Берже благодарил за письмо, обращаясь к Семёну, как к профессору математики, писал, что не очень разобрался в идеях Семёна, но тему считал новой и перспективной. В приложении к письму был дан оттиск последней работы Берже для какого-то математического журнала.
В коридоре Семёна встретила Эльза Григорьевна – мама Елены.
– Простите, Семён, – извиняющимся голосом начала чопорная мама, – можно вам задать один личный вопрос, не относящийся к вашим делам с Еленой?
– Конечно, – удивился Семён.
– Вы ведь – немец по национальности?
– Да какой я немец, – растерялся Семён, – всю жизнь здесь живу. Отец – немец с поволжья, а отец мамы был австриец или венгр. Ещё во время первой мировой попал в российский плен.
– Сейчас ведь все немцы собираются уезжать в Германию, – тихонько продолжала Эльза Григорьевна, – вы не собираетесь?
– Да нет, – сказал обалдевший Семён, – даже разговоров на эту тему не было. Родители с войны здесь живут и немецкий давно забыли.
– А вот Лена собралась в Германию. Может кофе выпьете, если не торопитесь, – предложила мама Лены, – проходите в мою комнату.
Семён не отказался. Оказалось, что сама Эльза Григорьевна чистокровная немка. Более того, муж Лены был тоже немец, но сбежал на второй день после свадьбы. Папа Лены был каких-то польских кровей. Был заслуженным изобретателем и всю жизнь проработал на ракетном закрытом заводе. Однажды в очередное своё изобретение по усовершенствованию заправочного узла ракеты он вставил соавтором Елену, планируя огрести побольше денег, чем очень удивил рационализаторский отдел на закрытом заводе. А первый отдел чуть было и дело на него не завёл, но потом удалось раздобыть справку, что изобретатель немного тронулся на почве усовершенствований и его отправили поскорее на пенсию.
Лена месяца через три с удивлением обнаружила у себя беременность и ещё через шесть месяцев успещно родила мальчика, ровестника старшему сыну Семёна. В этот день Семён впервые коснулся разговора глобального переселения людей за границу. И с этого же дня Елена перестала брать деньги за переводы.
Диплом Семён защитил без напряжения и как-то для себя незаметно. На вручение диплома пришёл заведующий кафедрой высшей алгебры профессор Яковлев и вручил Семёну ещё один диплом за прошедшую конференцию. При этом сказал, что по средам на кафедре проходит чаепитие и он будет рад видеть Семёна, намекнув, что в его аспирантуре есть место именно для Семёна.
– Почитайте повнимательнее первые пять глав Куроша, – посоветовал профессор, – в дальнейшем это пригодится.
* * *
Удивительные пересечения случаются порой в деятельности групп, которые, казалось бы, занимаются решением совершенно противоположных задач. Группа Погребняка решила взять на вооружение своей деятельности начавшийся массовый отъезд из страны. «Это же стресс – переезд на новое место жительства, – рассуждал про себя Демьян Онуфриевич, – а во время стресса человек становится более уязвивым для всяких сторонних воздействий, более подверженным к различным искушениям».
По другому думали Бережной и Востриков. «Переезд на новое место жительства – это возможность уберечь человека от старых ненужных привычек. Человек на новом месте, – думал Бережной, – становится более внимательным и осторожным. Смена привычной обстановки должна мобилизовать к лучшему внутренние резервы человека». А Востриков так просто настаивал на переезде – это как-то входило в план его операции, но Бережного он не посвящал в эти планы.
* * *
Гриша был первым человеком, с которым столкнулся Семён, из тех кто уезжал из страны навсегда. Гриша работал в бюро системного программирования, которое когда-то создавалось при непосредственном руководстве Семёна. В это время на вычислительном центре пытались внедрить «базу знаний», которая была разработана в Киевском институте кибернетики под руковдством известного профессора Зайцева. Профессор сам принимал участие при обсуждении новой базы на ВЦ комбайнового завода.
– Всё, пропала база, – обречённо говорил профессор, сидя в кабинете начальника АСУ, – уезжает ваш Григорий в Израиль и базу, как пить дать, упрёт потихоньку с собой. Попробуй проверь. Сунул флоппи-диск в книжку и поминай, как звали.
– Да нет, Гриша у нас не такой. Да и доступа у него к базе не было. Семён сам базой занимался, – уверял профессора начальник АСУ.
– Упрёт, нутром чувствую.
– Да Гриша и языком этим не владеет.
– Гриша не владеет, но в Израиле найдётся человек, кто владеет.
Они долго так приперались, но факт был фактом – Гриша в Израиль уезжал. На днях Семён и Сергей были на проводах у Гриши дома в полупустой уже квартире. На стене висела огромная физическая карта Израиля, которая на ученическом глобусе выглядела просто маленькой чёрточкой.
Потом Сергей раздобыл откуда-то анкету для желающих уехать на ПМЖ (постоянное место жительства) в штаты. Анкету быстро заполнили и отослали. Через пару недель оба получили ответ. Семёна принимали, а Сергею было отказано.
Потом похожую анкету раздобыл Жорик. Это была анкета в Австралию. Снова через пару недель друзья получили ответ. Семёна принимали, а Жорику было отказано. Семён ещё раз посылал такую анкету, но уже в ЮАР. И опять всем отказывали, а Семёна принимали. Всем был нужен системный программист с математическим образованием. В конце концов Семён плюнул на эту затею – одному без друзей начинать новую жизнь как-то не хотелось.
Переписка Семёна и Берже потихоньку продолжалась. Очередное письмо во Францию Семён решил отправить с нарочным. В это время в Красноярске проходила международная химическая конференция, одним из оранизаторов которой была сестра Семёна Виктория. Среди участников конференции нашёлся француз, который взялся отвезти письмо для Берже.
– Я кончно постараюсь передать Ваше письмо, – говорил химик-француз сестре Семёна, – но ведь это – Марсель Берже. Просто так не бросишь письмо в почтовый ящик.
– А в чём проблема? – не понимала Виктория.
– Марсель Берже – это президент академии наук Франции. К нему просто так не попасть, но я попробую.
Так Семён узнал, с кем же он на самом деле переписывался. Это был не просто профессор университета, а президент академии наук Франции.
* * *
Как-то быстро закончилась шестая творческая тетрадь Семёна. В ней было оформлено всего семь работ. В основном это были продолжения тех исследований, которые были начаты ранее, то есть работы по проективной геометрии и теории групп. Но среди них было и новое направление, которое возникло, как считал сам Семён, благодаря занятиям с детьми на кружке «Пифагор». Это новое исследование относилось к комбинаторной математике. Семён назвал эту задачу «Квазикристаллическое фрактальное замощение плоскости». Вообще там речь шла о разбиении на ромбы площади правильных эн-угольников. Такая задача, в известной Семёну литературе, раньше не встречалась.
Эпиграфом к седьмой тетради Семён выбрал слова Платона: «Геометрия приближает разум к истине».
Обычно, приезжая в командировку в Москву, Семён останавливался у одного из двоюродных братьев отца. Дядя Петя и тётя Валя жили когда-то в Красноярске и Семён их семью хорошо знал. Московская их квартира была на Домодедовской ветке, в Бирюлёво. Это очень было удобно, так как самолёты рейсов из Красноярска, как правило, прилетали в аэропорт Домодедово.
Переступив через порог Семён в нерешительности остановился – в квартире был непривычный беспорядок.
– Проходи, не разувайся, – сказала тётя Валя, – видишь, как сейчас у нас.
Во всех трёх комнатах и даже в коридоре и кухне стояли большие ящики. Ящики были открыты и было видно, что заполнены они были домашним скарбом.
– Всё, – качал головой дядя Петя, – уезжаем в Германию. Петька уже уехал со знакомыми, а Вадима будем позже вызывать, когда сами обоснуемся.
– А как же я? – вырвалось у Семёна, – я тоже хочу в Германию.
– Две недели ещё есть, привози свои документы. Мы с собой заберём и всё в Германии оформим. Так даже быстрее будет. Главное – свидетельство о рождении родителей. Отец ведь у тебя был репрессирован?
– Да, у него, кстати, и свидетельство старое сохранилось на немецком языке.
– Вот копию с этого свидетельства и привози, и сделай фото своего паспорта. Страницу, где стоит национальность, меньше будут вопросов задавать.
Семён «свернул» за день свою командировку и в этот же день вернулся в Красноярск. Дома они обсудили возможный переезд. Сестра и родители Семёна отказались наотрез ехать в Германию, а супруге и мальчишкам было как-то всё равно.
– Болеть теперь что, за «Баварию» надо будет? – спросил Мишка, который уже начал понимать суть в футболе.
– Нет, – сказал Семён, – болеть будем, как и прежде – за «Спартак».
В свидетельстве о рождении матери у деда Франца, в графе «национальность» было, как специально, пустое место. Мать объяснила это тем, что когда дед Франц попал в плен он, естественно, по-русски говорить не умел и никто не знал, что надо записать: то ли «венгр», то ли «австриец». Потому и оставили свободное место, чтобы после заполнить. После небольшой тренировки и, подобрав нужные чернила, Семён написал в этой графе: «немец». Нотариус вопросов не задавал и сделал заверенную копию. Сложнее дело оказалось с паспортом самого Семёна. Там, в графе «национальность» было написано «русский». Семён и Жорик тщетно ломали голову уже несколько дней. Мгновенно поменять паспорт не было никакой возможности. Всё предприятие рушилось на корню и тут Семёна осенило заглянуть в паспорт отца. И чудо всершилось. Семён и его отец получали новые паспорта в один день. Подписи официальных лиц были одни и те же. Только там, где у отца было написано «немец», у Семёна стояло «русский». Страницу из паспорта Семёна загнули пополам, чтобы не было видно национальности, а вторую половину страницы с нужной национальностью взяли из паспорта отца Семёна. Жорик придумал, что фотографию сборного паспорта надо делать через стекло. То есть сборный паспорт, раскрытый на нужной странице, прижимался прозрачным тяжёлым стеклом и сгиб страницы совершенно исчезал. Кроме того, исчезало и теневое изменение фона на составной странице в месте соединения половинок страниц. На фотографии всё вышло идеально. Ещё через день Семён «скроил» себе новую командировку и улетел в Москву с нужными документами. Родственники, как говорится, уже сидели на чемоданах и взяли документы Семёна с собой. Отправив свои документы, все тут же забыли, что они собрались в Германию, и жизнь стала продолжаться в прежнем русле.
* * *
В своём последнем письме к Семёну Берже жаловался, что он уже пожилой человек, больше администратор, чем учёный. Ему уже трудно следить за математической мыслью Семёна и предложил ему переключиться на известного советского учёного, геометра, директора института истории науки, академика Б. А. Розенфельда. В этом же письме был дан адрес Розенфельда и рекомендательное письмо. В дополнение профессор Берже писал, что с Розенфельдом можно общаться по-русски – это освободит Семёна от хлопот по переводу с французского и на французский.
Имя академика Розенфельда Семёну было знакомо давно. Более того, он внимательно читал когда-то его книги по геометрии. Семён не стал откладывать в долгий ящик и в ближайший же выходной написал письмо академику.
С исчезновением переписки с Берже контакт с Еленой не оборвался. Они хорошо сдружились с Семёном и частенько бывали друг у друга в гостях. Однпжды Лена приехала к Семёну с толстенным каталогом.
– Представляешь, – рассказывала Лена, – припёрлись ко мне два мужика. Один пожилой, солидный, лет за пятьдесят. Другой молодой, лет тридцати, вертлявый такой, кепка набекрень. И принесли этот каталог. Надо было им перевести с английского пару адресов. Схватили перевод и на радостях католог забыли. Думаю, «вернутся». Вторая неделя пошла, не приходят. Не знаю, что с ним делать, – Лена протянула каталог Семёну.
Семён никогда не видел таких каталогов. Толстенная книга содержала в себе конкретные адреса, где требуются сезонные рабочие по самым ходовым профессиям. Причём, адреса были со всего мира, от Австралии до Канады. Каталог был самый актуальный, этого полугодия. У Семёна тут же родилась идея.
– Даём объявление, что такая-то фирма за умеренную плату может сообщить адрес, где требуются рабочие по таким-то специальностям. Прикладываем список профессий, а перевод денег пусть шлют до востребования на твоё, например, почтовое отделение.
На следующий день Лена дала в местную газету объявление, а Семён разработал компьютерную форму для бланка письма и ответа. Буквально через неделю Елена заявилась с сумкой денег. Семён на ЭВМ распечатал нужные адреса и Лена разослала их тем, кто уже оплатил заявку. Что было делать с деньгами они пока не решили и Семён запер их в своём сейфе на заводе.
Лена носилась по городу, как челнок, а ЭВМ по ночам работала только на Семёна. Сколько было денег в сейфе никто не считал и не знал. Они давно уже сбились со счёта, но по самым скромным подсчётам сумма эта уже приближалась к миллиону рублей. Денежная река была настолько стремительной, что отправка ответов по запросам стала сильно отставать от денежных поступлений.
Однажды на почте, стоя в очереди за деньгами, Лена услышала такой разговор. Какой-то мужик яростно интересовался фирмой Семёна и Елены, мол деньги перевёл, а ответа всё нет.
– Мы не знаем, что это за фирма, – говорила уставшая кассирша, – мы только деньги принимаем и выдаём. Подождите, может курьер сегодня за деньгами придёт.
Лена не стала стоять в очереди и кинулась к Семёну.
– Не успеваем, – жаловалась она Семёну, – надо деньги назад рассылать, а то на части порвут. Я сегодня на почте скандал слышала. Народ рвёт и мечет, если поймают – точно прибьют.
Семён не стал спорить с перепуганной женщиной и вывалил все деньги из сейфа в огромную походную сумку. Как Лена возвращала деньги, он не спрашивал и вообще быстро забыл об этом деле. Только где-то в подсознании осталась маленькая мыслишка, что хоть и немного, но всё-таки побыл подпольным миллионером, как Корейко.
* * *
Письмо Семёна к академику Розенфельду догнало последнего уже в США и он тут же написал ответ. Академик писал, что из тринадцати тем, которыми занимается Семён, только одна была ему знакома, остальные были новы и оригинальны. Далее академик писал, что аспирантур по тематике Семёна не существует (нет руководителей по таким темам) и публиковать статьи в математических журналах будет трудно, но всё-таки надо пробовать и дал список журналов, куда можно направлять статьи.
Очередная, но внеплановая командировка Семёна случилась в Новосибирск. Семён быстро решил все свои вопросы и навестил двух двоюродных братьев отца. Второй из братьев жил в академгородке и возвращаясь в Новосибирск, автобус, в котором ехал Семён, попал в аварию. Это была уже четвёртая автомобильная авария, в которые попадал Семён и отделывался лёгким испугом. Всё случилось на скоростной автостраде в аэропорт. Неожиданно, идущий перед автобусом грузовик, резко затормозил и автобус в него врезался. Пострадали в основном те, кто слетел со своих кресел. Семёну просто не куда было падать – он сидел в конце салона боком и плечом упирался в поручень. Плечо, конечно, ушиб, но на этом его приключение и кончилось. Пока выносили пострадавших откуда-то появилась милиция. Семён понял, что на самолёт он опоздает в любом случае, даже если повезёт с попуткой. Проходя мимо милиции, записывающей показания шофёра, он вдруг услышал: «Кто ж так тормозит, товарищ Грелкин?…». «Где-то я уже слышал такую фамилию», – мелькнуло в голове у Семёна.
Ближайший поезд, который шёл через Красноярск, был набит битком, но Семёну всё-таки удалось уговорить проводницу, и она всунула его в свою служебную комнатку. За тринадцать часов в этой каморке Семёну удалось сформулировать и доказать интересную теорему об инварианте автополярного преобразования. Бумаги у Семёна не было и пришлось писать на свободных полях, купленной в Новосибирске, книги по программированию на языке «СИ».
Седьмая и восьмая творческие тетради ушли на чистовую переписку двух диссертаций. И хотя дела с аспирантурой зашли в тупик (финансирование заочной аспирантуры, куда приглашали Семёна на кафедре алгебры, было закрыто и вообще с наукой в стране становилось, как-то худо), Семёну всё равно хотелось здесь поставить точку, чтобы на душе не оставалось камней, которые не давали бы покоя в будущем. Девятая тетрадь начиналась с теоремы, которую Семён открыл и доказал в поезде, возвращаясь из командировки в Новосибирск. В качестве эпиграфа Семён взял выссказывание известного голландского тополога Брауэра: «Математика является чем-то вроде исследования личностью глубин своей психики».
Кончался день 20 апреля 1992 года. Семён собирался ложиться спать. Как всегда, положил на тумбочку около кровати чистый лист бумаги, карандаш и поставил будильник. Многолетняя практика теоретических исследований приучила Семёна всегда иметь ночью под рукой лист бумаги, карандаш и возможность быстро включить свет. Как известно, именно ночью, зачастую приходят в голову решения задач, над которыми тщетно бился многие месяцы, а, порой, и годы. С Семёном это случалось десятки раз, потому и выработалась такая привычка.
Семён уже практически заснул, как вдруг отчётливо услышал голос. Он лежал на правом боку и было ощущение, что кто-то низко склонился к левому уху и отчётливо, ясно и громко произнёс: «Необходимо исследовать число 666». Голос был мужской, очень низкий, с оттяжкой на бас. Семён ещё не успел заснуть и мгновенно сел на кровати и зажёг свет. Естественно, никого не было. Семён не испугался и не удивился. Взял карандаш и записал услышанную фразу на бумагу, поставил число и время. Будильник показывал ровно двенадцать часов ночи. Потом снова лёг и мгновенно заснул.
На следующий день, придя с работы, Семён вспомнил ночное происшествие. Листок с записанной фразой он оставил на своём домашнем рабочем столе. Перечитав, услышанную фразу несколько раз, Семён немного растерялся. Написанное не было решением или подсказкой к решению тех задач, над которыми он в то время работал. Не заметил он в этом и какой-то новой оригинальной проблемы. У Семёна уже были случаи, когда новые задачи «приходили» в ночное время. Что за число 666 Семён, кончно же, знал, хотя, к тому времени Библию не читал и даже в руках не держал, да у него её и не было. И, что значит – «исследовать число»? Так, не придя ни к какому решению, Семён вернулся к своим текущим занятиям. Листок с записанной фразой он не выбросил. Это тоже была многолетняя привычка – хранить черновики до полной, так сказать, ясности.
Через несколько дней Семён встретился с Леной. Одной из странностей этой женщины была любовь ко всяким эзотерическим причудам. Она, не то чтобы бредила эзотерикой, но фамилии Блаватской, Успенского, Гурджиева, Рериха и ещё бог знает кого были у неё на слуху. Лена высказала предположение, что Семён на ночь читает Библию и очень удивилась недоумению – «причём здесь Библия?». Оказывается, где-то в Библии есть место, в котором говорится по сути дела то же самое, что Семён услышал ночью. Конечно же, бывают удивительные совпадения. Бывают случаи, когда совершаются открытия и делаются изобретения людьми, живущими на противоположных сторонах земного шара. Конечно, было бы интересно узнать сколько ещё людей услышали эту фразу во сне, но как это сделать? И Семён решил предпринять попытку в исследовании числа 666, не предполагая, что эта работа захватит его так, что все остальные дела уйдут на второй план.
Первое, что Семён сделал – это дал «имя» числу «666» и обозначил его буквой «Z», последней буквой латинского алфавита. И всё-таки, с чего начинать исследования? Библия выделяет это число и связывает его каким-то образом с людьми и Семён решил попытаться представить число «Z» в нашей действительности. А именно, Семён решил узнать, что представляет собой число «Z» в часах и днях и разделил число «Z» на 24. Получил: 27 дней 18 часов. Далее решил выяснить, когда же наступало это время «Z», беря за точку отсчёта начало 1992 года. Первая точка получилась 28 января в 18 ч. 00 мин. Вторая – 25 февраля в 12 ч. 00 мин. Третья – 24 марта в 6 ч. 00 мин. (надо помнить, что 1992 год был високосный). Четвёртая точка была 21 апреля в 0 ч. 00 мин. или 20 апреля в 24 часа 00 мин. Это как раз была дата, когда Семён услышал голос! Причём, с точностью до минут. Начиналась какая-то мистика. Семён стал называть этот случай – «час знамения». Почти каждый вечер Семён играл с числами и находил удивительные акономерности, связанные с числом «Z». В результате этих числовых игр получился целый трактат, в котором были использованы и магические квадраты, и другие системы счисления, отличные от десятичной. Все эти заметки Семён сложил в отдельную папку и оставил в своём архиве на долгие шесть лет.
В начале следующего года вдруг пришёл вызов в Германию. Прошло два года с отправки документов и вся семья Семёна, как-то забыла о возможном переезде, и вдруг – вызов. Надо было собираться в дорогу. Семёна не покидала мысль, правильно ли он сделал, что затеял этот переезд. Другая страна, другой язык, другой менталитет у людей… С другой стороны – в Чечне был конфликт, который грозился перерасти в войну и никто не знал, сколько лет такая война может продлиться. Авганская война длилась десять лет и среди погибших были и хорошие знакомые Семёна. А через пару лет надо было уже идти в армию старшему сыну. И эта перспектива пугала Семёна больше всего. Надо было увозить сыновей подальше от войны. Да и Германия – это не ЮАР, не США и не Австралия, всё-таки ближе.
Очередная книжка из серии библиотечки «Квант», которую приобрёл Семён, содержала много интересных задач. Одна из задач бала как раз задачей, над которой когда-то работал Семён. Только Хонсбергер (автор книги из Канады) рассматривал самый примитивный случай, а результаты Семёна давали общую теорию для этой задачи. И Семён решил об этом написать письмо в Канаду, в университет, где преподавал Росс Хонсбергер. Лена перевела письмо на английский и письмо ушло в университет «Ватерлоо».
Перед отъездом Семён обещал маме Лиде, что в Германии возьмёт вместо настоящего имени имя её отца: легендарного деда Франца.
С собой в Германию взяли только часть своей библиотеки, без которой вся жизнь уже была немыслима, математические труды, архив Семёна и личные фотографии.
Часть III
Итоги жизни
«Разве нет в природе массы явлений,
которые никак не могут быть объяснены,
но отбрасывать которые как неправдоподобные,
ложные, кажущиеся мы не имеем права,
рассуждая научно и логически?»
В. И. Вернадский
(из письма к супруге)
Глава 11.
Сакральная геометрия
Боинг 767 Москва – Мюнхен, казалось, был полностью заполнен переселенцами. Переселенцы летели не только семьями, но и целыми деревнями. В этом несложно было убедиться, прислушавшись к разговорам, которые велись без остановки в салоне самолёта.
После приветственной речи представителя «Красного Креста», и, выйдя на внешнюю сторону аэропорта в ожидании автобуса, Семён вдруг заметил, как Гошка вытащил из кармана носовой платок и, наклонившись к полу, быстро провёл им по каменным плитам.
– Ты что это делаешь? – с удивлением спросил его Семён.
– Мне кто-то говорил, – невозмутимо ответил Гошка, – что улицу здесь моют с мылом.
После трёхчасовой поездки, автобус прибыл в первый пересыльный лагерь для переселенцев, который находился в маленьком городке Эмпфинген под Штуттгартом. Лагерь – это одна из бывших военных баз США в Германии. Сами военные уже оставили эту базу, но сетчатый забор с колючей проволокой по всему периметру ещё окружал строения. Все переселенцы получили временные пропуска и с восьми утра до десяти часов вечера можно было свободно выходить за ворота базы. База находилась как раз между самим Эмпфингеном и местным лесом. Надо сказать, что американские солдаты на базе жили не плохо. Современные двухэтажные домики-казармы были оборудованы двухярусными кроватями, душевыми и туалетами. Окна были широкие и давали много света. База была полностью автономна. Кроме столовых и небольшой котельной была даже своя пекарня. На территории лагеря был маленький магазинчик.
В первый же вечер, выйдя из лагеря на прогулку, сразу за воротами, что-то знакомое вдруг резануло душу. На площадке для автомобилей стояли российские «Жигули», задняя дверца была открыта, а на сиденье, свесив ноги на асфальт, сидел мужик с баяном и душевно напевал Пугачёвского «Паромщика»: «…то берег левый нужен им, то берег правый …».
Во время официального знакомства с администрацией Семёна спросили, будет ли он менять своё имя? Семён, как и обещал матери при отъезде, взял себе имя деда, причём сделал это с удовольствием. Почему-то расcтаться с прежним именем было легко. Дед Франц был легендарной личностью. Семён много интересных рассказов слышал от матери про деда Франца. Например, будучи католиком, он венчался по православному обряду по настоянию бабы Лены. Просто приставил наган ко лбу местного попа, и он их обвенчал. Дед Франц был ещё и таинственной личностью. Он никогда не рассказывал, как он жил одиннадцать лет в Чикаго и почему вдруг вернулся в Европу, когда началась первая мировая война, и сразу пошёл воевать на стороне австро-венгров, а при первой возможности сдался в российский плен. И, когда появилась возможность вернуться в Европу, он не использовал эту возможность, а женился на россиянке, практически не зная русского языка. И многое другое.
Теперь во всех документах у наших переселенцев стояло имя: Franz Molnar.
На выбор для дальнейшего проживания предлагалось три земли. Семья Франца (теперь мы будем называть его этим именем) выбрала Саксонию. В Эмпфингене прожили две недели, пока были оформлены нужные документы. Теперь предстояло отправляться в пересыльный лагерь Беренштайн в Саксонии. Всех, кто уезжал в Саксонию (таких было две семьи), автобусом отправили до ближайшей станции. Как она называлась уже невозможно вспомнить.
Выйдя на перрон, у Франца что-то ёкнуло в груди.
Однажды ему приснился необычный сон. Они с отцом должны были куда-то ехать на поезде. Все подходили к окошку, где сидел кассир, и говорили, до какой станции надо ехать, и кассир в виде билета, а, может, вместе с билетом, выдавал фужер красного вина. Чем дальше была станция назначения, тем больше был фужер.
Сейчас стоя, на перроне, Франц вдруг понял, что именно эту маленькую, сказочную станцию он когда-то видел во сне. День был такой же солнечный, станция была игрушечно маленькой, и со всех сторон её окружал какой-то сказочный лес. Тихонько подкатил маленький пассажирский состав. В нём было только два вагона. У всех, судя по лицам, было какое-то ощущение нереальности.
Пересыльный лагерь в Саксонии назывался Беренштайн. Он находился на границе с Чехией. Одним из главных развлечений переселенцев была прогулка за границу. Перешёл по мосту небольшую речку и ты уже в Чехии. Лагерь Беренштайн – это была бывшая военная база войск бывшего СССР. Все постройки были какие-то ветхие и неприглядные по сравнению с лагерем в Эмпфингене, но находился этот городок прямо в сосновом лесу и это напоминало Францу лес на дачах под Красноярском. Здесь семья Молнаров прожила недели три – не было свободных мест в общежитиях для переселенцев для постоянного проживания. А по желанию Молнаров – место это должно быть в большом городе, чтобы можно было найти работу по своей специальности, а какой может быть вычислительный центр в маленьком городке или деревне. Другие семьи переселенцев не кочевряжились и ехали в первое же предложенное место. Наконец Францу сообщили, что есть место в десяти километрах от столицы Саксонии – Дрездена. Городок назывался Косвиг и с Дрезденом было железнодорожное сообщение на Берлинском направлении. Франца не смущало, что это была бывшая ГДР – социализм умер почти на всей планете.
Общежитие для переселенцев было одноэтажное блочное здание, длинное и неуклюжее в виде перевёрнутой буквы «Г». На семью полагалась одна комната с двухярусными кроватями. Кухня была общей, как и душевая с туалетами. В здании жили практически все семьи российских немцев из Казахстана, одна семья была из сербии и молодой мужик не то из Румынии, не то из Молдавии, не то из Польши с длинной немецкой фамилией Вэрмефляшке – эта фамилия напоминала Францу фамилию известного немецкого математика-геометра, ученика Клейна и Гильберта, умершего в шестидесятых годах – Вильгельма Бляшке.
Сыновья Франца сразу же пошли в местную школу, а Тамару и Франца должны были отправить на курсы по изучению немецкого языка, но группа ещё не была сформирована и ничего другого не оставалось, как гулять по берегу Эльбы и изучать местный городок. У Франца никогда не было столько свободного времени и он тут же засел за свою математику. В первые же дни своих математических занятий была открыта любопытная формула, очень похожая на формулу Пика, но проверить это Франц не мог, так как их багаж с библиотекой был ещё где-то в дороге. Формула эта позволяла вычислить площадь многоугольника, расположенного на целочисленной решётке.
Библтотека прибыла через три недели со дня приезда в Косвиг. Помогать разгружать ящики пришли некоторые из соседей и были очень удивлены, увидев в богаже только книги и в таком количестве.
– Да…а, – сказал сосед Андреас, увидя книги в таком множестве, – зачем тебе столько книг?
– Я их читаю, – удивлённо ответил Франц.
– Сразу все? – выпучил глаза сосед.
– Да нет, по мере необходимости. Здесь ведь примерно половина художественных, половина – по специальности. Тамара всё каталог собирается составить для художественных книг, свои-то я наизусть помню.
– Сколько же их здесь?
– Примерно тысяча, не считали.
– Я тоже одну книгу в жизни читал, когда лежал в больнице, но потом, слава богу, поправился и не дочитал, – грустно сказал сосед.
В одном из ящиков находилась коробка, открыв которую, Франц обнаружил, что наглядные математические пособия не пострадали и благополучно прибыли в Германию.
Бутылка кефира
(рассказ из жизни Семёна Молнара)
Однажды зашёл к Семёну Сергей. Иду, говорит, сдавать молочные бутылки, а одна вроде дефектная. Кефир в неё разлили, а вот примут назад или нет – не уверен. И вытаскивает из авоськи бутылку из под кефира. Ну вы все представляете себе такую бутылку из восьмидесятых годов прошлого столетия. Бутылка, действительно, оказалась необычной.
Семён не знал технологии изготовления таких бутылок, но по внешнему виду можно было догадаться, так как вдоль всей бутылки был небольшой тоненький технологический шов, как будто бутылку лепили из двух половинок, а, может быть, – это так и было. А вот внутри бутылки была стеклянная нить, напоминающая цепную линию, концы которой расположены в диаметрально противоположных точках на внутренних сторонах бутылки. Можно было предположить, что капелька раскалённого стекла оторвалась от одной стороны бутылки и, падая, прилипла к другой стороне. А при падении эта капля вытянулась в нить и так застыла. Просто не бутылка, а произведение искуства. Семён попросил Сергея подарить ему эту бутылку в качестве наглядного пособия, мол, студентам буду показывать, когда будем изучать цепную линию.