Степан, вымывшись и одевшись, подошёл к зеркалу. Сколько лет он не видел себя! На него смотрел какой-то мужчина, абсолютно не знакомый ему. Он не знал его, но знал, что это – он. Он – новый Степан, с разумом и душой, с любовью к своёму ангелу, к своим ближним и своей долгой плодотворной жизни. Он знал, что никогда не отречётся от Бога, от ангела и от себя, что он никогда больше не бросит их и не предаст. Он твёрдо верил, что сможет помочь всем, кого пошлёт ему Бог.
– Я люблю тебя, жизнь! – сказал Степан, глядя себе в глаза. – Я люблю тебя такой, какая ты есть. Я никогда не брошу тебя и не отрекусь от тебя, какой бы ты ни была. Но я знаю: всё будет хорошо. Я сделаю так, что всё будет хорошо. Ангел мой, пошли со мной, – сказал Степан и закрыл дверь в пустую палату.
Глава 12
Степан нажал на тормоз, заглушив мотор. Он не вышел из машины, а просто открыл дверь. Солнце было ясным, а вокруг голосисто пели птицы. Это было любимое место Степана. Он часто приезжал сюда, чтоб просто посидеть, подумать и иногда уйти в прошлое. Сегодня всё было как всегда. Он устремил свой взгляд в далёкое пространство, где небо сливалось с водой. Это был высокий холм на берегу просторной реки, входящей в залив.
Он вспомнил тот день, когда последний раз видел свою Ольгу. После очередных дел он заехал домой. Как он теперь вспоминал, тогда он всё реже и реже появлялся там, желание возвращаться туда к тому времени совсем угасло. Делал он это через силу, чтоб завезти им бабло, как он выражался, и посмотреть, не завела ли она себе там «таракана». В том, что он так редко бывал дома, Степан всегда винил Ольгу. Обвинял её в том, что она стала несносной стервой, которую выдержит только урод или дебил. Открыв дверь, Степан, не снимая обуви, прошёл в гостиную. Он вообще не имел привычки снимать её когда-либо, только когда спал – и то не всегда. Он как-то шутил: «Боец должен быть наготове».
Ольга сидела в кресле, как-то сжавшись, подобрав под себя ноги. Степан бросил взгляд в её сторону и почувствовал (или увидел) страх и гнев, смешанный с ужасом, в её глазах.
– У тебя что, крыша поехала? – резко крикнул он. Она молчала. – Что молчишь! Я спрашиваю, совсем одурела? Чего тебе не хватает? – начал уже орать Степан. – Чего, спрашиваю, тебе не хватает?
Он полез в карман и достал три пачки денег, бросил их на кресло, где сидела Ольга.
– На, купи рыжья, сходи к подругам, съезди куда-нибудь, в конце концов! Или ты так и будешь сидеть, как остолоп, с выпученными глазами?
– Я боюсь, – сказала тихо Ольга.
– Чего ты боишься? Ты – зажравшаяся испорченная стерва. Я ещё раз спрашиваю, чего тебе не хватает? У тебя есть всё: машина, квартира, деньги, положение. Ты живёшь, как английская королева, и ходишь вся в моих шелках, брильянтах. Тебе кобеля надо? Я приведу тебе его. Ты, сука, снова меня разозлила, я не хочу и не могу тебя видеть. Ты всегда чем-то недовольна. Я устал, я не знаю, что тебе надо. Дел-то у тебя – детей моих растить, да и то это делают парашки. Мало? Я найму ещё одну! – Степан резко толкнул ногой стул, и он пролетел по комнате в сторону Ольги.
– У меня будет ребёнок, я не знаю, что делать. Тебя нет – и я не знаю, оставить его или нет.
– Как это – оставить или нет? Мой ребёнок должен жить. Этот тупой вопрос могла бы мне не задавать, это не обсуждается. Я найму няню, а ты можешь валить за бугор, косточки погреть, после того как он родится. И почему ты опять создала трагедию из ничего? Я просил тебя, я говорил тебе, чтоб я не видел больше этого выражения лица. Сука! – Степан резко повернулся и захлопнул за собой дверь…
Слёзы навернулись на его глаза, но тут же он почувствовал тепло своей спасительницы.
– Не грусти и не вини себя ни в чём. Ты был слеп, ты не знал, что это больно, ты не понимал Ольгу. А теперь не вини себя и не жалей её, она уже там, где ей хорошо. Её жизнь была короткой, но она снова придёт на Землю, в другом лице, и судьба её станет намного проще. Это было её испытанием и расплатой за то, что когда она выбирала тебя, она тоже не видела тебя, не знала твою душу. Ей нужны были деньги и гламур, она его получила – это ты дал ей сполна. Но время и жизнь показали ей, что, имея деньги и вещи-тряпки, нельзя получить счастье. Счастье состоит не в этом, оно возможно с этим, но не в этом. Ты не должен держать в душе тоску и печаль, иначе для радости в твоей душе не будет места. Посмотри, как красиво и хорошо вокруг, послушай, как поют птицы. Ты жив, а это прекрасно. Ты можешь видеть и слышать. Это у тебя долгая жизнь – и у тебя есть время показать это другим. Отдыхай и набирайся сил, они тебе нужны, чтобы раздать их другим.
Степан закрыл глаза и уснул. Когда он проснулся, было уже темно. Звуки тишины наполнили его душу, тело. Он чувствовал лёгкость и свободу.
Выйдя из машины, он встал на колени и произнёс молитву Оптинских старцев. Он часто приезжал на это место, чтоб произнести именно эту молитву. Она давала ему сил и помогала во всём и всегда. Он нашёл её на клочке бумаги, который принёс ветер к кусту, у которого остановился Степан, выйдя из больницы. Тогда он поднял скомканный лист бумаги, прочёл его и поблагодарил своего ангела. Он знал, что именно она подвела его к этому месту, где лежал и ждал его этот смятый маленький лист, который вместил в себя целую бесстрашную жизнь Степана. Он читал её и читал, может, пять, может, десять раз. С этого момента он знал её наизусть, так же, как будто жил с ней всю свою жизнь, с самого рождения. Покинув в тот день больницу, Степан самой короткой дорогой направился к вокзалу. Он зашёл в ближайший магазин, купил еды, водки и много яблок, сока. Взял с собой молодого таджика, чтоб тот помог ему донести все подарки, так как сам он был слишком слаб.
Степан подошёл к огоньку Клюшки. Раньше он казался ему большим горячим, чуть ли не праздничным костром в сказочном прекрасном доме, а сегодня он увидел его в реальном свете. Маленький тлеющий костерок и пара серых грязных бомжей, на которых жалко и страшно было смотреть. Клюшка была дома, если её логово можно было назвать домом. Но брезгливости и отвращения Степан не испытал. Он, согнувшись, почти заполз в её халабуду, находящуюся за вокзалом. Бомжи в изумлении повернулись, так как посторонние к ним без приглашения не приходили. Там могли находиться только те, кто знал этот дом, или те, кого притащила Клюшка. С этого логова и начиналась жизнь всех бомжей, вступивших в их семейку. Они знали всех в лицо и знали друг о друге всё. Для них было очень важным, чтоб они не завели себе там врага в виде агрессора, так как защищаться в логове у них не было сил. Они здесь спали, болели, веселились, говорили по душам и строили планы, чтоб выжить.
Степан, отпустив таджика, низко поклонился и сказал:
– Мир вашему дому, я – Степан.
Но это не изменило ситуацию, они как были непонятно напряжёнными, так и остались, ничего не промолвив.
– Я – Степан, – ещё раз повторил Степан.
– Какой Степан и что нам за дело до тебя? – сказала Клюшка. Но орать она не стала, опустив глаза на две больших китайских сумки, откуда доносились запахи пищи. Она понимала, что этот Буратино – не пустой барабан, и им, может, что-нибудь перепадёт, если она проявит свою ловкость, сноровку и ум.
– Я – Степан, бомж. Вы не помните меня?
– Какой «Степан-бомж», ты что? У нас был один Степан. Да, царство ему небесное. Три месяца назад он попал под колёса машины и отправился в небеса необетованные, куда, к нашему сожалению, нам дорога закрыта, – с какой-то грустью и сожалением сказала Клюшка. Бомжи знали всё о всех, и то, что Степана размазали по асфальту, было известно всем без исключения уже тем же вечером. Клюшка даже помнила, что они устроили ему какие-никакие поминки.
– Да я и есть тот Степан, я остался жив.
– Но… – в это Клюшка даже спящая не поверила бы. Что этот высокий коренастый, правда, исхудавший и бледный, парень был вчера бомжом. Тем Степаном, что валялся всегда где попало, так как он уже не мог жить, даже бомжом. Они ещё во время поминок, перекрестившись, сказали: «Царство ему небесное – и это всё к лучшему. Сегодня-завтра – он бы всё равно скоро отдал Богу душу. А так даже хорошо, смерть – быстрая и лёгкая. Не мучился и не умирал, как чёрный Слон, у которого гнило всё тело года два и он с этим жил, а потом даже спиртным не мог заглушить боль и умирал с мычанием и стонами. Да и не только Слон. Сколько было на памяти Клюшки за эти пятнадцать лет, что она прожила среди них! Скольким она вливала в рот водки в надежде, что они зачихают, закашляют и начнут дышать.
– Я не умер, меня увезли в больницу и спасли.
– Ну, это вообще из серии сказок. Ты что, развести нас хочешь? Давай говори, что тебе надо, и убирайся.
Долго это продолжалось или нет, но ночью горел костёр, и все бомжт, по Клюшкиному приказанию, были каждый на своём месте. Все сидели вокруг огня – сытые, довольные, в меру пьяные. Степан рассказывал им свою историю, а они внимательно слушали, как заворожённые, боясь пропустить любое его слово – это было чудо, а они все, как оказалось, верили и ждали. Многие верили и ждали. У каждого из них был маленький или большой огонёк в душе, который согревал жившую в ней надежду. Надежда помогала им спать в мороз, в дождь на улице, есть грязную пищу, переносить болезни. Надежда всегда говорила им: бывают чудеса в жизни, и это чудо, возможно, придёт за тобой, придёт, заберёт всю боль и горечь, вернёт простую нормальную жизнь, что станет их счастьем. Им теперь прекрасно виделось и понималось, что дай им любую, самую тяжёлую, судьбу, они бы её вынесли и не сломались, они бы были самыми счастливыми, потому что она есть. Они отдали бы всё за светлую комнату, чистые вещи, белую простынь и очередь в простом магазине. Они знали, что это – счастье, именно счастье. По опыту жизни на улице они без раздумий могли сказать, что такое счастье и что такое несчастье. Теперь каждый из них знал полное определение счастью. Жизнь… простая жизнь… человеческая жизнь – вот оно, человеческое счастье. Любой из них, как им казалось на тот момент, не задумываясь лёг бы под колёса самого страшного автомобиля, летевшего на полной скорости, чтоб хоть на миг очутиться там, где был Степан. Увидеть и познать, что видел и знал Степан.
Когда Степан рассказал всё, не пропуская ни слова, ни мгновения, было уже светло. Они просидели весь вечер, всю ночь, но никто и не думал даже, что можно уснуть. Степан поднялся и сказал:
– Ну всё. Всем спать. А сегодня я приду и расскажу, что я хочу делать дальше. Я буду строить будущее – счастливое будущее, – утвердительно договорил Степан. – А в нём есть все вы. Сейчас всё, ложитесь спать. Пищи и выпить принёс, дня на два. Приду – принесу ещё. Никуда не ходите, поешьте и поспите, наберитесь сил. У нас будет долгий и серьёзный разговор. Вы должны будете принять решение: идти со мной в наше будущее – или дальше прозябать здесь и дохнуть, как дохнут дворовые собаки.
Степан пожал Клюшке руку, как бы прощаясь, и произнёс при этом:
– Я не прощаюсь, я просто хочу сказать тебе и всем вам: спасибо! Именно вы научили меня жить и видеть мир таким, какой он есть на самом деле. Именно вы спасли меня от смерти – смерти моей души. Деньги и роскошь – в жизни человека не главное. Главное в жизни человека – его душа. И только человек, имеющий душу, имеет возможность жить. А насколько богаче его душа, настолько богаче его жизнь, и это богатство, я очень надеюсь, мы приобретём сообща, вместе. Мы – сильные, мы всё вместе сможем, я в это верю и знаю. Всё, я ухожу, но я скоро вернусь.
Глава 13
Вернувшись к себе в квартиру, Степан долго стоял и смотрел на свой матрас. Он – даже он – понять не мог, что это. Если бы его отдали на экспертизу, то самые умные и сообразительные знатоки не смогли бы определить, из чего он всё же состоит. Ну да ладно… Степан подошёл к нему, скрутил, как мог, и понёс на помойку. Шёл он гордо, легко, свободно. Он нёс своё прошлое, нёс, чтоб зашвырнуть его туда, где ему самое место. Он с лёгкостью швырнул матрас так, что тот даже как бы открыл крылья в полёте – так показалось, по крайней мере, Степану. Он представил себя в виде этого матраса. Себя – того, три месяца назад, – чёрного, грязного, пустого, набитого одним дерьмом и пережитками прошлой, страшно грязной жизни.
Прежде чем войти в квартиру, Степан перекрестил дверь, произнёс молитву – уже привычные слова.
– Ангел мой, пошли со мной, – и преступил порог. Войдя в квартиру, Степан сказал: – Я благословляю свой дом и свою жизнь в этом доме. Аминь.
Степан нажал на газ своего серебристого «Форда», и тот полетел со скоростью ветра по лесным дорогам. Следом за ним поднимались клубы пыли, как будто забирая и унося его прошлое.
Утром его ждала важная встреча. Насколько она была важной для него – знал только он. Это была встреча с Сергеем. Сергей часто приезжал к Степану – не для того, чтоб убедиться, что дела идут нормально, а для того чтоб просто отдохнуть, посидеть и поговорить с друзьями. У него появились друзья и отдушина. Он знал, что его всегда там ждут, всегда рады, искренне рады – без масок, без лицемерия и лжи. Он знал: никто не стоит за спиной, а если и стоит, то только для того, чтобы он, как всегда засидевшись поздним вечером, перешедшим плавно в ночь, не чуствал ни холода, ни ветра в их оживлённом бесконечном разговоре.
Клюшка – нет-нет, да поднесёт мягкий плед, чтоб укрыть их, при этом как-то по-матерински бранясь о том, что они совсем со своими делами выжили из ума и не следят за своим здоровьем. А им очень оно важно, так как если что-либо с ними случится и они слягут, то остальным без них не жить. Она даже стукала иногда их по плечу, строго наказывая:
– Не смейте у меня ни болеть, ни умирать.
При этом незаметно ни для кого крестила их и исчезала, так же незаметно, как подходила.
За Степаном пошли все, так как выбора у них не было. Да ещё к тому же он так красиво и сказочно рассказал им про «благоприятное завтра», что они не смогли в это не поверить. В тот же день он купил землю, заказал три вагончика и разбил палатки. Друзья по несчастью собрали свои узлы с пожитками, отнесли на ближайший холм и подожгли своё прошлое, взявшись за руки, дружно сказав:
– Гори синем пламенем наше «худое вчера».
Первое, что они сделали, – построили баню. Один вагончик оборудовали под кухню, два других под спальни, а четвёртый сделали комнатой отдыха, в которой почти во всю стену Степан установил икону Божьей Матери. К ним часто приезжал Семёныч, рекомендуя лекарства и выписывая рецепты, но, как ни странно, никто из них никогда не болел. Все пошли на поправку и восстановление очень быстро, работали легко – с азартом и шутками. Иногда падали, поднимая непосильную ношу, несли – и опять шутили. У них как-то сама по себе получилась большая дружная семья, в которой царило взаимопонимание, уважение и терпение. Каждый занимался своим любимым делом, так как всё, что они делали, было любимым, только по той причине, что они очень любили и ценили свою, созданную своими руками, жизнь. Сергей и Семеныч всегда просто удивлялись их выносливости и хватке. Через полгода Сергей начал хлопотать по восстановлению их личностей и документов – это оказалось самым сложным. Но никто не ныл, не выл, не плакал и не огорчался. Отнеслись к этому терпимо, а деньги и связи, всем известно, в этом мире делают чудеса. Через два года была обработана и засажена вся земля, приносящая хороший урожай. Спустя ещё три года – велось большое хозяйство, у самой дороги стоял небольшой ресторан. Ресторан назвали «Сергей», а приглашённому Сергею ко дню открытия выдали сертификат, который означал, что тот имеет полное право посещать этот ресторан до конца дней своих с неограниченным количеством гостей за счёт заведения. На сертификате стояла гербовая печать с изображением Степана и подписью на пол-листка: «Бизнес-бомж».
Чуть дальше на холме красовалась, как невеста на выданье, церковь – вся белая, светящаяся неистовым светом, и имя ей было – «Ангел». А служил в ней батюшка Степан. Церковь никогда практически не была пустой. Люди ехали и ехали, останавливаясь передохнуть, перекусить и покаяться в грехах.
И Степан с Божьей помощью отпускал им грехи, благословляя их в долгий трудный путь, в счастливую любимую жизнь… Аминь.
За церковью был построен небольшой бассейн, облицованный бутовым камнем, наполнявшийся чистой живой родниковой водой. Вода текла и текла через этот бассейн, омывая и промывая его и всех тех, кто в него опускался. Управлял им и заведовал, как вы, наверное, догадались, конечно, Бассейн. Имя он себе восстановил, вспомнил его, но так он хотел этот бассейн, столько вложил в него сил, умения, любви и тепла, что так и остался Бассейном, со своим бассейном – одним целым.
Что подтолкнуло меня написать эту повесть? Конечно, не чувство долга перед бомжами, хотя будь у меня возможность, я бы не оставила ни одного человека на улице. Кто что испытывает, глядя им в лица, – известно только тем, кто видит их облик и представляет их сущность на Земле: быть никому не нужным в мире, не имея дома, не имея своего угла, где можно просто передохнуть и перевести дыхание, так необходимое каждому из нас, чтоб потом идти дальше.
Быть бомжом – это страшно, но, как показала практика, это не страшней смерти. Люди живут в этих условиях, и мне кажется, что именно они больше всего любят и ценят жизнь. Я не слышала, чтобы среди бомжей был распространён, как холера, суицид, сметающий их с Земли. Я знаю одно: чаще всего бомжами не рождаются, ими становятся. У каждого из них есть богатое прошлое, их судьбы. Взлёты, полёты, падения. Глядя на них, видишь, что они, именно они, принимают жизнь такой, какая она есть, какая осталась, и держатся за неё, держатся из последних сил, стараясь остаться живыми. Конечно, можно услышать фразу: «Сами виноваты, сами докатились до этого». – «Но не суди – и не судим будешь», – слышу я ответ. Нас – миллиарды на Земле, и у каждого своя судьба, со своими подъёмами и падениями. И главное в этой жизни – как мы справимся со своим горем, несчастьем, как переживём его. Пойдём дальше по просторам – или свалимся, скатимся в яму или, ещё хуже, в пропасть. А, насколько мне известно, подняться в гору куда сложней и тяжелей, чем слететь с неё. Скатиться, падать – болезненней, но быстрей. Так вот, я хочу, чтобы все, кто прочтёт эту повесть, всегда помнили: что наша жизнь и наша судьба в наших руках. Чтоб не могло никакое несчастье заставить человека оставаться на дне, когда он упадёт или сорвётся. Я хочу, чтоб каждый упавший обязательно поднялся, а если не получится сразу, то – набрался сил, поднялся и обязательно пошёл дальше. Вперёд – в жизнь, ценя её и любя.