9.6.56. Те же врачи и философы, которые делают общие и не знающие различий утверждения относительно каждого из родов, без разделения на виды согласно соответствующим признакам, ежедневно обнаруживают, что ясно наблюдаемые явления противоречат их утверждениям.
9.6.57. Ведь определение, которое хвалят все, многого достигшие в науках, получают посредством упражнения в двух научных подходах, о которых я рассказываю в этой книге.
9.6.58. Под двумя научными подходами я имею в виду, с одной стороны, разделение родов на виды вплоть до неделимого, и с другой – обратный этому путь сопоставления, то есть восхождение от частного к наиболее общему через лежащие посередине виды.
9.6.59. И оба эти метода прекраснейшим и наилучшим образом прежде всех врачей и философов открыли в своих сочинениях Гиппократ и Платон, показав также, что во многом заблуждаются те, кто не умеет отличить общее от особого.
9.6.60. Впрочем, ранее я показал разногласия, которые происходят у врачей в вопросе о применении ячменного отвара, а также других средств, которые прописывают больным, а у философов – в вопросе о добродетелях души. Некоторые думают, что обладанию добродетелями можно обучить, некоторые – что они являются врожденными или приобретенными благодаря привычке и упражнениям.
9.6.61. Ведь, если бы эти философы определили виды души и убедились в том, что один из них – разумная душа, другой – неразумная, и последний делится еще на два вида, то они не стали бы отнимать знание у разумной части и уступать его неразумной.
9.6.62. Так что и рассуждение, в котором Платон говорит, что следует точно знать природу сущности того, о чем ты составляешь некую науку, связано с обсуждаемыми нами методами и имеет нечто общее с ними.
9.6.63. Ведь тот, кто знает, что наша душа имеет не одну простую форму, как души растений, полностью состоящие из вожделеющей части, или души богов, полностью состоящие из разумной части, но что в человеке есть обе эти части и третья – яростная, зная вместе с этим количество добродетелей, и суть их, и способ их обретения, а также познавший природное устройство нашего тела (которое на уровне гомеомерий состоит в правильном соотношении первоначал, на уровне частей тела – в том, чтобы в каждой части тела живого существа было соответствующее природе количество гомеомерий, чтобы у нее были соответствующие природе размер и положение, то есть чтобы в каждом живом существе сохранялась соответствующая соразмерность упомянутых компонентов), – так вот, тот, кто постиг все это, сумеет подобрать подобающие лечение и профилактику для каждой из болезней.
9.7.1. Итак, справедливо думают некоторые, что точного понимания подобий и различий достаточно для соответствующего аподиктическому методу построения любой науки, если этот метод является достаточно хорошим проводником, когда надо рассудить спорящих.
9.7.2. Ведь, хотя существует большое сходство между некоторыми правдоподобными, но не истинными высказываниями и утверждениями подлинно истинными, тот, кто имеет навык отличать их друг от друга, сможет точно определить, каким учениям следует верить как истинным, какие надо признавать ложными, а какие убедительны, но непонятно, сколько в них правды, и они походят на неправдоподобные. Знает он и то, что, если поставить в ряд два-три или больше близких друг к другу утверждений, они не станут от этого убедительнее.
9.7.3. Суждение о таких вещах сводится к представлению, которое, как говорят представители новой Академии, должно быть не только правдоподобным, но и учитывающим все точки зрения и сформированным в спокойном состоянии, или, как говорят последователи Хрисиппа, каталептическим, а если мы хотим говорить так, чтобы нас понимали все нормальные люди, – ясным для чувств и разума.
9.7.4. Так вот, термины эти, на первый взгляд, различны, но, если кто исследует этот вопрос достаточно прилежно, он поймет, что они имеют одинаковое значение, и то же самое подразумевается, когда кто-либо говорит, что он исходит из общих представлений и считает их главным из всех критериев, критерием, который достоверен сам по себе.
9.7.5. С тем, что главный критерий должен быть достоверным без доказательств, согласны все, но не все считают, что он должен быть естественным и общим для всех людей; и большинство порой предпочитают тому, что очевидно всем людям, собственное мнение, которого они держатся, и делают вид, что твердо верят тому, что сами же говорят наугад, чтобы обосновать то или иное учение своей школы. Иногда люди делают это, чтобы оспорить мнение того или иного оппонента. Все они пребывают в добровольном заблуждении.
9.7.6. Ведь тем, кто объявил себя последователями той или иной школы, приходится защищать в спорах все учения этой школы, даже если они не имеют никакой принудительной логической связи с основами их учения, как и обстоит дело с учением о руководящем начале души.
9.7.7. Ведь это необходимо знать врачам для того, чтобы лечить тот орган, который заболел, в случае если болен разум, философам же это не нужно ни для определения видов добродетелей, ни для упражнения в них.
9.7.8. Ведь, в сердце ли находится руководящее начало души, или в голове, мы в любом случае можем приобрести и разумение, и здравый смысл, и справедливость, и мужество, опираясь на любое из учений, ведущих к их обретению.
9.7.9. Итак, только тем философам, которые берутся за теоретическую философию, следует изучать вещи, бесполезные и в этических, и в политических вопросах. Под теоретической философией я подразумеваю, например, вопросы о том, существует ли что-либо вне этого мира, и если да, то каково оно, замкнут ли этот мир сам в себе, единственен ли он, или миров несколько, и велико ли их множество, а также возник ли этот мир когда-нибудь или он никогда не возникал, и, если он возник, был ли его творцом какой-либо бог, или то был не бог, а некая причина, неразумная и неискусная, создала его случайно таким прекрасным, как если бы бог, наимудрейший и наимогущественнейший, устроил его порядок.
9.7.10. Однако такие вопросы не имеют никакого отношения к тому, как хорошо управлять своим домом, или вести надлежащим образом дела государства, или относиться справедливо и отзывчиво к родственникам, гражданам и иноземцам.
9.7.11. Однако к их исследованию приступили некоторые, ставящие себе практическую цель, мало-помалу перейдя к этим проблемам от исследования того, что им было полезно, так как эти проблемы казались им подобными тем.
9.7.12. На самом же деле исследование того, возник мир или не возникал, бесполезно, в отличие от исследования вопросов о провидении и о богах.
9.7.13. Ведь всем нам полезно задаться вопросом, есть ли в мире нечто, превосходящее человека силой и мудростью, но нет необходимости рассматривать, каковы боги по сущности своей: совсем ли они бестелесны, или у них, как и у нас, есть тела.
9.7.14. Ведь и это, и многое другое совершенно бесполезно в так называемых этических и политических проблемах, в достижении нравственных добродетелей и лечении душевных страстей.
9.7.15. Лучше всего об этом написано у Ксенофонта, который не только сам осуждает бесполезность этого, но говорит, что Сократ придерживался того же мнения.
9.7.16. Соглашаются с ним и другие друзья Сократа, и сам Платон, который, присоединяя к своей философии учение о природе, излагает его устами Тимея, а не Сократа, так же как очень пространную диалектику он вложил в уста Парменида и его друга Зенона.
9.7.17. Итак, исследование бесполезных вопросов логики и учения о природе было прибавлено к исследованию полезных из-за некоего сходства с последними; ведь невозможно совсем не касаться в этической и политической теории ни науки о природе, ни науки логики; но ты можешь обнаружить, что и это бесполезно.
9.7.18. Многое из ложных утверждений похожи на истинные началами доказательств и всем тем, что следует за ними, так как софизм строится по аналогии с истинным рассуждением.
9.7.19. Как распознавать такие рассуждения и отличать их от истинных, понимают те, кто имеет опыт в той материи, которой занимается та или иная наука, и, разумеется, обладает природной остротой ума. Следовало бы, чтобы детей, имеющих столь острый ум, мудрейшие старцы каждого города выбирали и с детства начинали обучать той науке, для которой они по природе больше всего подходят. Ныне же мы наблюдаем, что многие, занимающиеся логикой, сами не следуют тому, что говорят.
9.8.1. То, что доказательство любого учения строится на логических основаниях, было показано нами почти во всех книгах, но и теперь, так как мы заранее поставили своей задачей исследовать возможность отличать вещи друг от друга и ясно видеть сходство и несходство каждой из них с другими, я ради тренировки добавлю пример того, что надо не просто говорить о том, что нам следует совершенствоваться в частных случаях, но и делать это.
9.8.2. Ведь ни сам Платон, ни Гиппократ не ограничиваются тем, что дают общие советы, но тренируют нас посредством многих частных примеров.
9.8.3. Пусть рассматриваемой нами темой будет забота о нас Творца; за отправную точку возьмем устроение тела.
9.8.4. Ведь некоторые говорят, что оно возникло в результате некой случайности, неумелой и неразумной, а не по замыслу мудрого Творца, и для подтверждения своих слов используют неявное сходство: иногда, говорят они, в жизни по воле случая появляется подобное тому, что создает искусство.
9.8.5. Ведь контур или форма гор бывают похожи на льва, а иногда – на змею или другое животное, и они говорят, что как-то кто-то, ударив по скале, отбил от нее кусок, и оставшееся оказалось похожим на льва, и рассказывают другие такие случаи, которые были всего однажды за долгое время существования мира. При этом они забывают то, что все люди по природе своей понимают относительно искусств, а также то, насколько устройство нашего тела похоже на произведение искусства. И это при том, что они видят многих, работающих с различными материалами, которые не называются ни сапожниками, ни плотниками, ни гончарами, если все то, что они делают, не приносит практической пользы, так что нет никакого другого признака искусства, кроме пользы каждой части сотворенного.
9.8.6. Итак, если кто-нибудь, разрубив бревна, распилив и сколотив их, сделает походную койку, имеющую все части, необходимые для того использования, ради которого сколотили, говорят, что он мастер; если же или правые ножки получились неодинаковыми с левыми по длине, толщине или форме, или оказалось, что он ошибся, и поэтому палки торчат в области постели, или какая-то из нижних частей оказалась сверху, то его называют неискусным.
9.8.7. И тем более, если то, что делается, состоит из многих частей, и тот, кто сколотил это, ни разу в них не ошибся, его называют мастером, как Гесиод говорит о повозке:
«Но ведь в телеге-то сотня частей!»[203] – не важно, имеет ли он в виду действительно сотню частей или употребляет слово «сотня» вместо «много». Он сказал это, как Гомер:
«Сто на эгиде бахром развевалися, чистое злато»[204], и из-за этого грамматики говорят, что «сто» говорится вместо «много», чтобы не ошибиться в числе частей.
9.8.8. Но сообщить им подобающую величину и форму, поместить в подобающее место и создать основательное и надежное соединение с соприкасающимися с ними частями – это, по общему мнению, признаки мастерства, и люди не учатся у других людей такому пониманию, но от природы имеют такое представление об искусстве, отличающееся от представления о случае.
9.8.9. Ведь то, что успешно во всем, называют мастерством, а то, что успешно в одной или двух частностях, считают делом случая, а не мастерства.
9.8.10. Итак, имея в виду именно это понимание, те врачи, которые занимаются анатомией, восхищаются мастерством природы. Ведь тело в действительности не таково, каким кажется снаружи, а снаружи оно кажется состоящим из десяти или двенадцати, в лучшем случае двадцати частей.
9.8.11. Ведь тело состоит из костей, которых более двухсот, и мышц, которых значительно больше, чем двести; к каждой из костей подходит питающий сосуд, который люди называют веной, а к каждой мышце – не только вена, но и артерия, и нерв, и их в точности одинаковое количество в правой и в левой части живого существа: кость соответствует кости, мышца – мышце, вена – вене, нерв – нерву и артерия – артерии.
9.8.12. Удивительно верно сказал Гиппократ: «Люди имеют правильное тело»[205]. Ведь величайшее доказательство правильного взаимного устройства частей тела – подобие формы и места, в которое вырастают эти три части тела – я имею в виду вену, артерию и нерв – в каждую из мышц, а обратный порядок их присоединения показывает не только регулярность взаимного расположения и сообразного устройства частей, но и наивысшую силу Создавшего это тело.
9.8.13. Ведь если ты перечислишь цели устройства и окажется, что все они успешно достигнуты, то это с очевидностью будет свидетельствовать для тебя о величии Его, я имею в виду Творца.
9.8.14. Ведь не просто так устроено, как мог бы подумать человек невнимательный, что количество костей численно равно количеству мышц, но качества их взаимно соответствуют (я имею в виду величину, местоположение, сочленение, количество, вид, форму и устройство в целом), и то же самое, как можно наблюдать, соблюдается и для артерий, и для вен.
9.8.15. Ведь и подобающее качество, и надлежащий размер каждой из них, и то, в какую часть мышцы и как они врастают и как разделяются, – все это с точностью сохраняется для каждой из этих частей, а кроме того, соблюдается равенство всех левых и правых частей, имеющее те же частные цели, что и отдельные части.
9.8.16. И это я говорю тебе, еще не упоминая каждый из внутренних органов или других частей тела, у которых наблюдается специальное очертание; ведь и у каждого из них обнаруживается немалое количество целей.
9.8.17. Например, у нас два глаза, и у каждого глаза – равное количество частей, и они не отличаются ни по форме, ни по величине, ни по местоположению, ни по структуре или связи с близлежащими частями тела, но и хрусталики в них одинаковые, и стекловидное тело имеет одинаковый цвет, форму и плотность; я называю плотностью различие частей по мягкости и жесткости.
9.8.18. Ни в пленках, ни в оболочках оба глаза ничем не различаются, но они имеют равную длину, равную толщину или тонкость, при этом нимало не различаясь цветом и плотностью, а также имеют равное число мышц, причем все мышцы имеют одинаковый объем, форму, цвет и состав.
9.8.19. Ты обнаружишь то же самое правильное соотношение во всех частях тела. Ведь не только парные части тела, такие как глаза, уши, *[206], почки, яички, руки и ноги, имеют одинаковое устройство справа и слева, но то же относится и к тем частям тела, которые кажутся несоставными, а в действительности являются парными: головной мозг, язык, челюсти, легкие, грудная клетка, матка у женщин и другие подобные части.
9.8.20. Ведь у каждой из них правая и левая сторона имеют равное число частей, и по величине, толщине или тонкости, цвету, плотности и по природе они также ни в чем и ничем не отличаются.
9.8.21. То же касается и рода артерий, вен и нервов: справа и слева они равны, и подобие их сущностей ничем не нарушено.
9.8.22. Итак, как мы составляем мнения о том, что создано людьми, таким же образом следует делать выводы и в отношение божественных творений и изумляться Творцу нашего тела, кем бы из богов Он ни был.
9.8.23. Если из-за того, что мы не видим Его, мы скажем, что Его нет, то мы не сохраним аналогии с мнением в отношение искусств: ведь мы составляем мнение о произведении искусства не из-за того, что видели построившего корабль или кровать, не беря в расчет пользу всякой из частей, но именно в таком подходе полагаем основу нашего суждения.
9.8.24. Ведь было бы смешно, если бы кто-нибудь стал называть человека, который делает такие вещи, мастером только потому, что видел его, даже если какие-то из частей оказались плохо устроенными; также смешно, если кто-то увидит прекрасно построенный корабль, или дом, или кровать и, не зная мастера, решит, что это создано без искусства или возникло случайно, в то время как все знают, что то, что создано без искусства, никогда не бывает удачным, а то, что возникает случайно, бывает удачным редко. Поэтому если соблюдать аналогию между суждением о видимых и невидимых мастерах, то было бы смешно полагать, что то, что создало наше тело, было чуждо искусства и понимания пользы.
9.8.25. Ведь не следует привносить извне критерии, чтобы рассмотреть то, понимание чего все мы имеем по природе.
9.8.26. Применяя эти критерии, Гиппократ написал, что «природа сама воспитана: не учась, она делает, что нужно», а в другом месте, что «природные свойства суть врачи болезней»[207], а также что «природа достаточна во всем для всех»[208].
9.8.27. Он называет ее справедливой, а иногда говорит, что врач – ее помощник и подражатель, и постоянно в рассуждениях о частных вопросах воспевает ее и изумляется ее силе. Не дерзая объявлять, какая сущность создала нашу природу и руководит ей, он называет создавшую нас причину, как это в обычае у всех людей, природой.
9.9.1. Платон же объявляет причиной нашего возникновения сотворившего мир Бога, который повелел детям своим устроить род людей, взяв от него самого сущность бессмертной души и добавив в нее смертное.
9.9.2. Однако нам следует знать, что различные виды рассуждения и доказательства требуются для утверждения о том, что мы созданы попечением некоего Бога или богов, с одной стороны, и для рассуждений о сущности устроившего нас, а также нашей души, с другой.
9.9.3. То, что устройство нашего тела есть дело высшей мудрости и силы, доказывается посредством того, что я изложил немного раньше; то, что о сущности души и создавших нас богов и еще более – обо всем теле нашем говорит божественный Платон, может быть лишь убедительным и правдоподобным, что и сам он заявляет в «Тимее», в самом начале изложения своего учения о природе, повторив затем это в середине повествования.
9.9.4. Итак, у него Тимей, намереваясь приступить к этому рассуждению – ведь он вложил все рассуждения о природе мира в уста Тимею, – говорит так:
9.9.5. «А потому не удивляйся, Сократ, что мы, рассматривая во многих отношениях много вещей, таких как боги и возникновение Вселенной, не достигнем в наших рассуждениях полной точности и непротиворечивости. Напротив, мы должны радоваться, если наше рассуждение окажется не менее правдоподобным, чем любое другое, и притом помнить, что и я, рассуждающий, и вы, мои судьи, всего лишь люди, а потому нам приходится довольствоваться в таких вопросах правдоподобным мифом, не требуя большего»[209].
9.9.6. Таким же образом он заявляет, что все, что он пишет о душе, является лишь убедительным и правдоподобным: «Вот что мы думаем о душе, о ее смертной и божественной частях, а равно и о том, как, в каком соседстве и по каким причинам каждая из этих частей получила свое собственное положение в теле. Настаивать на том, что сказанное нами – истина, мы отважились бы разве что с прямого дозволения бога; но правдоподобие нами соблюдено, это мы можем смело сказать уже сейчас, а тем более имея в виду наше дальнейшее рассуждение»[210].
9.9.7. Итак, как он говорит, что сказанное до того о душе мы можем знать лишь как правдоподобное и убедительное, так и я не дерзаю делать об этом определенные утверждения; с другой стороны, я заявляю, что у меня есть доказательства того, что существует несколько видов души, и что они расположены в трех разных местах, и что из них богоподобна та, которой мы мыслим, а две оставшиеся – страстные, одна – та, которой мы испытываем гнев, другая – та, которой мы вожделеем телесных наслаждений, и последняя имеется и у растений. Кроме того, у меня есть доказательства того, что одна из этих частей расположена в головном мозге, другая – в сердце, а третья – в печени.
9.9.8. Ведь и этому есть научные доказательства, и их я обсудил в первых шести книгах этого сочинения, не говоря ни о сущности трех видов души, ни об их бессмертии; я вообще не касался вопроса о том, в прямом ли смысле слова говорит Платон в «Тимее», что две части души смертны, или он употребил это слово, желая показать, что они, хоть и являются бессмертными сущностями, ниже, чем разумение, и действуют только в смертных частях живых существ.
9.9.9. То, что виды души расположены в трех разных местах и каждый из них обладает определенными функциями, и то, каковы эти функции, – очень полезное знание для врачебного искусства, а также для этической и политической философии, и это было надлежащим образом исследовано и Гиппократом, и нами; а являются ли яростная и вожделеющая части бессмертными, как считают многие из платоников, или в «Тимее» они названы смертными в точном смысле слова – все это вообще не имеет никакого значения ни для медицины, ни для так называемой этической и политической философии, и естественно, что и врачи, и многие философы обошли этот вопрос молчанием.
9.9.10. Итак, это относится скорее к теоретической философии, чем к практической.
9.9.11. Но то, что не имеется надежных доказательств этого, я показал. С этим соглашается и сам Платон, что видно из его рассуждений в «Тимее».
9.9.12. Таким образом, о том, что Платон пишет в четвертой книге «Государства», нельзя сказать, что это всего лишь правдоподобное, но я считаю, что есть научные доказательства того, что существуют и различаются между собой разумное, яростное и вожделеющее начало, и это было доказано Платоном.
9.9.13. Более того, очевидно то, о чем я говорю с самого начала: самое трудное – различить подобия. Ведь многие из платоников придерживались мнения, противоположного тому, что высказывал Платон, так можно ли удивляться тому, что другие философы не знают, как отличить правдоподобное, но неистинное, от истины?
9.9.14. И этого бы не произошло, если бы не существовало никакого подобия между ложным, но правдоподобным и научно доказанным.
9.9.15. Ты можешь ясно понять все это из четвертой книги «Государства». Ведь, намереваясь пользоваться аксиомой для доказательства того, что у нас есть несколько частей души, Платон повелевает нам отнестись к этому доказательству со вниманием, ведь он знает, что некоторые будут возражать, заявляя, что это не истинно, из-за того, что не смогут отличить правдоподобные, но неистинные высказывания от истинных, так как они во многом похожи.
9.9.16. Ведь отсюда произошло и множество учений в медицине и философии, так как не все могут отличить то, что имеет лишь качество возможного, от свойств, имеющихся по необходимости, или следствий, или противоречий.
9.9.17. Ведь и тут имеется большое сходство у многих утверждений, верность которых доказана, с теми, которые лишь кажутся убедительными, но в действительности неверны.
9.9.18. И только те, кто много упражнялся в этом, могут хорошо отличить одно от другого, и этого будет достаточно желающим мыслить научно, разумеется, помимо того, чтобы быть по природе разумным.
9.9.19. Итак, заслуживает восхищения то, что Платон не только кратко изложил методы, но и потренировал нас в каждом из них.
9.9.20. Ведь есть три основных принципа: первый – принцип разделения и соединения, второй – принцип знания следствий и противоречий, и к ним третий – взаимное изменение вещей друг в друга по признаку большего и меньшего, а также по сходству и пропорционально. Сюда же относится знание одинакового и различного. Общее для всех этих принципов то, в чем следует упражняться, – возможность и необходимость, их сходства и различия.
9.9.21. Итак, основные положения, руководствуясь которыми следует пользоваться перечисленными принципами, немногочисленны, однако для тренировки в них требуется немало времени.
9.9.22. Это показано и в четвертой книге «Государства» Платона. Здесь он хочет доказать, что наша душа не проста и не однородна по сущности, но состоит из трех частей, каждая из которых принадлежит к отдельному виду и имеет не одну, а многие функции.
9.9.23. Итак, доказывая это, он пользуется следующим очевидным рассуждением: «Очевидно, тождественное не стремится одновременно совершать или испытывать то, что противоположно его тождественности и направлено против нее»[211].
9.9.24. Итак, это аксиома, исходя из которой он начинает доказательство. Зная, что не всем сказанное им очевидно, он предваряет доказательство такими словами: «Может ли одно и то же в одном и том же отношении одновременно стоять и двигаться?»[212]
9.9.25. Не ограничившись и этим, так как это слишком кратко, он далее говорит об этом более пространно: «– Давай условимся поточнее, чтобы впредь не было недоразумений.
9.9.26. Если о том, кто стоит, но двигает руками и головой, скажут, что вот человек и стоит, и вместе с тем движется, мы, я думаю, не согласились бы, что следует так говорить, – тут надо бы сказать, что одно у него неподвижно, а другое движется. Не так ли?
– Так»[213].
9.9.27. После этого примера он приводит другой, более полезный для оспаривания исследуемого суждения: «Но тот, кто так говорит, может привести шуточный и еще более остроумный пример: волчок весь целиком стоит и одновременно движется: он вращается, но острие его упирается в одно место. Можно привести и другие примеры предметов, совершающих вращение, не меняя места. Но мы отбросим все это, потому что в этих случаях предметы пребывают на месте и движутся не в одном и том же отношении. Мы сказали бы, что у них имеется прямизна и округлость: в прямом направлении они стоят, ни в какую сторону не отклоняясь, а по кругу они вращаются. Когда же при сохранении периферийного движения прямое направление смещается вправо или влево, вперед или назад, тогда уж никак нельзя говорить, что эти предметы стоят»[214].
9.9.28. Сказав это в начале, Платон затем добавляет следующее: «Следовательно, ни один из приводимых примеров не смутит нас и не переубедит, будто что-нибудь, оставаясь самим собой, станет вдруг испытывать или совершать нечто противоположное своей тождественности или направленное против нее»[215].
9.9.29. В этих словах он различает подобия в упомянутых вещах, показывая, как тот, кто не изучил подробно такие вещи, может думать, что сказанное им общее утверждение не является истинным всегда и для всех случаев, ведь одно и то же в одно и то же время может совершать или претерпевать противоположные действия, если перевести рассуждение на то, что состоит из многих частей: например, у человека одни части могут двигаться, а другие – оставаться в покое.
9.9.30. Ведь очевидно, что в таких объектах тождество себе не соблюдается полностью, но, если бы кто смог показать, что палец остается в покое и одновременно шевелится, он бы опроверг ранее выдвинутую аксиому.
9.9.31. Итак, Платон и здесь, в приведенном рассуждении, показал, что тот, кто пожелал бы его опровергнуть, не заметил несходства различных понятий. Обратившись затем к другому, более правдоподобному возражению, он показывает, что и оно происходит от неспособности отличить сходство от несходства.
9.9.32. Ведь в отношении волчков кто-то, пожалуй, может сказать, что с одним и тем же телом происходит противоположное, когда они вращаются на месте вокруг пронзающей их оси, но и рассматривая этот пример, Платон говорит, что стоящая и вращающаяся части волчка являются разными предметами, причем последнее он назвал «движущееся по кругу».
9.9.33. В этом рассуждении он учит нас, что критерий разграничения называемых таким образом вещей – в различии того, что называется одним и тем же в точном смысле, и того, что называется более или менее, но не точно одним и тем же.
9.9.34. Ведь одна и та же лошадь не может в одно и то же время идти в Афины и в Коринф, а также быть в одно и то же время в Афинах и Коринфе, или быть и называться в одно и то же время черной и белой, но если бы, например, у нее одна половина тела была белой, а другая – черной, то ни белая, ни черная половина не была бы одновременно белой и черной.
9.9.35. Итак, согласно этому критерию он и в дальнейшем тренирует нас, учит отличать тождественное от иного и сходное от несходного.
9.9.36. И, сделав то, он затем написал следующее: «– Однако как бы кто-нибудь, воспользовавшись нашей неосмотрительностью, не смутил нас, указав, что никто не желает просто питья, но обязательно пригодного питья, и не просто пищи, но пригодной пищи. Ведь все вожделеют именно хорошего. Раз жажда есть вожделение, она должна быть желанием пригодного питья или чего бы то ни было другого, на что направлено вожделение. Так же и во всем остальном.
– Пожалуй, это было бы дельным возражением.
– Но оно касается лишь тех вещей, которые берутся в соотношении с чем-нибудь: у них такие-то качества, потому что такие-то качества у того, с чем их соотносят, а сами по себе они соотносятся лишь с самими собой»[216].
9.9.37. Итак, очевидно, что, поставив перед этим рассуждением слова «однако как бы кто-нибудь, воспользовавшись нашей неосмотрительностью, не смутил нас», он употребил слово «неосмотрительность», зная, что в каждом таком рассуждении нужно быть осмотрительным, предварительно потратив время на различные упражнения. Это именно то, что представители Академии, жившие после Платона, называли «разносторонним представлением».
9.9.38. И нет ничего удивительного в том, что если подробно и тщательно рассматривать тему исследования, то знание будет точнее, как и знание чувственно различаемого бывает более точным у тех, кто смотрит на него постоянно. Так, например, близнецов часто не могут различить незнакомые люди, но без труда различают знакомые.
9.9.39. Как ошибки в суждениях, связанные с непониманием подобия и неподобия, делают те, кто не упражнялся и не наблюдал, таким же образом и ошибки в определении выбранного предмета часто происходят не в последнюю очередь из-за омонимии, которая бывает двух видов: одна – из обычного употребления слов в одном языке, другая – из омонимии слов в разных языках. Так, например, исследование о частях души произошло из-за того, что Платон показал, что невозможно, чтобы «тождественное стремилось одновременно совершать или испытывать то, что противоположно его тождественности и направлено против нее»[217]; а в дальнейшем он сделал четкое разделение, называя «тождественное» видом и частью души.
9.9.40. Некоторые говорят, что «тождественное» было сказано о функции, как если бы Платон сказал, что одна и та же функция в одно и то же время по отношению к одной какой-то вещи не может делать или претерпевать противоположное. Однако они не учли, что «делать» можно сказать применительно к функции, а «претерпевать» – нельзя: ведь можно заметить, что у Платона слово «функция» всегда относится к действию и никогда – к претерпеванию.