9.4.21. При смещении позвонка вперед позвоночник в этом месте смещается вниз.
9.4.22. Иногда же, когда обломаны задние отростки позвонка, из которых получается позвоночный гребень, это место оказывается полым и впалым, как и при смещении позвонков вперед.
9.4.23. Эта болезнь легко излечима, другая же весьма пагубна. Некоторые врачи, не зная различия между ними, как говорит Гиппократ, думают, что они без труда излечат смещение позвонков вперед.
9.4.24. Он называет это смещение не только «смещением вперед», но и «смещением внутрь», имея в виду под словом «внутрь» внутреннюю часть тела, а под словом «снаружи» – его переднюю и заднюю поверхность.
9.4.25. Вот его рассуждение об этом: «С одной стороны, позвонок нелегко выталкивается назад, разве кто-либо спереди будет ранен через живот (но тогда он умрет) или если кто, будучи сброшен с высокого места, ударится оземь бедрами или плечами (но и этот также умрет, если тут же не погибнет); с другой стороны, не легко произойдет такое выскальзывание вперед, если только не обрушится какая-нибудь чрезмерно большая тяжесть, ибо каждая из костей, выдающаяся кзади, такова, что она сломается, прежде чем произойдет большое отклонение вперед, и под влиянием насилия связки и сочленения разрушатся. Кроме того, и спинной мозг будет страдать, если будет согнут на ограниченном месте, когда позвонок выскользнет таким образом и, выскочив, прижмет спинной мозг, если даже не разорвет его. Сдавление же и защемление мозга приводит к параличу больших и важных частей тела, поэтому у врача не будет даже стремления как-нибудь исправить позвонок, раз имеются многие другие сильные повреждения.
9.4.26. Очевидно, в этом случае вправление невозможно ни через встряхивания, ни каким-либо другим способом, разве кто, разрезав человека и введя в живот руку, сделает исследование и рукой оттолкнет обратно изнутри кнаружи; но это может быть сделано на мертвом, а не на живом человеке. Почему я об этом пишу?
9.4.27. Потому что некоторые думают, будто они лечили людей, у которых позвонки выпали внутрь, совершенно выйдя из суставов; действительно, некоторые считают, что из всех вывихов этот легче всего проходит и что нет нужды ни в каком вправлении, но что выздоровление наступает само собой.
9.4.28. Много есть невежд, и их невежество идет им на пользу, так как они вводят в заблуждение других. Обманываются они по следующей причине: они принимают остистые апофизы за самые позвонки, потому что каждый из этих апофизов наощупь кажется круглым. Они не ведают, что кости, к которым они прикасаются, суть апофизы позвонков, о которых было сказано несколько раньше; самые же позвонки расположены гораздо дальше к передней стороне, ибо из всех животных человек по своей величине имеет живот, очень сплюснутый спереди назад, и в особенности грудь.
9.4.29. Когда же какой-либо из этих апофизов – один или несколько – представят значительный перелом, то пораненное место становится вдавленным ниже уровня всего остального, а потому и ошибаются, думая, что позвонки углубились вперед»[191].
9.4.30. То, что постижение сходств и различий имеет большое значение и каждый мастер должен понимать, подобны или различны вещи, которыми он занимается, можно понять и на этом примере.
9.4.31. Однако, поскольку знание, о котором мы говорим, зависит прежде всего от практики, следует не искать обобщенного знания, но упражняться на многих и разнообразных примерах, и особенно на примерах, переданных нам теми, кто лучше всего овладел этим искусством, – Гиппократом и Платоном.
9.5.1. Итак, Платон в первой книге «Государства» показал на многих примерах, среди которых есть и искусство управления, и медицина, что мастера приносят пользу тому, чем они руководят и управляют, а не самим себе. На это Фрасимах, высмеивая его, упоминает пастухов и волопасов, которые обеспечивают выгоду самим себе, а не баранам и быкам.
9.5.2. Но Сократ показывает, что одна цель их и результат – у тех, кто занимается ремеслом пастуха или волопаса, и эта цель – не что иное, как забота о пользе баранов и быков, и другая – у тех, кто готовит животных для продажи или в пищу.
9.5.3. Итак, совершенно очевидно, что врач является врачом постольку, поскольку он заботится о здоровье тела, а если он ставит себе какую-то иную цель, то пусть он и называется по-другому.
9.5.4. Ведь некоторые занимаются врачебным искусством ради выгоды, некоторые – из-за даваемого им в соответствии с законами освобождения от общественных повинностей, иные – из человеколюбия, как другие – из-за славы и почета, которые приносит это занятие.
9.5.5. Так вот, пока они являются мастерами здоровья, пусть все они называются врачами; в том же, в чем они стремятся к различным целям, пусть один зовется человеколюбцем, другой – честолюбцем, третий – славолюбцем, а четвертый – торгашом.
9.5.6. Итак, врач, поскольку он является врачом, не считает своей целью славу и достаток, как предлагал Менодот Эмпирик; это было целью для Менодота, но не для Диокла, а также не для Гиппократа, Эмпедокла и немалого числа других древних врачей, которые лечили людей из человеколюбия.
9.5.7. Итак, некто, поупражнявшись на этих примерах, которых много у Гиппократа и Платона, легко определит характерные особенности каждого искусства и то, что объединяет их все.
9.5.8. Ведь, споря с Фрасимахом в первой книге «Государства», Сократ показал на примере пастухов и волопасов, что общее у них то, что они являются пастухами и волопасами, но различаются они тем, что один откармливает животных на продажу, а другой – в пищу.
9.5.9. С другой стороны, в сочинении «О переломах» Гиппократ посвящает много времени тому, как различать общее и особенное. В науках это называется подобным и неподобным. Ведь следующие три постановки вопроса имеют одно и то же значение: об общем и особенном, о подобии или неподобии сравниваемых предметов, об одинаковом и различном.
9.5.10. Ведь эллины имеют обыкновение иногда называть подобными два объекта, имеющих нечто общее, и Платон предложил, чтобы мы приводили примеры сходства согласно тому, что является сходным признаком.
9.5.11. К этому способу рассмотрения близок и так называемый метод разделения, в котором тренирует нас Платон в «Софисте» и «Государстве»; он показал пользу его не только в этих трудах, но самым очевидным и вместе совершенным образом – в «Филебе» и «Федре», а также в «Государстве» и некоторых других сочинениях.
9.5.12. Итак, в «Софисте» и «Государстве» он учит, как можно вместо произнесения термина разъяснять в ясных и кратких словах его значение; последователи Платона называли это определением и собственно «пределом».
9.5.13. В «Филебе» и «Федре» он показывает, что для формирования научного мышления необходимо двумя способами тренировать навык разделения и объединения: от первого и наиболее общего переходить к тому, что более не приемлет деления, проводя разделения посередине между этими крайностями, – в «Софисте» и «Государстве» он показал, что именно таким образом составляются определения видов, – и наоборот, от более частных и многочисленных видов подниматься к первому роду посредством объединения. Ведь путь в обоих случаях один, а направления два: от общего к частному и наоборот.
9.5.14. В «Федре» он говорит об этом так:
«– Мне кажется, все было там в сущности только шуткой, кроме одного: все, что мы там случайно наговорили, – двух видов, и суметь искусно применить их возможности было бы для всякого благодарной задачей.
9.5.15. Какие это виды?
– Первый – это способность, охватывая все общим взглядом, возводить к единой идее то, что повсюду разрозненно, чтобы, давая определение каждому, сделать ясным предмет поучения. Так поступили мы только что, говоря об Эроте: сначала мы определили, что он такое, а затем, худо ли, хорошо ли, стали рассуждать; поэтому-то наше рассуждение вышло ясным и не противоречило само себе.
9.5.16. А что ты называешь другим видом, Сократ?
– Второй вид – это, наоборот, способность разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни одной из них, как это бывает у дурных поваров»[192].
9.5.17. Это сказано Платоном в целом о методе разделения и объединения. Перейдя к риторическому искусству – пусть это будет для нас единственным примером для всей этой темы – он пишет так:
9.5.18. «Поскольку сила речи заключается в воздействии на душу, тому, кто собирается стать оратором, необходимо знать, сколько видов имеет душа:
9.5.19. их столько-то и столько-то, они такие-то и такие-то, поэтому слушатели бывают такими-то и такими-то. Когда это должным образом разобрано, тогда устанавливается, что есть столько-то и столько-то видов речей и каждый из них такой-то.
9.5.20. Таких-то слушателей по такой-то причине легко убедить в том-то и том-то такими-то речами, а такие-то потому-то и потому-то с трудом поддаются убеждению.
9.5.21. Кто достаточно все это продумал, тот затем наблюдает, как это осуществляется и применяется на деле, причем он должен уметь остро воспринимать и прослеживать, иначе он не прибавит ничего к тому, что он еще раньше слышал, изучая красноречие.
9.5.22. Когда же он будет способен определять, какими речами какой человек даст себя убедить, тогда при встрече с таким человеком он сможет распознать его и дать себе отчет, что вот как раз тот человек и та природа, о которой прежде шла речь. Теперь она на самом деле предстала перед ним, и к ней надо вот так применить такие-то речи, чтобы убедить ее в том-то. Сообразив все это, он должен учесть время, когда ему удобнее говорить, а когда и воздержаться: все изученные им виды речей – сжатую речь, или жалостливую, или возбуждающую – ему следует применять вовремя и кстати: только тогда, и никак не ранее, его искусство будет разработано прекрасно и совершенно.
9.5.23. Если же, произнося речь, сочиняя или обучая, он упустит хоть что-нибудь из этого, а между тем станет утверждать, что придерживается правил искусства, прав будет тот, кто ему не поверит»[193].
9.5.24. Итак, это сказано им о риторике, там, где он учит, как лучше составить эту науку, пользуясь научным методом, а не следуя опыту и навыку, как это делают многие.
9.5.25. Кроме этих слов, сказав далее еще много полезного, он завершает свои размышления следующим образом:
9.5.26. «Так что, если ты утверждаешь что-нибудь новое относительно искусства красноречия, мы послушаем, если же нет, мы останемся при убеждении, к которому привело нас наше исследование: кто не учтет природные качества своих будущих слушателей, кто не сумеет различать существующее по видам и охватывать одной идеей все единичное, тот никогда не овладеет искусством красноречия настолько, насколько это возможно для человека»[194].
9.5.27. В этой книге он изложил в сжатой форме построение любой науки и, в частности, риторики, но наиболее основательно он раскрыл эту тему в «Филебе». Начну с самого важного и приведу следующий отрывок:
9.5.28. «– Звук, исходящий из наших уст, один, и в то же время он беспределен по числу у всех и у каждого.
– Так что же?
– Однако ни то ни другое еще не делает нас мудрыми: ни то, что мы знаем беспредельность звука, ни то, что мы знаем его единство; лишь знание количества звуков и их качества делает каждого из нас грамотным.
9.5.29. – Совершенно верно.
– Но то же самое делает человека сведущим в музыке.
– Каким образом?
– Согласно этому искусству, звучание в нем также одно.
– Как же иначе?
– Однако же мы признаем два звучания – низкое и высокое и третье – среднее. Не правда ли?
– Да.
– Но, зная только это, ты не станешь сведущим в музыке; не зная же и этого, ты, так сказать, ничего не будешь в ней смыслить.
9.5.30. – Разумеется, ничего.
– Но, друг мой, после того как ты узнаешь, сколько бывает интервалов между высокими и низкими тонами, каковы эти интервалы и где их границы, сколько они образуют систем (предшественники наши, открывшие эти системы, завещали нам, своим потомкам, называть их гармониями и прилагать имена ритма и меры к другим подобным состояниям, присущим движениям тела, если измерять их числами; они повелели нам, далее, рассматривать таким же образом всякое вообще единство и множество), – после того как ты узнаешь все это, ты станешь мудрым, а когда постигнешь всякое другое единство, рассматривая его таким же способом, то сделаешься сведущим и в нем.
9.5.31. Напротив, беспредельное множество отдельных вещей и свойств, содержащихся в них, неизбежно делает также беспредельной и бессмысленной твою мысль, лишает ее числа, вследствие чего ты никогда ни в чем не обращаешь внимания ни на какое число.
9.5.32. – Мне кажется, Филеб, что Сократ выразил только что сказанное как нельзя лучше.
– Мне тоже кажется; но как все это относится к нам и к чему клонится эта речь?
– А ведь справедливо, Протарх, задает нам Филеб этот вопрос!
– Совершенно справедливо; ответь же ему.
9.5.33. – Я так и сделаю, еще немного остановившись на том, чего мы только что коснулись. Мы сказали, что воспринявший что-либо единое тотчас же после этого должен обращать свой взор не на природу беспредельного, но на какое-либо число; так точно и наоборот: кто бывает вынужден прежде обращаться к беспредельному, тот немедленно вслед за этим должен смотреть не на единое, но опять-таки на какие-либо числа, каждое из которых заключает в себе некое множество, чтобы в заключение от всего этого прийти к единому.
9.5.34. Снова в пояснение к сказанному возьмем буквы.
– Каким образом?
– Первоначально некий бог или божественный человек обратил внимание на беспредельность звука. В Египте, как гласит предание, некий Тевт первым подметил, что гласные буквы в беспредельности представляют собою не единство, но множество; что другие буквы – безгласные, но все же причастны некоему звуку и что их также определенное число; наконец, к третьему виду Тевт причислил те буквы, которые теперь, у нас, называются немыми. После этого он стал разделять все до единой безгласные и немые и поступил таким же образом с гласными и полугласными, пока не установил их число и не дал каждой в отдельности и всем вместе названия “буква”.
9.5.35. Видя, что никто из нас не может научиться ни одной букве, взятой в отдельности, помимо всех остальных, Тевт понял, что между буквами существует единая связь, приводящая все к некоему единству. Эту связь Тевт назвал грамматикой – единой наукой о многих буквах»[195].
9.5.36. Так пишет Платон в диалоге «Филеб» о построении наук; разумеется, имеется в виду построение согласно логическому методу, а не то, что опирается лишь на длительные наблюдения и многочисленные данные опыта.
9.5.37. Из сказанного мной очевидно, что без упражнений в разделении и соединении невозможно составить науку согласно логическому методу.
9.5.38. Впрочем, и во всей книге «Филеб», после этого отрывка, он показывает тот же метод на примере удовольствия, рассматривая различные его виды.
9.6.1. Таким же образом и Гиппократ прежде него, в книге «О диете при острых болезнях», порицая книдских врачей за то, что они не различают заболеваний по виду и роду, сам показывает способы разделения, благодаря которым то, что кажется единым, оказывается разделенным и многочисленным, и это касается не только болезней, но и всего прочего, и можно заметить, что большинство славнейших врачей ошибается именно в этом, что сказывается и на их методах лечения.
9.6.2. Ведь некоторые ведут обучение без правильного метода, начиная сразу с частных случаев применения лекарств; а некоторые, говоря самые общие вещи, строят свое учение внешне методически безупречно, но весьма далеко от истины.
9.6.3. Поэтому и возникают у них разногласия: одни считают, что подходящим средством от некой болезни, например плеврита, является кровопускание, другие – очищение, третьи – паровая баня с губками, иные – то, что врачи называют припарками, или еще что-то.
9.6.4. Поэтому они расходятся во мнениях и об омовениях, и о воздержании от омовений, и о смеси меда с уксусом, меда с молоком, воде, вине и ячменном отваре, давать ли только процеженный сок, или только ячменную кашу. Иные же расходятся в вопросе о питании. Итак, каждый по-своему определяет виды больных и всех перечисленных вещей, которые разные врачи считают полезными при плеврите.
9.6.5. Итак, я уже показал в своих комментариях к трактату «О диете при острых болезнях», который некоторые называют «Против учений книдских врачей», а некоторые «О ячменном отваре» (и то и другое название неправильно), как он, будучи первым, пришедшим к этой идее, изложил ее беспорядочно.
9.6.6. Но, чтобы те, кто любит знание, получили и это учение в кратких и ясных словах, я не поленюсь повторить основные его положения.
9.6.7. Ведь когда у страдающего плевритом только начинаются боли и поэтому еще нельзя сделать однозначного заключения о его состоянии, Гиппократ предлагает попробовать «лечение огнем» и «прогревание» и разбирает, какое вещество надо при этом использовать. Если же это не помогает, он предлагает выяснить, принимал ли больной недавно пищу и опорожнился ли желудок или нет, и учит, что следует делать дальше.
9.6.8. Если и после этого болезнь не отступает, он описал различные показания к кровопусканиям и очищениям, питью из меда с молоком, или из меда с уксусом, или полному воздержанию от пищи и употреблению одной воды вплоть до кризиса, к соку ячменного отвара или ячменю, излагая, как следует употреблять эти средства и как питаться. Таким же образом он сказал об употреблении вина: кому следует его давать, а кому нет, и если давать, то когда и сколько; также написал он и о купаниях, и о других подобных вещах.
9.6.9. Существуют два вида ошибок в различении: одни разделяют недостаточно, другие же вводят слишком много видов. Гиппократ в начале своей книги порицает и тех, и других в следующих словах:
9.6.10. «Впрочем, некоторые из них знали разнообразные формы отдельных болезней и многочисленное разделение их, но, стараясь точно указать числа отдельных болезней, они неправильно описали их.
9.6.11. И в самом деле, никто легко не исчислит их, если будет на том основании обозначать болезнь у болеющих, что она отличается от другой каким-нибудь признаком, и не будет считать ее одною и тою же болезнью, если она не будет названа одним и тем же именем»[196].
9.6.12. О том, что у них недостаточно лекарственных средств, он говорит так: «И я не хвалю их не только поэтому, но и потому, что они употребляют немногие по числу врачебные средства»[197].
9.6.13. Далее, предлагая то, что более всего полезно в этом случае, он не дает ясного решения проблемы, и из-за этого многие врачи не понимают смысла этого его рассуждения.
9.6.14. Впрочем, я раскрыл смысл этого рассуждения Гиппократа в первой книге комментариев к сочинению «О диете при острых болезнях», теперь же нужно кратко повторить основную мысль, выраженную там.
9.6.15. Гиппократ сформулировал проблему следующим образом: «Мне кажется, что наиболее достойно изложения все то, что неизвестно врачам и в то же время важно для познания, и все то, что приносит великую пользу или великий вред.
9.6.16. Неизвестны даже такие вещи: по какой именно причине в острых болезнях некоторые врачи весь свой век дают непроцеженные ячменные отвары и думают, что они правильно лечат; а другие прежде всего заботятся о том, чтобы никоим образом больной не съел ячменного зернышка, думая, что это принесет большой вред, но, процедив жидкость через полотенце, предлагают только сок ячменя; а некоторые не предписывают ни густого отвара, ни ячменного сока, одни – пока болезнь не достигнет седьмого дня, другие – до конца, пока болезнь не разрешится.
9.6.17. Вопросы этого рода врачи не особенно привыкли задавать себе, а если бы задавали, то не разрешали бы их. А между тем все искусство пользуется у народа такой дурной славой, что кажется, будто нет вовсе никакой медицины. Так что, если в острых болезнях настолько будут разногласить между собою специалисты, что то, что предлагает один, считая самым полезным, другой это признает даже вредным…»[198]
9.6.18. И немного далее он добавляет: «Я утверждаю, что этот вопрос, сам по себе прекраснейший, близко связан с многими важнейшими вопросами в медицинском искусстве, ибо всем больным он дает большие возможности для выздоровления, здоровым – для приобретения здоровья, а тем, кто упражняется в гимнастике, – для приобретения хорошего внешнего вида и того, что каждый захочет»[199].
9.6.19. Он говорит здесь, что проблема, относительно которой люди, сведущие в медицине, не могут прийти к общему мнению, имеет большое значение не только для возвращения здоровья больным, но и для сохранения его здоровыми, и для тех, кто делает физические упражнения, чтобы приобрести и сохранить крепость тела, и добавляет: «и того, что каждый захочет», показывая нам, что эта проблема и ее решение касаются не только медицины, но и других наук и искусств.
9.6.20. Ведь удивительно, почему врачи, занимающиеся наукой, в которой посредством опыта можно показать, приносит то или иное средство пользу или вред, тем не менее делают противоположные утверждения о том, что помогает и что вредит.
9.6.21. Ведь нет ничего удивительного в том, что в философии большинство разногласий не прекращаются: вопросы философии не могут быть окончательно решены с помощью эксперимента, поэтому некоторые считают, что мир не был сотворен, а другие – что был, как некоторые считают, что этот мир снаружи ничто не окружает, а другие говорят, что нечто окружает его, и из последних одни считают, что окружает его некая пустота, не имеющая в себе никакой материи, а другие – что существует бесконечное число иных миров, и множество их простирается в беспредельность.
9.6.22. Ведь разрешить эти разногласия посредством чувственного восприятия невозможно. Но относительно пользы или вреда лекарственных средств для тела все иначе: здесь разногласия врачей можно разрешить, установив на опыте, полезно или вредно то или иное средство.
9.6.23. Однако решение этого вопроса было не вполне ясно изложено Гиппократом, и из-за этого его не понял почти никто из исследовавших книгу.
9.6.24. А решение это таково: некоторым из больных полезно голодать вплоть до наступления кризиса болезни, другие должны принимать пищу, и из последних одним показан насыщенный ячменем отвар, другим – только сок, некоторым – более густой отвар, а иным – смесь меда с уксусом или меда с молоком, а кому-то – вода или вино.
9.6.25. Врачи, основывающиеся только на опыте, считают полезным только средство, по случайности чаще помогавшее пациентам, которых они наблюдали. Ведь они не решались применить иную форму диеты, чтобы испытать и ее, опасаясь несчастного исхода.
9.6.26. Итак, только тот, кто понял природу больного, а также характер болезни и характер действия лекарства, которое он собирается применять, и кроме того, время, в которое следует его применить, может решиться применить выбранное средство, чтобы проверить, правильным ли оказался выбор.
9.6.27. Только такой врач найдет причину разногласия среди врачей и различающие признаки, которые следует учитывать, чтобы определить, что полезно больному. Никто из других не сможет определить этого, ведь те, кто упрямо ограничивает себя познанием посредством опыта[200], используют лишь опробованные средства, а в своих неудачах обвиняют или случай, или еще что-нибудь в этом роде.
9.6.28. То же самое имеет в виду Гиппократ и в сочинении «О переломах», когда говорит о ранах следующее: «Напротив, некоторые врачи тотчас лечат переломы этого рода перевязками и с обеих сторон накладывают бинты; у раны же они делают перерыв и оставляют ее открытою. Затем прикладывают к ране какое-нибудь очищающее средство и лечат винными компрессами и шерстью.
9.6.29. Но это плохой способ лечения, и те, кто им пользуется, поистине не понимают самого главного, как в этих, так и в остальных переломах,
9.6.30. ибо самое главное – знать, каким способом следует наложить начало бинта и в какой части его следует сильнее всего сжать, и насколько полезно правильно наложить начало бинта и сжать там, где это больше всего необходимо, и насколько вредно наложить начало бинта неправильно и сжать не там, где это следует, а с обеих сторон.
9.6.31. Уже было сказано выше, что происходит от этого в обоих случаях. Но это доказывает и само лечение, ибо после такой перевязки на ране всегда возникает опухоль.
9.6.32. В самом деле, если здоровая часть тела, перевязанная с двух сторон с оставлением некоторого промежуточного пространства, опухает больше всего в промежутке и делается бесцветною,
9.6.33. то почему тому же самому не произойти в ране? Поэтому рана по необходимости сделается бледной, с краями расширенными, сукровичной и нисколько не гноящейся, а кости, и не собиравшиеся омертвевать, отделятся, и в ране будет пульсация и жар.
9.6.34. Из-за опухоли придется налагать сверху пластыри, что для больных, которые перевязаны с двух сторон, бывает неудобно, так как к пульсации прибавляется еще бесполезная тяжесть.
9.6.35. Но, наконец, эти врачи развязывают повязки, когда все эти осложнения усилятся, и в остальное время ведут лечение без перевязки. Однако, несмотря на это, они, если получат другую рану, применяют тот же способ лечения,
9.6.36. так как они считают причиной осложнений не перевязку, сделанную с двух сторон, и открытую рану, но какое-нибудь другое несчастное обстоятельство»[201].
9.6.37. Эти врачи не считают, говорит он, что вред причиняет неправильная повязка, но полагают, что осложнения произошли по другой причине. Из-за этого они и не оставляют прежней практики, но упорствуют в своем незнании.
9.6.38. Вот, по-моему, и разрешение этой проблемы, то есть вопроса о причине разногласия в отношение лекарств. Этот ответ можно сформулировать в виде одного общего утверждения: существуют разногласия в общих понятиях, высказываниях и предлагаемых темах для дискуссии, будь то заболевание, вещество или средство лечения.
9.6.39. Под болезнью я имею в виду, например, плеврит, на примере которого было сделано приведенное рассуждение, под веществом – смесь меда с молоком, или вино, или воду, или смесь уксуса с водой.
9.6.40. Ведь все эти вещи разделяются на некие виды, и Гиппократ не только в кратких высказываниях, но подробно и ясно описывает признаки, по которым их следует различать.
9.6.41. Для примера мне будет достаточно напомнить его рассуждение о вине:
9.6.42. «Вино сладкое и крепкое, белое и черное, медовый напиток, просто воду и мед с уксусом должно различать в острых болезнях на основании следующих признаков. Сладкое вино меньше, чем крепкое, отягощает голову и меньше ее поражает и сильнее, чем другое, послабляет, но зато оно увеличивает печень и селезенку. Поэтому оно и неполезно тем, которые содержат горькую желчь, ибо у них оно сверх того производит жажду. Кроме того, оно в верхней кишке возбуждает ветер, не будучи вредным нижней кишке в отношении ветра; однако ветер от сладкого вина нелегко выходит, но задерживается в области подреберья.
9.6.43. И это вино меньше вообще гонит мочу, чем крепкое белое; однако мокроту оно выводит сильнее другого, потому что сладко;
9.6.44. и у тех, у кого оно выпитое вызывает жажду, меньше выводит, чем другое вино, а у кого оно совсем не возбуждает жажды, у тех – больше.
9.6.45. Что касается вина белого, крепкого, то оно в самом главном уже похвалено и осуждено в рассказе о вине сладком. Проникая легче другого к мочевому пузырю, будучи мочегонным и слабительным, оно всегда очень полезно в этих болезнях, ибо, если для всего иного оно менее пригодно, чем другое, однако очищение, которое делается им через мочевой пузырь, облегчает, если выгоняется то, что должно.
9.6.46. Хороши эти показания о пользе и вреде вина, которые старейшим моим предшественникам не были известны!
9.6.47. Вином же бледно-красным и черным, вяжущим, ты мог бы пользоваться в этих болезнях при следующих условиях: если нет ни тяжести головы, ни поражения ума, если нет препятствий для мокроты нестись вверх, если также не задерживается моча, но испражнения желудка будут слишком влажны и с кусочками: в этих случаях весьма полезно делать перемену белого вина и во всех подобных им.
9.6.48. Но сверх того должно знать и то, что, если вино будет более разведено водой, оно менее повредит всем верхним частям и тем, что около мочевого пузыря; а более чистое вино более полезно частям около внутренностей»[202].
9.6.49. Здесь он говорит о видах вин и их применении следующее: «Старейшим моим предшественникам они не были известны – я же составил научное учение о них, разделив их согласно различающим признакам».
9.6.50. Таким же образом он описал различающие признаки и виды смеси меда с молоком, меда, воды, смеси уксуса с медом, ячменного отвара и водных процедур, порицая тех, кто рекомендует или запрещает применять какое-либо из этих средств при любых острых состояниях.
9.6.51. Ведь, если задают вопрос, давать ли вино тем, кто страдает лихорадкой, следует ответить, что одному его следует давать, а другому не следует, и бывает момент, когда следует давать, и момент, когда не следует.
9.6.52. То же самое Платон говорит об удовольствиях, убеждая, чтобы некоторых из них мы избегали, а к другим стремились, например к удовольствиям от полезного и доброго учения. И вообще ко всем прекрасным вещам следует стремиться, а избегать нужно удовольствий от пьянства, или чревоугодия, или любовных утех, тех же, которые не имеют отличительных признаков ни тех, ни других, не следует избегать, но к ним не следует и стремиться.
9.6.53. Таким образом, согласно методу разделения находятся отличительные признаки видов рода удовольствий, что показывает Платон на протяжении всего диалога «Филеб», рассказывая нам обо всех их отличительных признаках.
9.6.54. Именно поэтому я сказал, что знание, получаемое посредством метода разделения, близко и едино со знанием, получаемым посредством выявления общего. Ведь у всех удовольствий есть нечто общее, поскольку то, что объединяет их в единый род, имеется у всех них, и именно поэтому все они получили общее название, частные же названия отдельных удовольствий подчеркивают имеющиеся у них различия.
9.6.55. Ведь простые удовольствия, помимо их принадлежности к виду удовольствий, по своей простоте принадлежат также к виду простых удовольствий и имеют между собой дополнительное сходство, как и сложные со сложными, материальные с материальными, духовные с духовными, полезные с полезными, вредные с вредными, как и удовольствия от прекрасных и дурных деяний сходны между собой, так же и удовольствия в разумной части души сходны между собой, и то же касается удовольствий яростной и вожделеющей частей души.