Йа Йолка. Русский киберпанк

Марго заливалась смехом, казалось, что ей не остановиться, это уже больше на припадок было похоже. И тут Ёлка не выдержала, толкнув её, она начала мутузить кулачками, по плечу, по голове…

– Сама дура, сама овцуха… ты не знаешь ничего… только ржёшь… чмо… дура тупая… бесишь только… и ты, и все твои дуры…

Внезапный приступ бунта только раззадоривал Марго, она уже хрипела, сипела от смеха, согнувшись и уворачиваясь от рук Ёлки.

А Ёлка вошла во вкус. Размахиваясь, с силой била по голове, подпинывала ногами в бёдра и отчаянно, но топорно, неумело ругалась. Наконец, она даже спихнула Марго со скользкой трубы, и та, отчаянно вереща, съехала вниз, упав в рыхлый, подтаявший снег.

Ёлка, приподнявшись на ноги, схватилась одной рукой за торчавший из-под навеса прут арматуры, и тот, видимо давно уже расшатанный, заскользил из паза. Теряя равновесие, Ёлка неуклюже тоже начала съезжать ногами с трубы, ахнула, перекувыркнулась и упала на барахтавшуюся в снегу Марго.

Марго всё хохотала, отбрыкиваясь от Ёлки, которая продолжала драться. Только теперь в одной руке у неё была железяка, и бить она начала именно ей. Сначала просто по телу, затем, подобравшись от ускользающей Марго хорошенько ударила по лицу.

Марго взвыла от боли, попыталась перехватить руку, но Ёлка, сидевшая сверху, отпихнула её ногой. И снова ударила в лицо, с силой, метя в нос и в момент раскровив губы своей жертвы.

Марго отчаянно вопила, пытаясь освободиться из-под Ёлки, но та, почувствовав силу, придавливала её и отчаянно, с наслаждением лупила арматуриной по лицу. Удар за ударом, превращая его в кровавое месиво, не давая ни малейшей возможности избежать расправы.

Минуты через три-четыре всё было кончено, и враз уставшая Ёлка, оглохшая от оглушительного, захлёбывающегося клёкота Марго, отвалилась в сторону, упала, тяжко дыша и прокашливаясь.

Так она и лежала в оцепенении, глядя пустыми, бессмысленными глазами в небо, которое, уже давно нахмурившись серыми свинцовыми облаками, зарядило мелким, противным, сыпучим снегом.

Наконец, Ёлка приподнялась, глянула в сторону окровавленного тела.

– Я Йолка, а не просто Ёлка, понятно тебе там? Тварь…

Собравшись с силами, Йолка приподнялась на четвереньки, и, постояв так, отплёвываясь, наконец встала во весь рост. Оглядевшись, она с неуверенностью переступила, сделала пару неловких шагов в сторону протоптанной дорожки, и, выйдя на тропку, пошла в сторону кладбища.

В дороге

Выйдя к шоссе, Йолка по обочине повернула в обратную сторону от города. Бредя под хлещущей со всех сторон разыгравшейся стихии снежного бурана, она временами оглядывалась, высматривая маршрутку.

Которой так и не дождалась, – вместо привычного микроавтобуса рядом с ней притормозила серая от налипшей грязи «Гранта». Бибикнув, машина медленно поехала рядом.

Йолка остановилась, нагнулась к переднему стеклу автомобиля, которое, будто бы этого её движения только и ожидая, плавно опустилось. В салоне сидело трое парней, – водитель, чуть пригнувшись к пустовавшему переднему сидению, приветливо помахал рукой.

– Слышь, киса, ты чего там одна топаешь? Садись, подвезём.

Без раздумий Йолка взялась за ручку дверцы, и уже через пару секунд разместилась с комфортом внутри.

Тяжко, с прокруткой, газанув по мокрому, таявшему на дороге снегу, машина рванулась вперёд. Один из сидевших позади пассажиров сунул Йолке бутылку с какой-то мутной жидкостью:

– Давай, лапа, согрейся. Вискарик зачётный, специально для тебя берегли.

Не обращая внимание на противный ржач кривляющейся парочки, Йолка отхлебнула прямо с горла, и отхлебнула знатно, почти даже не поморщившись.

Водитель же, крутанув ручкой переключения скоростей, просто поинтересовался:

– А ты чего гуляешь по дороге? Или работаешь?

Йолка мотнула головой:

– С маршрутки высадили. Узбек больной какой-то, распсиховался, что дальше не повезёт…

Водитель понимающе шмыгнул.

– Узбеки – они ебанутые, с ними лучше не связываться. Меня, короч, Виталей зовут. А тебя?

– Я Йолка.

Один из пассажиров с заднего сиденья потянулся за бутылкой, как бы невзначай ощупав йолкину грудь под курточкой.

– Ёлка-перепёлка, ты бухло-то не задерживай. У нас тут чуть-чуть осталось, но мы едем на днюху к Коляну, там бухла дофигища. Едем с нами?

– Эти двое сзади – Саня и Минтай, – коротко пояснил Виталик. – Музычку поставим?

– Врубай давай, чо спрашиваешь, – загудел сзади то ли Саня, то ли Минтай, и Виталик щёлкнул по кнопке стереосистемы.

«…Я играю с её киской, детка, где твой кавалер? Я врубаю Daft Punk, она крутит мне блант. Покидаем клуб, в руке Sauvignon Blanc. Отлип от её губ, залипаю в экран. Я кидаю деньги в воздух – ты поймаешь их сам», – от грома тягучих басов из колонок завибрировала даже вылинявшая ёлочка освежителя под зеркальцем.

Забалдевшая Йолка глянула на Виталика, – тот, жмурясь от удовольствия, дрыгал в такт музыке ногой, постукивал ладонью по рулю. Заметив её взгляд, парень улыбнулся и подмигнул.

Один из пацанов сзади снова сунул ей в руки бутылку, и Йолка ещё раз крепко приложилась к вискарю.

– Слушай, а чо у тебя руки и рукава обвафлены в красном? Это что, кровь что ли? – перекрикивая шум музыки, спросил Виталик.

– А… Это так… Подралась с узбеком…

С заднего сиденья снова раздался ржач:

– Во гонит тёлка, с узбеком подралась… Это менстра, наверное, Виталик, ты там поаккуратней с ней…

Виталик брезгливо поморщился, приглушил музыку:

– Чего, правда это… как там у вас… критические дни?

Йолка замотала головой и вложила бутылку в протянутую с заднего сидения руку. Саня (или Минтай, было непонятно – кто из них кто) обиженно заныл:

– Бля, да она пьёт как конь, пиздец… Кстати, Виталик, я узнал её, это из нашей школы чмошница одна, из «9-Б».

Виталя, кажется, огорчился:

– Чо, правда чмошница? Так-то по лицу вроде симпатичная…

– Да выкинь ты её из машины нахуй, проблем с ней потом не оберёшься, это ж малолетка, со школы она… Шурыгина сраная, – снова занудел противный голос с заднего сидения.

Йолка резко повернулась к Виталику, вцепилась рукой ему в колено.

– Не выкидывай, а? Ну пожалуйста… Ну хочешь я тебе это… отсосу… прямо сейчас…

Виталя был неумолим:

– Вот ещё, надо очень. В натуре, пацаны, Шурыгина какая-то, она, значит, отсосёт, а меня потом менты на зону отправят, а она кувыркаться с Малаховым в Москве будет… Продуманная схема у этих баб.

Виталя резко дал по тормозам. Попытался скинуть руку Йолки со своей ноги, но она как-то пьяно стала наваливаться на него всем телом, метя второй рукой куда-то в район паха.

– Эй, мужики, давайте убирайте с меня эту обезьяну, она царапается, бля, – завопил Виталя, – сделайте нахрен хоть что-нибудь …

Саня с Минтаем быстро выкатились из салона и, открыв переднюю дверь, схватили Йолку за плечи и за ноги, пытаясь выковырнуть из машины. Йолка отчаянно сопротивлялась, ругалась, мычала, пыталась зацепиться хоть за что-нибудь внутри, но всё без толку – парни в минуту вытащили её и аккуратно положили в грязную жижу обочины, хлопнув передней дверцей.

Сидящая в снежной каше Йолка вовсю ревела, размазывая по лицу и распущенным, растрёпанным волосам грязь, когда «Гранта», подгазовывая, рванулась с места.

– Ну и пошли вы в жопу, козлы, чтоб вы в аварию попали, придурки! – крикнула она в снежную мглу не прекращающейся снежной бури.

Сидела, впрочем, недолго. Как-то быстро успокоившись, Йолка огляделась, пошатываясь, встала и побрела в сторону частного сектора, видневшегося в стороне.

Частный сектор тоже относился к посёлку Социалистический, и им, собственно, заканчивался весь город. По сути это была одна из тех деревенек, которая ещё в эпоху замершего в брежневском безвременье СССР плавно влилась в укрупнённый населённый пункт, с тех пор мало изменившись. Разве что на некоторых участках в угоду веяниям новейших времён вместо одряхлевших халуп повырастали небольшие замки с гаражами, обнесёнными крепкими неприступными стенами с коваными воротами.

Одна из главных улочек, куда свернула Йолка, в соответствии с сельскими традициями среднероссийской глубинки утопала в одном большом замусоренном болоте. Осторожно лавируя между глубокими лужами, чавкая сапожками по кочкам, Йолка шла к дому своей тётки – Томки.

Йолка не прошла по улочке и пары сотен метров, как снежный буран внезапно прекратился, и в воздухе лениво закучерявились большие белые хлопья, мгновенно таявшие в грязной жиже под ногами.

Фигуру пьяно покачивающегося, бесшабашно бултыхающего валенками по лужам деда Йолка заметила издалека. Одной рукой дед удерживал на толстой верёвке небрежно перевязанного через пузо котёнка, которого он, помахивая словно авоськой, нёс на весу.

Животное отчаянно, испуганно верещало, пытаясь зацепиться когтистыми лапами хоть за что-нибудь, но без толку. В ответ на истошные крики зверька дед поругивался ленивым матерком, изредка шмякая тельце в мутную жижу какой-нибудь лужи.

– Ты чо, больной что ли? – крикнула Йолка, метнувшись к деду и преградив ему путь.

Тот встал, колыхаясь распахнутым грязным ватником, переступая с ноги на ногу и пытаясь сфокусироваться слезящимися глазами под гривой седых, спутанных лохм.

– Эээтта что ещё за срань, ты кто?

– Конь в пальто. Ты чего котёнка мучаешь, урод старый?

Дед удивлённо оглядел Йолку, смачно сплюнул в сторону и, приподняв тушку орущего котёнка, потряс им в воздухе.

– Это моё… ёпта… моё, поняла? Что хочу с энтим, то и делаю. Хочу выгуливаю… хочу топлю… хочу сожру вообще, понятно, бля? Моё имущество. А ты кто такая, чтобы мне тут указывать?

Йолка с неожиданной яростью стала наступать на деда, пытаясь рукой перехватить верёвку.

– Отдай котёнка, придурок, не то хуже будет…

Дед пытался сопротивляться, спрятать руку с болтающимся животным за спину, но только поскользнулся и чуть не упал.

– Яяя… эттта… ты кто такая вообще, сучка малолетняя? Ты хоть знаешь с кем разговариваешь, пизда? Яяя… этта… я ветеран между прочим… мы таких, как ты расстреливали в сорок втором под Курском… вас, блядей малолетних, что под фрицами скакали за конфеты… За конфеты, ёпта… Тебе чего, конфет мало, да?

Дед стоял перед Йолкой, дёргаясь, покачиваясь, еле удерживая рвущегося с поводка котёнка.

– Хули ты приебалась? Топить я его несу, мне кормить его нечем, пенсии еле на жратву хватает, а тут этих дармоедов наплодилось, и что? Я виноват? Я виноват, да, что мне этого хуеплёта мелкого не прокормить? Ты, бля, виноват я, скажи мне?

– Вот и отдай мне, я сама кормить буду.

– Нне пойдёт так… Этта моя собственность. Я что, дурак что ли, свою собственность раздавать всяким малолеткам? Я лучше сам его притоплю в речке, так и хули тебе от меня надо-то, а? Иди своей дорогой… я тебя не трогал, и ты меня не май…

Йолке наконец удалось перехватить одной рукой верёвку, которую она тут же стала подтягивать к себе. Дед скользил дырявыми валенками, отпихивал её, наседая и бухтя в бороду что-то невразумительное, но схватка уже была неравной. Агрессивная ярость юности победила неловкую нерасторопность пьяной, беспомощной старости, – дед плюхнулся телом в лужу, конечно, тут же отпустив верёвку.

Йолка для верности пнула его в живот, и пока он, отчаянно матерясь, кочевряжился, быстро подхватила котёнка с земли. Приглаживая напуганного, продолжавшего вопить зверька, она спрятала его под подол курточки, и, застегнув молнию, чуть не рысцой побежала дальше по улочке…