Пандемия

24

Жакоб и Жоан остановились посреди длинного сводчатого коридора с внушительными колоннами из белого камня. Жоан поднял голову и посмотрел на шарообразные камеры, висевшие в каждом углу.

– Кто-то пришел с неизвестным вирусом и выпустил его где-то здесь, во Дворце правосудия, с целью заразить людей, – предположил он. – Распространить неизвестный вирус гриппа. – Он посмотрел на Жакоба. – Скажите мне, что я ошибаюсь.

Начальник ГМР провел рукой по лицу. Осунувшиеся черты, красные глаза выдавали усталость. После обнаружения лебедей он вряд ли много спал, буквально разрываясь на части. Худший сценарий-катастрофа в действии: какой-то псих разгуливал на свободе с вирусом гриппа, нигде не зарегистрированным и, похоже, исключительно заразным.

– В этом деле надо не терять из виду наших целей. Указания идут с самого верха, и они более чем ясны: мы должны сосредоточиться на вирусе, ничего не разглашая. Узнать его как можно лучше, отловить, попытаться выяснить, откуда он взялся. Я один уполномочен общаться с полицейскими службами. И никто ни слова прессе. Работайте, вот и все.

Амандина внутренне кипела. Почему он не скажет им, что они правы? Чертова секретность…

Жакоб провожал взглядом полицейских, жандармов на посту, подсудимых и судейских, сновавших, точно свободные электроны.

– Подумаем и предположим – я говорю: предположим, – что кто-то захотел распространить здесь вирус гриппа. Как заразить всех этих людей одновременно, если не аэрозолем, который позволит частицам зависнуть в воздухе на несколько секунд? Повсюду камеры и жандармы. И потом, помещение слишком большое. Люди должны были бы пройти сквозь облако точно в нужный момент.

– Он мог использовать другие пути распространения, кроме воздуха, – предположил Жоан. – Воду, но в случае с гриппом это работает плохо, или же…

– Пищу, – сказала Амандина, – я об этом думала. Это второй пункт, о котором я хотела вам сказать. Идемте за мной. И наденьте маски.

Они пошли по коридору, анонимы среди анонимов. Их маски порой привлекали взгляды, но не более того. Здесь никто никого не знал и всем было на всех плевать. Носителю вируса это наверняка было известно.

По пути Амандина заговорила о статье в «Вуа дю Нор».

– Это один из пожарных, присутствовавших, когда нашли мертвых лебедей, разгласил информацию, – объяснил Жакоб. – Но это все равно мало что меняет. Вчера вышла статья в Бельгии о лебедях в природном заповеднике Цвин. Им пришлось очистить парк от публики, так что это не прошло незамеченным. Начинаются утечки и в Германии. Теперь эстафету приняли социальные сети. Пресса идет за нами по пятам.

Он говорил тихо, почти шепотом.

– Журналисты хотят знать, что происходит. Чтобы хоть немного разрядить ситуацию, министерство решило послать депешу в агентство Франс Пресс и сообщить, что вирус, убивший птиц, не H5N1, а другой тип, H1N1, который в данный момент идентифицируют. Чиновники будут двигаться поэтапно. Сначала птицы, потом люди…

Они пересекли зал ожидания, который охраняли на высоте нескольких метров статуи Карла Великого, Наполеона, Людовика Святого и Филиппа Августа. Затем спустились по лестничному пролету, который привел их к закрытому окошку. Справа от него была дверь с надписью «Ресторан». Амандина толкнула створку, но дверь была заперта на ключ. Она настойчиво постучала.

– Этот ресторан – точка соприкосновения между Бюиссоном, нашим активным пенсионером, и Дюрье, который работает в административном отделе дома тридцать шесть. Я звонила его жене перед вашим приходом: Дюрье ест здесь почти каждый день. Бюиссон же обедал за этой дверью в прошлую среду со своим сыном, секретарем суда. Они встретились на ступеньках, как мы с вами, зашли сюда, поели и вышли. Надо бы проверить всех заболевших, но… в поисках места, где вы хотите заразить максимум людей из всех секторов полиции и правосудия, какое бы вы выбрали?

Дверь распахнулась перед Жоаном.

– Ресторан. Ограниченное пространство, большая концентрация людей, где перемешаны все отделы. Пища, чтобы занести в нее вирус. Идеально.

Перед ними стоял один из служащих ресторана. На нем была белая куртка, синие брюки, поварской колпак. Он с любопытством уставился на них, особенно на их маски. Жакоб объяснил причину их визита:

– Мы из Института Пастера. Нам бы хотелось осмотреть ресторан и задать вам несколько вопросов.

Мужчину звали Артур Каплан. Он посторонился, пропуская их.

– Что случилось?

– Ничего страшного, успокойтесь. Вы работали на прошлой неделе?

Он кивнул.

– Не было ничего подозрительного в среду? Какого-нибудь происшествия, примечательного факта?

Каплан подумал и покачал головой:

– Но я, знаете ли, работаю в кухне. Нас в бригаде двенадцать поваров, и в часы обеда мы не отходим от плиты.

Амандина и Жоан вошли в огромный зал, раскинувшийся под залом ожидания. Все это очень напоминало рабочую столовую. Сотни столов и придвинутых друг к другу стульев, стойка самообслуживания… Молодая женщина осмотрела системы вентиляции и отопления. Вентиляторов не было, вентиляционные люки скрыты. Слева персонал расставлял на стойке десерты и закуски. В конце, за стойками, два кассовых аппарата.

– Сюда может войти кто угодно?

– Вообще-то, это для персонала Дворца правосудия. Жандармы, чиновники, полицейские, судейские. Но каждый может привести с собой кого-то извне.

– Как осуществляется контроль?

– В окошке внизу лестницы. Служащий спрашивает, откуда вы, и может потребовать документ, например полицейскую карточку. Вы платите и получаете чек, который дает право на одно горячее блюдо с пятью дополнениями. Набираете, отдаете чек в кассу, вон там, и можете усаживаться.

Жакоб обернулся к окошку:

– Но можно ведь войти и без чека.

– Да. Там, в конце зала, есть кафе. Действительно, ничто не мешает пройти прямо туда.

Александр вернулся в зал, оглядел стены, потолки:

– Камер видеонаблюдения нет?

– Зачем они? Что-то вы меня тревожите, еще и в масках.

– Нет ли больных среди кухонного персонала? Симптомов гриппа? – Жакоб показал на свою маску. – Поэтому мы их и носим. Мы исследуем способы распространения гриппа, часто контактируем с больными.

– А, понятно. Э-э… насколько я знаю, нет.

Начальник ГМР направился к стойке и присоединился к своим подчиненным. Неужели они ошиблись?

– Вы можете все-таки пойти проверить?

– Конечно.

Он ушел. Амандина рассматривала стойку. Все в свободном доступе, фрукты, йогурты, куски торта, закуски, напитки, хлеб. Только основные блюда – судки для которых еще пустовали – были защищены закругленным стеклом. Кассы располагались подальше, в конце стойки. Как заметил Жакоб, можно было не только войти в ресторан без чека, но и взять поднос, набрать еды и, например, развернуться, не пройдя через кассу.

Молодая женщина размышляла. Она представляла себе «их человека», имеющего при себе исключительно заразный вирус, крошечную невидимую бомбу. Даже если у него их было феноменальное количество – миллиарды частиц, – они могли уместиться в сосуд размером с булавочную головку. Но он, наверно, растворил их в жидкости, чтобы распространить более эффективно и широко. Он наверняка очень нервничал в окружении полицейских, жандармов, судейских. Как не броситься в глаза? Как выложить вирус куда-то, не привлекая к себе внимания?

Она представила себе горячие блюда за стеклом. Добраться до них было трудно, однако именно в эту точку следовало бить, чтобы затронуть максимум народу. Запустить микроб в гигантское блюдо макарон. Вирусы гриппа передаются в основном воздушным путем, через капельки слюны, через аэрозоли. Но частицы вполне могут осесть на руках, а руки мы подносим ко рту, к носу. Вдыхаем вирус через контакт пальцев с дыхательной системой.

Амандина попыталась изобразить жест, достать рукой до виртуальных блюд. Нет, невозможно, надо изогнуться, чтобы дотянуться до них через стекло. Это бы наверняка заметили. И потом, вирусы не очень любят тепло.

Она вернулась к десертам и фруктам. Здесь все было намного проще. Можно было взять еду, потрогать и поставить на место. Достаточно выложить вирусные частицы, например, на яблоко, и заражение гарантировано. Но заразится только тот, кто съест яблоко, – не самый эффективный способ, чтобы охватить максимум человек.

Думай, думай…

Голос повара, который открыл им дверь, оторвал ее от мыслей. Он вернулся из кухни.

– Э-э, вы говорили о больных, – сказал он. – В кухне никто не болен, но один коллега говорит, что есть проблема с персоналом, который убирает и вытирает столы.

Три пары глаз устремились на него. Жакоб закивал: мол, продолжайте.

– Обычно их восемь, а вчера вышли только пятеро.

Амандина поднялась наверх. Большое окно выходило на зал ресторана. Она задумалась: уборщики и клиенты заразились, а повара – нет. Как же действовал «их человек»?

Прошло несколько минут. Жоан поднял глаза на Амандину:

– Кажется, я понял! Иди сюда!

Амандина сбежала по ступенькам. Жоан указывал на лотки с приборами. Молодая женщина ощутила прилив адреналина, внезапно поняв, что он имеет в виду.

– Ну конечно. Ножи, вилки. Это же очевидно. Легко, взяв вилку, выпустить вирус в лоток… И все, кто берет приборы, имеют шанс заразиться. Вирус на руках… Руки у рта…

– Это к тому же объясняет, почему сын Бюиссона не заболел, в отличие от отца. Лотков с приборами несколько. Кому не повезло, те заразились. Радикально, эффективно. Это же какие нужны мозги, чтобы прийти сюда и сделать такое под носом у полицейских. Мы имеем дело не с последним кретином.

– Как подумаю о трупах птиц на Рюгене, мурашки по спине… За всеми этими ужасами есть метод.

Жакоб достал телефон.

– Вы думаете, что уже слишком поздно? – спросила Амандина. – Что мы не сможем остановить вирус?

Пальцы Жакоба судорожно сжали трубку.

– На данный момент мы не задаем вопросов. Нас просят действовать, и мы действуем. Надо подключить коллег, искать больных и тех, кто с ними контактировал. Может быть, этот вирус не выдержит долгой дистанции, может быть… он не передается так легко, как классический грипп, от человека человеку. Может быть… внешние условия не позволят ему выжить. Пока я не хочу больше ничего об этом слышать, и не злите меня, ясно?

Он схватился за голову, потом набрал номер и прижал телефон к уху.

– Когда мы закончим, окажи мне услугу, Амандина. Съезди к Северине Карайоль и выясни, что с ней происходит. Я не могу до нее дозвониться. Мне понадобятся все.

25

Люси завезла близнецов в ясли и своим ходом добиралась до набережной Орфевр, а Шарко тем временем нетерпеливо ждал Поля Шене в приемной парижского Института судебно-медицинской экспертизы.

Здание из красного кирпича, расположенное на отшибе, на набережной Рапе, было как бы вторым домом сыщиков из уголовки. Прихожей расследований. Здесь вскрывали трупы, утопленников, выловленных со дна Сены, повешенных, попавших под машины, «гнилых», которых находили иногда спустя недели, умерших у себя дома в одиночестве, о чем никто даже не знал. Шарко давно сбился со счета, сколько раз он бывал в этих мрачных коридорах и сколько выпотрошенных трупов видел. Эти ужасы были частью его будней, все равно что покупать утром багет.

Шене вышел за ним, и они, поздоровавшись, углубились в сумрак здания. Шарко давно освоился с трупами, но так и не привык к запахам, пропитавшим стены и висевшим в воздухе. Здесь воняло смертью. Конечно, через пять минут он переставал это замечать, но преодолеть этот рубеж было всегда непросто.

– Надо договориться как-нибудь поужинать у нас. Приказ Люси. У тебя ежедневник при себе?

Шене достал телефон и посмотрел на экран:

– У меня лекции в разных местах и много занятий в университете в эти дни. После новогодних праздников, ладно?

– Забьем вторую субботу января. Одиннадцатое.

– Одиннадцатое? Там что-то намечено у родителей жены, и…

– Восемнадцатое января.

Медик постучал пальцами по сенсорному экрану:

– Записано.

Франк тоже записал дату в свой бумажный блокнотик.

Они вошли в один из многочисленных залов вскрытия. Острые углы, отточенные инструменты, нездоровый блеск металла. Одно из четырех тел, найденных на дне пруда, лежало на столе из нержавеющей стали, освещенное мощной хирургической лампой. Шене взял со стола несколько листков и протянул их Шарко:

– Вот копия первых выводов. Просто записки антрополога, официального заключения еще нет. Но главное здесь.

Лейтенант полиции сложил листки, сунул их во внутренний карман куртки и уставился на кости, которые сложили на столе скелетом. Под лампой были видны кусочки плоти, оставшиеся на черепе, ребрах, бедрах.

– Эксперт основательно поработал над этим, он продолжает с другими, выискивает детали, но уже можно сказать, что мы имеем дело со сходными случаями. В мешке было четыре тела взрослых мужчин кавказского типа. Приблизительный возраст – от тридцати пяти до пятидесяти лет. Примерный рост найдешь на листках.

Шене надел перчатки и взялся за лучевую кость.

– Смотри, плоть была съедена кислотой. Это видно по чешуйчатости корок, а некоторые кости почти сварены.

– Кислота… Радикальное решение.

– Всегда легче избавиться от скелетов, чем от целых тел. И главное, без риска разложения. Такие трупы гораздо труднее обнаружить. Если бы вашего убийцу не застукали, эти кости могли бы пролежать на дне пруда еще много лет. Во всяком случае, кислота – это не та бытовая химия, которую найдешь в продаже. Крутое средство. И потом, понадобились десятки литров на каждое тело. Реакция с плотью была бурной и скверно пахнущей.

Шарко представил себе убийцу в маске и перчатках, выливающего литры кислоты на распростертые на земле тела… Пары, едкий запах от соприкосновения с плотью… Каким чудовищем надо быть, чтобы сотворить такое?

– Трудновато сделать это в квартире.

– Нужно много места, причем укромного. И потом, время, чтобы кислота разъела плоть… Семьдесят кило дохлятины, ты только представь. Он наверняка делал это несколько раз, чтобы прийти к такому результату.

– Тип, который живет в уединенном месте. Или имеет погреб или сад, укрытый от посторонних глаз.

Шарко подумал об уголке, где убийца выбросил мешок: он явно знал эти места. Медон, лес. Должно быть, он все разведал заранее.

– Возможно. Но в подвале вряд ли, из-за сильных запахов и вредных испарений. Соседи бы учуяли. Разве что он действительно живет в уединенном месте. Как бы то ни было, пробы плоти ушли на токсикологический анализ. Идентификационные тесты ДНК скоро придут.

Поль Шене отложил локтевую кость.

– Во всяком случае, ваш парень не церемонится. Кислота, раны другой жертвы и ее собаки. Манипуляции с человеческим телом его не пугают.

– Следов от пуль нет?

– Ни одного не обнаружено. Невозможно определить, как они были убиты и когда. Это большая загадка. Но относительно свежие, я бы сказал, две-три недели максимум. А вот на одной берцовой кости есть следы незалеченного перелома.

Шене показал пальцем на челюсти:

– У всех четверых зубы в очень плохом состоянии. Некоторые даже выпали уже в мешке. Я запрошу исследование зубных отпечатков, но у меня большие сомнения, что эти типы когда-нибудь посещали дантиста. И посмотри сюда, это очень интересно.

Он указал на ту часть черепа, где еще осталось немного темной плоти и волосы:

– На задних поверхностях видны воспаленные зоны, это означает, что человек постоянно чесался, обычно такое бывает при наличии вшей в волосах. Это встречается в основном на социальном дне. Ты можешь попытаться поискать среди бомжей. Мне приходилось их вскрывать, есть много общего.

Франк удовлетворенно улыбнулся:

– Хорошая мысль. Я свяжусь с ББПЛ^[15], как знать. Отличная работа, Поль.

– Похвали лучше антрополога.

– Сделай это от меня.

Они еще немного поболтали, потом Шарко поблагодарил и покинул паркинг Института судебно-медицинской экспертизы под однообразно серым небом. Это начинало уже давить на психику, этот свинцовый колпак, накрывший столицу, эта сырость, леденившая тело, пропитывавшая одежду.

Полицейский пересек мост Шарля де Голля, миновал Аустерлицкий вокзал и направился в Пятый округ. По дороге он позвонил Жюлю Шапнелю, коллеге из группы исчезновений ББПЛ, базирующейся на улице Шато-де-Рантье, и объяснил суть дела: четыре человека, представители городского дна, пропали в последние недели. Шапнель и его команда насчитывали не меньше трех тысяч тревожных исчезновений в год в одном только Париже. A priori у него не было текущих дел, касающихся бомжей, но, может быть, у коллег? Шапнель обещал разузнать, на всякий случай, и отключился.

Двадцать минут спустя Шарко въехал в подземный паркинг близ бульвара Пале и поднялся к набережной Орфевр. Когда он вошел через главный вход и направился к лестнице С, люди, которых он никогда не видел, – медики, судя по халатам, перчаткам и маскам, – выйдя из тени, велели ему идти в свой отдел и не выходить до новых инструкций. Лица и оснащение могли напугать хоть кого. Шарко вспомнились фильмы о вирусах, и по спине у него побежали мурашки.

Когда он спросил, в чем дело, ему ответили, что идут учения.

Но такого сыщика, как он, провести нелегко.

Шарко сразу понял, что ему лгут.

26

Франк Шарко и Люси Энебель сидели в офисе уже больше двух часов, не зная, что в действительности происходит. К ним присоединилась Камиль.

Все трое думали об ученых в защитных комбинезонах и о медиках, окопавшихся внутри здания и фильтровавших входы и выходы. Кто эти люди в масках, которые мешают им делать свою работу? Почему ничего им не говорят? Всех руководителей вызвали на срочное совещание с высокими чинами из министерств внутренних дел и здравоохранения.

– Как вы думаете, все это связано с гриппом? – спросила Камиль.

– Да, у меня такое впечатление, – ответил Франк. – Нас всего трое в команде, а должно быть пятеро. Робийяр и Леваллуа слегли. И так во всех отделах. Много сразу, вот что странно. Как ты себя чувствуешь, Камиль?

– Хорошо… Ну, то есть какое там хорошо. Не идет из головы послание в компьютере Николя с тремя кругами. Я думала, что все это похоронено.

Люси, прильнувшая к окну, тоже чувствовала себя не лучшим образом. Никогда она не видела Паскаля Робийяра таким больным. Вчера она отвезла его домой, была с ним в тесном контакте. В машине он всю дорогу кашлял и, хоть прикрывал рот шарфом, вдруг заразил ее?

Шарко встревоженно смотрел на Люси. У него тоже не шли из головы слова, которые произнес Николя. Когда Человек в черном осуществит Великий Замысел, у вас не будет никаких шансов. Эта история не закончена, и вам нельзя было в нее соваться.

Была ли связь между этими словами и тем, что происходило сейчас в их коридорах? Телефонный звонок оторвал его от мыслей. Звонил техник из научной лаборатории: ему прислали по электронной почте профили ДНК четырех скелетов.

После этого Франк сделал несколько звонков и послал запросы в НАКГО – Национальную автоматизированную картотеку генетических отпечатков. Это немного отвлекло и помогло скоротать время, а потом поступил еще один звонок, из химической лаборатории. Техника на проводе звали Марк Ланжолье.

– Это по поводу каски с налобным фонарем, которую вы нашли в пруду. Волос на ней нет, и мы не смогли получить ДНК из-за пребывания в воде. Зато, не знаю, заметили ли вы, но каска, изначально белая, приобрела светло-желтый оттенок, она шелушится, если ее поскрести. Мы проанализировали эту субстанцию, которая наличествует и на фонаре, и на ремешке… Это H_₂S: сероводород.

Шарко записал название на уголке листа.

– Газ, который пахнет тухлыми яйцами, это он?

Он посмотрел на Камиль: она незаметно прислушивалась.

– Точно. Встречается в отстойниках, шахтах, колодцах, сточных трубах и желобах. Короче, везде, куда стекают разлагающиеся вещества.

– Наш человек может работать в этой области?

– Газ осел на каске в такой концентрации, что это представляется мне более чем вероятным. И не забудьте о налобном фонаре. Это указывает на что-то вроде сточных труб, туннелей, подземелий.

Шарко подумал о количествах кислоты, понадобившихся, чтобы растворить тела… О густых парах, которые должны были при этом выделиться… Кислоту ведь используют иногда в крайних случаях для прочистки канализации. «Их человек» был связан с промышленной средой, техническим обслуживанием…

– Спасибо. А остальные следы, найденные возле трупа? Мята…

– Листья мяты, да, садовой. Еще мы подобрали рядом с трупом и собакой кусочки губки, которые подвергли спектральному анализу. Мы заключили, что они пропитаны уксусом, абсентом и лауданумом.

– Лауданумом?

– Его называют еще опиумным вином, он существует сотни лет. Его еще можно найти в аптеках в форме капель, хотя используют его редко. Он может быть заменителем жестких наркотиков, например опиума.

– И что же это за смесь лауданума с уксусом и абсентом?

– Не знаю… странный коктейль. Пропитываешь им губку, прижимаешь к лицу, это наверняка здорово бьет по шарам, дает тебе чувство мощи, непобедимости, как опиум.

Шарко поблагодарил и повесил трубку.

– Мята, абсент, лауданум? – заинтересованно повторила Камиль. – Что за дело вы расследуете? Николя мне ничего не говорил.

С Камиль Шарко казалось, что он имеет дело с Люси-бис. Они были очень похожи и, наверно, поэтому так хорошо ладили.

– Потому что это больше не твоя работа, Камиль, и Николя не может рассказывать тебе обо всех наших расследованиях. Есть другие темы для разговоров, поинтереснее, чем рассказы о том, как психопаты убивают людей, тебе не кажется?

Из-за ожидания все слишком нервничали, атмосфера была наэлектризована. Камиль предпочла уйти в свой угол.

Наконец в общий зал вошел Николя Белланже со свернутыми листками в правой руке. По его лицу все поняли, что новости он принес плохие.