Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга третья. Январь 1943 – январь 1944

Разумеется, никто из простых жителей города не знал тогда ни о размерах запасов продовольствия, ни о масштабах смертности, но все они, каждый на своем месте и по-своему, продолжали бороться за выживание. Востоковед А. Н. Болдырев, только что принятый в качестве специалиста на Ленинградское радио и оказавшийся, по его выражению, в числе «работников номенклатуры», размышлял по этому поводу 6 сентября 1942 г. в своем дневнике: «Много думал сегодня об этом, разбирал меня страх, жалел себя весьма, ибо обед и завтрак оторвали меня от любимого Востока и академичности строгой, ввергнули меня в язык, который я не люблю, в жанр чуждый. Только за обед и завтрак! Но это также за „только жить“»^[499].

Учитывая сложное положение на южном направлении советско-германского фронта и в особенности в битве за Сталинград, Верховное Главнокомандование, не исключавшее возможности штурма Ленинграда, требовало от командования Ленинградского фронта незамедлительных мер по укреплению обороны Ленинграда. В указаниях Генерального Штаба Красной Армии, направленных 13 октября 1942 г. командующему войсками Ленинградского фронта, содержалось требование «принять самые срочные меры по приведению в должное оборонительное состояние всей полосы Невской оперативной группы», оборонительные рубежи которой, по мнению Генерального Штаба, имели «много существенных недостатков»^[500]. В середине октября 1942 г. в целях улучшения управления Невской оперативной группой на ее базе была развернута 67-я армия, которой стал командовать генерал-майор М. П. Духанов^[501].

Настаивая на укреплении оборонительных рубежей вокруг Ленинграда, Ставка ВГК считала, что немецко-фашистское командование, несмотря на неудачу захватить осажденный город в сентябре 1942 г., не оставит своих попыток. Действительно, и в октябре 1942 г. Гитлер все еще рассматривал возможность овладения Ленинградом, и только когда фельдмаршал Манштейн сообщил ему, что большая часть боеприпасов, предназначенных для достижения этой цели, уже израсходована в ходе последних ожесточенных боев, он был вынужден согласиться на проведение отдельных операций. Было решено активизировать действия на Ладожском озере, чтобы нарушить жизненно важные коммуникации блокированного Ленинграда. Намеченная на начало октября операция под кодовым названием «Бразилия», имевшая задачей захват стратегически важного острова Сухо, должна была стать началом достижения этой цели. Сухо, маленький каменистый остров размером 90 на 60 м, был расположен на пути движения наших конвоев по большой трассе Новая Ладога – Осиновец и контролировал значительный район южной части Ладожского озера, прикрывая подходы к Волховской губе. В сентябре 1942 г. на острове были установлены трехорудийная батарея противокатерной обороны и 3 пулемета, а гарнизон острова насчитывал 90 человек. Кроме того, предполагалось создать противодесантную оборону, но к октябрю 1942 г. она была еще не закончена: не были оборудованы огневые точки и не были минированы подступы к острову^[502].

Предпринимая операцию по захвату острова Сухо, немецкое командование ставило задачей разрушить маяк, уничтожить артиллерийскую батарею и радиостанцию, овладеть кодами и шифрами. Для проведения этой операции противник выделил почти всю свою флотилию паромов на Ладожском озере и десантный отряд численностью более 100 человек. Действия судов и десанта должны были обеспечивать 15 самолетов, а также немецкие, итальянские и финские катера^[503]. Предпринятый 9 октября 1942 г. первый поход смешанной флотилии, состоявшей из 28 различных судов, в том числе 3 торпедных катеров, 2 катеров-тральщиков и 3 десантных катеров, закончился конфузом: из-за плохой погоды и ошибки в определении искомой цели флотилия получила приказ вернуться обратно. Однако на обратном пути флотилия встретилась с двумя советскими катерами «Морской охотник», которые приняли неравный бой^[504].

Наконец, вечером 21 октября 1942 г. из расположенных на западном берегу Ладожского озера портов Кякисалми и Тайвалахти вышла целая эскадра, взявшая курс на остров Сухо. В ее составе были 19 паромов «Зибель», вооруженных артиллерийскими орудиями, 3 транспортных парома с 70 пехотинцами на борту, штабной и госпитальный паромы, 7 моторных катеров, 5 из которых были предназначены для высадки десанта, и итальянский торпедный катер^[505]. Из-за шторма на Ладоге наша авиация с 18 по 21 октября 1942 г. разведку озера не проводила. Пользуясь этим, а также низкой облачностью, шквальным ветром с дождем и снегом, вражеская армада утром 22 октября 1942 г. скрытно подошла к острову Сухо.

Не встретив противодействия кораблей Ладожской флотилии, вражеская армада приблизилась к острову Сухо незамеченной и сразу же открыла прицельный огонь из 88-мм пушек, сбив первыми же выстрелами радиоантенну, после чего гарнизон острова остался без связи. Артиллерийским огнем противника были выведены из строя командный пункт батареи и дальномерный пост, многие защитники острова были ранены, в том числе командир батареи ст. лейтенант И. К. Гусев, но артиллерийская батарея продолжала вести огонь по кораблям противника. После того как 9 немецких пикирующих бомбардировщиков нанесли по очереди удары по острову, на берег с десантных катеров высадились 3 ударные группы пехотинцев и 1 группа саперов-подрывников. Они захватили береговые орудия на северном и западном берегах, но орудие на восточном берегу продолжало вести огонь по противнику. Скоро на помощь гарнизону острова пришли находившиеся в дозоре сторожевой катер и тральщик, открывшие огонь по кораблям противника. Затем последовал массированный удар по ним нашей штурмовой авиации^[506].

В ходе ожесточенных боев на острове Сухо немецкий десант был вынужден отступить, потеряв 18 человек убитыми и 57 ранеными. По немецкой версии, это было сделано по приказу командира флотилии оберст-лейтенанта Вахтеля из-за потери радиосвязи с десантом. Однако, если судить по понесенным противником потерям и характеру развернувшегося на острове сражения, немецкий десант был выбит с острова его гарнизоном^[507].

Провал операции «Бразилия» показал немецкому командованию бесперспективность использования «флотилии паромов» для нарушения жизненно важной коммуникации блокированного Ленинграда, и оно расформировало эту флотилию, убрав заодно с Ладожского озера свои десантные баржи и итальянские катера^[508]. Прилетевший 25 октября 1942 г. в Ставку Гитлера фельдмаршал Манштейн узнал, что фюрер решил пока отказаться от штурма Ленинграда, а штаб его 11-й армии направить в район Витебска, где ожидалось крупное наступление Красной Армии. Группа армий «Север» получила приказ по-прежнему удерживать занимаемые рубежи, а 1-му воздушному флоту предписывалось усилить удары по Ладожской коммуникации, чтобы затруднить переброску военных подкреплений по Ладоге. Правда, немецкая авиация атаковала любые цели, которые оказывались в поле ее зрения. Например, 30 октября 1942 г. около 30 немецких самолетов совершили налет на порт Кобона, где объектом их атаки стал входивший в него тральщик, который вел из Осиновца до рейда баржу-паром, тральщик вскоре затонул на мелководье в порту^[509]. Всего в октябре 1942 г. немецкой авиации удалось вывести из строя на Ладожском озере 5 буксиров и 8 барж. Тем не менее на западный берег Ладоги в этом месяце было перевезено наибольшее количество грузов за весь период навигации 1942 г. – около 192 тыс. т, или в среднем 200 т в сутки^[510].

Бесперебойная и все более увеличивающаяся доставка продовольствия в Ленинград была одним из важных факторов его надежной обороны. Вот почему победа на Ладоге в сражении за остров Сухо имела принципиальное значение. Она стала залогом успешного выполнения принятого 18 октября 1942 г. постановления Военного Совета Ленинградского фронта «О мероприятиях по организации снабжения войск внутренней обороны, рабочих формирований, военизированной пожарной охраны, батальонов МПВО, милиции и населения Ленинграда». По этому постановлению создавались неприкосновенные запасы продовольствия: по секторам обороны – на 30 суток, узлам сопротивления – на 10 суток и опорным пунктам – на 20 суток^[511].

Криминальная сторона жизни города-фронта в октябре 1942 г. была отражена, как всегда, в спецсообщении УНКВД по Ленинграду, адресованном А. А. Жданову, Л. А. Говорову и А. А. Кузнецову. В нем сообщалось, что за убийства с целью завладения продовольственными карточками и продуктами питания в октябре арестовано и передано суду 15 человек, что было значительно меньше, чем в прошлые месяцы. За убийство с целью употребления в пищу человеческого мяса впервые был арестован только один человек. Зато фактов о других преступлениях, связанных с расхищением продуктов питания, похищением продовольственных карточек, обвесом покупателей, спекуляцией наворованного продовольствия, как и прежде, было много. Среди этих фактов выделяется арест управделами городского управления по учету и выдаче продовольственных карточек, которая систематически похищала продовольственные карточки, изымаемые у преступного элемента и направляемые в управление для их ликвидации. Как выяснилось в ходе следствия, «никакого учета этих карточек в Управлении не было». Упоминался в спецсообщении и позитивный факт: смертность в октябре 1942 г. по сравнению с сентябрем снизилась на 21 % и составила 3689 человек, или 0,56 % проживавшего в это время в городе населения (652 872 человека)^[512].

Если попытаться выделить в настроении оставшихся в городе-фронте ленинградцев какой-то общий мотив, то, вероятно, его можно определить как состояние психологической тревоги в преддверии наступавшей второй блокадной зимы. Врач И. В. Назимов, постоянно наблюдавший больных ленинградцев, перенимал их настроения. 28 октября 1942 г. он записал в своем дневнике: «Но какова будет зима вообще? Что нового принесет война? Пока ничего определенного. Хотелось бы избавиться от блокады. Как она тяготеет над голодом и населением! Сегодня был обстрел города. Артиллерия немцев била по центру города…»^[513] С октября 1942 г. немецкая авиация возобновила ночные налеты на город одиночными самолетами, и хотя их интенсивность уступала налетам 1941 г., их возобновление напомнило ленинградцам пережитые ужасы бомбардировок. И все же к осени 1942 г. среди оставшегося в городе-фронте населения было уже немало тех, кто, пережив самое трудное время блокады, воспрял духом и обрел уверенность, что дальше будет легче. Среди них был известный художник В. М. Конашевич, человек преклонного возраста, не потерявший, однако, присутствия духа и с определенным оптимизмом смотревший в неизвестное будущее. «Вступаем во вторую военную зиму, – писал он в дневнике в конце октября 1942 г. – Откуда-то уверенность – тайная, внутренняя, – что она, эта зима, не будет, не может быть такой страшной, как прошлая, ведь сейчас лучше, чем в прошлом году в это время с продовольствием, есть немного дров. Может быть, отсюда и эта смутная уверенность в некотором небольшом благополучии, которая – хочется верить – не изменит»^[514].

С приходом ранней зимы возобновились налеты вражеской авиации. В ноябре 1942 г. немецкие самолеты совершили на город 22 налета, тогда как в октябре – только 4. Было сброшено 82 фугасные бомбы и 191 зажигательная. На ноябрь приходится наибольшее количество объявленных воздушных тревог – 47 – как в 1942 г.^[515] «Кончено наше мирное житие: каждый день 3-4 тревоги и днем, и ночью, – писала 10 ноября 1942 г. в своем дневнике начальник планового отдела 7-й ГЭС И. Д. Зеленская. – В городе новые разрушения, битые стекла, срывается столько выстраданное отепление – опять начинается сизифов труд»^[516].

Ранний приход второй военной зимы невольно вызывал у многих ленинградцев тяжелые воспоминания о страшной первой блокадной зиме, усиливал их беспокойство за предстоящие новые испытания. Это беспокойство было связано в первую очередь с опасениями, как бы с наступлением зимы опять ни началось снижение норм выдачи продовольствия. Не случайно председатель Продовольственной комиссии при Военном Совете Ленинградского фронта, секретарь горкома партии А. А. Кузнецов, выступая на заседании бюро горкома 16 ноября 1942 г., считал необходимым специально остановиться на вопросе о продовольственном снабжении населения города-фронта. «По нормам выдачи мы идем выше, чем другие города, – говорил он на этом заседании. – Выше идем по жирам, крупе и сахару. По хлебу идем ниже. Я уже не говорю о том, что мы отовариваем карточки регулярно, нормально. Мы имеем очень богатый, если можно так выразиться, ассортимент продовольственных товаров в Ленинграде. Нельзя сказать, что мы имеем одну только крупу, пшенную или гречневую и все время ее варим, или имеем один горох. У нас имеется большое разнообразие продовольственных товаров…» Вместе с тем А. А. Кузнецов не скрывал, что «завозить продукты в Ленинград очень трудно. Трудно не потому, что их нет (все наши заявки своевременно удовлетворяются), а трудность связана с транспортом, потому что на одной железнодорожной нитке висит снабжение трех фронтов боеприпасами, вооружением, составами с пополнением и плюс полное снабжение такого города, каким является Ленинград; к тому же трудность усугубляется перевозом через Ладогу, когда противник все время эту важнейшую коммуникацию держит под непрерывным воздушным воздействием». Тем не менее благодаря самоотверженному труду моряков Ладожской флотилии и всех работников Ладожской коммуникации навигация 1942 г. на Ладоге в обоих направлениях продолжалась до 27 ноября 1942 г. За эти трудные дни осенней навигации в Ленинград были доставлены 67 500 т грузов, большую часть которых составляло продовольствие^[517].

Принимая во внимание все факторы, определявшие жизнь и борьбу осажденного Ленинграда за свое выживание, его руководители весьма осторожно оценивали положение на продовольственном фронте. Тем более что ожидания на пополнение продовольственных запасов за счет внутренних ресурсов оправдались далеко не полностью, о чем свидетельствовали итоги сельскохозяйственной кампании осенью 1942 г. Как видно из «Донесения тыла Ленинградского фронта в Совнарком СССР», направленного 10 ноября 1942 г. за подписями председателей исполкомов Ленинградских областного и городского Советов депутатов трудящихся Н. В. Соловьева и П. С. Попкова, обязательные поставки по картофелю были выполнены совхозами и подсобными хозяйствами менее чем наполовину – они составили 31 243 т вместо запланированных 73 184 т. Более благоприятными оказались результаты заготовки овощей – при плане 109 446 т было собрано 84 836 т^[518]. Однако даже выращенный в крайне неблагоприятных условиях урожай картофеля и овощей в 1942 г. в совхозах и подсобных хозяйствах Ленинграда и области более чем в 2 раза превышал запасы картофеля и овощей, которые удалось создать властям к осени 1941 г.

* * *

22 ноября 1942 г. в воскресенье Совинформбюро сообщило, что начавшееся 19 ноября наступление наших войск под Сталинградом развивается успешно, что взят город Калач и перерезаны обе железные дороги, по которым осуществлялось снабжение войск противника, захвачены тысячи пленных и большое количество военной техники. Эта радостная новость бурно обсуждалась в осажденном Ленинграде на митингах, проходивших на заводах и фабриках, в научных учреждениях и высших учебных заведениях. Ведь успех под Сталинградом имел большое значение и для дальнейшей судьбы Ленинграда. И если рядовые защитники города могли лишь догадываться о том, что и на ленинградском направлении назревают решающие события, то Военный Совет и штаб Ленинградского фронта уже вели подготовку наступательной операции, целью которой был прорыв блокады Ленинграда.

Как видно из «Журнала посещений А. А. Жданова», в ноябре 1942 г. члены Военного Совета Ленинградского фронта неоднократно встречались в Смольном с видными военачальниками, и, вероятно, именно разработка наступательной операции могла быть предметом их обсуждения. 16 ноября 1942 г. А. А. Жданов принял группу высших флотских начальников во главе с наркомом Военно-Морского Флота СССР адмиралом Н. Г. Кузнецовым, командующего Балтийским флотом вице-адмирала В. Ф. Трибуца и членов Военного Совета КБФ А. Д. Вербицкого и Н. К. Смирнова^[519].

22 ноября 1942 г. Военный Совет Ленинградского фронта представил Верховному Главнокомандующему доклад, в котором излагались соображения о боевых действиях войск фронта на ближайший зимний период. Исходя из задач, поставленных приказом наркома обороны от 7 ноября 1942 г., и оценивая обстановку, складывающуюся на фронте, а также возможности самого фронта, Военный Совет полагал, что, осуществляя задачу неуклонного совершенствования обороны, сохраняющую всю свою силу, пока фронт находится в изолированном положении, Ленинградский фронт должен приступить к подготовке совместно с Волховским фронтом наступательной операции с целью прорыва блокады и «достижения тем самым решительного изменения оперативного положения фронта»^[520].

В докладе содержался объективный анализ соотношения сил, сложившегося на Ленинградском фронте на середину ноября 1942 г., и делался на его основе вывод о том, что продолжающаяся переброска войск противника на другие направления, ослабление его авиационной группировки, развертывание зимних оборонительных работ, отсутствие в показаниях пленных и перебежчиков сведений о подготовке наступательных операций «дают основание полагать, что противник перед фронтом на ближайшее время наступательных задач крупного масштаба не ставит и ударной группировки для этой цели не имеется»^[521]. Оценивая состояние сил Ленинградского фронта, Военный Совет в своем докладе отмечал, что в результате проведенных в летне-осенний период мероприятий «оборона ленинградского обвода укрепилась, значительно улучшилось артиллерийское и инженерное обеспечение, выросла глубина тактической и оперативной обороны, повысились подготовка и стойкость войск, проверенная на ряде операций и особенно в исключительно трудной операции по форсированию р. Нева». В итоге, говорилось в докладе, фронт получил возможность высвободить количество полевых войск, правда, ограниченное, для создания оперативных резервов. Касаясь времени проведения наступательной операции, Военный Совет исходил из того очевидного факта, что зимний период в условиях Ленинградского фронта снимет труднейшую задачу форсирования Невы при усиленной позиционной обороне противника и предоставляет возможность ввести в бой танки и более широко использовать артиллерию^[522].

В докладе также ставился важный вопрос о необходимости изменить характер взаимодействия Волховского и Ленинградского фронтов в предстоящей операции в сторону повышения роли Ленинградского фронта. В августовско-сентябрьских операциях обоих фронтов действия Ленинградского фронта, считал его Военный Совет, оказались в силу малочисленности его ударной группировки в полной зависимости от действий Волховского фронта и по выбору направления удара, и по срокам проведения операции. В докладе подчеркивалось, что для успеха в предстоящей операции «целесообразно, чтобы встречный удар Ленинградского фронта был достаточно мощным, чтобы удары обоих фронтов были нанесены одновременно, чтобы Ленинградский фронт мог нести равную ответственность с Волховским фронтом за ход и исход операции»^[523].

Реалистически оценивая возможности создания в составе Ленинградского фронта армейской ударной группировки, Военный Совет приходил к выводу, что необходимые силы и средства могут быть выделены фронтом «без дополнительной помощи центра», за исключением стрелковых дивизий. В докладе резюмировалось, что «слабым местом организации наступательных операций фронта является недостаточное количество стрелковых соединений, которые может выделить фронт. В то же время требуется сравнительно небольшое усиление фронта, чтобы обеспечить создание наступательной группировки на одном из направлений и готовность к активным действиям для радикального изменения положения фронта»^[524].

В случае одобрения своих предложений Военный Совет Ленинградского фронта просил Ставку Верховного Главнокомандования усилить состав войск фронта на три-четыре стрелковые дивизии, укомплектовать созданную в составе фронта 13-ю воздушную армию материальной частью в течение ноября-декабря 1942 г. и разрешить представить план проведения Шлиссельбургской операции^[525].

30 ноября 1942 г. секретарь ЦК ВКП(б), член Военного Совета Ленинградского фронта А. А. Жданов вылетел в Москву, где должен был решиться вопрос о судьбе наступательной операции по прорыву блокады Ленинграда.

2 декабря 1942 г. Ставка Верховного Главнокомандования утвердила предложения Военного Совета Ленинградского фронта о подготовке совместной с Волховским фронтом наступательной операции с целью прорыва блокады Ленинграда. Координация действий обоих фронтов поручалась маршалу К. Е. Ворошилову, а готовность самой операции, которую Ставка приказала при телефонных переговорах и переписке именовать «Искра», была определена к 1 января 1943 г.^[526] Директивой Ставки Верховного Главнокомандования, подписанной И. В. Сталиным и Г. К. Жуковым 8 декабря 1942 г., была поставлена задача «совместными усилиями Волховского и Ленинградского фронтов разгромить группировку противника в районе Липка, Гайтолово, Московская Дубровка, Шлиссельбург и, таким образом, разбить осаду города Ленинграда, и к исходу января 1943 г. операцию закончить»^[527].

На подготовку операции по прорыву блокады Ленинграда на этот раз был выделен почти месяц, и командование Волховского и Ленинградского фронтов имело возможность согласовать действия своих ударных группировок не только по карте, но и на местности. Подготовка войсковых соединений к наступлению проходила на местности, где обстановка приближалась к условиям будущей операции. На Токсовском полигоне была создана полоса обороны, близкая к той, которую предстояло прорвать. Особое внимание уделялось обучению солдат стремительно преодолевать минные поля, проволочные заграждения, штурмовать долговременные огневые сооружения, вести бой в населенных пунктах и на лесисто-болотистой местности, наступать за огневым валом нашей артиллерии. Тщательно отрабатывались вопросы взаимодействия между пехотой, артиллерией, танками и авиацией^[528].

В полосе прорыва войскам Ленинградского фронта противостояло до 7 немецких пехотных дивизий, поддерживаемых довольно сильной артиллерийской группировкой. За полтора года противник построил на участке Усть-Тосно – Шлиссельбург мощные оборонительные рубежи, каждый из которых имел 2-3 линии траншей с большим количеством броневых и огневых точек, дотов и дзотов с хорошо организованной системой огня и взаимодействия. В мощные узлы обороны были превращены Дубровская ГЭС и Шлиссельбург, находившиеся на флангах прорыва. Крутые обрывистые берега, плотно заминированные и сплошь опутанные в несколько рядов колючей проволокой, простреливаемые огнем всех видов оружия, представляли мощную оборону из брони, бетона и огня. Почти непреодолимой преградой была полноводная Нева, ширина которой в полосе прорыва достигала 600-800 м, а ее высокий левый берег, обороняемый немцами, постоянно поливался водой и был превращен в ледяную стену. Инженерные войска совместно с пехотой, артиллеристами и связистами искали пути и средства преодоления этой неприступной, по мнению немцев, обороны, создав на правом берегу Невы в районе Московской Дубровки удобный плацдарм для наступающей группировки фронта. Сюда доставлялись деревянные щиты, штурмовые лестницы, багры, катера и лодки. Была решена проблема переправы танков и тяжелой артиллерии – по усиленному настилу и шпалам были положены деревянные «рельсы», которые выдержали испытания военной техникой, в том числе и танками Т-34^[529].

Командующий Ленинградским фронтом Л. А. Говоров, по военной профессии артиллерист, считал, что в предстоящей операции по прорыву блокады артиллерия должна сыграть особенно важную роль: не только разрушить доты и дзоты, подавить и уничтожить минометные и артиллерийские батареи противника, но и добиться того, чтобы наша пехота понесла минимальные потери, когда придется преодолевать Неву. По решению Военного Совета фронта в состав приданной и поддерживающей артиллерии каждой дивизии первого эшелона были введены усиленные группы контрминометной борьбы. Для контрбатарейной борьбы в группы дальнего действия была привлечена артиллерия Краснознаменного Балтийского Флота. В состав морской артиллерии, выделенный для участия в прорыве блокады, входило 12 тяжелых батарей на железнодорожных платформах, 11 стационарных батарей, 6 орудий морского артиллерийского полигона и отряд кораблей, стоявших замаскированными на Неве, – 5 эскадренных миноносцев и 3 канонерские лодки. Особую группу составляли гвардейские минометные части – «Катюши», в задачу которых входило нанесение сокрушающего удара по опорным узлам противника перед атакой пехоты^[530].

Недостаточно прочный ледовый покров на Неве повлиял на сроки проведения операции по прорыву блокады Ленинграда. 27 декабря 1942 г. командующие войсками Ленинградского и Волховского фронтов направили в Ставку Верховного Главнокомандования доклад, в котором, подтверждая в целом готовность к проведению операции «Искра», просили «в связи с совершенно недостаточной устойчивостью ледяного покрова на реке и плохой проходимостью болот» перенести начало наступления на 10-12 января 1943 г.^[531] Согласие Ставки было получено, и в ударных группировках обоих фронтов была продолжена напряженная работа по подготовке решающего наступления.

Успех этого наступления зависел и от рабочих города-фронта. Командующий Ленинградским фронтом Л. А. Говоров, обеспокоенный недостатком боезапасов для реактивных минометов «Катюша», лично приехал в подвижную сборочную мастерскую около ст. Девяткино, где самоотверженно трудились 300 девушек, недавно пришедших на совсем не женское производство, – лично просить увеличить количество собираемых «выстрелов». И они откликнулись на эту просьбу, собирая из последних сил по 12-15 тыс. выстрелов в сутки^[532]. Изготовление боеприпасов для фронта к этому времени было налажено на заводах «Красный выборжец», «Русский дизель», «Электроаппарат», на заводе им. М. И. Калинина, Невском машиностроительном заводе им. В. И. Ленина, на Ижорском заводе, на Охтинском химическом заводе. В 1942 г. рабочие литейных и механических цехов блокированного Ленинграда произвели 1 млн 115 тыс. минных корпусов, почти 2 млн снарядных корпусов, более 36 тыс. корпусов для реактивных снарядов и мин^[533].

Не умаляя заслуг рабочих других оборонных предприятий в выпуске боеприпасов для фронта, нужно особо сказать о трудовом подвиге рабочих Кировского завода, на котором за 1942 г. было произведено 1 млн 307 тыс. 348 снарядов и мин, в том числе 316 541 корпус 76-мм снарядов, 764 707 корпусов 50-мм мин, 220 000 корпусов 82-мм мин, 100 корпусов 120-мм мин. Кроме того, на заводе было изготовлено в 1942 г. 595 пушек системы «К» и отремонтировано 157 танковых моторов тяжелых танков KB^[534]. И все это было достигнуто при огромной текучести рабочих кадров: в 1942 г. завод потерял 3063 человека от голодной смерти, 1968 человек были эвакуированы, 841 человек был мобилизован в армию, 1456 человек выбыли из-за утраты трудоспособности. Тем не менее коллектив Кировского завода сохранил свой производственный костяк: из 6 тыс. рабочих и инженерно-технических работников на конец 1942 г. 885 человек проработали на заводе более 10 лет, 906 человек имели законченное высшее и среднее образование. За 1942 г. 1105 человек прошли производственное обучение, было подготовлено 115 токарей, 90 слесарей, 45 формовщиков, 25 электромонтеров, 19 фрезеровщиков^[535]. Трудовые заслуги кировцев были хорошо известны и руководству города-фронта, и не случайно 31 октября 1942 г. на встречу с А. А. Ждановым в Смольный были приглашены вместе с директором Кировского завода М. А. Длугачом и передовые рабочие Е. Ф. Савич, А. И. Бунин, А. П. Интеева и др.^[536]

Ольга Берггольц, выступая в канун нового, 43-го года по ленинградскому радио, в предчувствии грядущей победы сказала: «Мы победили их, победили морально – мы, осажденные ими! Потому и подходим мы к встрече сорок третьего года более сильными, чем в прошлом году. А радостные вести об ударах, которые наносит наша славная армия немецким захватчикам, гоня их от Сталинграда, наполняют сердца счастьем, и легче становится переносить нам наши трудности, и легче работается, и так хочется самому, физически, своими руками помочь далеким от нас армиям вернуть многострадальной нашей родине мир и покой»^[537].