По настоянию фирмы Францу был куплен и установлен у него дома компьютер точно такой же, как стоял на рабочем месте, и телефон-факс.
Когда заходит речь о моделировании, то первым делом приходит мысль, что модель это что-то, что походит на настоящую вещь, но чуть чуть не настоящая. Может быть поменьше размером, может быть внешне похожа, но не работает, как настоящая. В общем что-то не так, но похожа.
Первой моделью Франца должна была быть модель санирования урановой шахты. Когда-то здесь во времена ГДР добывали уран, а теперь рессурс её истощился и она подлежала сначала санированию, а потом консервации. Мы не будем вдаваться в подробности, но скажем, что модель, которую создавал Франц, должна была работать, как настоящая шахта, но только в компьютере. Допустимая погрешность между моделью и оригиналом составляла полтора процента.
Первые месяцы Франц просто не верил, что такую модель можно создать. Язык программирования был для него новым. Франц быстро осваивал языки программирования, но это были языки программирования третьего поколения, так называемые языки высокого уровня. Структурное программирование, то есть четвёртое поколение вообще было для него незнакомо. А теперь ему предстояло работать с языком пятого поколения. Такое поколение языков называлось объектно-ориентированным программированием. Ведущее место здесь занимал язык С++.
Физическую концепцию такой модели создавал коллега и непосредственный шеф Франца доктор Калька. На первом этапе дело заканчивалось дифференциальным уравнением, а уж дальше дело было за Францем. Процесс, который скрывался за этим уравнением должен был заработать в компьютере.
Настал момент, когда модель должны были теститровать эксперты. Эксперты были от трёх организаций: эксперты заказчика – немецкая фирма «WISMUT», эксперты министерства экологии Саксонии и эксперты конкурентов – Мюнхенский Университет.
На тестирование отводилось две недели, то есть эксперты получали модель в своё распоряжение и могли с ней делать что угодно в том смысле, что вводить в исходные данные любые значения и смотреть, как будет вести себя модель. Модель состояла из двух частей. Первая часть была гидравлической, вторая – физико-химической. Эксперты тестировали первую часть, которую как раз создавал Франц. Считалось, что если гидравличская часть модели работает, то работает и вся модель.
Обычно на фирму Франц приезжал первым. Это зависело от расписания транспорта, а до фирмы надо было ехать с пересадкой. Уже подходя к зданию фирмы, Франц заметил, что светится окно первого этажа. Профессор был уже на работе. Не успел Франц подняться в свой кабинет, как дверь отворилась и вошёл профессор Зеелигер. Впервые профессор заговорил с Францем по-русски.
– Модель приняли, – сказал профессор после традиционного приветствия, – практически без замечаний. Честно сказать, у меня много было сомнений. Эксперты заказчика и эксперты министерства экологии – это так, семечки, – Профессор в совершенстве владел и английским, и русским языком. И жена у него, говорят, была русская, – а вот Мюнхенские зубры – это не подарок. Они много лет занимаются подобным моделированием, но хорошей модели пока не разработали.
– А их модели доступны широкой науке?
– Кое-что, конечно известно, но основные принципы, так сказать, ноу-хау, всегда держится в секрете. Это бизнес. Вы когда планируете отпуск?
– По плану июнь стоит.
– К себе на родину поедите?
– Хотелось бы.
– Ваши роодители ещё живы?
– Отец.
– Работает ещё?
– Нет, уже на пенсиии.
К модели положено было выпустить сопроводительную докуметацию. В основном такая докуметация нужна была для заказчика, для тех людей, кто будет работать с этой моделью.
Модель должна была прослужить не менее десяти лет. Вся документация умещалась в одну книжку объёмом примерно в сто пятьдесят страниц. На обложке стояли две фамилии: «H. Kalka, F. Molnar». Франц впервые в жизни взял в руки собственную книгу.
* * *
Получив в руки замечательного помощника в виде домашнего компьютера, Франц тут же взялся использовать его для собственных математических исследований. Первым делом была создана программа, позволяющая вычислять числовые цепочки натуральных чисел. Для начала было решено построить все цепочки для первых тысячи чисел натурального ряда. Всё шло хорошо и вдруг программа «свалилась». Оказалось, программа не смогла вычислить цепочку производных чисел для числа 138. Опять это число! Сто восьмое производное число от числа 138 было так велико, что не хватало регистра памяти. Франц обалдел, но программу переделывать не стал. Числа, на которых программа «сваливалась», он решил назвать «суперчислами». Но почему опять 138? Мистика продолжалась, вернее, чудо не хотело уходить.
Франц вспомнил, что число 138 удивительным образом связано с числовым кодом его собственного имени. Да неужели только он имеет такой код? Франц отложил эксперименты с программой и решил просчитать коды имён известных ему выдающихся математиков. Для этой цели он вооружился книгой по истории математики XVII – XIX веков (кстати, один из соавторов этой энциклопедии был академик Б. А. Розенфельд). В приложении были фамилии (с их латинским написанием) четыреста восьми математиков со всего мира.
Набравшись терпения, Франц вычислил все коды этих имён. Оказалось только пять фамилий имели код 138. Это составляло чуть больше одного процента от общего числа. «Как погрешность в нашей модели», – мелькнуло у него в голове. Но зато какие это были фамилии! Эйлер (Leonhard Euler), Лагранж (Joseph Lagrange), Вейль (Hermann Weyl), Максвелл (James Maxwell), Шерк (Heinrich Scherk). «И я прицепился в этот звёздный ряд», – усмехнулся про себя Франц.
Первые четыре фамилии были широко известны всему научному миру. Ничего не говорило имя Шерка. Забегая вперёд скажем, что через почти двадцать лет имя Шерка появится в исследованиях самого Франца. Имена Эйлера, Лагранжа и Вейля непосредственно имели влияние на творчество Франца. Эйлер был просто незримым каким-то маяком. А две теоремы были почему-то им незавершены, но это сделано было в своё время Францем. И это составляло особую его гордость. С Лагранжа начинались у Франца исследования по теории групп. Имя Вейля было тесно связано с понятием симметрии, что тоже имело большое значение в творчестве Франца. Но особняком стояло имя Максвелла – он был физик. Франц вспомнил, что уравнения Максвелла начали волновать его ещё в далёкой молодости и не одна работа в первой творческой тетради была связана с этими уравнениями. Набросок кватонового анализа, кватернионы, выворачивание пространства наизнанку … Электромагнетизм почему-то всегда его волновал – это было связано с электромагнитным полем. Человек не видит его, но без него невозможна современная жизнь. Да что жизнь, … мир невозможен. Куда не ткни – электромагнитное поле.
Оказывается, как всё запутано в мире. Числа, имена, математика, физика. Ну вся жизнь. Чудо существует вокруг нас. Мы просто не смотрим кругом, замыкаемся в наших мелких житейских проблемах … «Обязательно надо заняться этим удивительным числом 138 и цепочки чисел продолжить исследовать», – думал Франц.
* * *
– Ты в курсе, что наш подшефный собирается в отпуск в Россию? – спросил Погребняк Грелкина за утренним завтраком.
– Да, я знаю, но точная дата пока неизвестна. Я тоже должен ехать?
– Нет, ты здесь остаёшься. Продолжаешь заниматься по нашему плану, но наведываться в Россию надо регулярно на тонком уровне. Я на днях убываю на Дальний Восток. Со мной связь должна быть регулярной. Мне обязательно надо знать точную дату отъезда из Красноярска. Причём, не позднее чем за три дня до самой этой даты.
– Просто дату, и всё?
– Просто дату, например, «билет на десятое августа». И всё, но сообщить об этом ты должен мне не позднее седьмого. Иначе я могу не успеть всё подготовить. Да, чуть не забыл, это поезд Владивосток – Москва.
– Он что, поездом в отпуск поедет?
– Сначала самолётом, потом поездом. Ты о глобальном исходе слышал?
– В общих чертах соразмерно. А это что связано с нашим проектом?
– В общем-то нет, но надо попробовать использовать такой случай. Поэтому точная дата очень важна. Возможно, даже надо преостановить активную разработку операции «Егерь». Здесь у нас время позволяет, я давал запрос нашим сеноптикам. В ближайшем году ничего подобного не предвидится, а они в таких глобальных прогнозах никогда не ошибаются.
– А наши противники в Россию собираются?
– Да пусть едут. Ты смотри, не засвети нам «Егерь», чтоб не сели тебе на хвост. Поаккуратней там со сновидениями. Вообще, действительно, на время моего отсутствия деятельность по «Егерю» приостанови. Займись пока теорией и про дату отезда не забудь.
– Интересно было бы посмотреть соразмерно на исход.
– Да кто тебе не даёт. И дату ты будешь знать. Считай дата твоего сообщения об отъезде и будет датой исхода. Ну, плюс-минус один день-два дня.
– А для чего нужен исход?
– Ну, брат, это не наша задумка и уж тем более не наша головная боль. Что-то с экологией, погодой, общим балансом фауны и флоры… Где-то исход, а где-то приход. Это всегда так.
– Да, я проверял: схрон на месте.
– Это хорошо. Я ещё не знаю что с ним делать.
– А он давно там?
– Со времён ГДР. Я случайно об этом узнал. Тот кто его заложил не знал, что грянет объединение. Видимо на запад дёрнул и не до схрона было. Я вообще не понимаю, кому он мог понадобиться. На запчасти не подходит.
– Может на продажу?
– Да кому это надо? Может, как материал для изготовления чего-нибудь?
– Ну, вынимать не будем?
– Нет, так приглядывай изредка, чтобы быть в курсе дел. Я вот думаю, что доктор этот из Томска, физик тоже может пригодиться. Ну, об этом потом.
– Я вот, что подумал. На днях наведался я в лабораторию фирмы. Может, что ценное изъять оттуда?
– Зачем?
– Я думаю, что тень в воровстве в первую очередь на нашего упадёт.
– Я так не думаю, хотя …, – Погребняк потёр переносицу указательным пальцем, – потом решим.
* * *
Франц материл последними словами соседа по Косвигу, который посоветовал ему ехать в Красноярск через Новосибирск. До Новосибирска Франц долетел без приключений, а в Новосибирске выяснилось, что воздушного сообщения с Красноярском вообще не существует. Франц помнил, как когда-то в юности они с Жориком однажды утром слетали в Новосибирск похмелиться и тут же вернулись. Самолёты между Красноярском и Новосибирском летали чуть ли не каждый час. А сейчас не было вообще ни одного рейса. Приходилось ехать поездом. Ближайший поезд, который шёл через Красноярск должен быть через десять часов, но он опаздывал. Кроме того вокзал был битком набит пьяными дембелями и присесть было негде. «Ну, Фотограф…, – про себя матерился Франц, – советчик хренов…и я – дурак, нашёл кого слушать».
Но всякому ожиданию приходит конец. Предстояло провести в поезде ещё тринадцать часов.
В Ачинске трое тёток вышло из купе, где ехал Франц, а вошла одна. Поздоровалась, сунула под подушку какую-то книжку и уселась напротив Франца. После того, как поезд тронулся, несколько минут сохранялось молчание. Франц уже собирался заговорить с попутчицей, как раздался довольно приятный грудной голос.
– Вы не до Красноярска едите? – спросила попутчица.
– До Красноярска, а вы?
– И я.
– Командировка или в отпуск?
– Домой возвращаюсь. Деловая поездка.
– А я в отпуск к отцу и друзьям, – сказал Франц.
– Галина, – представилась попутчица.
– Алексей, – вдруг соврал Франц и при этом подумал: «везёт мне всю жизнь на Галин», – вы наверное бизнесом занимаетесь?
– Да, угадали, а вы?
– Я – математик, но люблю готовить отбивные,… сейчас за границей работаю.
– А отчество у вас не Михайлович? – Галина иронично улыбнулась.
– Мы знакомы? – Франц сделал удивлённые глаза, – профессор Чистяков, – медленно и с расстановкой произнёс Франц.
Теперь Галина выпучила глаза. И вдруг полезла под подушку и вытащила спрятанную книгу, переводя взгляд с обложки на Франца.
– Профессор Чистяков? – сказала Галина и забыла закрыть рот.
– Я пошутил, – успокоил Франц, – я тоже люблю Маринину. Меня Франц зовут. Но я – действительно математик, а моё фирменное блюдо не отбивные, а «гуаньчжоу» – мясо по китайски.
– А ведь я именно таким Чистякова и представляла, – облегчённо выдохнула Галина, – вам куда в Красноярске?
– Не знаю, – сказал Франц и, видя насторожившийся взгляд Галины, добавил: – друзья встречают, куда повезут – не знаю. А отец живёт в девятом микрорайоне по «Парижской коммуны».
– И я – по «Парижской комунны», дом девять.
– Да ладно, шутите?
– Нет, правда дом девять, четвёртый подъезд.
– А батя мой в первом подъезде живёт в том же доме.
– Долго будете в Красноярске?
– Десять дней, может телефонами обменяемся?
Они обменялись телефонами. Франц дал телефон сестры и Жорика.
* * *
Город просто помолодел. Вдоль проспекта мира выстроились пальмы. Правда росли они в кадушках – ну какие в сибири пальмы. Асфальт исчез с тротуаров. Теперь тротуары были уложены плиткой, на манер Германии, только плитка, порой, то провалтвалась, то вздыбливалась. Город расцвёл фонтанами. Говорили, что по числу фонтанов город стал соперничать с Петербургом.
Программа пребывания в Красноярске была обширной. Надо было навестить родственников и могилу мамы Лиды, встретиться с друзьями и одноклассниками, посетить места, которые были связаны с детством, посетить книжные магазины и посидеть в библиотеке, навестить коллег на родном заводе.
На дачу их привёз коллега Жорика. В посёлке зашли в местный магазин и взяли три бутылки водки.
– Одну закопаем у ручья, – мудро сказал Жорик.
Франц-Семён одобрил это предложение.
Долго бродили по дачному посёлку, время от времени останавливаясь, чтобы выпить водки. Потом спустились к роднику и закопали под берёзой бутылку водки. Родник был, как в детстве – тихонько журчал по камням, неся ледяные воды. На берёзе сделали засечку на память о кладе. Потом поднялись на скалу и допили вторую бутылку. Со скалы открывался замечательный вид. Внизу была протока, а на другом берегу был остров и огромный камень, как спящий гиппопотам высовывался из воды. Рядом с этой скалой Франц когда-то первый раз тонул. Он взял пустую бутылку и бросил её со скалы. Бутылка плюхнулась в воду, но не утонула, а закачалась на воде. Жорик достал из кармана ПМ и прицелился.
– Дай я, дружище, – вдруг попросил Франц.
Когда-то в детстве Франц неплохо стрелял из воздушек, которые они переделывали под пистолеты и ставили в ружья вторую пружину, чтобы усилить выстрел. Такая воздушка пробивала нераспечатанную «кильку в томате».
Франц быстро прицелился и выстрелил. Внизу послышался звук разбившегося стекла.
– Попал, – Франц сам удивился.
– Ну что, дружище, – грустно сказал Жорик, – пойдём бутылку откопаем, а клад в следующий раз заначим.
– Пойдём, самое время.
Они спустились к ручью и выкопали бутылку водки. Потом они ещё несколько раз предпринимали попытку сделать такой клад на будущее, но выкапывали его в тот же день и выпивали. Этому кладу так и не суждено было появиться.
Уезжал Франц таким же путём. Сначала поездом до Новосибирска, потом самолётом в Германию с посадкой в Москве. Поезд был утренний: Владивосток – Москва. Вечером поезд уже должен быть в Новосибирске. Предстояло ещё провести ночь в аэропорту, а утром следующего дня вылетал самолёт в Германию.
В купе седела семья из трёх человек. Мальчишка лет десяти спал, положив голову на колени матери. Франц закинул свою сумку наверх и уселся напротив женщины. Вид пассажиров поразил Франца – они выглядели усталыми и удручонными. В глазах была какая-то обреченность.
– Простите, вы до Москвы или раньше сходите? – начал разговор Франц.
– До Москвы, – потухшим голосом сказал мужик, – ещё три дня мучиться. А вы – далеко?
– Я до Новосибирска. Надеюсь поезд не опоздает и вечером уже буду на месте.
– Вам повезло – сказала женщина с ребёнком на коленях, – мы третьи сутки в дороге, от самого Владивостока.
– В чём же повезло? – удивился Франц.
– Две ночи практически не спим, – сказала женщина.
– Тараканы, – мужик неопределённо махнул рукой вокруг себя.
Франц бросил взгляд вслед за его рукой и мгновенно вспотел. По стенам и потолку купе толпами блуждали тараканы. Он мгновенно выпрямился и отодвинулся от диванной спинки – тараканы были везде.
– А что проводник, – сказал Франц, со страхом оглядываясь.
– Какой проводник, – мужик махнул рукой, – тараканы во всём поезде… Хоть соседний вагон, хоть вагон-ресторан…
– А во Владивостоке они были? – спросил Франц, – они что, живут в поезде?
– Похоже, они тоже едут в Москву, – сказал мужик, – проводница сама перепугалась. Почему-то в её комнате их меньше.
Вагон тряхнуло на стыке и сразу несколько тараканов хлопнулось с потолка. Один упал на столик, на котором лежала стопка газет, и быстро побежал к окну.
– И весь коридор в тараканах…
– И в тамбуре полно.
– Ночью вообще спать невозможно, – сказала женщина, – они ночью как-то активизируются. Смелее что ли становятся. Бегают больше и сыпятся с потолка, как град.
– Мы газетами голову прикрываем, – пояснил мужик, – так слышно, как они падают с потолка на газету. Какой тут сон…
Франц осторожно встал и вышел в коридор. Тараканы действительно были и здесь. Из первого купе вышла проводница и направилась в сторону Франца.
– Ваш билетик пожалуйста.
– А у тараканов билеты проверяли? – пошутил Франц, доставая из кармана свой билет.
– Это нашествие какое-то. Перед отправкой готовили поезд, ни одного таракана не было. А как тронулись, они окуда-то вылезли. И везде ведь. Хоть вагон-ресторан закрывай. Там вообще полчища, как в страшном сне.
За эти тринадцать часов Франц прошёл весь поезд из конца в конец несколько раз. Поговорил с мужиками, которые курили в тамбуре. Тараканы были как у себя дома. Это были обыкновенные рыжие домашние тараканы. Их было так много что казалось, что все тараканы Владивостока вдруг решили куда-то переехать. Видимо они все направлялись в Москву.
Уже вернувшись в Германию Франц неожиданно наткнулся на статью в интернете, что армии тараканов с юга идут в Москву. Тараканы шли и с востока, и с юга, но куда? И какая сила заставила их вдруг одновременно сняться с места. В очередном письме от Бориса Франц прочитал, что в Красноярске вдруг исчезли тараканы из квартир. Тараканы жили в квартирах десятилетиями. С ними невозможно было бороться. Их травили всеми способами, но они были неистребимы, а тут вдруг разом все ушли. Куда и почему? Это было какой-то загадкой. Да и не просто ушли, они на поезде уехали… Какой-то великий исход!
* * *
Неожиданно пришло приглашение на вторую конференцию в Дармштадт. Конференция была двухдневной, но это были рабочие дни и Франц решил взять два дня в счёт отпуска. Но профессор Зеелигер, когда Франц обратился к нему за разрешением на внеочередной отпуск, предложил всю поездку офрмить, как командировку и даже оплатил проезд за счёт фирмы. Францу опять предлагалось выступить и он темой доклада взял теорию геометрических преобразований, как векторных функций. Это была теория полностью построенная Францем и неизвестная пока мировой математике.
Доклад был принят сдержанно. Вопросов не задавали, хотя Франц и предполагал, о чём должны спросить. Складывалось ощущение, что в аудитории вообще никто не интересуется классическими геометрическими преобразованиями. После доклада, а он был последний в этот день конференции, доктор Райнбольд предложил отужинать у его отца.
– Старик будет рад, – заверил Райнбольд, – сидит целыми днями дома, ни с кем не общается. Я предупредил его, что мы приедем.
В магазине Райнбольд взял бутылку вина, упаковку сыра и апельсины. Франц взял бутылку французского коньяка. Потом заехали за подружкой Райнбольда и отправились к отцу. Подружка была пышнотелой и одета была соответственно жаркой погоде. На ней была просторная манишка до пупа, под которой свободно колыхалась сочная грудь запредельного размера и широченные коротенькие шорты, которые Франц сначала принял за мини юбку. Белья под шортами не было и Катрин усиленно демонстрировала все свои интимные подробности. Дед приветливо их встретил и сразу захлопотал – передвинул журнальный столик к дивану. Катрин нарезала сыр кубиками и в каждый кубик воткнула зубочистку. Апельсины были тоже порезаны, каждый на шесть частей. Деда и Франца усодили на диван, а Райнбольд с подружкой уселись напротив на стулья. Старший Райнбольд сказал, что у него сердце и он выпьет только рюмочку коньяку. Коньяк быстро укокошили и Райнбольд с Катрин отправились домой. Франца дед не отпустил в гостиницу и, когда сын с подружкой удалились, откуда-то с заговорщицким видом вытащил ещё одну бутылку коньяка. А когда до закрытия супермаркета оставалось полчаса, Франц сбегал ещё за одной бутылкой.
Утром Франц обнаружил у себя под подушкой незнакомый предмет. Оказалось, что это его собственная рука, только потерявшая чувствительность. Через несколько минут чувствительность вернулась, но два пальца правой руки мизинец и безымянный так и остались занемевшими. Они двигались, как и положено пальцам, но чувствительность почти полностью исчезла. Потом дома Франц обращался к врачам. Сначала причину исчезновения чувствительности искали в самой руке, потом в спине, потом в голове, но причина так и не была установлена. Никакая физиотерапия тоже не помогла. Кто-то из врачей даже выдвинул предположение, что это произошло вследствие напряжённой работы с компьютерной мышью. Сам Франц так не считал и полагал, что третья бутылка коньяка там в Дармштадте была лишней.
Давно обещанный ураган пронёсся наконец над Саксонией. В Косвиге его никто не заметил – город располагался в низине. Но, когда Франц зашёл в ближайший выходной после урагана в лес, картина увиденного его потрясла. Многие сосны просто были вырваны с корнем. Корневища были почти плоские и, порой, достигали в диаметре трёх метровой ширины. На кружке Франц рассказал об этом, и все кружковцы загорелись желанием посетить этот лес. Решено было совершить эту экспедицию в ближайшее воскресенье. А в субботу Франц отправился в лес один, чтобы предварительно пройти тот маршрут, которым собирался повести детей.
* * *
В ночь с пятницы на субботу, накануне экспедиции решено было брать егеря.
– Ты уверен, что тебе удастся вытянуть его во сне? – спросил Погребняк.
– Да его и вытягивать соразмерно не придётся, – заверил Грелкин, – у него всегда под утро сон, как у мёртвого. На улице дождь льёт, как из ведра. Самый сон в такую погоду.
– Как только из тела его вытащим, сразу накрываем его сеткой Фарадея, которую я специально из Центра привёз, даже если и проснётся, то в тело вернуться не сможет.
– А он не того… со страха.
– Да нет. Это обычно воспринимается, как тревожный сон. Ты его в этом коконе и покараулишь пока я буду в его теле путешествовать. Постарайся, чтобы он не выскользнул. Не люблю новое тело. Вечно кажется, что где-то жмёт, где-то болтается, но это лучший вариант в нашем случае. Так что – не подведи. А если всё-таки проснётся, то можешь и в контакт с ним вступить. Всё равно он ничего сообразить не сможет.
* * *
С самого утра лиль дождь. В лес идти не хотелось, но надо было проверить намеченый маршрут, по которому завтра вести детей. Франц распечатал для каждого участника экспедиции карту, на которую предполагалось наносить вектор упавшего от урагана дерева. А потом, по полученной картине векторов, определить направление прошедшего урагана.
Франц прошёл уже большую часть маршрута, когда вдруг на лесной тропе он наткнулся на белый мерседес-джип. В принципе, заехать сюда можно было, но лес был запретной зоной для автомобильного и мотоциклетного транспорта. В машине никого не было. Туристы в такой дождь в лес не пойдут. Да и расстояние от автострады было приличное. Непонятно было, с какими целями сюда заехал этот мерседес. Франц достал фотоаппарат и, стараясь не высовываться из под своего большого зонта, сделал несколько кадров. Вдруг краем глаза он заметил какое-то движение справа. Из кустов тихо вышел мужик в дождивике типа военной плащ-палатки с надвинутым на голову капюшоном. От неожиданности Франц вздрогнул.
– Есть проблемы? – тихим сочным голосом спросил капюшон
– Да нет, – сказал Франц, пряча фотоаппарат, – вижу машина стоит пустая, может помощь нужна?
– Нет, всё в порядке.
И тут Франц заметил, что через плечо у мужика висит ружьё стволом вниз И ружьё не простое – с оптическим прицелом. В животе стало холодно. Франц медленно повернулся и пошёл по тропе, чувствуя спиной взгляд незнакомца, как через оптический прицел. Метров через десять тропа резко сворачивала направо и Франц с облегчением зашёл за поворот. «А ведь в радиусе километров трёх ни души, – подумал он, – выстрели вот так и сутки никто не найдёт, даже если и хватятся». Голову и плечи скрывал обширный зонд, но спина была на виду. Метров через двадцать послышался звук мотора. Франц сошёл с тропы и пропустил белый джип. Колотящееся, как молот, сердце стало успокаиваться. «Чёрт знает что лезет в голову, – чертыхнулся Франц, – наверное егерь, машина гражданская…». Пройдя ещё один поворот, Франц снова увидел, стоявший на тропе белый мерседес. Идти к нему не хотелось, но свернуть было некуда. В машине никого не было и Франц ускорил шаг. Дождь продолжал лить, а спина опять стала чувствовать взгляд через оптический прицел. Очередной поворот был, как спасение.
На следующий день было солнечно и экспедиция прошла удачно. Дети были поражены ураганным вывалом леса.
Глава 15.
Старые и новые искушения
Порой, человеку снятся такие интересные сны, которые невозможно забыть. Более того, такие сны воспринимаются так, словно это и не сон вовсе, а другая какая-то жизнь, другая реальность.
Незабываемые сны
(из дневника Франца Молнара)
Сон первый.
Медленно лечу над снежной пустыней на высоте двух-трёх метров. Вернее сказать, движется мой взгляд. У меня даже вопроса не возникает, как я перемещаюсь и есть ли у меня физическое тело. Подо мной снежная пустыня, вернее сказать, торосы. Беспорядочные нагромождения кусков льда, покрытые снегом. Хочу поглядеть вдаль и взгляд устремляется к горизонту. Никакого ощущения, что я повернул голову не было. Вижу горизонт. Ярко, ярко голубое небо вдалеке сходится с белым покровом. Никаких мыслей не возникает, да я и не задаюсь вопросом, где это может быть. Не чувствую ни холода, ни тепла. Только вокруг всё сверкает и искрится ослепительной бриллиантовой красотой. Кажется, что могу рассмотреть каждую снежинку. Решаю поискать солнце, и взгляд начинает скользить по небосводу вверх. Опять нет никакого ощущения поворота головы. И вдруг прямо надо мной высоко в небе (небо ярко голубое, но не вижу ни солнца ни облачка) вижу нечто отчего дух захватывает так, что словами передать это невозможно. То что висит надо мной является, очевидно, инженерным сооружением округлой формы. Скорее даже не круг, а многоугольник. Но поверхность не гладкая и на ней наворочено много всякой непонятной техники. Сама поверхность изрезана какими-то линиями или коридорами. Есть какие-то выпуклости и отверстия. Всё это отливает различными оттенками серо-стальных и гранитных цветов. И ощущение такое, что штука эта висит очень высоко и она огромна. Здесь появляется мысль, что надо все это показать сыну Георгу и я начинаю стремительно нестись над торосами. Двигаюсь просто с фантастической скоростью, следуя рельефу местности. Взгляд опять устремлён вертикально вниз. Я несусь и почему-то не возникает мысль, что могу во что-то врезаться, так как не смотрю вперёд. (Все свои очущения по поводу взгляда, холода, отсутствия звуков, скорости я восстановил уже после того как проснулся). И тут меня осеняет мысль, что зря я так несусь. Гошки здесь нет и быть не может. В этот момент я проснулся. Вернее просыпания не было. Мгновенно включилось сознание и я открыл глаза. Потом уже весь сон прокрутил в памяти ещё раз. И по сей день не покидает меня ощущение, что это был не сон, а путешествие моего сознания.
Сон второй.
Вдруг возник бледно желтоватый прямоугольник на фоне сплошной черноты. На нём угадывались какие-то тени. Напрягаю взгляд, чтобы рассмотреть, что там в этом прямоугольнике и он начинает медленно на меня надвигаться. Постепено начинаю различать, что вижу в этом прямоугольнике какую-то улицу, людей, яркий солнечный день. Но всё это застывшее, как на остановившемся кадре телевизора, а вернее – на экране в кинотатре. Прямоугольник всё надвигался на меня, но это не вызывало ни страха, ни удивления. Я мог уже рассмотреть конкретные детали картинки и не было никакого ощущения, что сплю. «Экран» приблизился вплотную и вдруг прошёл как бы сквозь меня, вернее, я прошёл сквозь экран. И в это мгновение всё пришло в движение. Люди начали двигаться, а я ощутил тепло солнечного дня. Стою я на незнакомой улице (это я уже понял потом, когда проснулся), передо мной дощатый забор и я читаю на нём какие-то объявления и афиши. Но текстов не запомнил или забыл. Потом развернулся и пошёл по улице. Улица была довольно узкая. Попадались прохожие, но транспорта не было. Свернул в какой-то проулок. Потом ещё куда-то завернул и вошёл во двор небольшого дома двух или трёхэтажного с одним подъездом. Подъезд был выкрашен в жёлтый цвет, и весь дом был какой-то обветшалый и обшарпаный, но каменный. Вход в подъезд был поднят примерно на метр от земли и от него вниз шло деревянное крыльцо с перилами выкрашенное коричневой краской, которая почти вся облупилась. Я медленно приближался к крыльцу. Вдруг из подъезда вышел мужик с половинкой скобы в руке. У меня возникло ощущение, что такими скобами сплавщики сцепляют на воде брёвна. Мужик спустился с крыльца и прямо перед крыльцом стал пытаться вывернуть здоровенный булыжник из земли или из брусчатки, не помню. Я подошёл поближе и остановился. Мужик посмотрел на меня и у нас произошёл с ним короткий диалог.
Мужик: ищешь кого или чё?
Я: работу ищу. (В тот момент во сне я действительно знал, что мне нужна хоть какая-нибудь работа).
Мужик Ты чё, приезжий? Какая сейчас работа.
Я: Да нет, местный я. Шарахаюсь по всему городу, вдруг…
Мужик: бесполезно это…
И мужик снова принялся за булыжник. Я пошёл дальше. Двор оказался проходным. И я вышел снова на небольшую улочку. Немного впереди оказалась небольшая площадь. Людей было совсем мало. Транспорта – тоже никакого. Я встал в тень под навес какого-то магазинчика. Слева от него было небольшое здание с дверью прямо на площадь. Я знал, что это выход из кинотеатра и я должен был дождаться окончания сеанса. Скоро народ стал выходить из дверей. Людей было немного, но я ни к кому не подошёл и на меня никто не обратил внимания. Я стоял на виду и ни от кого не прятался, и ни за кем не следил. Потом я прошёл через площадь (её и площадью-то назвать невозможно. Метров двадцать в поперечнике. И вообще, было ощущение захолустного городка). Потом я зашёл в довольно заросший и заброшеный сквер. Я почему-то знал, что мне надо пересечь сквер по диагонали прямо через кусты. В углу перелезть через небольшой металлический ажурный заборчик и выйти на улицу. Именно так я и сделал. Спрыгнул с забора и медленно побрёл по улице. На душе было пакостно и тоскливо. Шёл медленно, читал все попадавшиеся вывески и объявления. И тут вдруг включилось какое-то второе сознание и я отчётливо понял, что попал в какую-то другую жизнь и мне никогда не вернуться назад и не быть вновь тем, кем я был всегда. В тот момент я пережил неописуемый ужас и тотчас же проснулся. Сон и пережитый страх ещё несколько минут не отпускали меня. А заснуть в ту ночь я так и не смог, просто боялся снова очутиться в чужой жизни.