В позе ожившего рисунка из моего детства было что-то театральное, но выглядел этот рисунок очень живописно и колоритно. Картину она создала должным образом и впечатляющую. Движения Гала явно отрабатывала всю жизнь, позируя своему знаменитому мужу.
Смотрела она в далеко далекую даль, жестко поджав узенькие накрашенные губки и почему-то с нескрываемой ледяной иронией в глубоко посаженных, маленьких и уже выцветающих глазках, бывших когда-то карими. Вот у самого Дали глаза были искрящиеся, даже одухотворенные, совсем не старческие, что нельзя было сказать о глазках его супруги.
Легкие, тонкие, тщательно взбитые, но уже реденькие, волосы госпожи Галы окружали нимбом ее лицо. Они казались пересушенными химическим перманентом, хотя это было практически невозможно. Уж такая сеньора знала толк в уходе за собой. Но критичным взглядом женщины я тут же обратила внимание на непропорциональность ее маленького круглого чуть скошенного подбородка по отношению к шее, щедро обмотанной ожерельями. Предполагаю, что это тоже один из приемов скрыть возрастные изменения – именно шея и руки выдают годы женщины. Но если бы я точно не знала, что она гораздо старше своего знаменитого мужа и ей уже за семьдесят, то приняла бы ее, в крайнем случае, за сорокалетнюю, т.е. почти свою одногодку. Она имела тот самый эластичный возраст от 40 до 60, который некоторые женщины умудряются растянуть и до 70-80. Идеальная фигура, тонкая талия, стройные округлые бедра и ноги, походка, осанка – ничто не выдавало в ней ее солидные годы. Ничего подвисающего и старческого. Она имела полное моральное право носить шортики и топики. Алертность ее тела позволяла ей этакий эпатаж…
Хорошо, скажем, при наличии средств, сбалансированного питания, разного рода фитнеса, массажа, пластической хирургии, многочисленной прислуги, в конце концов, можно держать в норме лицо и фигуру. Но кожа? Она действительно была молодой и светилась как розовый мрамор. Гала своими формами напоминала хрупкую изящную статуэтку. В принципе все визитеры Дали проходили жесткий фейс-контроль Галы и едва удостаивались обычного «bien wenido» -здравствуйте. Так что с нами хоть поздоровались.
Еще одна живая легенда погрузилась в глубокую задумчивость и явно не замечала гостей. Хозяин же продолжал свой нескончаемый монолог. Я решила нарушить безмятежное молчание хозяйки и было обратилась к ней по-русски с каким-то нейтральным вопросом типа: «Как долго Вы пробудете в Рио?». Гала заморожено, даже не взглянув, ответила по-испански, что не понимает меня. Ответ прозвучал вроде бы корректно, но с едва-едва заметной иронией. А-а-ах, так! Тут уж я вскипела окончательно. Ну-с, ладно, сейчас тебе мало не покажется, казанская сирота, тем более, оказывается, ты не понимаешь русского! Нагло глядя на нее, но мило и доброжелательно растягивая губы в вежливую, тоже чуть заметно иронически искривленную улыбку, упрямо проговорила по-русски: «Как я понимаю Вас! С возрастом и отсутствием практики язык забывается! Какая жалость!» Ужасно, ужасно, уж-ж-жасно напоминать женщине о ее возрасте!
А сеньор Дали точно не знает русского языка и тарахтит с гостем. Очень распрекрасно! Пусть, пусть, сознаюсь, моя фраза была откровенным и невероятным хамством, но, люди! она сама напросилась! А это меняло дело – значит к чёрту всякий пиетет! Не понимает она, видите ли! Просто унизительно! Мы не напрашивались на знакомство! В конце концов, нас пригласили!!! (Судя по количеству восклицательных знаков, я действительна была взбешена.)
Сначала заставили ждать невесть сколько и даже не предложили стандартного набора угощения, хотя бы фруктов или соленых орешков и колы, как принято во всех бразильских домах, вышли к гостям с большим чувством одолжения и опоздания да ещё, видите ли, «моя-твоя не понимай!» А-га-а-а-га!… Что? Поняла, дорогуша? Поняла? Поняла-а-а-а!
Если бы вместо близко посаженных глаз Елены Девулиной-Дьяконовой была двустволка, я тут же была бы расстреляна на месте. Взгляд уроженки Казани подошел бы также в качестве ножа. Злая полуулыбка исчезла с узеньких губ. Елену звали Гала, с ударением на первом слоге, звали так еще дома, в Казани, но потом она с удовольствием перенесла ударение на последний, т.к. Гала в такой интерпретации еще обозначает «праздник», «веселье». А импрессионисты, друзья четы Дали окрестили её Гала-чума. Женщины тоже не любили её и давали ужасающую характеристику музе. Однако кто бы и как бы её не любил, картины Дали продавались благодаря его жене: Гала знала толк в пиаре. Кроме того, умная, по-житейски хитрая, она заключала сделки, контракты или разрывала их, приглашала людей нужных и отклоняла визиты ненужных, подписывала чеки и больше всего на свете страшилась бедности, нищеты. Была при художнике матерью, любовницей, продюсером и, самое главное, безупречной моделью: изящная фигура, прозрачная фарфоровая кожа, аристократические тонкие длинные пальцы и кисти рук, узкие стопы, тонкие щиколотки делали её неповторимой моделью и желанной любовницей. Считала себя красавицей и таковой же её воспринимали окружающие, хотя красавицей по сути не являлась. «Полюби себя сам и остальные тебя полюбят!» Правильно гласит изречение: лицо можно сделать, а тело нет!
Вот только зачем нужно было так усердствовать с нами, проявлять пренебрежение? Этого я действительно не понимаю! Мы вообще для нее были никто (вот именно! это и нужно было понять сразу!), разве только имели ранг дипломатов и только один из нас, Леонид. Может, поэтому так и спесивилась, что никто? Но воспитанный человек никогда не будет кичиться ни своей известностью, ни своим образованием, ни своими связями, ни своей внешностью, ни тем более богатством… Да ничем. Скорее всего, она просто ненавидела соотечественников и решила уничтожить нас своим презрением. Э-э-э, милая! Руки коротки!
Ну и к чему, прости Господи! тратить свою негативную эмоциональность на такую одноразовую встречу? Скорее всего, Гала по привычке отметала «ненужные, не деловые, не коммерческие» для семьи Дали знакомства. Можно сколько угодно приводить предположений, но вела она себя просто невоспитанно.
После нашей «содержательной беседы», я демонстративно повернулась к непрестанно разговаривающему супругу хозяйки, смутно поняла, что они хотят дождаться начала карнавала. «О! Карнавал!» И опять изобразила максимум внимания – голова стала трещать уже нестерпимо, в ней звучал необъяснимый тонкий пронзительный звон…
Что мы тут делаем, в этой абсолютно искусственной, фальшивой семье?! В искусственном мире, в котором ничего не понимаем и в котором поэтому и сами не нужны, с этим авнгардистом-модернистом-сюрреалистом-«великим мастурбатором», с его музой-мумией, хоть и с прекрасно сохранившейся?! Удовлетворяем свое любопытство, тешим мелкое самолюбие: как же! рядом с мировой величиной! Да надо валить отсюда по-быстрому, от этих гениев! Наш босс, видимо, тоже устал от визита и уже не так часто и более принужденно и натужно улыбался сведенными от напряженной улыбки скулами. Дождавшись паузы, заметил, что мы злоупотребляем временем уважаемых сеньоры и сеньора Дали. Мы откланялись и облегченно вздохнули. В машине долго молчали, говорить не было сил да и не о чем, визит явно не удался. Потом Леня заметил: «Как ни бились, а птичку поставить можно!»
Птичка-птичкой, но голова у меня болела почти неделю. Вот и не верь после этого в негативную ауру или духовный вампиризм. Наверное, нет! Конечно! Искусство Дали талантливо и, возможно, волшебно раз его признает весь мир, но ведь большинству оно непостижимо и непонятно.
Увидев Галу и ее знаменитого мужа, а потом и много прочитав о них, я поразилась общности моих впечатлений о великом художнике и его спутнице с авторами записок. Потом, уже дома, я прочитала все, что можно было найти, в том числе и «Тайную жизнь Дали» написанную самим автором, где он безмерно восхваляет свой талант. Наконец, прекрасную книгу Робера Дешари-Жиля Нере с жизнеописанием Дали и с чудесными иллюстрациями к его картинам. С восторгом, удивлением и гордостью от собственной проницательности узнала, что мое скромное впечатление о супругах Дали абсолютно полностью совпадает с тем, что о них повествуют профессиональные психологи, авторы и сам Дали. В книге очень много его непосредственных высказываний и воспоминаний. Оказывается, что Дали был очень застенчив с женщинами, в 35 лет еще был девственником, но, несмотря на всю свою такую скромность, он был настолько очарован Еленой, что увел ее у своего друга поэта Поля Элюара. Впрочем, увести женщину от другого мужчины невозможно, если она сама не захочет. Кстати, еще раз о непонятных причудах «великих»: они проходили брачную церемонию раз за разом во многих странах мира. Дали, очарованный своей музой, вновь и вновь женился на своей Гале, освящая свой сызнова обретенный брак и отправляясь в свадебное путешествие. Несмотря на такую необычную романтику, «в свадебных путешествиях» Дали работал как вечный двигатель, заводимый снова и снова своей музой.
Гала же по своей биографии и поведению, эгоистичному и бесцеремонному, напоминает Лилю Брик, знаменитую Коллонтай и еще более знаменитую Муру Закревскую- баронессу Брудберг, она же графиня Бенкендорф, она же «железная леди». Кстати, леди никакого отношения к графской фамилии Бенкендорф не имела, а была однофамилицей, удачно используя это обстоятельство. В анналах КГБ фигурировала под кликухой «разведчица».
Что касается Галы, то думаю, что никто ее не «уводил» от поэта. Проницательная женщина, она сама поняла огромный потенциал будущего художника, его безусловную талантливость и работоспособность, а также веяние времени. Ведь Дали работал не только как художник, но и как декоратор, иллюстратор, работал также по дереву. Оказывается, знаете, это ему принадлежит идея накладных ногтей. Друзья художника подсмеивались над его неуемной погоней за деньгами. Современники подозревали, что именно его обожаемая жена подталкивала Дали к этой гонке. Впрочем, нужно отдать должное, что эти же современники справедливо замечали, что Гала всегда могла дать мужу дельный, практичный совет, увидеть перспективу в мире искусства и быстренько принять на вооружение новомодные течения, профессионально пропиарить своего неподражаемого, чуть сумасшедшего мужа. Благодаря трудам Галы картины Дали стали модными, известными и дорого рапродавались. Умная женщина, все время убеждала своего супруга, что он гений и не ошиблась: гений сам поверил в это и стал создавать шедевры в духе времени. Кроме советов, в начале роста карьеры, Гала не чуралась грунтовать ему холсты, мыть кисти и смешивать краски. Об этом писал сам Дали.
Такие женщины, как Гала, личности, безусловно неординарные, с мужским складом ума, четко знали, чего хотят и целенаправленно двигались к желаемому с непоколебимой уверенностью в своем праве на это. Они не обязательно красавицы или уродки. В них есть какие-то другие отметины, по которым их и узнают. Это умные женщины, незаметно управляющие всей жизнью, я не побоюсь употребить этого слова, своей жертвы. Тот же Сальвадор Дали, по воспоминаниям современников, вообще без своей Галы не знал, в каком шкафу находятся рисовальные принадлежности, лежат носки или каким цветом красить траву. И если Гала неподражаемо тягуче произносила: «Ну-у-у, дорогой, я и не знаю-ю-ю…!», он может сесть, долго маяться, думать, расковыривать свой герпес…и снова обожать свою Градиву. Дали умер в 1989 г., но считал, что умер он в 1982 г. вместе с Галой. После ее смерти он практически не создал ни одного известного полотна.
Кто-то из литературоведов называл таких «фам-фаталь» ненасытными паучихами, питавшимися отблесками славы своих любовников и не чуравшимися урвать максимальную долю чисто материальных благ, безжалостными и бессовестными стервами. Они хотели иметь все: сердце, душу, деньги. И именно гений обычно заинтересуется подобной паучихой, а она в свою очередь ненавязчиво умеет опекать свою талантливую жертву, оплетая ее мягкой, но крепкой паутиной.
Женщины чувственные и манящие, они серьезно и надолго покоряли мужчин самодостаточных, состоятельных и обладали над ними бездонной властью, как признавал и сам Дали, всю жизнь восхищаясь своей Градивой, «той, что идет впереди», своей постоянной и несравненной моделью.
Какими-то непостижимыми свойствами натуры подобные роковые женщины угадывали в своих избранниках будущих талантливых и богатых людей, четко выбирая их для себя на данный момент. Мало того они и взращивали этот талант на благо себе и отечеству. Для них слава и деньги были естественным продолжением крупной мужской личности. В известности своих великих любовников или мужей они и сами становились известными и знаменитыми. При этом «любовью» особо не увлекались, сохраняли трезвость ума и меркантильность, самую тонкую и изощренную, извлекая из мужской влюбленности массу материальной выгоды. Такие дамы излучают тот самый sex-apple, сексапильность, о которой так много говорят и пишут, но не много на самом деле знают о нём. Наверное, это свойство души и характера.
Всех перещеголяла «Железная леди» Мура. Кроме официальных мужей ее обожали такие неординарные личности как Ницше, Рильке, Фрейд (да, да, тот самый «Фро-о-ойд», который женщин вообще считал сосудом зла), Петерс, наш дорогой Максимушка Горький (оставил ей в наследство посмертные гонорары за издания своих книг за рубежом), Чуковский, сэр Брюс Локкарт, Сомерсет Моэм, Герберт Уэллс ( его наследство Муре более миллиона фунтов). Ряд «солидных» людей бесконечен, как и солидны их капиталы. Даже внешне Мура чем-то напоминает Лилю Брик, А эта Лиля так вообще была некрасива в полном понятии этого слова: маленькая, коротконогая, глаза как у лягушонка, «огромные, выразительные, пламенные» по свидетельству современников. Им-то виднее! Для всех такие дамы находили нужное трепетное слово, свое особое поведение и ловкую, бархатную упряжку.
Что ж! Умные! Превосходные женщины!
А вот вниманию противоположного пола! Почитайте! Подумайте! Для сильного пола женщины, обладающие таким необыкновенным даром, очень опасны: покорить, привязать к себе поклонника, поработить, но самим при этом не влюбляться, а просто наслаждаться сексом как таковым и опустошать карман влюбленного – вот их цель. Ведут себя они в любовных играх как типичные мужчины-эгоисты: все, что не входит в их потребительские рамки, их не касается. Обычно подобного характера мужчины и женщины живут долго, спокойно и поздно стареют. Матильда Кшесинская, например, прожила почти до ста лет, Лиля Брик тоже до глубокой старости привлекала совсем молодых людей. Их душа и тело заключены как бы в саркофаге эгоистичности и эмоционально они не поддаются жизненным коллизиям. Представители же такого вида роковых соблазнительниц обязательно имеют не один запасной аэродром, мало того, их мужчины об этом знают и еще больше ими восторгаются. И чем старше становятся подобные дамы, тем моложе у них любовники.
Гала, например, после шестидесяти уже оплачивала услуги молодых чичероне деньгами своего великого мужа, который купил для её отдельного проживания замок и не переставал боготворить прелестницу. Лиля тоже, кроме Маяковского, «имела» достаточно других высокопоставленных, богатых любовников, оплачивающих ее прихоти, а также и безбедное существование еще одного нахлебника, своего официального мужа Осипа Брика, Осю. Прикрывалась вся эта откровенная проституция флёром благопристойных фраз о равноправии полов и свободной любви.
Но все не так просто! В Лилю, например, не на шутку влюбился молодой французский романист и драматург Франсуа-Мари Банье. Ей тогда было 84 года, а Банье 29. Ее суждение, что для увлечений, а тем паче для любви, нет никаких возрастных границ, условностей и запретов подтвердила жизнь: Банье несколько раз прилетал в Москву к прелестной Лилечке с предложением руки и сердца. Чудны дела твои, Господи! Вот так-то!
Действительно, Бог их знает этих особенных сексапильных дам. Возможно, чтобы заставить мужчину любить, нужно действительно относиться к ним так же, как и они, в сущности, относятся к женщинам: как к проходящему фактору. Замечу, что большинство женщин, проповедующих свободную любовь, не были, как правило, обременены детьми. Это им давало возможность быть раскрепощенными, независимыми, находиться в состоянии постоянного полета, поиска все более и более изощренных ласк и, самое главное, более состоятельных любовников.
Философствовать на эту тему можно бесконечно. Наверное, многие женщины в душе даже завидуют подобным ухищрениям. Так художник, глядя на картину удачливого коллеги, не только оценивает его мастерство, но и мысленно задается вопросом: а сам я смог бы так? Нет, не смог. Да и какой толк сравнивать несравнимое? Для начала надо самое себя любить безмерно, а не быть полной сомнений. В конце концов, эти женщины вели себя с мужчинами так, как заслуживают того сами мужчины, и правильно делали.
Мне кажется, что подобные игры с природой в конце концов, надоедают. Уже ничего не хочется, начинаются изыски или, как говорили на Руси, «редьки после шоколада», а чаще всего алкоголь и наркотики. Человек остается душевно выхолощенным, однако, что немаловажно, безмерно богатым. Кстати, Лиля лет в сорок решила заняться балетом! Я видела ее фото в пышной пачке и в пуантах, что еще больше укорачивало и без того ее коротенькие ножки. Без слез не взглянешь! А вот восхищались! Ося говорил визитерам: «Лилечка у станка, занимается танцами!!!, – и не пускал к ней… очередного любовника.
Как ни странно, встреча со знаменитой парой Дали, встреча, за которую бы иной журналюга заложил душу черту, не принесла мне ни удовольствия, ни понимания. Меня обуревали противоречивые чувства. С одной стороны интересно: все-таки увидела великого маэстро Дали, с другой – разочарование, я ожидала от встречи чего-то захватывающего, необыкновенное пиршество духа. Но мало ли чего я ожидала, это еще ни о чем не говорит. Может, я не дозрела до понимания исключительно тонких душевных нюансов великих людей, их особого поведения и мерила все по своим усредненным меркам. Что делать! Но это мои мерки, вкусы, суждения. Изменить их в угоду любому светилу я не собиралась.
Вот иногда я не могу с определенностью сказать, объяснить, что мне нравится в рисунке, картине, эскизе – стою, смотрю, любуюсь, а вот что не нравится, всегда понимаю интуитивно и прохожу мимо. В конце концов, художники выставляют свои произведения на суд зрителей! А зрители не знатоки: им или нравится человек или нет, не зависимо от его известности и статуса, нравится или не нравится кинокартина, точно также им по вкусу или нет художественное произведение, будь оно написано хоть растрижды модным художником.
Иногда даже эскиз, набросок бывают очень интересными и запоминающимися, обычно и выражают сиюминутное настроение художника, а картину он уже пишет, добавляя свои фантазии, настроение, свое мастерство. Бывает, что эскиз гораздо одухотвореннее его конечного результата – картины. Разложить по полочкам технику, краски, пропорции, анатомировать картину, книгу могут только критики, профессионалы, собратья художники, писатели, что они с удовольствием и делают. Расчленять, анатомировать, теребить – это им по вкусу.
Меня раздражает надругательство над прекрасными формами человеческого тела и не менее прекрасными формами природы. Раздражает практически всякий абстракционизм, когда картиной считается несколько разноцветных аляповатых пятен. Не могу, не хочу и не буду любоваться подобным «живописным» полотном. Появляется ощущение диссонанса и дисгармонии, начинают щипать и слезиться глаза, в голове что-то звенит, портится настроение. Недавно все эти «приятные» ощущения я испытала даже не от авангардистской картины, а от сюрреалистической: конструкцию из стальных балок безжалостно режет острая бритва, а из-под нее густыми каплями стекает алая кровь. Только извращенный и жестокий человек может получить удовольствие от подобного искусства.
Чета Дали всего за час-полтора вызвала у меня не удовольствие от общения, а негативные эмоции и обыкновенную головную боль. По обоюдному согласию с мужем и его шефом мы поступили мудро: совершенно ясно, что об этой встрече со знаменитым сюрреалистом никому не надо рассказывать ни под каким видом.
Первое: нам бы сделали хороший втык за сокрытие знакомства – это обязательно! Видите ли, посол и даже советник-посланник, естественно кагэбист, не удостоились приглашения, а какой-то инженер торгпредства вместе с обычным дипломатом решили проявить ненужную инициативу. Возможно и посла великий Дали и его Гала встретили бы так же, а может с еще большими заскоками! Это еще хорошо, что мы по-быстрому улизнули, и художник не знал русский язык.
Второе: делиться впечатлениями с коллегами было нельзя и потому, что существовал еще один повод для «разбора полетов»: Леониду Александровичу, дипломату, не «рекомендуется» открыто дружить с представителем торгпредства, то бишь с нами, и по неписаным правилам нужно было обязательно доложиться «соседям», т.е. известной наблюдающей организации, получить добро на такую встречу. А гэбэшники же, как последние жлобы, умели и любили въехать в рай на чужих плечах, подчеркнуть свою близость и знакомство с известными личностями, а потом в разговорах мимоходом, без нажима упомянуть два-три популярных имени, близость к начальственным кругам, высшим или известным («с Пушкиным на дружеской ноге!», понимаете ли!) и навязались бы на рандеву. В собственных глазах и в глазах начальства это делало их более значительными людьми. Позорная холуйская манера!
А всего-то и близкого знакомства бывало совсем ничего, разве что на приеме перекинутся парой фраз. Знаменитость иногда даже и не знала имени того, с кем разговаривала и тотчас забывала о представленном ей госте. А уж Дали!!!
Кто-нибудь обязательно присоединился бы к визиту, потом бы лично отчитался за такое престижное знакомство. Леня же, как работник другого ведомства, их на дух не переносил, естественно, хотел сам отчитаться. Пригласил своих человечков, т.е. нас, чтобы провести интересный и приятный вечер. Интересный – да, приятный – скорее нет…
Если бы все обошлось без оргвыводов (нет, не обошлось бы!), то его заставили бы озвучивать встречу со знаменитостью на очередной пятничной встрече советской колонии (вот названьице-то! – «колония») или бы просто не поверили в подобную историю. Поэтому мы практически никогда никому и из своих друзей-приятелей не рассказывали об этой короткой встрече с мировой известностью. Тем более она произвела на меня негативное впечатление. Сказали бы: «Заелась, Галина! Фраерша! Всех устраивает, а ее не устраивает!»
Кстати, моя младшая дочь примерно так, но более мягко, и выразилась, когда только недавно узнала об этой мимолетной встрече. Ей как раз очень нравится кошмарный сюрреализм Дали. Конечно, сюрреализм бесполезно обдумывать, его надо чувствовать, причем лучше всего прочувствовать под хорошей какой угодно балдой, кайфом, угаром!
На самом деле Дали, конечно, гениальный художник, у него прекрасная техника рисунка, мне по душе его первые работы (в 14-15 лет!) в реалистической манере. Но его воображение… От его последующих исканий, изысков, воплощенных в картины, у меня лично портится настроение. Мне кажется, что на гребне, так называемого сюрреализма, он действительно создавал «сюр» – шутку, анекдот, просто зашибал деньгу, пиарил-рекламил себя, в основном это была забота Галы. Дали понял, что нужно, вошёл во вкус и роль, создавая «шедевры» на потребу извращенным вкусам богатеев, каким некуда уже и деньги вкладывать! – «Вот де у меня какое жуткое полотно, дружок, ни у кого такого нет!» «Э-э-э, нет, батенька, сэр, сеньор, мистер, у меня-то будет еще кошмарнее, жутчее и дороже! Вот!»
А великий Дали и его Гала собирали на этой жирной ниве не менее жирный и богатый урожай. Но какое воображение, предвидение в спросе, ум и работоспособность нужно было иметь! Повторяюсь: считают, что именно Гала угадала это новое течение в искусстве, его востребованность, товарную ценность подобных полотен и поощряла работать своего мужа в такой манере. «Тот кумир – телец златой!»
Боже сохрани, своего мнения я никому не навязываю! Но заметьте, что чужое мнение – сигнал раннего предупреждения.
Что касается пятничных встреч, то каждую пятницу в нашем консульстве на политинформациях нам промывали мозги по все той же теме: преимущество социалистической системы над капиталистической. Консульство в Рио считалось идеальным местом для встреч примерно 150-ти человек, если считать всех: посольство и торгпредство.
Конечно, никогда эти 150 человек не собирались все, очень уж скучноватыми бывали эти лекции. От встреч под разными благовидными предлогами увиливали, но в меру. Наши добрые «соседи» бдили и беспокоились о морально-политическом облике советских служащих за рубежом.
Само консульство представляло собой вытянутый в длину огороженный высоким бетонным забором участок. Учитывая дефицит земли в Рио, мне оно казалось идеальным, пока не я побывала в других представительствах. Там было все ухожено, старательно причесано, подогнано к зарубежным стандартам и к отдыху своих соотечественников. Наконец, было чисто. У нас не то что грязно, но как-то замусолено, давно не ремонтировано и сделано наспех.
Консульство делилось как бы на отсеки: консульство, как таковое, было в самом начале и выглядело достаточно прилично. Им заправлял Вадим Новиков, длинный узкоплечий гэбэшник, довольно безобидный, но очень неадекватно реагирующий на самую простую шутку. Ему все казалось, что к нему недостаточно уважительно относятся или иронизируют.
После здания Консульства шли технические службы и квартирки для обслуживающего персонала, спортивная зона – волейбольная сетка, столик для бадминтона, место для лекций – простейшие скамейки из досок напротив экрана, беленого прямоугольника на стене и, наконец, школа – одноэтажная кокетливая вилла из гипсокартона, но с кондиционером. В ней я работала сначала со вторым и четвертым классами, а другая учительница, присланная из Москвы, в начале консульства примерно в такой же конуре. Это еще было до того, как посольство и часть торгпредства не перевели в столицу, т.е. в Бразилиа, а оставшуюся часть детишек не разместили в торгпредстве в более комфортабельных и удобных условиях.
С точки зрения обустраивания дипломатических служб наше консульство было довольно убогим местечком, но своим задачам отвечало: мы все-таки нуждались в общении, отмечали там юбилейные праздничные даты, школьные праздники, Новый год, то, что сейчас называется корпоративами. Вообще было довольно весело и непринужденно, потому что в нашем обществе находились и весьма остроумные и жизнерадостные люди, которые придумывали смешные и разнообразные сценарии. Это были молодые дипломаты, журналисты, сотрудники остальных служб.
Но на обязательные лекции ходили неохотно. Мы настолько привыкли к заезженным фразам о положительных событиях в Союзе, о выполнении и перевыполнении трудовых планов, о поддержке программы Партии, пересыпанные гениальными цитатами из высказываний дорогого Леонида Ильича, что особо не вслушивались в обязательное пятнадцатиминутное сообщение: у нас – все очень хорошо, у них – все плохо; у них – тьма беспросветная и тупик, у нас – блеск и солнечные дали. Хоть бы поменяли затертую пластинку, ведь социализм мы уже понюхали, аромат капитализма страны третьего мира становился все более привычным и приятным. В подобных политинформациях было совершенно открытое хамство по отношению к своим гражданам-слушателям: съедят как миленькие, никто и слова не скажет. Никто и не говорил, и не хотел – плевать против ветра себе дороже. Безразличные слушатели начинали постепенно чуть слышно шептаться, переговаривались, ждали показа кинофильма или, в крайнем случае, выступления Игоря Фесуненко, Вадима Листова и других журналистов. Их выступления хотя бы были интересны.
Оба корреспондента, один, Игорь, от Cоветского радио, но пописывал и в «Комсомольскую Правду», другой, постарше, Вадим, от «Правды». Благодаря своим удостоверениям газетчиков, они обладали большей свободой передвижения по стране, ездили в командировки, больше знали о ней, могли просветить и нас. Они имели право меньше докладываться о своих встречах, знакомствах и поездках нашим бдящим-впередсмотрящим, хотя тоже в меру, потому что за пренебрежение к «правилам безопасности» их по навету могли запросто турнуть из страны, а этого никому не хотелось, в тои числе и журналистам. Сами же «соседи» тоже старались дружить с журналистами, втереться к ним в доверие, через эту дружбу познакомиться с интересными или значительными людьми, побывать на неординарных мероприятиях, интервью со знаменитостями. Да что там «соседи», мы все были не прочь иметь в друзьях умных и, что более важно, остроумных, спокойных людей.
Эти журналисты говорили образно, хорошим литературным языком, без клише и штампов, с горячими фактами и сведениями непосредственно по стране пребывания и могли многое рассказать нам на встречах в консульстве по пятницам.
Конечно, мы с большим любопытством слушали новости о Бразилии и бразильцах, чем пресные пережевывания союзных газетных страниц, которые получало наше консульство. Ну, о журналистах я еще расскажу позже.
А вот город не переставал нас удивлять и поражать.
Например, встреча Нового года в Рио-де Жанейро – совершенно фантастический ритуал, языческий обряд, связанный с древне-африканскими легендами, с культом воды. Макумба – языческий афрообряд, справляемый чтобы умилостивить Святого Ориша (бога плодородия) и Йеманжу – богиню моря.
В культуру Бразилии, в ее традиции очень много привнесли бывшие рабы, негритянское население или цветные, в том числе и настоящие хозяева земли – индейцы. День мертвых (День поминовения усопших). В этот день вкушаются странные сладости в виде черепов, гробиков, скелетиков, покупаются и дарятся игрушки подобного же типа – своеобразное отношение к жизни и смерти. Собственно, этот радостный праздник – скорбная трапеза на кладбище, а потом начинается веселье. Такой вот праздник от коренного населения Бразилии.
А по африканским преданиям, в океане, источнике жизни на Земле – ведь правда – живет всемогущая Богиня вод и плодородия, покровительница моряков Яманжа или Йеманжа (вольность перевода), от которой зависит удача и благополучие, как отдельных людей, так и целого народа. Она непредсказуема в своем настроении, капризна, коварна, требует себе уважения и поклонения. У африканцев ассоциировалась с Девой Марией.