– Эх был бы я лет на двадцать моложе, тогда ух! Что ж ты со мной стариком делаешь?
– Я серьёзно, как вам? – Искренний, но тихий смех, озарил улицу.
– Тебе идёт.
Через полчаса езды, на подъезде к горам, начался ливень. Прислонившись к окну, она слушала музыку. Доктор частенько поглядывал на неё. Было грустно, но не из-за дождя – он знал, она плачет. Доктор понимал… Она никогда не показывала слёз. И если зайти к ней в комнату, когда она плачет, они быстро отвернётся и небрежно, по-мальчишески, вытрет лицо рукой, после повернётся и улыбнётся. Это знали все, и помогали, чем могли, но… Она никогда не признавалась. Совсем одна, ее родители, ее брат, они первыми покинули этот бренный мир, оставив малышку один на один с этим проклятием.
Впервые они увиделись на похоронах. Так бывает, что именно столь тяжелые моменты позволяют встретиться двум незнакомым людям. Константин Валентинович осматривал собравшихся: кто-то не мог сдержать слез, пытаясь заглушить свою боль, кто-то плакал очень тихо, закрывая глаза. Его взгляд упал на девушку, стоящую прямо в самом центре среди собравшихся. Тогда она еще стояла… гордо, не сгибаясь, она медленно развеяла горсть земли, в след за уходящим вглубь гробом. Через пару минут его принялись закапывать, звук работы лопат, слился в унисон с криками горя. Но она стояла молча, старалась даже не моргать, дабы не проронить ни единой слезы. Ее прелестное лицо… было обезображено… гримаса боли, словно перекосила нежные девичьи черты. Она не сводила глаз…
Лишь когда все ушли, ее стройная фигура сгорбилась и рухнула оземь. Стоя на коленях она рыдала в захлеб, выпрашивая у покойника тихое «Прости…».
III
В памяти проскользнул небольшой отрывок из прошлого…
Снег… Как ждали все его… В этом крае, очень даже большая редкость. Сегодня 31 декабря – преддверие нового года! Ура наконец-то пошёл снег!
Запахнул пальто, температура резко падала. Сегодня, он должен был навестить кое-кого. Хоть и дал себе обещание держаться подальше от тех кому своим приходом мог сделать только хуже, всё же в праздник, после работы, хотелось увидеть ее улыбку. Но только сегодня, а завтра под бой курантов, и взрывы салютов он уже будет далеко, кто знает, может быть даже…
Маленькие снежинки тихо кружили вокруг, столь необычного, уличного фонаря. Его включали только под новый год, вернее у него, если так можно выразиться, была привычка все время быть то сломанным, то снятым. Ночной гость это знал, быть может, он единственный кто знал. Люди не замечают…
Тишина… Нет, этот звук, звук праздника, настоящий! Вот-вот приготовления будут окончены. А снежинки всё кружили. Казалось, что люди перестали замечать, как прекрасно они это делают, конечно нет. Мало просто видеть, здесь нужно другое… здесь чувствовать надо. Ночной гость засмотрелся. Он склонил голову вбок и стоял как вкопанный. Прохожие озирались. Прошедшие мимо девчонки тихо захихикали. Он стоял и смотрел на фонарь, и на этот тихий новогодний вальс. Снежинки, повинуясь тихой неслышимой нам простым смертным мелодии, кружили в беспечном танце, видимые в огне одного единственного фонаря, одиноко стоящего здесь, как до любого из нас, так и после. Едва ночной гость только вступил на белый ковёр, только что налетевшего снега, как сразу нарушил блаженную тишину, которой был зачарован.
Темно. Набрав полную грудь морозного воздуха, выдал:
– Время…
Он зашагал причём так быстро, как, только мог. Через десяток минут, перед его взором возник пункт назначение – местная больница, опять. Как же часто приходится приходить сюда. Быстро пройдя через КПП, он суматошно стал ходить туда-сюда, в поисках нужного корпуса. Запах больницы… заветное отделение… нужная палата…
В комнате было шестеро: пять стариков и женщина средних лет.
– С наступающим!
В палате все как будто оживились, начав наперебой отвечать тем же. Только одна бабушка нежно посмотрела на гостя и просто начала улыбаться. К ней то он и подошёл.
– Доброй ночи! С наступающим! – они обнялись, у старухи слеза прокатилась по морщинистой щеке.
– Здравствуй внучок! Как дела? Ты вернулся?
– Нет бабуль, я ненадолго! Просто, как узнал, что ты в больнице, решил навестить. На новый год хоть отпустят? – К чему этот вопрос, он начал корить себя, так как знал на него ответ.
– Нет, внучок здесь встречать буду.
– Зажгу за тебя фонарик…
– А что делать доктор не отпускает, здоровье важнее. Ты как сам, где отмечать будешь?
– С одной очень хорошей девушкой.
– Я так за тебя рада!
Они говорили совсем недолго, часы приёма подходили к концу, гость уходил… Когда дверь за ним закрылась, маленькая, едва заметная слеза вновь покинула её глаза, а про себя она лишь сказала: «Удачи».
– А кто это был? – Начали оживляться другие старички
– Как кто мой… мой… мой… Кто-то же только что приходил, кто это?
Ночной гость докуривал, когда отделение оживилось. Похоже в этом месте праздник будет омрачен. Но есть в этой больнице та. С кем он может проводить время, с кем будет не одинок.
– Так-с, ещё в одно место…
Ещё блуждания, и вновь коридоры, заполненные тусклым белым светом и тишиной, людей не видно. А этот запах, совсем не новогодний, да звуки здесь другие – их почти нет. И как здесь люди могут поправлять здоровье? Ночной гость был уверен – больницы лишь для того, чтобы люди увядали, этакое место, куда свозят всех чахоточных и кашляющих, подальше от здоровых. Он знал, что это не так, знал и про героизм врачей, и про труд санитаров, понимал их всех, необходимость этого учреждения. Но его работа была далека от тех мест, где люди выздоравливали, он видел лишь…
И вот то самое отделение. Ночной гость остановился, и как-то тяжело ему далось прочитать это название. Перед тем как войти он сглотнул, ведь снова придётся входить сюда. При входе в глаза сразу бросилось знакомое лицо – этот доктор не боялся дежурств.
– Константин Валентинович, здравствуйте! Вы вообще когда-нибудь отдыхаете?
– Это ты? – Доктор нахмурился. – Надеюсь праздник пройдет без эксцессов?
– Я тоже надеюсь, доктор. – Голос гостя был тяжелым, тяжелые мысли подходили все ближе. – Я к ней…
– Нельзя!
– Ей хуже?
– Нет, наоборот. Просто я не хочу, чтобы ты к ней приходил. Каждый раз мое сердце… оставь ее, пожалуйста.
– Доктор, вы же знаете. Я клянусь, что пока я рядом с ней все будет в порядке. Вы же уже почти собрали на то дорогое лекарство, может быть я тут в последний раз.
– Ладно. Сейчас, конечно, нельзя, но в качестве исключения, можешь к ней зайти на пять минут.
– Доктор, не пять…
– Что ты задумал? – В голосе Константина Валентиновича была слышна неприкрытая злоба, он понимал собственное бессилие.
– Так надо. Ей станет только лучше.
Дверь в заветную палату отворилась, когда ночной гость вошёл, он увидел прелестную черноволосую девочку, жадно вгрызающуюся в томик Островского.
– Как закалялась сталь? Сильно, не думал, что ты такое читаешь!
На её лице засияла детская улыбка, вошедшего она не видела уже порядком. Но он был одним из тех немногих людей, что с ней ещё остались. Ночного гостя она, правда, видела не часто, вернее сказать редко. Его вообще редко кто-либо видел. Но каждый раз, запоминала надолго.
– Очень сильный роман, советую тебе прочитать! – После нескольких встреч, они перешли на «ты», и кажется сдружились.
– Уже…
– Ну и как тебе?
– Время тяжёлое…Люди слабые, за исключением главного героя…, впрочем, как и всегда. Я рад тебя видеть!
– А я-то как рада! Нечасто тебя можно увидеть, ты прям как тень…
– Ночная тень, снующая везде…
– Да, хорошая аллегория.
– Держи! – Ночной гость протянул её свёрток. – Ты когда-то хотела прочитать.
– Не может быть, ах! Уильям Голдинг в оригинале! Да как!
– С новым годом, тебя я не мог оставить без подарка!
– Спасибо большое, ты не представляешь, как давно я хотела его прочитать!
– Ещё как представляю. Можно вопрос?
– Да
– Что вы девушка, делаете вечером?
– Да нет, ты, наверное, шутишь!
– Попрошу тебя одеться потеплее. Чтоб без разговоров!
– Но…
– Никаких, но! У тебя полчаса, и мы кое-куда сходим…
Мороз стоял дикий, нечасто такое увидишь в здешних краях. Снег, уже, похоже, не сдерживался в преддверие праздника, валил с чувством. Многие предпочитают праздновать дома, но некоторые заблудшие души скитаются в поисках праздничного уголка и тут, и там.
Так если найдёшь в себе силы приподнять капюшон, и, прищурившись посмотреть сквозь круживший в безумном танце снег, то можно разглядеть силуэты двух людей, решивших праздновать под открытым небом. Именно через этот снежный вихрь пробирался Ночной гость, но сегодня он был не один. Вцепившись в его спину и весело озираясь по сторонам, она сидела с лучистой детской улыбкой, и радовалась каждому праздничному огоньку. Он рассказывал различные шутки, не давая ей окоченеть, она же грела его своим звонким смехом. Так и шла эта пара, лавируя меж тысяч городских огней и взрывов петард, блуждая в ночи…
Всё по задуманной программе: сначала снеговик, без морковки и ведра, но в моднявой шапке и великолепной позе. Затем хоровод вокруг елки и призыв Деда Мороза, ну как хоровод, он водит, она сидит, смотрит и весело улыбается, хлопая в ладоши. Голубой Огонёк на местной сцене перед елкой. Петь разрешалось всем, жаль только её сиплый голосок не тянул высокие ноты, но ситуацию исправил Ночной гость и, стоявшие рядом люди, не удержавшиеся от того, чтобы подпевать новогоднюю песнь. Пели все, праздник был у всех… а после кафе с изысканным итальянским блюдом – пиццей!
15 минут до нового года…
Они сидели на лавочке в парке, под светом тусклых фонарей. Сердца бились в ожидание праздника. Вокруг собрались такие же люди, предвкушение покорила их сердца…
– Можно вопрос? – она, не поворачиваясь к Ночному гостю, разглядывала пойманные на рукавицу снежинки. – Зачем, ты всё это для меня делаешь? Из жалости?
Ночной гость ответил не сразу, он долгое время смотрел в небо, кто знает, может, пытался там найти ответ…
– Жалости… Нет, не то.
– Тогда что?
– Кто я?
– Просто Ночной гость?
– Именно. Лишь мгновение в ночи. – Продолжая смотреть в небо, он начал читать стихи:
Пришёл… ушёл…
И так всегда,
В ночи прекрасной и проклятой!
И вот опять,
Уходит прочь…
Судьбу не в силах превозмочь…
Он слишком слаб,
Чтоб жить как все,
И рок его…
Идёт за ним по следу.
И так всегда,
Всю жизнь его,
Все гонят прочь:
«Уйди презренный!
Мешаешь нам ты жить!»
И вот опять, идёт…
Богиней лишь ведомый…
Идёт во тьму, свой путь не выбирая
Чтоб нам достать оттуда свет!
Ведь он же… тоже человек!
Поэт – изгнанник нашего закона…
10 минут до боя курантов…
– Рифмы нет. – Ее глаза переливались бликами. Слово заворожённая, она пыталась вникать в каждое слово.
– Ха-ха, прости, а думал, удивлю!
– Удивил. Так красиво, но тебе бы над мастерством поработать. – Она говорила с видом знатока, за свою недолгую жизнь столько прочитать. Явно понимала, о чем говорила.
– Я начал писать стихи только после встречи с тобой. Кстати я слышал ты тоже пишешь? Роман?
– Это так мило. – Глаза наполнились слезками, но она тут же отвернулась. – А… я… это… да пишу. Хочется оставить после себя что-нибудь.
– Еще полным-полно времени, оставишь.