Когда уезжали в Германию Семён взял эту бутылку с собой.
На таможне, перед отправкой багажа за границу, все ящики проходили досмотр. Два ящика Семёна были забиты книгами, в третьем лежал холодильник, в котором тоже были книги. Семёна предупредили, что энциклопедии, справочники и словари не подлежат вывозу за границу. Многое Семён оставил у друзей и сестры, но с чем-то расстаться просто не мог. Это были книги по математике. То, что могло не пройти таможню, Семён положил на самое дно ящиков, в надежде, что до них не докопаются.
Таможенник предложил открыть один ящик на выбор.
– Что в этой коробке? – указал таможенник на коробку, которая лежала в самом верху.
Семён открыл коробку. Среди каких-то поделок лежала бутылка из под кефира, которую подарил Сергей.
– Что это? – показал пальцем военный.
– Наглядное пособие, – ответил Семён.
– Можно? – таможенник протянул руку к бутылке.
– Конечно, только осторожно – хрупкая вещь.
– Бутылка от кефира? – не веря своим глазам спросил офицер.
– Да, – ответил Семён.
Офицер оглянулся. Неподалёку шёл досмотр вещей семьи, которая уезжала в Израиль. Их ящик был такой огромный, что таможенник ходил в нём, как в комнате. Офицер, который досматривал вещи Семёна, вдруг развернулся и, прижав к себе бутылку из под кефира, бросился к соседнему досмотру.
– Ты посмотри, – обратился он к военному, который досматривал вещи, отправлявшиеся в Израиль, – бутылку из под кефира в Германию везут.
Военные, вытарищив глаза, внимательно рассматривали стеклянную бутылку. Через несколько минут таможенник вернулся к вещам Молнаров.
– Ты кто по профессии? – спросил он, возвращая бутылку Семёну.
– Математик, – сказал Семён.
– Заколачивай свои ящики, математик.
На этом досмотр вещей Семёна был закончен. И бутылка со стеклянной цепной нитью благополучно отправилась в Германию.
* * *
Новая формула не давала покоя и Франц тут же начал рыться в своих книгах. И вдруг что-то необычное привлекло его внимание. Этой книги в библиотеке Франца точно не было – он готов был поклясться. Это был сборник статей «Прометей» из серии про замечательных людей. Один такой сборник 1977 года выпуска у Франца был. В нём была интересная статья про Достоевского, а так же статьи про Фолкнера, про Николая Фёдорова, ещё про кого-то, а эта книжка была 1988 года выпуска. Она была абсолютно новенькая, что говорится, нечитанная, и целиком была посвящена стодвадцатипятилетию со дня рождения Вернадского. При чём здесь Вернадский? Почему-то сразу вспомнилось, что новое посольство ФРГ было где-то рядом с проспектом Вернадского в Москве. Чертовщина какая-то. Франц знал, что был какой-то известный российский учёный – Вернадский, но на этом его знания об этом человеке и кончались. Как могла попасть эта книга к ним в Библиотеку? Более того, в ту часть библиотеки, которая была отправлена в Германию. Половину своей библиотеки они раздали друзьям. Франц точно знал, что даже если эта книга каким-то образом и попала в их библиотеку, то в Германию он бы её точно не взял. Это была загадка, разрешить которую не было никакой возможности. Тамара ничего прояснить не могла и относилась к этому, в отличие от Франца, абсолютно спокойно, как будто книги у них в библиотеке материализовались ежедневно. Франц недоумевал. Были случаи, когда книги исчезали, но чтобы вот так появлялись – никогда.
Сосед Валерий, живший через стенку с Молнарами, вызвался помочь привезти доски для книжного стеллажа. Франц решил сделать книжный стеллаж сам.
– Когда машину собираешься брать? – спросил Валерий, когда они поехали покупать доски.
– Да, как-то ещё не думал на эту тему, – ответил Франц.
– Надо. Здесь без машины никуда. Город маленький. Работы не найти. Скорее всего в Дрезден надо будет ездить. Да и в магазин не находишься. Я вот старенькую «Джету» взял и ничего, бегает ещё хоть куда. У тебя права российские есть?
– Есть, – сказал Франц, – а ты здесь получал?
– Нет, у меня вообще их нет. У жены есть, а я езжу. Если нарушать не будешь, то никто и не остановит, здесь нет ГАИ, а полиции всё пофиг пока в аварию не попадёшь. Главное, – давал советы Валерий, – за руль пьяным не садись. Уже половина соседей по-пьянке машины разбили. А что ещё делать. Пьют все с утра до вечера. А на российских правах год можешь спокойно ездить. Это по закону так.
Через неделю Валерий разбил свою «Джету» по-пьянке.
Из жизни переселенцев.
(рассказ, горькая быль)
История эта подлинная, как и все те имена и названия, о которых вы узнаете из этого рассказа.
События эти произошли уже здесь, в Германии. То о чём я хочу рассказать случилось ясной июльской ночью в небольшом городке Косвиг (Coswig) под Дрезденом, в одном из хаймов*) для переселенцев из бывшего СССР.
Глубокой ночью, когда уже почти весь хайм спал и видел сны, Пётр О. вышел по малой нужде из комнаты, где ещё с вечера началось весёлое застолье. Как и все мужчины, находясь в умиротворённом состоянии души, да ещё в столь поздний час и при хорошей погоде, Петя решил произвести этот интимный обряд прямо с крыльца общежития. Надо сказать, что ночь была тёплая и звёздная, но безлунная. А фонарями наш хайм оборудован не был. И вообще трудно сказать для чего предназначался этот дом-сарай до того как сюда въехали переселенцвы.
Стоя на крыльце и совмещая полезное с приятным, то есть пытаясь направить струю в нужном направлении и одновремено созерцая красоты звёздного неба, Петя сделал неверный шаг, и как космонавт Леонов, прямо с крыльца шагнул в открытый Космос. Правда полёт его, по сравнению с полётом Леонова, был не продолжительным. Мать – Земля, в соответствии с правилами предательского закона всемирного тяготения, открытого, как на грех, ещё Ньютоном, призвала Петю к себе. Придя в соприкосновение с землёй, Петя потерял сознание. Какое-то время, пролежав без чувств, он открыл глаза и увидел звёздное небо. Поняв, что других ориентиров, кроме как по звёздам, у него нет и, взяв направление на Полярную Звезду, Петя ловко перевернулся на живот (космонавт Леонов позавидовал бы, наверное, такому профессионализму движений в открытом космосе, а состояние Пети было если не космическое, то почти космическое) и отчаянно пополз, теряя время от времени сознание.
Но Пролярная Звезда оказалась не той звездой, под которой родился Петя. Азимут направления где-то сбился по дороге следования и Петя успешно миновал крыльцо и выполз на проезжую часть двора нашего хайма. Прямо по курсу располагалась обширная лужа. Частенько, глядя на эту лужу, я вспоминал о Родине. И, порой, мне казалось, что лужа эта вместе с переселенцами прибыла сюда из далёкой России.
Продолжая двигаться, как разведчик, Петя вполз в самую середину лужи и, почувствовав родное тепло воды, снова перешёл в небытие. Надо сказать, что отсутствие Петра никто в компании не заметил и веселье там продолжалось своим чередом.
*) хайм (Heim – общежитие (нем.))
В то время, как Петя отдыхал на «грязях», возвращался с ночной шабашки или, как здесь говорят, со шварцовки, на своём автомобиле Эдик Б.. У въезда на территорию хайма, он притормозил и, зная, что впереди вечная лужа, на малой скорости въехал во двор.
Здесь пришлось ему применить весь свой шофёрский опыт и сноровку и резко нажать на педаль тормоза, так как в свете фар, прямо посреди лужи он увидел распростёртое тело. Не гася фар, Эдик вылез из машины и на трясущихся ногах подошёл к луже. Здесь он понял, что бездыханным телом является его сосед Пётр О. Но, приглядевшись повнимательнее и заметив, что Петя пускает пузыри, Эдик догадался, что перед ним живой человек, просто отдыхающий в луже.
Не побоявшись замочить ног и испачкаться в грязи, Эдик вытянул Петра на берег и дотащил до крыльца. Здесь он усадил на лавочку, так и не проснувшегося Петра, и стал строить причинно – следственную цепочку. А цепочка была проста.
Так как есть следствие, в виде утомлённого Петруши, отдыхающего сейчас на лавочке, то должна быть и причина. И вот принять бы стаканчик-другой этой причины с устатку как раз бы не помешало. И Эдик двинулся логическим путём, то есть по коридору общежития, в направлении доносившихся среди ночи голосов. Удачно влившись в компанию и приняв на грудь штрафной стакан, Эдик весело поведал друзьям, что он только что совершил подвиг, спасая на водах Петю О. И только тут все, среди которых была и жена Петра, заметили, что, действительно, Петя-то исчез. И вот тут начинается самое страшное, что произошло в эту июльскую ночь.
Хозяйка комнаты, где проходило весёлое застолье, с ужасом вдруг поняла, что вместе с Петей, а может быть, и раньше исчез её трёхлетний сын.
Страшный, истерический женский крик-вопль, от которого я чуть было не свалился с верхнего яруса кровати (семья из четырёх человек могла разместиться в маленькой комнатке только в двух ярусах), потряс всю общагу. Полуголый, натягивая на ходу спортивные штаны, я выскочил в коридор. Почти всё наше «крыло», кто в чём, уже было на ногах. Посреди коридора истошно завывала Эльвирка Н. и, размазывая по лицу слёзы и сопли, сквозь рыдания рассказывала ошарашенным соседям, что пропал её мальчик. Конечно же, во всём обвинялся муж и судьба-злодейка. Все повалили на улицу. Кто мог – вооружились фонариками. По уши в грязи, невменяемый Петя, сидевший на лавочке у входа и, пугая своим видом и так уже не в меру перепуганных соседей, ничего прояснить не мог. Все кинулись на поиски ребёнка. Кто с фонарём, а кто – просто ощупью, как ночью по тайге. На шум из дома напротив вышел на крыльцо чёрный, как сама ночь, негр из Мозамбика, женатый на местной немке. Ничего не понимая по-русски, но всё-таки, каким-то образом разобравшись в ситуации, он привёл с собой огромную собаку, которой давали нюхать велосипед пропавшего ребёнка, и тоже включился в поиски.
Но, как потом выяснилось, не все приняли участие в розыске пропавшего мальчика. Некто, Витёк Т., также принимавший участие в застолье, решил не утомлять себя лишними хлопотами, а также, преследуя и другие цели, прикинулся уже готовеньким и остался в комнате.
Когда хозяева и друзья покинули общагу, Витёк вдруг очнулся и, воспользовавшись удачной ситуацией, решил пропустить несанкционированный стаканчик-другой. После второго бесконтрольного стакана он на самом деле впал в транс и отключился прямо на стуле.
Меж тем, поиски продолжались.
По истечении некоторого времени и, вследствии шума, производимого поискными бригадами, равновесие, сидящего на стуле Витька, было нарушено и он грянулся под стол.
От удара об пол к нему вернулось на какой-то миг сознание. Взгляд, летевший параллельно полу, устремился в дальний угол комнаты, где под кроватью, забившись в уголок, крепко спал потерянный ребёнок.
Таким образом, пропажа была найдена. Все успокоились и отправились спать. И только Петя, по-прежнему всеми забытый, проспал всю ночь на лавочке.
* * *
Одной из достопримечательностей местной жизни переселенцев была «зона».
Они отправились в «зону», когда стемнело. Метрах в двухстах от хайма в зарослях кустов к забору «зоны» была протоптана еле заметная тропинка. Они пробрались по этой тропинке, подсвечивая себе фонариками. В заборе оказалась дыра, и через неё они проникли в «зону» никем не замеченные. Шли гуськом друг за другом. Возглавлял поход Басти Вэрмефляшке. Неожиданно дорогу преградил паровоз. Маленький маневровый паровоз без вагонов. Он угадывался в темноте одинокий и заброшенный. За паровозом метрах в пятидесяти находилось какое-то здание.
– Здесь лаборатории и мастерские, – тихо сказал Басти, – там химия, старайтесь ничего не разбивать, может быть кислота.
– А охраны нет? – спросил кто-то из пацанов.
– Нет, здесь и днём никого нет. Завод бросили сразу после объединения. Просто ворота закрыли и все ушли. Видели паровоз? Вот он, как остановился посреди завода, так и стоит. Никому ничего не нужно. Если какой инструмент интересный найдёте, можно взять, а с химией лучше не связывайтесь. Дальше, за корпусом, почти у самой Эльбы есть свалка, там несколько старых автомобилей. Туда мужики днём ходят, ищут запчасти для своих автомобилей. Ну ладно, через полчаса сдесь же встречаемся.
И они разбрелись по корпусу. Мишка с Гошкой отправились на второй этаж, там были химические лаборатории.
Однажды старший сын Мишка спросил Франца не нужна ли ему пишущая машинка. Франц был удивлён. Оказывается, что сыновья уже несколько дней по вечерам ходят потихоньку на брошенный завод и таскают оттуда всякий металлический хлам. Тут же Францу были представлены различные инструменты. Вид у них был изрядно замшелый, но вполне пригодный для использования. Среди инструментов был даже штангенциркуль и какой-то механизм со стеклорезом. По видимому, при помощи этого механизма можно было вырезать из стекла какие-то фигуры круглой формы.
На следующий день мальчишки притащили пишущую машинку. В ней не хватало одной буквы. «Прямо, как по Ильфу и Петрову: машинка с турецким акцентом», – подумал Франц, но машинку не взял, а сказал, чтобы её выбросили.
Мужики из хайма действительно много времени проводили на заводской свалке и копались в старых автомобилях в поисках каких-то запчастей.
С некоторого времени Франц начал замечать, что пацаны из хайма всё время кучкуются вокруг этого румына Вэрмефляшке. Они вместе лазили на завод, ходили по заброшенным вишнёвым садам вдоль Эльбы, пытались рыбачить на берегу. Слава богу в воду не лезли – вода была грязная и мутная. А иногда на берег выбрасывало здоровенных рабин. Говорили, что когда-то вся вода с брошенного химкомбината сливалась прямо в Эльбу, поэтому купаться в этой воде не возникало никакого желания. А однажды в хайм приехала полиция и привезла одного из пацанов, детей переселенцев, которого поймали в супермаркете за воровство. Все дети и их родители были собраны в общей комнате отдыха и с ними была проведена серьёзная беседа. Пацаны воровали что-то по мелочи, но полицейский объявил, что если ещё кто-то попадётся, то штрафом не отделаются и будет заведено уголовное дело. Франц начал подозревать, что общение с этим переростком-румыном до добра не доведёт и запретил сыновьям с ним общаться. «Тоже мне – дракон выискался», – подумал Франц и для себя решил, что при удобном случае конкретно поговорит с соседом.
Вскоре рядом с хаймом было отремонтировано здание бывшего заводоуправления и все переселенцы переехали в этот трёхэтажный дом. В нём разместилось тридцать семей переселенцев. В подвале были душевые и прачечная. Кухня и туалеты были на каждом этаже свои. На третьем этаже жили румыны и семья из Новосибирска. Звали сибиряка Сергеем, он был оперным певцом новосибирской филармонии. Остальные были «казахи». Так называл Франц переселенцев из Казахстана. На втором этаже тоже жила одна семья из Сибири. Володя был таксистом из Омска. Франц с семьёй жили на первом этаже. Рядом с ними жил пожилой мужик из Ленинграда вместе с больным сыном Робертом. Его тут же прозвали Вовой-Питерским. Когда-то Вова, вместе с матерью был сослан в Сибирь и юные годы провёл в Красноярске. Францу интересно было, порой, общение с этим мужиком – он помнил Красноярск, каким Франц его не знал в силу своего тогда младенческого возраста.
Практически всё время Франц отдавал изучению Вернадского. Когда-то очень давно, наверное в начале семидесятых, мама Лида купила на улице книгу «Введение в теорию относительности».
– Мама, – снисходительно улыбался Семён, – ты спутала теорию относительности и теорию вероятностей. Это – физика, – показывал Семён книгу, которую принесла мама Лида, – а физикой я не занимаюсь.
– Молодёжь активно покупала и я купила.
– Спасибо, конечно, – поблагодарил Семён и поставил книжку себе на полку
Через какое-то время этой книжкой увлеклась одноклассница сестры и втянула в это увлечение и Семёна. Это было первое отступление от математики, которое случилось в жизни Семёна. До этого он абсолютно был уверен, что ничего интереснее и важнее математики не может быть. И вдруг – теория относительности. Потом – общая теория относительности, за которой вдруг открыдся Космос и пространство-время.
Сейчас Франц переживал вторую революцию в своём мировоззрении. Жизнь по-Вернадскому была космичной. Удивительные вещи будоражили воображение Франца. Жизнь поражала своим многообразием. Франц никогда не знал о существовании микроорганизмов под названием прокариоты. В их клетках не было ядра и они не эволюционировали, но это была жизнь на серной основе. Жизнь прокариотов отличалась от привычной биологической жизни, примерно так же, как живое отличается от неживого, но это была всё равно жизнь. Солнечная Система представлялась теперь, как единый организм, где все планеты зависели друг от друга, а без солнечной энергии жизнь на Земле была бы невозможна. Сама Земля тоже жила своей космической жизнью. Например, за год живые организмы Земли перерабатывали столько вещества, сколько было этого вещества в земной коре, а земная кора – это слой на поверхности Земли толщиной в шестнадцать километров. Когда начинаешь задумываться над всем этим, голова начинает идти кругом. А возраст самой жизни на Земле сравним с возрастом самой Земли. Это же надо – Земля практически всегда была оживлена, то есть не было в жизни Земли периода, когда на ней не было бы жизни вообще. То есть по Вернадскому жизнь родилась где-то в Космосе, а потом уже каким-то образом попала на землю. А, может быть, эти «гены» жизни всегда существуют в Космосе и только ждут своего часа, чтобы начать развиваться и совершенствоваться.
Рядом с Вернадским в этой книге упоминался и замечательный русский мыслитель Николай Фёдоров. Ещё в далёкие Красноярские времена вместе с математическим творчеством у Франца появилось небольшое хобби – почитывать философскую литературу. Постепенно среди книг по математике собралась и небольшая библиотечка филосовских трудов. Рядом с Аристотелем, Гегелем и Беконом был и одинокий том Фёдорова. Идеи Фёдорова о бессмертии человека были близки Францу. Смерь человека рассматривалась Фёдоровым, как всеобщее зло. Человек не должен быть подобным овце на заклании и ждать с неизбежностью своего смертного часа. Разум человека должен понять космичность жизни и победить смерть. Фёдоров называл борьбу со смертью регуляцией природы. Необходимо было сознательно овладеть процессами эволюции и остановить смерть. О вопросах жизни и смерти Франц начал задумываться ещё в детстве, когда впервые столкнулся со смертью в своей семье, когда умерла баба Лена.
Вернадский со своей идеей космичности жизни был как бы продолжателем идей Фёдорова. Очень хотелось перечитать «Философию общего дела» Николая Фёдорова, но Франц всю свою философскую библиотечку подарил при отъезде другу Борису.
Время от времени Франц задавал себе вопрос: откуда в его библиотеке появилась книга о Вернадском? Ответа на этот вопрос по-прежнему не находилось. Оставалось допустить, что книга эта просто каким-то фантастическим образом материализовалась в библилтеке Франца. Книга была издана пять лет назад, но выглядела так, как будто её ни разу не открывали. Где-то же она лежала пять лет. И уж точно не в библиотеке Франца. Тайна книги оставалась загадкой. Франц даже представить не мог, чтобы кто-то из его друзей, коллег или родственников мог читать эту книгу. А если кто-то случайно решил её подарить во время отезда, то наверное подписал бы на память, как это сделала бывшая Генина жена, когда дарила Тамаре на память детектив «Одинокий русский». В общем книга о Вернадском оказалась интересной и нужной.
* * *
Автомобиль здесь действительно был необходим – это, как было сказано у классиков, «не роскошь, а средство передвижения». Стаж вождения у Франца был большой, так как многие друзья и старшая двоюродная сестра имели свои автомобили и ему доводилось иногда покрутить баранку, но вот опыта обращения с автомобилем не было. Небольшой «Опель», который купили Молнары в основном стоял без внимания. Мишка быстро освоил вождение и Франц доверял ему перегнать автомобиль со стоянки за дом общежития и там его помыть. Мужики из общежития могли целыми днями возиться со своими машинами, что-то в них чинить, гонять туда-сюда по двору и выискивать на свалке завода подходящие запчасти впрок.
В общежитии была заведена традиция, кто покупает автомобиль тот проставляется. Автомобиль обмывали всем мужским коллективом общежития. Проставлявшийся покупал две бутылки местной водки и ящик пива. Франц выставил ящик водки и ящик пива и оказалось, что «казахи» пить не умеют. Всё мужское население ужралось в усмерть с этих двух ящиков. Францу пришлось на следующий день ещё всех и похмелять.
Теперь после переезда в новое общежитие каждая семья имела точный адрес и Франц написал всем друзьям и родственникам письма. А скоро пришло известие, что Лена с сыном тоже переехала в Германию и живёт в Берлине по такому-то адресу. Решено было её навестить в бллижайшее время.
А между тем по общежитию поползли слухи, что румын или поляк, что живёт на третьем этаже, вроде немного не здоров или даже не в себе. Однажды соседка Вэрмефляшке, увидя приоткрытую его входную дверь, заглянула к нему по-соседски и увидела его лежащим на кровати вроде бы спящим, но глаза его при этом были открыты и выпучены на потолок. Она так перепугалась, что долго никому об этом не рассказывала, но кухня-то была общей и этот случай вскоре стал известен всему общежитию. Потом кто-то заметил его ночью блуждающим на стоянке среди автомобилей. Франц не придавал этим разговорам значения, тем более, что завод теперь обнесли капитальнейшим забором и там началась настоящая расчистка площади. Старые здания цехов стали сносить и свалка была ликвидирована. А это значило, что пацаны перестали лазить в «зону» и общение мальчишек с ненормальным соседом как-то сошло на нет.
Непонятный случай в жизни Молнаров снова и неожиданно вдруг повторился. Первым непонятным случаем Франц считал появление в библиотеке книги о Вернадском. Вторым стало письмо, пришедшее из Берлина. Непонятно кто приглашал Франца и Тамару прибыть такого-то числа в Берлин для беседы. Никто из соседей за всё время жизни в Германии ничего подобного не получал.
К каждому общежитию переселенцев было прикреплено два местных куратора. В общежитии Косвига – это были две душевные женщины. К одной обращались по фамилии: «фрау Шикор», а ко второй – почему-то по имени: «фрау Петра». Ни фрау Шикор, ни фрау Петра ничего не могли сказать по поводу полученного письма.
– Надо ехать, – решила фрау Шикор, – тем более, что и дорогу и пребывание в Берлине обещают оплатить. Только письмо не забудьте взять с собой и билеты на поезд обязательно сохраните.
Франц и Тамара решили ехать свечера, так как прибыть по назначенному адресу нужно было рано утром. За одно решили посетить Елену и у неё же и переночивать.
Поездка до Берлина занимала всего два часа. Поезд был практически пустой и путешествовать было в удовольствие. Общежитие, где жила Лена, найти было не трудно. Удивило Франца Берлинское метро. Те станции, которые попадали на границу между ГДР и ФРГ оставались без ремонта практически с войны и, попадая на такую станцию, создавалось впечатление, что ты вдруг переместился во времени и оказался в сороковых военных годах.
После первых же минут посещения, по нужному адресу в западном Берлине на шикарной вилле, стало понятно, что Молнаров вызвали в местную разведку. Два молодых симпатичных человека прекрасно говорили по-русски. Один должен был беседовать с Францем, другой – с Тамарой и разошлись по разным кабинетам на разных этажах. Беседы продолжались целый день с перерывом на обед. Перед Францем была расстелена огромная карта Красноярска. Вместо заводов на карте оставались пустые места. Собеседник Франца прекрасно ориентировался по карте и Франц только удивлялся его осведомлённости. Сколько энергии потребляет тот или иной завод Франц просто не знал, даже если бы ему и захотелось об этом рассказать. Что привозят на заводы и что вывозят Франц тоже не знал. Тамаре задавали в основном бытовые вопросы. Сколько стоит детсад, как надо покупать билет на автобус или троллейбус, какие коммунальные платежи…
Каждый переселенец получает ежемесячное определённое пособие на житьё-бытьё, на оплату общежития и на содержание детей. За эту поездку в Берлин и Франц, и Тамара получили деньги в том доме, где провели целый световой день, даже больше чем месячное пособие для переселенцев.
– Я бы каждый месяц так ездила, – сказала Тамара, когда они возвращались назад.
Лену договорились навестить в следующий раз уже всей семьёй.
* * *
Погребняк перебрался в Германию вслед за Грелкиным и обосновался в одном из общежитий Дрездена для еврейских эмигрантов из бывшего СССР.
– Ну как тебе жизнь за границей? – спрашивал Погребняк при первой физической встрече, – справляешься с переселенцами?
– Удивительно тёмный народ, Босс, – расслабленно сообщал Грелкин, развалясь на стареньком кресле в комнате Погребняка, – наверно на сто семей только одна хоть немного соразмерно образована. Наш подопечный просто для всех загадка. Кучу книг за собой припёр, целыми днями сидит дома, что-то пишет или читает. Мужики-соседи просто дуреют.
– С соседями ладит?
– Это они с ним пытаются соразмерно ладить. На днях один молодой пытался на него наехать, так такой удар получил в челюсть, что думали – убил. Минут пять не могли в сознание вернуть. Ей богу, Босс, истинную гордость испытал за нашего сибиряка.
– Продолжай операцию «Молодёжь» и начинай операцию «Автомобиль». Как раз сегодня получил из Центра для тебя посылку, – Погребняк протянул стажёру какую-то непонятную штуковину, – любой местный автомобиль можешь открыть и завести этой штуковиной. Постарайся не потерять, а то почище будет чем с логарифмической линейкой.
– Босс, на днях они в Берлин ездили. Это не с Вашей подачи?
– Это не сложно было организовать. Хотелось мне посмотреть, как они себя почувствуют в новой обстановке. Новая ситуация может по поведению людей что-то полезное подсказать для дальнейших наших действий. Здесь для этого большое поле деятельности – новая страна, новый язык, новый менталитет людей. Ты присматривайся к своим соседям и к окружающим. Хоть и говоришь, что они тёмные, но в каждой темноте есть свой оттенок. Да, грузовик, который ты просил, стоит вот на этой парковке, – Погребняк протянул Грелкину листок бумаги. – К новой фамилии привык? Кличку пацаны тебе ещё не прицепили?
– Да нет, всё нормально. А что другой фамилии по проще не нашлось?
– У них там в Центре свои какие-то заморочки по этому поводу. Сказали такую фамилию использовать, значит такую. Зато отчество твоё несуразное теперь не требуется – хоть в этом плюс.
– Это точно, Босс.
* * *
Девятая творческая тетрадь Франца была закончена. В Германии было написано три больших работы. Во-первых, наконец, была сформулирована и доказана теорема, на которой строилась вся теория циклического изоморфизма групп, наброски которой мелькали в России и за которую Франц был удостоен диплома первой степени на последней конференции. Во-вторых, была продолжена работа о сечении куска плоскости кривыми линиями. Это было продолжение работы, о которой Франц писал в Канаду Хонсбергеру. Третья работа – это было исследование, которое Франц назвал «Теория развёрток сферических графов».
Среди этих трёх работ была небольшая заметка об алгоритме упаковки замкнутого поля из одиннадцати клеток. Эта работа не вписывалась в исследования по упаковкам, которыми Франц занимался раньше. Причём, возникла эта работа просто случайно и Франц не понимал, что с ней делать, но идея была необычной и он поместил эту работу в тетрадь.
Новой тетради не было и Франц завёл папку со скоросшивателем, куда стал складывать новые черновые заметки. Туда же была помещена и работа о многоугольниках на целочисленной решётке.
Во время очередной поездки в супермаркет за продуктами на неделю Франц решил изучить местную прессу. Сразу бросались в глаза красочные журналы о футболе и один из них, посвящённый тридцатилетию немецкой футбольной лиги, Франц купил. Бросился в глаза и тоненький журнал «Феномен», который Франц тоже приобрёл и, по возвращению домой, тут же взялся его изучать. Журнал был посвящён различным явлениям, на которые официальная наука пока не знала ответа. В России такие журналы почему-то не издавались. Одна из статей особенно завладела вниманием Франца. В статье рассказывалось об удивительном явлении, которое называлось «Круги на полях». Преимущественно в летнее время на злаковых полях в различных странах мира по ночам появлялись узоры, сделанные каким-то образом из колосьев растений. Сразу бросалось в глаза, что в этих узорах прослеживается закономерность. Почти все узоры были связаны с геометрически правильными кругами и вписанными в них фигурами. Как правило, фигуры эти были огромны и увидеть их целиком можно было только с птичьего полёта. В тёплое время года в Европе очень популярны полёты на воздушных шарах и дирижаблях и с этой высоты рассмотреть круги на полях было очень удобно. Рисунки находили во время полётов вертолётов и частных самолётах малой авиации. Смысл этих рисунков оставался загадкой, никаких толковых мнений на этот счёт не было. Это была какая-то сакральная геометрия непонятная человеку. Игра света и теней.
В статье говорилось, что случались и подделки, то есть рисунки пробовали создавать и люди, но такие случаи быстро распознавались. Причём, история этих «кругов» насчитывава уже несколько столетий. Просто в прежние времена человек не мог увидеть эти рисунки сверху, а в наше время это стало доступно.
Франц стал следить за журналом «Феномен» и, практичеки, в каждом номере было хоть небольшое, но всегда очень интересное сообщение об этом явлении. В разных странах создавались всякие добровольные объединения по изучению этого явления, но вот официальная наука упорно продолжала молчать по этому поводу.
В ближайший выходной отправились в Берлин уже всей семьёй на собственном автомобиле. Автобан Францу понравился. Нет поперечных дорог и светофоров, знай, дави на педаль газа и смотри вперёд. Говорили, что автобан между Дрезденем и Берлином построен ещё при Гитлере. Кое-где бетонные плиты покосились и автомобиль в этих местах начинал ритмично подпрыгивать. Местное население этот автобан называло стиральной доской. Автобан был почти пустой и весь путь занял примерно два часа, как и на поезде.
Обратно возвращались на следующий день вечером вместе с Еленой. И тут случилось непредвиденное – ближний свет у автомобиля не включался. Когда капитально стемнело пришлось на некоторых участках включать дальний свет, который слепил встречный автобан и автомобили, которые ехали на противоположном автобане, начинали моргать фарами, прося выключить дальний свет. Из-за этой неполадки назад в Дрезден ехали не два часа, а четыре. Уже глубокой ночью кое-как добрались до своего общежития. На следующий день Франц отвёз машину в ближайшую автомастерскую. Оказалось, что контакт на ближний свет был испорчен. Возможно эта неполадка была со времени приобретения автомобиля. Мысль о том, что автомобиль кто-то мог специально испортить Францу даже не пришла в голову.