Что же делать мне, несчастной?
На чужбину цвет отдать,
Коль не может он, прекрасный,
У меня благоухать.
У тебя светило наше
Льет роскошней теплый свет,
У тебя и небо краше –
Так возьми ж к себе мой цвет
И согрей с любовью нежной
У пылающей груди,
На могилах славы прежней
В нем цветущее блюди.
Только б он, в лавровых сенях
У тебя красой цветя,
О моих любовных пенях
Помнил, милое дитя.
Сам любуйся на созданье
Наших северных степей,
Но его благоуханье
В сень родную перелей.
Ко всему этому присовокуплю два стихотворения, в которых воспевает княгиню Козлов, не касаясь, впрочем, ее удаления из отечества:
1
Я – арфа тревоги, ты – арфа любви
И радости мирной, небесной;
Звучу я напевом мятежной тоски, –
Мил сердцу твой голос чудесный.
Я здесь омрачаюсь земною судьбой,
Мечтами страстей сокрушенный;
А ты горишь в небе прекрасной звездой,
Как ангел эфирный, нетленный!
2
Мне говорят: «Она поет, –
И радость тихо в душу льется,
Раздумье томное найдет,
В мечтаньи сладком сердце бьется,
И тихо, мило на земли,
Когда поет она – милее,
И пламенней огонь любви,
И все прекрасное святее!»
А я, я слез не проливал,
Волшебным голосом плененный;
Я только помню, что видал
Певицы образ несравненный.
И помню я, каким огнем
Сияли очи голубые,
Как на челе ее младом
Вилися кудри золотые!
И помню звук ее речей,
Как помнят чувство дорогое;
Он слышится в душе моей, –
В нем было что-то неземное.
Она, она передо мной,
Когда таинственная лира
Звучит о Пери молодой
Долины светлой Кашемира.
Звезда любви над ней горит, –
И – стан обхвачен пеленою –
Она эфирная летит,
Чуть озаренная луною.
Из лилий с розами венок
Небрежно волосы венчает,
И локоны ее взвевает
Душистой ночи ветерок.
II
Эстетические этюды кн. З. А. Волконской – по обширным ее сведениям в истории искусства и литературы, по глубине и оригинальности мысли и по художественному изложению – не теряют высокого значения и в наше время, а статья о Ниобе и Лаокооне могла бы целиком войти в знаменитое исследование Лессинга: «Лаокоон и о границах образовательных искусств и поэзии».
«Падуя. 24 мая. – В Авзонийских горах покоится дух Петрарки. Там он доживал дни, посвященные любви, наукам и поэзии. – Кто сомневается в его страсти к Лауре, тот не видал ни Воклюзы в южной Франции, ни Аркуа в Падуане. Предания о его любви к златовласой авиньонской красавице составляют цепь романтическую и непрерывную. От самых гор, сохраняющих фонтан Воклюзский, источник поэтической страсти, от берегов благоуханной Сории до уединенных плодоносных садов Аркуа раздаются имена Петрарки и Лауры. Жалею о тех, которые в нежных выражениях Севиньи к многолюбимой дочери читают приготовленные письма для будущего издания. Сколь обижены природой все те, которые не понимают наречия сердца. У меня болит твоя грудь, – пишет мать к больной дочери. Кто в этих словах не поймет неумышленного излияния сердца? Какой прямодушный читатель не увидит отчаянной страсти в стихе Петрарки?
Оставим тяжелые и холодные изыскания историку и археологу. Да и те должны ли легкомысленно отвергать национальные легенды? Ученые! Не разоряйте народного богатства, когда ничем не можете заменить его; о том вас просит и отечество, и поэзия. Сам мудрый Герен пишет про ученого Нибура, старавшегося опрокинуть все принятое до сей поры в Римской Истории: „Острота ума не всегда бывает чувство истины“».
«25 мая. – Древним Джиотто, законодателем правильного рисунка, расписана al-fresco вся церковь, стоящая близь римских развалин арены. Головы, выражения их напоминают кисть Рафаэля и доказывают, сколь часто сей ангел живописи смотрел на сухие, но благородные произведения основателя флорентийской школы. „Последний Суд“ занимает целую стену той церкви: от Бога Саваофа с одной стороны течет на спасенных луч благодати, с другой – луч гнева Господня на осужденных; а Сатана и поглощает, и бросает отверженных в неугасимое пламя. Тут какой-то папа идет на вечное мученье, но, хотя падший, не теряет прежней привычки своего сана земного: он благословляет другого грешного, который стоит перед ним на коленях. Глубокая мысль! Сколь часто благословение руки не соответствует благословению сердца! Сколь часто формы религии отделены от чувства ее, и суть ни что иное, как пустая пелена, содержащая один пепел и кости! Но что чувствительнее, святее искреннего, душевного благословения? Оно падает на главу младенца, как роса на нераспущенный цветок; оно залог примирения и прощения, – и под сенью чистого благословения даже целые поколения долго цветут и красуются.