Упираясь параллелепипедоидальной (надо же, какое слово в мозг заехало, вслух бы, наверное, и не произнёс) головой в потолок в углу комнаты возвышался, отливая металлическими оттенками серого цвета, фантастический монстр. Сразу от короткой, цилиндрической шеи свешивались две руки-клешни. Правая была длиннее – у неё было два локтевых сустава. Левая клешня была короче и об одном локтевом суставе. Тело монстра, вернее его торс был опутан какими-то трубопроводами с маленькими блестящими краниками и выходными патрубками вперемежку со стеклянными отводами и какими-то непонятными приборами. Всё это было замотано разноцветными пучками проводов. Руки-манипуляторы завершались мониторами. Монстр нависал над специальной койкой. Койка была пуста и аккуратно застелена.

Скосив глаз налево Молнар увидел в другом, противоположном от него углу большой пишущий стол, заваленный какими-то бумагами. «Наверное, место дежурного врача», – подумал Молнар. Ещё левее угадывалось место ещё для одного пациента. Там что-то ненавязчиво жужжало. Наверное, монстр слева работал, выполняя какие-то необходимые функции. На кровати кто-то лежал. За столом никого не было. «Палата реабилитационного центра» – вспомнил Молнар. Его привезли сюда вчера вечером после операции. Над ним возвышалось точно такое же металлическое чудище. Снова скосив глаза влево он понял, что пациент то ли спит, как мёртвый, то ли и в самом деле помер – он не подавал никаких признаков жизни. Часы на противоположной стене показывали десятый час. Правая стена, возле которой лежал Молнар, почти полностью представляла из себя огромное окно. За окном был солнечный день. «Утро», – банально пронеслось в его голове. Молнар, как мог, потихоньку ощупал себя. Тело было забинтовано. Из различных частей тела выходило пять трубок: две направо, три налево. И к левой, и к правой руке были подсоединены капелиницы и какие-то провода тянулись от указательного пальца левой руки. Часть из этих трубок и проводов была подведена к металлическому чудищу за спиной, который возвышался над головой Молнара. Какая-то тень проскользнула в дверь палаты. Молнар скосил глаза. Молодой мужик лет сорока или около того в верхней одежде неслышно приближался к кровати. Демисезонное пальто было расстёгнуто. «Сука-Черчиль, и здесь достали…», – в отчаянии подумал Молнар. Запёкшиеся губы рта не хотели разлепляться и слова застряли в горле. Мужик обошёл кровать с правой стороны и остановился. Правая рука стала выниматься из кармана пальто. «Пристрелит или зарежет», – как молния пронеслось в голове Молнара.

– Ну как ты? – рука пришельца нашла правую руку Молнара и слегка пожала её. – Это я вчера восемь часов возился с тобой на операционном столе. Поправляйся, – улыбнулся пришелец.

Мужик развернулся и пошёл к двери.

– Почка? – с трудом прошептал пересохшими губами Молнар.

– Почку удалось сохранить, – снова улыбнулся мужик и вышел из палаты.

Наступала двадцать третья весна и Молнар вдруг ясно вспомнил вчерашний день.

* * *

Пространства бывают разные: эвклидовы, неэвклидовы, комплексные, т. е. мнимые и многие другие. То, о котором мы будем рассказывать в нашем правдивейшем повествовании, называется кватернионовым. Мы будем просто называть его потусторонним, чтобы не забивать голову читателю различными мудрёными словечками. Именно этот мир Максвелловского электро-магнетизма нам и интересен. Населяют его не люди, а элмаги. Когда-то слово «элмаг» писалось через чёрточку «эл-маг» от слова электро-магнетизм, но потом чёрточка куда-то пропала. В древних повериях, легендах, сказках народов Земли упоминались эльфы и маги, т. е. различные чародеи и волшебники. Эти слова как раз и произошли от слова «элмаг».

То учереждение, где служат действующие лица нашего повествования называется Центр Цивилизаций или сокращённо ЦЦ – так в народе говорят. Как-то так повелось, что мы все склонны к аббревиатурам. Кстати, муха ЦЦ – это детище этого Центра. Сейчас уже и не вспомнишь кому и зачем эта муха когда-то понадобилась на Земле.

Центр состоит из нескольких сотен различных служб или, проще говоря, отделов. Наши служаки – из трёх различных отделов. В отделе Спасения и Сохранения (или сокращённо – «СС») служит Антон Харитонович Бережной. Востриков Иван Савельевич из отдела Советов и Наставлений («СН»). «СОН» – так между собой называют элмаги этот важный департамент. Ещё один наш герой является старейшим сотрудником отдела Искушений и Ликвидаций («ИЛ»). А где находится ил? Кончно же на дне. Потому в народе этот отдел и стали называть: «ДНО». Порой, можно было услышать такой диалог между сотрудниками ЦЦ: « – Так ты из ИЛа? – Да, с самого ДНА». Зовут нашего героя Погребняк Демьян Онуфриевич. Коллеги за глаза называют его ДемОн. Сам же он не любит это прозвище – уж как-то тенденциозно.

Вражда между первым и третьим отделом началась так давно, что уже никто и не мог вспомнить из-за чего всё это случилось. То ли Каин увлёкся подбрасыванием камня (конечно, по негласному совету сотрудника отдела «СН» для наблюдения силы всемирного тяготения), чтобы изучать его падение, да и зашиб поничайности Авеля, который мыкался неподалёку. И с тех пор стали использовать яблоко, а не камень. То ли это случилось позже, когда Иуда не понял подсказки…, а списали на сотрудников «ДНА», а сотрудники «СС» всё это проморгали… Но вражда эта стала настолько непримиримой и отчаянной, что о перемириях даже и речь не заходила. Очевидно, что вся война велась закулисно. Руководство Центра догадывалось, но активно встревать пока не собиралось.

В общем, наш рассказ и относится к этой непримиримой войне между двумя отделами, показанной на примере всего лишь одной, может быть и не очень яркой, судьбе простого смертного землянина.

Впрочем, был ещё один, некто наблюдатель и собиратель отчётов. Ведь всем известно, что отчёты о случившемся эпизоде, собираются вместе от всех отделов, а уж потом передаются в департамент генетики нашего Центра. А как их там обрабатывают – это уже никому не изветно. Имя этого некто никто не запомнил, да и не важно это. Словом, как хроникёр в «Бесах» Достоевского. Какой-то модельер из отдела Наблюдений ЦЦ. Да и хроникёром-то его не назовёшь в полной мере. Какие тут времена, если длина не определена, а скорость постоянна. Вот такая здесь «синтетическая» геометрия этого потустороннего мира.

* * *

В качестве примечания надо отметить, что все диалоги, монологи и прочие разговоры на иностранных языках сразу будут даны в переводе на русский.

Часть I

Учёба жизни

«Всё расписано на небесах.

Что же остаётся человеку?

Подробности!»

Г. Горин

(«Дом, который построил свифт»)

Глава 1.

Командировка

Дядю Колю Гришинкова знала, наверное, вся округа вследствие его компанейского характера, а может и за славное военное прошлое. В годы войны он был военным лётчиком. Перед самым концом был сбит где-то на польско-немецкой границе. Долго лежал в госпиталях, так как. получил ранения обеих ног, но в конце концов оклимался. Правда из авиации и вообще из армии был списан окончательно. Вот и пришлось ему в сорок восьмом году получать гражданскую профессию, поступив в горный техникум города Красноярска вместе с пацанами, которые в этом году только окончили школу и были младше его лет на десять-двенадцать.

Дядя Коля чуть прихрамывал и потому ходил с палочкой и всегда носил гимнастёрку с орденской планкой из трёх наград.

Видимо, поэтому дяде Коле могли «отпустить» в любой распивочной точке нашего района даже в то время, когда точка эта была ещё закрыта. Было бы кому отпускать.

– Ну, что, Антон, давай ещё по одной. – Обратился он с предложением, дожёвывая пирожок с ливером, к мужику, стоявшему с ним за одним столиком у розничного киоска.

– Нет, дядя Коля, дел ещё полно, а день только начинается.

В это время хлопнула дверь киоска. Киоскёрша открыла ставню окна, опустила прилавок и перегнувшись достала через окошко тарелочку с бутербродом.

– Открываемся, – зычно сказала она ни к кому конкретно не обращаясь и направилась к столику. – Ваш бутерброд, дядя Коля, – она постаила тарелочку на стол.

– Спасибо, Зинуля, – кивнул дядя Коля, – а день будет жарким, – дядя Коля намекал на пиджак Антона.

– Переодеться не успел, – сказал сосед по столу тоже доедая свой пирожок. При этом он по привычке коснулся правой рукой бокового кармана пиджака, где лежал наган. Ему удобно было носить наган в боковом кармане, а не во внутреннем, и, уж тем более, не сзади, за поясом брюк. Дяде Коле он представился командировочным, на днях приехавшим в Красноярск.

Расположение столика было таким, что с этой позиции удобно проглядывалась большая часть, прилегающего к дому проспекта и забор, уходящий во двор этого дома. Краем глаза Антон наблюдал за молодым мужиком, может быть лет на пять-семь помоложе самого Антона, который уже два раза прошёл туда-сюда мимо их столика. Но это был не тот, которого поджидал здесь Антон уже несколько дней. Одет он был по-летнему – в рубашке с закатанными рукавами и в соломенной шляпе на макушке. Да ещё с потёртым портфелем в руке. Где-то вдали послышались два коротких гудка паровоза. Мотаня^*) прибывал к «Каменному кварталу». На гудок паровоза курсирующий мужик замедлил своё движение и повернулся к стлику, где стояли Антон с дядей Колей.

– Я извиняюсь, товарищи. Не подскажите, где-то здесь должен быть пятый роддом. Вроде адрес этот, а роддома не вижу, – мужик виновато улыбался и разводил руками.

– Это надо под арку, – начал было объяснять Антон, – хотя – покажу, мне в ту же сторону, к Ладейке^**). «Проговорился», – мелькнуло в голове, но дядя Коля этого не заметил.

–Ну, дядя Коля, должен бежать, спасибо за компанию.

Они пожали друг другу руки и Антон присоединился к мужику, что спрашивал про роддом.

Антон с мужиком свернули под арку в центре дома и углубились во дворы.

– Это не далеко, – сказал Антон, показывая рукой вперёд.

– А я узнал вас, Арон Хароныч, по описанию, – вдруг заговорил, идущий рядом с Антоном мужик. Антон резко замедлил ход – «понятно откуда ветер дует», – мелькнуло у него в голове, машинально касаясь рукой кармана пиджака.

– Только зовут меня Антон Харитонович, а не Арон Хароныч. Арон – это коллеги так прозвали, а вот ты кто такой? – Они окончательно остановились, уставившись друг на друга.

– Вос… Я из «СНА», вы не волнуйтесь, по другому никак не мог вас известить, – скороговоркой затораторил мужик в шляпе.

– Из «СНА»?– в голове у Антона что-то не складывалось, – «изменения в командировке? Но «СОН» здесь при чём?»

– Вы не волнуйтесь, – шляпа замахал перед собой руками, – расширенный проект, я давно здесь, больше десяти лет, ну – так вышло, только сейчас пересеклись, раньше никак невозможно было.

– Стоп, – в приказном тоне остановил его Антон, – Погребняка знаешь?

– Слышал, но никогда не видел.

– Что в портфеле, оружие?

– Да нет, так, для солидности. Кусок хлеба с колбасой положил. Вдруг надо будет перекусить.

– А випить не положил?

– Не пью, – развёл опять руки шляпа.

– Ну ладно, может и хорошо, что вдвоём встретились. С Демьяном на контакт не пойдёшь – он всегда себе на уме. Знаешь, что это? – Антон вытащил из кармана наручники.

– Вроде наручники.

– Держи, у меня всегда пара.

– Зачем? – шляпа вытаращил глаза на Антона.

– На всякий случай, есть у меня не хорошее предчувствие. Как-то всё не по сценарию. Вон зелёный сарай и есть пятый роддом. Всё равно не понимаю – тебе-то какого ляда здесь делать?

– Так, убедиться, что всё идёт по плану…

– Ладно, потом расскажешь. Звать-то как?

– Востриков Иван Савельевич, – отрекомендовался шляпа.

– Пошли, Востриков. Наручники припрячь.

^*)– Мотаня – рабочий поезд из паровоза «овечки» и трёх пассажирских агонов.

^**)– Ладейка – казачье поселение на берегу Енисея

Они поднялись на крылечко зелёного дома и вошли во внутрь. Прямо от входной двери стояла длинная лавка во всю длину прихожей.

Справа, у стены блестела стеклом регистратура, за окошком которой сидела дежурная медсестра. На лавке примостился одноногий старик, облизывая самокрутку. Рядом лежали костыли.

– Всем привет, – бодро поздоровался Антон, – присядь пока, – кивнул он Ивану. Одноногий даже головы не повернул, а медсестра в окошке вообще не слышала – она дремала, свесив голову. Антон направился к регистратуре, отметив про себя: «не густо сегодня желающих рожать».

– Здравствуйте, красавица, вопросик имеется.

Медсестра за окошком вздрогнула.

– Вы к кому?

– Мы хотели бы узнать, Лидия Молнар уже родила?

Медсестра глянула в какие-то бумаги, разложенные перед ней на столе, и отрицательно покачала головой.

– Нет пока.

– А когда это должно произойти?

– Это одному богу известно, – улыбнулась медсестра.

– Сейчас разведаем, – буркнул Антон и подошёл к Вострикову. Он присел рядом с Иваном на лавку, облокотившись на прохладную стену спиной и широко уперевшись ногами в пол. Затем он закрыл глаза и выкатился из физического тела по методу Монро. Уже невидимый он прямо через стену исчез в коридорах первого этажа.

– Что это с ним? – надтреснувшим голосом спросил старик, выпуская клубы дыма.

– Михеич! Ты бы не курил здесь, – обратилась из окошка медсестра.

– Да я чутка, пару раз затянусь только. – Старик дотронулся до руки Ивана и, когда тот к нему повернулся, кивнул в сторону неподвижного Антона.

– Последствия старой контузии, не обращай внимания, – сказал Иван, – сейчас пройдёт. Посидит тихонько несколько минут и всё.

Старик понимающе кивнул головой и снова украдкой затянулся.

Между тем Антон незаметно парил по коридуру первого этажа, внимательно вглядываясь в таблички на дверях. У двери с надписью «Глав. врач» он поднялся к потолку и просочился сквозь стену. За стеной заканчивалась утренняя планёрка.

– Ну, ладно, что сегодня, – главврач обвела всех строгим взглядом. Антон завис прямо над её головой и стал посылать мысль: «Молнар, Молнар, Молнар…».

– Да, – вдруг встрепенулась главврач, – как дела у Молнар?

– Она не родила ещё, Валентина Ивановна, – тихим голосом проронила старшая медсестра, – хотя воды отшли ещё в понелельник ночью.

– Как отошли?! – Вскочила главврач со стула и, сметая всё на своём пути ринулась из комнаты.

Лида Молнар тихо лежала на боку в своей палате и читала книжку. Спать ей не хотелось. Все мысли были о будущем ребёнке. Она ловила себя на мысли, что не понимает о чём прочитала и начинала заново перечитывать страницу. В эту минуту в палату ворвались женщины в белых халатах. Невидимый Антон сопровождал их под потлком.

– Ты, что же это, голубушка, – даже не поздоровавшись налетела на неё Валентина Ивановна, – рожать собираешься?

Она присела на кровать Лидии и откинула одеяло. Потом положила руку на большой живот и вдруг припала к нему ухом.

– В родильную.

Началась суматоха. Антон проник в коридор. Смотреть, как будет происходить рождение ребёнка ему не хотелось, но он решил долждаться благополучного финала, а то что этот финал будет благополучным он не сомневался. Из-за двери доносились обрывки разговоров: «… дыши глубже…тужься…не кричит…да, хлопни ты его как надо, поперёк лопаток…». Антон не выдержал и проник в родовую. Новорожденного держали вниз головой за крохотные ножки и крепко хлопали по спине. Вдруг послышалось слабое протяжное кряхтение – новорожденный подал голос.

– Ну, Лидка, сын у тебя, смотри…

– В рубашке родился…, – сказал кто-то из медсестёр.

Лидия Молнор повернула свинцовую голову, улыбнулась и потеряла сознание. Потом начались обычные процедуры: обрезание пуповины, обмывание, взвешивание, пеленание новорожденного, ну словом всё, что положено делать в таких ситуациях.

Антон снова оказался в коридоре и стал смотреть через окно во внутренний двор. Надо было возвращаться к Ивану. Антона продолжала тревожить мысль, почему появился Востриков. Ждал он Погребняка, а появился какой-то Востриков. Погребняк – это ликвидатор. Антон навёл справки через своих агентов в ЦЦ и знал, что будет в этой операции участвовать Погребняк. С ним они пересекались множество раз на других операциях, а Востриков появился впервые. Антон даже и не слышал никогда и ничего о нём. При мысле о Погребняке какая-то мысль встревожила Антона. Конечно, мужик, что только что пересёк внутренний двор и вошёл через чёрный ход, был похож на Погребняка. Антон метнулся вдоль коридора, котрый к этому моменту был уже абсолютно пуст. С противоположного конца медленно ступая, как будто боясь скрипнуть половицей или сапогом, шёл Демьян Онуфреевич Погребняк по кличке Демон. Было ему уже далеко за пятьдесят, но был он мужик ладный и крепкий. Антон не знал его намерений, но чётко понимал, что в этом положении он никак не может ему помешать в его действиях. Антон кинулся к регистратуре с максимально возможной скоростью света и вкрутился в собственное тело.

Иван и Михеич мирно о чём-то беседовали. Антон открыл глаза и тихо, но внятно проговорил: «Послеродовое … второй этаж … быстро». Иван оборвал разговор на полуслове, вскочил, как ошпаренный, на какую-то долю секунды вдруг замер, потом схватил костыль Михеича и, прыгая через три ступеньки, бросился вверх по лестнице.

– Куда? Не положено … с костылём…! – заорал Михеич. От его крика снова проснулась медсестра в регистратуре и не понимая захлопала глазами.

Иван ворвался на второй этаж, слегка перевёл дух и двинулся вдоль коридора, ища послеродовое отделение. Дверь в послеродовое была чуть приоткрыта и Иван без лишнего шума заглянул туда. У противоположной стены спиной к нему стоял согнувшись какой-то мужик и внимательно вглядывался в надпись картонной бирки, которая была привязана к спинке кровати новорожденного. Иван сделал неслышный шаг вперёд и, не отдавая себе отчёта, наотмаш со всей силушки треснул склонившегося мужика костылём. Удар пришёлся между шеей и плечом. Мужик даже не успел ничего понять, теряя сознание. Иван подхватил его под мышки и пятясь выволок в коридор. Потом подтащил его к окну и тихо положил у батареи. Он собирался уже уходить, но какая-то мысль пришла ему в голову. Иван быстро нагнулся, достал из кармана брюк наручники и пристегнул Погребняка (это конечно же был он) к батарее. Затем спустился на первый этаж. Увидя Михеича, он сообразил, что забыл костыль в послеродовом.

– Что? – спосил Антон, поднимаясь ему навстречу.

– Без сочнания, лежит пристёгнутый к батарее.

– Круто, но к батарее это слишком.

И они снова стали подниматься на второй этаж.

– Костыль! – Крикнул вслед Михеич.

– Кстати, а где костыль? – спросил не останавливаясь Антон.

– Кажется, в послеродовой забыл.

В коридоре по-прежнему никого не было. Погребняк мирно лежал у батареи. Антон снял наручники, поводил руками у головы лежавшего, Иван взял забытый костыль и они снова пошли к лестничному спуску. У ординаторской Антон остановился, заглянул внутрь и не громко кому-то сказал: «Женщины, там у вас какие-то мужики в сапогах шляются».

– Ну, мать вашу…! – Михеич придирчиво стал осматривать возвращённый костыль. Медсестра, уже стоя, продолжала таращить глаза.

– Ты с Погребняком поосторожней, – сказал уже на улице Антон, – хорошо, если он нас не заметил. Собственное расследование он всё равно будет проводить – я его знаю. А в отчёте генетикам надо писать всё, как было, ничего не утаивая. Впочем, сам, наверное, знаешь. Ведь не первый же раз в операции? Кстати, так зачем ты прибыл в такую рань? Пацан ведь только родился, какие советы и наставления? Ты ведь из «СНА» или…?

– Сёмка.

– Что?

– Семён Молнар родился. Ты запомнил время рождения?

– Да, десять часов, десять минут, двадцать первого июля тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого года, – чётко произнёс Антон, – а почему Семён?

– В этом-то вся суть. Мать, ну Лида Молнар, всегда мечтала, что назовёт сына в честь своего отца Францем, а нужен Семён.

– Почему именно Семён? – Недоумевал Антон.

– Предписание в задании от генетиков. Вот я этим и занимаюсь ещё с 1938 года.

– Ничего себе! Ничего не понимаю.

– Комбинация какая-то, я вообще даже и не пытаюсь понять логику наших генетиков. Началось всё в Грозном. Но в отчётах, то, что я тебе рассказываю, ты не пиши.

– Само собой.

– В класс, где училась Катя, старшая сестра Лиды Молнар, пришёл мальчишка Семён Игнаточкин.

– Извини, Молнар – это девичья или по мужу?

– По мужу. Депортированный немец. Девичью фамилию я не знаю. Знаю, что отец у них кажется венгр по национальности. Ещё в первую мировую войну в плен попал. Так и остался.

– Ну ладно, и что?

– Задача была подружить этого Семёна и Катерину. Ну, – это задачка для начинающих. После школы Семён поступил в Одесскую мореходку – всю жизнь о море мечтал. Кстати, куда мы идём?

– Поживёшь пока у меня, я комнату снимаю в Ладейке, с хозяйкой договорюсь. Диван старенький, но вполне приличный. Надо кое-что обсудить. Ты вообще кто по этой жизни?

– По второму образованию естественник. Физику с математикой в одесской школе преподавал.

– А по первому?

– По первому – инженер.

– Ну-ну, дальше?

– А ты кто по жизни?

– Я – местный опер. Во время войны гонялся здесь за «Чёрной кошкой»…

– Я слышал, что это московские дела.

– Да этих «чёрных кошек» во всех мало-мальски больших городах России полно было. Ну, дальше что?

– А дальше война. Катя с родственниками была эвакуирована в Сибирь. Семён погиб в сорок втором на подводной лодке. Теперь новорожденного надо Семёном назвать в честь погибшего. Это не сложно.

– Хочешь сказать, что весь сыр-бор только ради имени новорожденного? – ухмыльнулся Антон, – неужели надо было такую карусель затевать.

– Операцию наверху разрабатывали и одобряли. Поди разберись, что там у них за комбинации…

– Может и войну ради этого затеяли? – подначивал Антон.

– Нет. Война – это слишком. Это же один из многих возможных сценариев.

– Ну, вот и пришли.

* * *

В это время в кабинете главврача шли разборки.

– … ведь чудом мальчик остался живой, – распекала всех Валентина Ивановна, – кто делал амниотомию^*)?

– Ольга Николаевна, – оправдывалась дежурная медсестра Вера, – ей же профессор приказал.

– Вы что, все с ума посходили? Какой профессор у нас и среди ночи?

– Из горбольницы. Очередную роженицу привезли и он с ними приехал.

– Как фамлия профессора?

– Да не помню я. Чудная такая.

В этот момент дверь с шумом распахнулась и на пороге показалась молоденькая девушка в белом халате и сбившейся набок косынке.

– Валентина Ивановна, – с криком ворвалась девушка в косынке, – Погребняк этот пришёл в себя, схватил свои документы и убежал. Михеич костылём хотел его остановить, так он так его толкнул, что костыль вылетел и чуть стекло в регистратуре не вышиб.

– Во! Фамилия профессора была Погребняк!

^*) – Амниотомия – преждевременное искусственое вскрытие родового пузыря.

Глава 2.

«Собакина речка»

«Старею», – думал Погребняк, сидя у себя в комнате, которую он снимал в одном из бараков четвёртого участка. Бараки были государственные, но, имея удостоверение МГБ, это было сделать не трудно. Уже пришёл циркуляр ЦЦ, чтобы предоставить отчёт об эпизоде, который случился 21 июля в пятом роддоме. Отчёт писать не хотелось и не только потому, что это был первый провал за многие-многие годы (в работе Погребняка случались недоработки, промашки и прочие трудности, но полного провала никогда не было), а ещё и потому, что Демьян не понимал, как это могло вообще произойти. Он помнил, что склонился к кроватки новорожденного, читая бирку с фамилией, и вдруг – темнота. А очнулся он в орденаторской, в компании какой-то девчонки-медсестры. На следующий день он провёл негласное расследование. Медсёстры ничего конкретного не сказали. Мужик-привратник вообще ничего не знал – не его была смена. Больше всего его смущал приличный желвак у основания шеи за ухом, да след на запястье, как от наручников, но он быстро сошёл. Этому объяснений не было, но в отчёте об этом утаивать нельзя.

По термометру ( так называли между собой служащие «ДНА» шкалу И-Л), индекс операции на данном этапе был максимальным: плюс – десять, минус – ноль, по десятибальной градации.

Да и кого было искушать на данном этапе? Не новорожденного же? И вдруг такой прокол. Почему? «Да, старею. Надо бы помощника попросить, – думал Погребняк, – не всё же самому, как пацану по заборам лазить».

Он продолжал вести слежку за объектом. Ничего особенного не происходило. Семья Молнаров проживала недалеко от Погребняка, на седьмом участке. Мальчишку возили в коляске то мать, то бабушка. Ходили к приходу Мотани встречать отца, который работал на ТЭЦ-1 мастером стройцеха. Сама Лидия Молнар работала в заводской поликлинике на 32-м заводе. Никто ими не интересовался. В общем ситуация была совсем непонятная.

Отчёт Погребняк отправил точно в срок, а в приложении написал записку с просьбой прислать помощника.

* * *

Пан Гренек был трижды обрусевший поляк. Сам он ненавязчиво распространял слушок будто является потомком одного из декабристов, сосланных когда-то в Сибирь. За несколько поколений его предков фамилия трансформировалась из Гренека в Грелкина. Имя Збышек и вовсе превратилась в Пыжика. Отпрыска своего он назвал в честь деда – Себастьян. Пьяный писарь при сельсовете, хорошо зная Грелкина, в книге регистрации так и записал, мол, наречён новорожденный Грелкиным Бастионом Пыжиковичем. Потом, когда пора пришла получать паспорт, Бастион был заменён на Себастьяна, ну а фомилию и отчество трогать уж не стали.

На четвёртый участок Грелкин прибыл в 1958 году (последний год существования Мотани). Само его появление в бараке, где обосновался Погребняк, наделало немало шума. Дело в том, что явился он в обличии какого-то английского джентльмена перед конной прогулкой. На нём были бриджи, в какую-то крупную жёлто-зелёную клетку. Сапоги и куртка были из оранжевой тонкой кожи. А на голове пыл кепи с помпоном. Да ещё в лайковых перчатках и с папкой под мышкой. Подыскивая себе комнату, Погребняк выбрал её в самом конце длинного коридора, мотивируя свой поступок тем, чтобы пореже шастал народ под дверями его обители. В какой комнате искать шефа Грелкин не знал поэтому, войдя в коридор нужного барака, стал стучаться во все подряд двери пока не добрался до последней.

Погребняк сразу даже и не сообразил, что прибыл для него помощник из Центра. И даже дар речи потерял, когда вновь прибывший отрекомендовался: Себастьяном Пыжиковичем.

– А что же сам Пыжик не соизволили?

– Батя уж почил, а руководство решило, что возраст 25 лет самый подходящий соразмерно для помощника операции.

– Инструкции? – кратко и без лишних церемоций спросил Погребняк.

– Яволь, – почему-то по-немецки вытянулся Грелкин и движением фокусника выхватил какой-то лист из папки.

– Отставить немецкий, – Погребняк продолжал придирчиво осматривать вошедшего. – Сегодня же переодеться и устроиться с жильём где-нибудь поблизости, но не на четвёртом участке. Потом прибыть для дальнейших получений распоряжений. – И только потом глянул в листок, который подал ему Грелкин. Тот по-солдатски развернулся и оставил Погребняка одного. В листке была только одна фраза: «Предлагается снизить уровень операции по шкале И-Л +9 – -1». И как положено знакомые подписи и печати.

В тот же вечер Себастьян Пыжикович вновь предстал перед очами своего шефа уже в новом обличии. На нём были тёмненькие брючки в тонкую жилку. Напуском обрушиваясь на кирзовые старенькие, но до блеска начищенные сапоги, слегка замасленная телогрейка и приблатнённая кепочка. Погребняк долго и придирчего его рассматривал, потом приказал сбрить тоненькие усики и присесть на табурет.

Инструкция была краткой. Вести неглассное наблюдение за объектом 2107-1954. В случае обнаружения непонятных действий вокруг объекта доложить немедленно. Приступить к разработке операции согласно предписываемому уровню градации +9 – -1 по известной шкале. Грелкин исчез и не показывался больше года.

Сейчас Погребняк сидел у себя в комнате и держал в руках несколько страниц, исписанных убористым почерком. В опесании был план операции, которая была озоглавлена «Собакина речка». Оказывается под Красноярском действительно была такая речка. О её существовании Погребняк даже и не догадывался. Сам автор проекта находился здесь же и тихонько сидел у стола.

– Долго сочинял? – Поднял глаза Погребняк на своего подчинённого. Того аж в пот бросило от такого взгляда.

– Полгода старался, Демьян Онуфриевич, – он стал путаться в непривычном отчестве.

– Обращайся просто: «шеф» или «патрон», как сочтёжь уместным в данный момент.

– Слушаюсь, шеф.

– Много накрутил. Операция, вижу, предполагается многоходовой. Что будем иметь в результате таких действий?

– Я думаю, что объект будет оторван от своей семьи на несколько месяцев, может быть – на полгода соразмерно. У нас будет больше возможности выяснить, существует ли противная сторона и больше возможность заняться самим объектом 2107-1954.

– Противная сторона существует, иначе и быть не может, ладно, действуй, но я должен знать каждый твой шаг. Больше хладнокровия и рассудительности. Ступай и время как раз подходящее. Ночью до минус десяти доходит.

– Слушаюсь, шеф, – вскочил из-за стола Грелкин.

– Иди уже, да смотри, не перестарайся, – Погребняк постучал масластым кулаком по краю стола.

С некоторого времни Антон стал замечать, что-то необычное рядом с объектом 2107-1954, которого в этой бренной жизни звали Смён Молнар, а сейчас – просто Сенька или Сёмка, кому как больше нравилось, потому, что этим летом ему стукнуло всего пять лет. Востриков точно предсказал, что его нарекут именно этим именем в честь погибшего моряка. Сам Востриков куда-то исчез и не подавал никаких о себе известий, которые бы как-то характеризовали его присутствие в этой операции. А можду тем именно сейчас Антону понадобилась его помощь. Дело в том, что уже дважды рядом с маленьким Семёном мелькнул и исчез один и тот же человек, которого не должно вдруг появиться. А кто он был Антону выяснить не удалось. Мелькнул и исчез. И если бы один раз – это могло быть просто случайностью. Но вот он появляется и второй раз и тоже, как одно мгновение. Появился и исчез. И это был не Погребняк, а какой-то молодой пацан. Ничем не приметный. Разве что уши оттопырены больше обычного. У Бережного была фотографическая память и этого человека в ней не было.

* * *

Прямо посреди двора дома № 2 по улице «Центральный проезд» находился фонтан. Кто, когда и зачем его построил было неизвестно. А скорее всего его просто не достроили, так как фонтан только назывался фонтаном и как фонтан никогда не функционировал. Естественные осадки, порой, наполняли фонтан почти до половины, но потом дожди прекращались и фонтан снова пересыхал. По плану Грелкина именно фонтан должен быть ключевым предметом в его операции. Сегодня ночью его надо было заполнить водой до краёв. Ещё накануне он договорился с водителем поливальной машины, что попользуется ей этой ночью. Водитель не интересовался, зачем это понадобилось Грелкину и согласился не загонять с вечера свою машину в гараж, а поставить в переулке. И за эту услугу попросил не дорого – всего литр водки. Вечер был морозный и тёмный, и местные бабушки уже к десяти часам вечера разошлись по своим домам. Вдобавок ко всему – это была среда, то есть будний день. Себастьян пригнал машину во двор без хлопот. Пристроил сливной шланг в фонтан и открыл задвижку. К его удивлению вода вытекла довольно быстро, а фонтан практически и не заполнился. Надо было делать вторую ходку, но сначала нодо было залить цистерну заново. Это было неожиданным препятствием к осуществлению задуманного. Грелкин понимал, что надо искать кран, где заправлялся водой паровоз Мотаня. И такой кран нашёлся, правда ехать до него надо было минут двадцать. Только во втором часу ночи, после четвёртой ходки ему удалось наполнить фонтан водой до краёв. Каждый раз, возвращаясь к фонтану, Грелкин подмечал, что процесс замерзания воды идёт полным ходом. В ценр фонтана он бросил кусок деревянного ящика, чтобы тот послужил объектом для кристаллизации воды, которая замерзала очень быстро.

12 3 4 5 ...24 Kolejny

Седьмое евангелие от «ЭМ»

Osoby, które czytają tę książkę, przeczytały również