Во-вторых, это могло происходить с самого детства? Нет, глупость какая-то. Если бы я в детстве постоянно терял память, то это бы сказалось на всей моей дальнейшей жизни. Да и причем здесь уход отца?
Хотя, постойте. А что было стоящего в моей жизни? Скучнейшие годы в школе, унылые семестры в институте, друзья и знакомства – посредственность за посредственностью, а если и были люди, выходившие из этого числа, то держались в моей компании недолго. Девушки? Всегда был одноразовый интерес, ни о какой любви не шло речи. Работа? Тереть ее не мог, еще с тех времен, когда начал помогать родителям. Сразу наводила на меня тоску. Дело всей жизни я так и не нашел, если честно, то до сих пор не представляю, чем буду заниматься.
А может я забыл все яркие моменты? Все, что было хорошего во мне, превратилось в одну сплошную зловонную жижу из негатива, спеси и мата?
Получается, я должен вспомнить, что когда-то был славным малым, но против своей воли предпочел оставлять в памяти самую черную злобу на все, что меня окружает, видеть пороки во всех, с кем я встречаюсь и заливаться яростью ото всего что, нарушает мои идеально выверенные планы?
И как мне это сделать? Переводить старушек через дорогу? Учить слепых боевым искусствам? Отмолить все грехи, дав клятву в дальнейшем вести исключительно аскетичный образ жизни?
Бред, такое даже в кино не работает.
Я слишком устал для подобных размышлений. В конце концов, теперь я свободный от работы человек, который волен вставать, когда ему вздумается, идти куда захочется и напиваться до того предела, который он выдержит.
Отправляюсь домой.
Терпеть не могу засыпать. Не сам сон, а ее тяжелый путь к нему, сквозь все неудачные моменты в твоей жизни, которые ты бы мог исправить, будь у тебя возможность.
Ты знаешь, что завтра это не будет тебя тревожить, даст спокойно жить свою неудачную жизнь из-за неудачных выборов, но ночью тебя обязательно снова посетит изъедающее чувство своей неполноценности, глупости, бесполезности, ничтожности в масштабе Вселенной.
Сначала ты боишься это чувство, прячешься под одеялом и боишься свешивать ноги.
Потом ты нервно ожидаешь его прихода, но оно приходит с запозданием и от неожиданности ты испытываешь такой испуг, что всю ночь проводишь без сна со включенным светом по всей квартире.
Вскоре ты приглашаешь его переночевать рядом с тобой и защитить от других, более банальных и детских страхов, вроде монстра под кроватью.
Через время вы весело рассказываете друг другу истории, в надежде переплюнуть друг друга в ничтожности.
Спустя годы вы становитесь лучшими и неразлучными друзьями, дополняющие друг за друга целые предложения, порой даже читая мысли.
Я пережил каждый этап и достиг последней стадии. Я изгнал это чувство, потому что сам стал для него тишиной в голове, превращающейся в гул, судьей, выносящим приговор над невиновным, толпой невежд, проклинающих тебя за действия, никогда не совершаемые тобой.
Я достиг апогея в своем несовершенстве.
Спокойной ночи.
15
Мы условились встретиться вечером пятницы у кинотеатра. Я люблю что-нибудь посмотреть на большом экране, но зачатую смотреть абсолютно нечего, да и тратить деньги на билет, который может себя не оправдать – словно играть в лотерею, где шанс на успех составляет один к бесконечности.
Эс пришла без опоздания, минута в минуту. Невероятная женская пунктуальность.
Я принес ей одинокую, но большую красную розу. Одну, не потому, что я жадный до денег на подарки, нет. Мне хотелось олицетворить ею особенность и уникальность Эс, выразив тем самым то, что ни один букет в сотни и тысячи обычных роз не сможет сравниться с данной, передать ее яркий цвет, объем лепестков, длину стебля и остроту шипов.
Надеюсь, она поймет символизм.
Поприветствовав друг друга продолжительным поцелуем, мы отправились в кинотеатр.
– Что будем смотреть? – спрашиваю.
– А это имеет значение?
– Не имеет.
«This is the dawning of the rest of lives, on holiday».
Добравшись до табло со списком новинок, у меня закрались сомнения о том, что по ошибке решили провести время подобным образом.
Но отступать было поздно, поэтому, взяв волю в кулак с надеждой о более-менее приятных двух часах, выбираю случайную комедию из всех представленных: «Горький корпоратив друзей», «Что думаю женщины в самый лучший день», «Притяжение беременных мужчин», «Пихты 7», «Билет на рейс в реальную сказку», «Скорый Нью-Йорк – Чечня».
Ничего не предвещало беды, пока пред началом мы сидели и смотрели рекламу на протяжении получаса. Вернее, это была лучшая часть фильма. Все, что происходило после, до сих пор не уложилось у меня в голове.
Пришел в себя я только в баре, когда Эс начала щелкать пальцами у меня перед глазами. Она мне поведала всю трагедию той ситуации.
– Фильм уже закончился? – спросил я с облегчением.
Оказалось, что от фильма прошло чуть больше половины. Сначала я просто брезгливо бил ладонью о лицо, созерцая тупость происходящего. Боль стала ощутимой, и я воспылал раздражением, перейдя на комментирование сюжетных дыр и плохой актерской игры.
Позже я заметил в зале шакалиные смешки, откровенный гогот и в целом довольствие картиной, и вот тогда я разразился всепоглощающей ненавистью. Я рвал и метал, бегал по спинкам кресел, убеждал убогих и немощных в том, что в комедии должен быть юмор, а не обычное изображение гениталий, как комичного элемента, что здесь на просто нет сюжета и какой-либо художественной ценности.
Зато мы с избытком имеем героев-ибецилов, которым невозможно сопереживать, заезженные образы, штампованные ситуации, сценарную дегенеративность, монтожопность, кастинг, проходивший на улице и операторскую работу, выполненную без помощи рук. А самое забавное, что на эту парашу какие-то олигофрены выделяют деньги.
Тогда-то меня и вывела охрана. Но остыл я только сейчас.
– Ты чересчур вспыльчивый для таких обычных вещей.
– Я не мог остаться равнодушным к такому высеру.
– Тогда не будем об этом. Лучше расскажи, как прошла твоя неделя?
– Меня уволили.
– Тебе там не место, найдешь работу получше.
– Ага. Еще выяснилось, что я вышел неделю назад из заброшки, в которой совершенно точно были люди. Теперь там пусто.
– Как думаешь, что это значит?
– Это значит, что детектив с фальшивым именем отправляется на пенсию.
– Ты не доведешь дело до конца?
– Не-а, плевать я хотел.
– Да что с тобой не так?
– Прости?
– В смысле, когда ты успел так разочароваться в жизни, что тебе все перестало быть хоть сколько-нибудь интересным?
– Думаю, со это было со мной всегда.
– А я думаю, что ты действительно утратил что-то ценное. Что пытаешься вернуть сейчас.
– Может и так, но знаешь, что? Мне серьезно больше нет необходимости что-то расследовать, ведь только сейчас я осознал, что мне приятно проводить с тобой время, и пусть я никогда не верну то, что когда-то было со мной, никогда не узнаю, насколько ценные воспоминания потерял, я счастлив, что встретил тебя и что ты находишься рядом со мной. И больше мне ничего не нужно.
– Это… Очень мило. Даже не знаю, что сказать. Мне тоже приятно, правда.
Она на несколько секунд отвела взгляд, а потом произнесла:
– Опять будешь весь вечер сидеть и смотреть на меня или сядешь рядом?
Я вновь сел на ее сторону, почувствовал до мурашек знакомых запах духов и тела.
В эту смену не было того парня. Скорее всего его больше никогда не будет. Либо он перешел в другое заведение, либо записался на курсы рукопашного боя и скоро вернется мстить.
Мы сидели в обнимку, медленно попивали свои напитки и долго разговаривали о всех вещах, что произошли на этой неделе и вообще когда-либо. В одном мы сошлись точно – было чертовски невыносимо дожидаться пятницы и последующих выходных.
Ближе к одиннадцати часам Эс предложила поехать к ней. Я согласился, конечно, но не рассчитывал на продолжение.
Просторную квартиру охраняет черный, гладкошерстный кот с огромными желтыми глазищами, стоящий напротив нас и, вероятно, не один час, ждущий своевременной кормежки.
– Привет, кот, – прохожу вперед и чуть не наступаю на него.
«Мярг»
Покормив кота, мы плюхаемся на диван и включаем телевизор для фона.
Когда Эс приближается ко мне для поцелуя, я прыскаю ей в лицо, потому что сзади майор Пейн ломает палец солдату с простреленной рукой, чтобы отвлечь его от боли.
– Извини, не мог сдержаться.
– Ребенок, умеешь убить романтическую атмосферу.
– Я не могу сосредоточится. Разговоры в фильме сбивают настрой.
– Хорошо, я выключу.
Началась прелюдия. Моя рука сползла ей под лифчик, а пальцы стали поглаживать соски, что являлись вишнями на пышных тортах третьего размера. Спустя мгновение ее платье вместе с нижним бельем летят на пол, и превратившись в пантеру, она страстно кусает меня за губы, спускаясь все ниже. В следующе мгновение одежды нет и на мне, и два тела начинают соприкасаться. От трения, общего накала страсти и температуры в комнате тела начинают потеть, скользить, прыгать, стонать, создавая симбиоз талантов, ума, красоты, доброты и благородности. Кажется, миру является сверхчеловек.
Так все могло произойти. Но я выпил слишком много и облажался.
Эс сразу заснула, а я нажил себе еще один не самый удачный опыт, о котором будет неловко вспоминать.
**********
Этой ночью я не кричала от кошмаров, не просыпалась в холодном поту, ожидая нападения чудовищ, не теряла сон, продолжая лежать, глядя в потолок, не укутывалась одеялом терзания мыслей и не наделялась не проснуться. Все потому, что рядом со мной лежал Соу.
Тихонько сопел, как маленький ребенок, игравший весь день и затративший все силы. Я чувствовала умиротворение снова.
Сделала крепкий кофе с молоком и вышла покурить на балкон. Лучший для меня завтрак и зарядка для тела.
– Не хочешь немного прикрыться? – сзади подошел соня.
– Зачем? Ты против такого вида?
– Совершенно не против. Такой вид приносит мне невероятное эстетическое удовольствие, и не только. А еще он привлекает маньяков-извращенцев с биноклями, сидящих в соседних домах.
– Я тебя умоляю, – успокаивающе говорю я. – В этой многоэтажке как минимум две трети пар сисек, являющиеся женскими. А в мире, в целом, содержится бесчисленное количество эротики практически во всех сферах человеческой жизни: порно сайты, мужские журналы, олдскульные фильмы со Сталлоне, оргии в общественных местах, живопись, митинги неглиже за права кого-нибудь ущемленного, телевидение, СМИ, альтернативное искусство, деструктивные арт-объекты, фанфики про Гермиону и Тайлера Дердена, правило №34 и так далее. Так что не возвышай так сильно обычное женское тело, мальчик, – закончила я и покрутилась вокруг оси, подняв вверх руки.
– Любишь ты загрузить с утра, – он садиться.
Я подсаживаюсь рядом
**********
И только сейчас я замечаю, при свете дневных лучей солнца. Эс далеко не юна, хотя по ней этого точно не скажешь. Без макияжа, с заплетенными в хвост волосами и парой незначительных морщин выдавали в ней женщину, перешедшую границу бальзаковского возраста.
Мне это не показалось отталкивающим. Наоборот. Женщина, умудрившаяся выглядеть на возраст, явно моложе настоящего лет на десять, не стесняющаяся своего тела, несмотря на то, что имеет явные пристрастия к алкоголю, вызывала у меня восхищение.
Я начал пальцем водить по ее телу, обводить изгибы и уступы, аккуратный абрис ее тонкого тела, испещренного синяками и шрамами. Я не стал спрашивать о причинах из появлений, зная о последующей негативной реакции на вопрос, но догадывался, откуда они могли появиться.
**********
Касание его пальцев пробирает меня до мурашек. Мне кажется, когда-нибудь я научусь кончать от одних его прикосновений. Произносить вслух я, конечно же это не буду. Вдруг еще загордится, расправив разноцветные перья.
Хотя, про не такого не скажешь. В его духе холодно принять комплимент и ответить тем же или использовать один из своих основных инструментов – сарказм.
– Что по-твоему любовь? – спрашиваю.
– С чего вдруг такой вопрос?
– Одна девчонка из школы интересовалась. Я дала ей свой ответ, а теперь хочу услышать твой.
– Учительский интерес?
– Не только.
– Мне известно несколько понятий любви: биологическое, социально-поведенческое, родственное, литературное, навязчиво-зависимое, взаимно-коллективное, восхищенно-созерцательное. Из всех них я синтезировал одно, единственно верное: любовь – это ты.
Я не могла сдержать улыбки.
– Мы же почти не знакомы, откуда тебе знать, что ты меня любишь?
– Знаю и все, разве нужно во всем и постоянно искать подвохи?
– Из этого состоит жизнь, отчасти. Никогда не знаешь, когда тебя могут предать, использовать, кинуть, изнасиловать, убить…
– Да понял я, понял. К сожалению, в ближайшее время ничего из этого я проворачивать не собирался, так что извини.
– Ничего, как соберешься, обязательно начинай холодно ко мне относиться, поздно приходить домой, прятать телефон, бить по пьяни и оскорблять.
– По-моему, мы завернули куда-то не туда.
– Верно. Ты был женат?
– Нет.
– А как относишься к этой процессии?
– Ну, что касается уз брака, то неважно, когда это произойдет, – в восемнадцать или восемьдесят один год. Необходимо осознавать важность решения, правильность поступка, что сделать всегда сложно в любом возрасте, ведь, как говорится, errare humanum est, а полностью доверять можно только самому себе.
– А к детям как относишься?
– Детей подсознательно хотят все, но не как увеселительную игрушку, личного раба с короткими ногами, даже не всегда, как продолжение своего царского рода, что содержит ценнейшее наследство, передающееся из поколения в поколение. Детей хотят завести, что удостовериться в необходимости собственного существования, сделать себя лучше, рассказав об ошибках прошлого, прожить еще одну жизнь – непорочную, чистую жизнь глазами другого человека, которую поначалу ты сможешь направить в нужное русло, а дальше со стороны наблюдать, переживая некоторые моменты вновь, некоторые открывая для себя впервые или под другим углом. Маленькая часть тебя самого, что еще не разочаровалась во взрослении, учебе, работе, людях и собственных родителях, что еще не задавалась подобными вопросами, не сталкивалась с трудностями, непринятием самого себя, не сомневалась в собственной значимости, значимости своих детей, которые у них, возможно, будут. А не хотят их потому, что страшатся повторения порочного круга неудач, неверных решений и не высказанных слов, что в последствие покатят жизнь под откос с такой скоростью, что прервать движение уже не получится.
– Скажи честно, ты заранее отвечаешь на все возможные вопросы про себя, что бы было, о чем сказать?
– Зачастую так и есть.
**********
Она вдруг сорвалась с места и помчалась в комнату рыться в тетрадях.
– Любишь поэзию? – спрашивает.
– В каком-то смысле.
– А сам пишешь что-нибудь?
– Писал когда-то, но я больше по прозе.
– Как ты знаешь, скоро Новый Год, и по этому случаю я написала стихотворение. Заскучала на уроке и написала:
Лицо плаксивое с размытой тушью
Скорбит о днях хороших, днях минувших.
Печалит сильно близость вечной пустоты,
Что сковывает враз мрачнейшим часом забвенные надежды и мечты.
Во всеуслышание кричат сердца от боли,
Израненные на войне глухого боя.
И все подобны только что родившимся птенцам –
Направленность полета каждый выбирает сам.
Спешащие великие дела творить в последний час
Рискуют стать обузой каждому из нас.
Есть те, кто будет биться, жизнь отдаст,
А кто-то подло ускользнет, забудет и предаст.
Узреть обиду вам удастся, горе;
Стенаний парочку, скабрезных взглядов, а также недовольного тобою;
Щепотку ненависти, лжи и лицемерной маски;
Того, кто будет петь и танцевать, как в театральной сказке.
На режиссера, малоизвестного пусть даже в узеньких кругах,
Легла по силам непомерная задача –
Набрать актеров с конвейера талантливой раздачи,
Да так, чтоб зрители едва ли могли встать в своих рядах.
И что за ересь из всего этого сварилась?
Сценарий просто прелесть, вам такое никогда бы не приснилось!
В конечном счете, сценарий мы не дописали, один чудак все время где-нибудь лажал,
Ну, а единственный в зале зритель с недоумением внимал.
Труппа очнулась, проблевалась, заново вошла.
С толком, с расстановкой совладала, силу духа подняла.
И наконец-то громко, четко, ясно восклицла:
«Счастливого Нового Года и веселого Рождества!»
– Как тебе?
– Весьма талантливо. Ты издаешь их?
– Да кто это будет читать? У меня несколько стопок тетрадей, исписанных подобными творческими порывами, но не думаю, что они достойны публикации.
– Мне кажется, достойны.
– Ты льстишь, потому что я голая.
**********
Скорее, это одна из причин.
Мне нравится ее безупречное тело. Я хочу снять с него каждый лоскуток одежды, которая, хоть и несомненного ей идет, но без нее она возводит свое исполинское тело до вышины.
Я чувствую ее чистейшей. Ее и пространство вокруг нее. Даже воздух воспринимается дуновением благого дыхания.
В ушах какой-то бесконечный душевный мотив, звуки громкого водопада, радостный смех детей, ласковые слова матери, перед тем, как ты уйдешь в школу, звуки твоей любимой песни, которую ты услышал в общественном транспорте.
Ее мир безграничен. Он далеко выходит за пределы ее черепной коробки. Кажется, ей это нравится время от времени.
Когда она смотрит в зеркало, она словно ждет, что оно скажет, что я лучше и прекрасней всех на свете.
Кажется, я падаю в какую-то глубокую бездну больших свершений, где существует только постоянный отрыв души и преодоление невозможного.
Вырывается желание вылить творчество на бумагу и повесить это в какой-нибудь галерее. Как-будто желаю источить весь свой творческий потенциал до дыр, даже правнукам не оставив свежей идеи.
16
Дело было очень скверное, скажу я вам. Околдованные святыми намерениями сказочные создания превратились в чудовищ из дремучих мифов и легенд, которыми раньше пугали детей, и стали совершали весьма гнусные поступки: животная алчность, зверская жадность, ослепительной мощи навязчивое желание урвать последний, большой и самый вкусный кусок.
Весь это коллапс из толпящихся очередей, топчущих друг друга; бесчисленного количества яств, выращенных, приготовленных и привезенных наверняка не с южных стран, а скорее с села "Залупагорск"; алкогольных напитков, бодрящих тело и дух первые несколько часов вплоть до обратного и совсем неприятного процесса; прочих безделушек, мишуры, увеселительных вещей для печальных и одиноких людей и прочего "невероятно завораживающего, блестящего и несомненно нужного стаффа.
Каждый в этот момент является если не центром Вселенной, то хотя бы руководителем небольшого независимого островка, всплывшего на поверхность в больной фантазии параноика-садомазахиста.
Это не вечеринка нудистов, это не постановочный розыгрыш щеголей из школы, это не скупка запасов на случай кризиса или очередной депрессии, это не Апокалипсис, потому как даже его всадники, дрожа от страха, нервно докуривают двадцатую пачку Мальборо. Все весьма банально – это очередная предновогодняя суета.
Осталась всего пара дней до праздника.
Я его не жду, разумеется, просто держу в курсе событий.
С Эс у нас, кстати, все отлично. Решили немного развеется и посетить отель, но кто мог знать, что нас занесет в склеп.
– Это точно отель? – спрашивает она.
– Да…
– А окна здесь есть?
– Он же под землей, подумай сама.
– Не умничай. Сам решил сэкономить.
Удивлением для обоих из нас было то, что нам предоставили презентабельный, по меркам подвальных катакомб, люксовый номер.
Страстные красные тона задавали эротичный настрой, керамический холодный пол помогал охладить пыл, а в зеркальный потолок было классно смотреть, куря лежа на полу.
Вечер предстоял многообещающий. Хотя были и побочные эффекты легкого опьянения, такие как: неожиданный интерес к музыкальным каналам, подпевания им, танцы на кровати, разбивание бокалов и тушение сигареты об свежую рану.
Впрочем, это не шло наперекор философским беседам. Наоборот, любая комичная или трагичная ситуация подстегивала нас на глубокомысленные рассуждения.
Эс не переставала производить на меня впечатление. Я чувствую себя глупым, влюбленным подростком, глаза которого застилает пелена сумбурных, необъективных чувств.
Мне нравится ее живой ум. С наслаждением внимаю мелодичному голосу, который бы можно было сравнить с пением птиц, не раздражай они по утрам своим существованием. Не могу оторваться от проницательного, анализируемого и доброго взгляда. Пребываю в восторге от способности интересно преподносить даже самые невзрачные истории, ни одну женщину я не слушал с таким удовольствием. Совершенно без ума от светлой улыбки и звонкого смеха. Предвкушаю каждый сладкий поцелуй. Нахожу непоколебимость в походке. Оцениваю хороший вкус в одежде. В восторге от культурной избирательности. Отмечаю виртуозность в приготовленных блюдах. Наслаждаюсь нотками благоухающих ароматов. Вижу безукоризненность в точных высказываниях, толике цинизма, щепотке социопатии, горсти остроумия, горе рассудительности и безграничной любви к животным. С упоением провожу каждую секунду нашего рандеву и невыносимо болезненно переживаю кратковременные расставания.
Это далеко не все, чтобы я хотел выразить словами, но боюсь мне не хватит ни вокабуляра, ни выдумки, ни времени, ни пластырей для намозоленных пальцев, ни даже всех блокнотов мира, пиши я про нее книгу.
Как бы это сентиментально не звучало, но с ней я чувствую себя значимым. Я чувствую, что живу ради чего-то большего: не ради себя, скитающегося по созданным больным воображением мирам, не ради славы, осознания великого смысла существования, не ради лучшего человека. Я чувствую, что живу ради того, кто способен своим присутствием воплотить все вышеперечисленное в жизнь, того, кто бы мог посодействовать всему этому.
**********
Наверно, я покажусь глупой школьницей, вожделеющий красивого мальчика из старшей школы, но мне никуда себя не деть.
У него безумный взгляд. Поначалу он кажется маньяком, одержимым или просто прокаженным. Но только спустя пару часов разговора ты понимаешь, что внутри, глубоко в его серых глазах таится душа ребенка, ранимого и чувствительного.
Его длинные черные ресницы притягивают и придают взгляду таинственность. Руки сильные и крепкие. Пальцы играют по моему телу, как на гитаре и каждое их движение вызывает дрожь. Его волосы, словно волны, обрамляют его волевое лицо с чувственными губами, которые я бесконечно хочу целовать. Его упругая грудь не дает мне засыпать по ночам. А широкие плечи возбуждают желание. Представляя его полностью, внутри меня бушует горячий вихрь, который рождается внизу живота и поднимается к груди.
Но не только это возбуждает его во мне. Несмотря на его внешнюю холодность, он обладает невероятно живым умом и потрясающим чувством юмора. Пожалуй, он единственный, кто может меня рассмешить. У него на все готовы ответы, даже в те моменты, когда он сам в себе путается. Мне приятно искать и находить между нами общее, что делает нас такими похожими. Иногда мне кажется, что мы знаем друг друга не одну сотню лет. Не одну жизнь. Кто знает, какими мы были лет триста назад: крестьяне на поле в Ирландии, или порочная связь лорда с прислугой.
Все это на самом деле неважно, когда мы нашли друг друга здесь, две отчаявшиеся и разочарованные в своем существовании души, несмотря на условия жизни и ее обстоятельств.
Я боюсь. Я боюсь одного. Что однажды мы друг друга потеряем. Во всяком случае, эта связь никогда не сможет прекратить своего существования. И, глядя в его глаза, я все больше это понимаю.
**********
– Чего задумалась?
– Думаю, что скорее да, чем нет.
– Скорее, что?
– Скорее люблю тебя.
– А я тебя – тем более, и чем длиннее ожиданье наших томных вечеров, наполненных душевными и тонкими мотивами, тем больше боли причиняет язвительная сердцу сила расставанья после. Но завтра, сумраком ночным покрытая, укутанная светом фонаря, та ложь, что в шутку обратилась и скрыла скорбь потухших глаз, легчайшим взмахом вымостит незримую дорогу к призракам двоим, что обрели в ту ночь покои душ своих.
– О чем ты, дурень?
– Ха-ха-ха, понятия не имею, но звучит красиво, да?
– Красиво. Решил потягаться с учительницей в красивом слоге? Вызов принят!
– Не, спасибо.
– Тебя никто не спрашивает. Я прочитаю свой стих.
– Ты их с собой носишь?
– Я написала его про тебя и ждала удобного случая:
Год уходящий принес страданий и печали, горестей немало,
Как, впрочем, те, что были до него.
В кружащем вихре снежного тумана мир вдруг застыл, укутанный слащаво-приторным дурманом,
А нас обоих вдруг не стало и далеко куда-то унесло.
Нет больше дрязг и ссор, слезливых и обидчивых речей, язвивых сплетен, навзрыд молящих о прощенье душ заблудших.
Нет более, вгоняющих в тоску наличием своим, угрюмых лиц, пустых звонков, ненужных слов, несбыточных желаний, обещаний душных.
Нет криков, драк, безбожных недопониманий, взглядов равнодушных.
Нет грусти неизбежных встреч и расставаний, что каждый раз рвут в клочья плоть и душу.
Зато есть дух волшебный праздника всеобщего.
Есть пир да мир на злобу дням грядущим.
Есть вольный жар чарующего часа, слова, сладкого воспоминания.
Есть юноша, чьи чудные глаза рождают влажные мечтания.
Тот юноша отнюдь не строки сказочной легенды:
Про принца на коне, про в замке заточенье, про туфельку хрустальную, про чудище, стенающее во страдании.
Хотя последнее, отчасти, правдой может показаться с дуру –
Ведь, завидав его, с меня буквально слезла страшная и злобная натура.
Он учит меня жить, любить, стремиться к высшей цели.
Каждый последующий урок интригу нес свою, качая нас на крепко скованной качели.
Любой поступок смысл нес, любая мелочь радость приносила.
Он мужественный, смелый, чарующе волшебный, изумительно красивый; добавь сюда, что пожелаешь, одна лишь вещь всегда прослыт неоспоримой – он мой любимый.
– Романтично.
– Романтично? Все что может сказать мистер-эрудиция?
– Я…
– Да шучу, успокойся. Я рада, что тебе понравилось.
– Эс, это правда здорово.
– Спасибо.
Она вмиг погрустнела. И отвернулась.
– Что случилось?
– Это очень серьезно.
– Расскажи.
– Расскажу, если обещаешь, что не будешь принимать поспешных решений.
– Обещаю, что там такого может быть?
– Это серьезно! – она вцепилась в мой халат. – Ты должен мне поклясться, иначе я видеть тебя больше не желаю.
– Клянусь. Священного писания у меня нет, но я клянусь.
– Я беременна.
– А?
– ТЫ глухой?
– Нет, я все расслышал. Предельно.
– И что ты на это ответишь?
– Если будет девочка, назовем ее Роза.
17
Бьющий по перепонкам, звук сирены скорой помощи, паника, страх, кататония, агония, литры крови на полу, душераздирающий крик и слезные мольбы о помощи.
Так многие готовятся к Новому Году, но на этот раз это не просто моя глупая шутка. Эс неожиданно стало плохо. Мы даже выпить ничего не успели.
Готовили вместе салаты, развешивали по дому украшения, наряжали елку, кошмарили кота, а потом гармония была резко разрушена.
Я еду в скорой, держа ее за руку, стараясь успокоить, попробовать унять боль. Ничего не понимаю.
Врачи постоянно о чем-то говорят, но я не могу сконцентрироваться даже на своих мыслях.
Время сжимается, растягивается, замедляется, ускоряется, останавливается, а может и все одновременно. Не могу найти грань между реальностью и страшными фантазиями.
Уже приехали или нет?
Я сижу в приемной и жду.
Чего я жду? Почему меня к ней не пускают?
– Пожалуйста, пройдемте, – сказал манекен в белом халате.
Мы отошли в сторону узкого коридора и только тогда он начал медленно и монотонно бубнить.
– Я не аудиокнигу слушаю, говори уже!
– Сожалеем.
– Ты что несешь?
– Ваша подруга умерла.
– Ха-ха, я оценил шутку, а теперь ведите меня к ней.
– Это не шутка, к сожалению.
У меня подкосило ноги, и я грохнулся на пол. Белый халат подхватил меня и усадил к стене, попросив у медсестры успокоительное.
– Объяснись, – едва выдавил слово.
– Беременность вызвала маточное кровотечение. Она потеряла слишком много крови, остановить не получилось.
– Как…
– Такое бывает на ранних стадиях. Плюс ко всему у нее была редкая группа крови, третья отрицательная, Вы знали?
– И что это меняет?
– То, что она бы в любом случае бы умерла во время родов. Ребенок, скорее всего тоже. Еще раз сожалею.
Сожалею? Это слово имеет хоть малейший смысл? Сожалею, сожалею, сожалею. По какому назначению его используют?
Когда вам отказали в работе на престижную должность, когда заблокировали карту и вы остались без средств в другом городе, когда потерялась собака, знакомый пригласил на свадьбу всех, кроме тебя, жена ушла к другу, акции обвалились, ставил на черное, но выпало красное, просрочил кредит и зря скупил все рыбные консервы по акции, ведь завтра заканчивается их срок годности?
Что, блядь, значит это слово?
Его говорят просто так и похуй где, главное не выказать себя равнодушным к твоей проблеме, но я-то знаю, что это всего лишь одна из форм вежливости. Кто решил, что это слово должно быть неотъемлемой частью смерти и всегда произноситься именно в этот момент?
Ты приходишь на похороны к троюродной бабке своего сводного брата по линии деда в десятом поколении Рюриковичей, через три пизды колено, являющейся тебе близкой родственницей, хотя ни разу в жизни их не видел.
И что ты должен делать? Конечно же строчить сожалениями, как из пулемета, и в ответ получать такую же очередь.
Да, пример утрированный. Но пусть даже это будут твои родители, что это меняет?
Стоишь ты у их могилы, оплакиваешь их, весь такой невьебенно прискорбный и убитый горем, или наоборот прикидываешь, как потратишь деньги с, оставленного тебе, наследства, а к тебе каждые несколько секунд кто-то подходит, нарушая личные границы, хлопает по плечу и СО-ЖА-ЛЕ-ЕТ.
Ох, я так сожалею, что говорю это без единой эмоции.
В пизду. Ненавижу таких лицемеров. Тот, кто действительно сожалеет, не сможет произнести и слова, потому что не найдет подходящего.
На самом деле я несу какой-то бред. Бред человека, потерпевшего горе.
Я проследовал за белым халатом, который привел меня тот самый кабинет. Краем глаза я увидел бледное лицо Эс и какое-то кровавое месиво вокруг. Меня чуть не стошнило, и я пошел в обратную сторону.
Перед выходом меня остановила медсестра.
– Вы родственник? – спрашивает.
– Друг.
– Согласно данным у нее нет близких, которые бы могли взять на себя организацию похорон, а также забрать ее вещи.
– Я… Я все сделаю.
– В этот раз Вас даже не пришлось уговаривать.
Я облокотился, сжал руками голову, а потом ударил ими по стойке, так, что со стола снизу посыпались все канцелярские принадлежности.
– Если скажешь еще хоть слово, свиноматка, я тебя похищу, запру в ебучем бомбоубежище с нулевой слышимостью и буду каждый день срезать с тебя по кусочку и тебе же скармливать, усекла, СУКА?