Лила Изуба: Голодные призраки
TekstШим провожал его взглядом. Провожал до тех пор, пока накренившийся штурмовик не зацепил крылом вершину древесного исполина, возвышавшегося над остальным лесом, и не рухнул в чащу, исчезнув из его поля зрения.
Сквозь щемящую пустоту под сердцем, пытаясь осмыслить произошедшее, Шим покрутил ручку настройки радиосвязи. Ничего не работало. Кто-то чертовски эффективно глушил сигнал.
В бинокль он оглядел периметр бункера.
Вся его внутренняя часть пылала. Зато за внешней начали собираться гиены, все в боевой экипировке. Довольные, совсем не скрываясь, они выходили из леса и неторопливо подходили к периметру, садясь там же на землю и отдыхая. Большинство из них отстегивали фляжки, и пили из них воду, смеясь и болтая друг с другом.
Перестрелка в лесу тоже затихла. И, судя по всему, пограничный отряд Чидженда, к которому принадлежал снайпер Шим Изуба, только что прекратил свое существование.
Шим остался один. В самой глубине вражеской территории.
И скоро, совсем скоро, на него откроют охоту. Очень, очень увлекательную охоту.
В которой его обязательно настигнут. И тогда он горько, сквозь выколотые глаза и отрезанные уши, пожалеет, что его не накрыло минометным залпом десять минут назад…».
***
Дрожа и всхлипывая, Лила захлопнула книгу. Она не смогла заставить себя дочитать её.
Все её естество кричало и требовало открыть книгу на последней странице, и узнать, что же случилось с Шимом.
То, что она сейчас прочитала, показалось ей пригрезившимся кошмаром.
Её руки тряслись. Настолько сильно, что она с трудом запихнула книгу в рюкзак.
Не в силах совладать с собой и своей торопливостью, она пнула лежащего на полу Саймона, заставляя его очнуться от тягостной дремы.
Глаза волка открылись, покрытые белесым слепым налетом.
– Вставай! – приказала Лила. – Мы идем дальше.
И, не оглядываясь, направилась к коридору. Её обострившееся чутье подсказывало, что где-то здесь есть вход на очередную лестницу вверх, узкую и длинную, неимоверно холодную и высасывающую жизнь. Единственный путь к истории Гладкого Флэта, которую так жаждала заполучить подполковник Тоя Багенге.
Саймон поднялся с трудом, опираясь на приклад винтовки. Ему казалось, что в каждый его сустав насыпали песка. Голова раскалывалась от боли. Зубы стучали от холода.
Медленно, как неисправный механизм, он надел рюкзак, и отправился вслед за Лилой Изуба.
Точно так же, как Лила чувствовала где-то близко нужную книгу про Флэта, волк Саймон ощущал свой близкий конец.
***
Алас, существо 12-го порядка из мира Аламанк, умирала.
Ее смерть не была ни страшной, ни мучительной. Сознание медленно угасало, даже не чувствуя судорог в конечностях.
Алас было очень страшно, когда её вешало через крюк на потолке жуткое существо, от которого её спас Улисс. Умирать от петли оказалось и страшно, и больно. Именно за это она испытывала к Улиссу благодарность. Даже несмотря на то, что он питался плотью и оказался лишь очередным призраком Библиотеки.
Она не знала, почему он стал призраком и почему его так странно зовут.
Вместе с затхлостью в нос пришел удушающе кислый ком запаха, который она распознала как смерть. Совсем-совсем близко, готовый обнять и унести прочь, к покою.
Побег из горящего зала высосал из неё остатки сил. Высокий обмен веществ привыкшего к растительной пище организма уже давно держал её нервную и мышечную системы на дефиците глюкозы, но бесконечно так продолжаться не могло. Длительный пост перед посещением Библиотеки, на котором так настаивали жрецы, не оставил ей и никакого резерва жиров. Однако в любом случае трое суток без пищи для представителя её вида вызывали необратимые последствия и гибель. Иного варианта для неё уже не существовало.
Чувствовал это и Улисс.
Алас лежала на полу, а Улисс сидел рядом с ней, поглаживая её голову, стараясь подбодрить перед концом. Все, что он мог сейчас сделать для неё, это побыть рядом.
Как и где он жил, прежде чем умер? И как умер?
Алас вспомнила своих родителей. Они стояли в комнате Поклонения, которая существовала в домах всех жителей Аламанка. Они молились Превосходному Саиту.
Превосходный Саит уверял, что каждый из них, каждый обитатель вселенной, рожден с грехом. Грех первороден. Без отмаливания своего греха перед ним, Превосходным, принесшим истину избавления, невозможным было ни бытие, ни забвение.
Саит не был великим лжецом. Он лгал, потому что ложь обеспечивала власть. А всем остальным нравилось верить в ложь. Ибо в вере в ложь проще существовать.
Алас была рада, что умрет прозревшей.
Улисс не смог вывести её не потому, что плохо искал или плохо хотел. Просто одного его желания оказалось слишком мало. Выходить в свой мир не захотела она сама.
Пока они шли по бесконечным коридорам и проходам, она раз за разом пыталась представить, как будет жить в мире, наполненном сплошной ложью. Поначалу это показалось ей легким. Она поняла, почему вернувшиеся ничего не рассказывали о Библиотеке, и о том, что именно нашли в ней.
А потом вдруг осознала – ведь они вернулись, приготовившись тоже лгать. Изображать веру, уже зная, насколько она изуродовала на самом деле их мир.
Вернувшиеся из Библиотеки обладали высшей степенью лицемерия. Но у Алас его не имелось.
А потому она решила не возвращаться.
Родной мир Улисса тоже не смог бы принять её. Она не могла питаться плотью.
И поэтому, пока они искали выход, Алас умерла.
Алас умерла спокойной, без боли и ужаса, не в одиночестве, и вдали от лицемерия и лжи, краткое осознание которых заставило её возненавидеть собственный родной мир. А потому Библиотека дала ей возможность умереть за его пределами.
Её сознание померкло. А вслед за ее смертью появилась дверь.
***
Улисс уставился на дверь, как завороженный.
Две узкие высокие створки, увитые плющом. Они возвышались над коридором и исчезали в потолочном сумраке книжного зала. Книги на полках отползали глубже, подальше от края стеллажей, рыча и шипя в сторону двери, перешептываясь между собой на своем книжном языке.
В их шепоте ему слышался страх.
Почему дверь возникла именно сейчас? Непостижимо чужеродная здесь, в полутьме бумажного гниения, где воздух одновременно высушивает живое и заставляет покрываться плесенью мертвое, но несъедобное. Мир-извращение, Изнанка, помойка мироздания.
Улисс взглянул на мертвую Алас.
Прекрасное существо, с красивым голосом и самым белым мехом, который ему только доводилось видеть в жизни и после смерти.
О чем она мечтала? О чем думала и как жила? И как хотела бы жить?
Он присел на колени рядом с телом, и погладил ещё теплый нежный мех на её голове. Его мучило горькое чувство вины за то, что ему не удалось её спасти.
И тут на него вновь накатил голод. Пальцы сами сжались и выдрали из мертвого тела клок шерсти.
Ему захотелось Жрать.
Рвать Алас на куски и заталкивать себе в пасть, давясь и глотая. Пока не набежали другие.
Его затрясло. Он сдерживался изо всех сил, балансируя на тонком мосту между безумием и попыткой сохранить собственный разум.
Его когти вошли в мертвую плоть. Тело Алас вздрогнуло, словно живое.
В последнем усилии спасти рассудок Улисс повернул голову и вцепился зубами в собственное плечо.
В рот хлынула кровь. Язык жадно, захлебываясь от слюны, подтолкнул её к глотке. С хлюпаньем она стекла Улиссу в пищевод.
Его вывернуло.
Рвота оказалась долгой и мучительной, до слез в глазах и онемения в животе.
Но бесконечное и всепожирающее чувство голода исчезло.
Улисс обессиленно стоял на коленях, пытаясь прийти в себя, когда тело Алас зашевелилось и поползло в сторону.
Он в ужасе вскочил, и увидел Тень, который волок труп за ногу.
Улисс схватил с полки первый же попавшийся под руку книжный том и бросил его в волка.
Тяжелая книга в толстом переплете ударила черного падальщика в голову, и опрокинула его навзничь.
Улисс вытащил из кобуры пистолет, не в силах совладать с усвоенной в учебной школе клана Жерло привычкой. Её вбила ему в голову Рэм Мэйтата.
Когда в тебе 140 сантиметров роста и 35 килограммов веса, говорила она, надейся в первую очередь на оружие. Клыки и зубы есть у всех, поэтому выживает тот енот, который умеет первым доставать пистолет.
Тень поднялся на ноги и злобно уставился на Улисса. И без того длинные когти вытянулись ещё больше. Пасть ощерилась.
Но через мгновение злоба сменилась мольбой. Клыки спрятались, а морда исказилась, как гримаса хнычущего детеныша.
В своей мольбе волк выглядел ещё более мерзко.
– Отдай, – проскулил он. – Тебе ведь она больше не нужна.
Улисс взвесил в руке пистолет.
Что-то изменилось, понял он. Поменялось.
Оружие приобрело запах и вес. Оно стало привычно объемным и успокаивающе увесистым.
Он вскинул ствол, но Тень уже растворился в воздухе черным облачком, оставив после себя лишь запах псины.
Улисс спрятал оружие. Затем шагнул вперед и поднял Алас, прижав её к себе.
Она оказалась тяжелой, но он сжал её сильнее, стараясь не уронить.
С мертвым телом на руках, он добрался до двери и толкнул ее плечом.
Створки послушно распахнулись. В нос ударил запах леса – приятный, землистый, густой и терпкий.
***
Дверь вывела Улисса на край большой лесной поляны. Её густая сочная трава доходила ему почти до пояса.
В уши вонзилось разнообразие звуков, оглушившее после гниющей тишины Библиотеки. Шелест могучих крон, пение птиц и стрекотание насекомых заполняли пространство целиком. Они заполняли его жизнью.
Никогда прежде Улисс не видел леса и травы. Он знал их только по рассказам Рэм Мэйтата, которая много лет провела в лесных войнах.
Он аккуратно положил тело Алас на травяной ковер, и обернулся.
Двери не исчезли. Они продолжали парить в воздухе, меж двух гигантских стволов, уходящих ввысь и скрывающихся в облаке листвы. Верхняя кромка дверных створок, теперь, за пределами Библиотеки, стала видна, заканчиваясь на высоте добрых шести метров над травой.
Улисс вновь посмотрел на поляну. Он не знал, куда ему идти. Возможно, это и был мир Алас. А возможно – совсем иной.
Трава еле слышно зашелестела, словно кто-то приближался. Он оглянулся на звук, но тот сразу пропал, а трава зашуршала уже с другой стороны.
Улисс, повинуясь вбитым в него привычкам, сделал шаг назад и потянулся к пистолету, но некто, выросший за его спиной, мягко прижал его руку к телу, не давая достать оружие. Перед ним, словно из ниоткуда, возник высокий худощавый барс. Единственной его одеждой служила набедренная повязка из чьей-то шкуры.
Оглядев енота, он дружелюбно улыбнулся. Хватка на руке Улисса тут же исчезла.
Улисс медленно, не делая резких движений, повернулся, но никого позади себя не обнаружил.
– Нечасто сюда наведываются живые, – произнес тем временем барс. – Но за последние два дня ты уже второй.
Улисс вновь посмотрел на него. Барс выглядел большим и сильным, но не проявлял агрессии. И каким-то чутьем Улисс понял, что барс – нежить. Он скорее мертв, нежели жив.
Но совсем не похож на Тень, Ободранного или Вешателя.
– А кто приходил вчера?
– Лика Камо.
Как тесен мир, подумал Улисс. И даже множество миров. Время и пространство кажутся бесконечными, но это лишь иллюзия.
– Она уже ушла?
– Да.
Улисс покачал головой. Если Лика Камо способна приходить и уходить отсюда, он тоже сможет.
– Меня зовут Улисс Мэйтата, – наконец, сказал он.
– Хорошее имя, – оценил барс. – А я – Фор Камо.
Он бросил взгляд на армейскую форму Улисса.
– Клан Жерло, не так ли?
– В прошлом.
Барс кивнул на тело Алас.
– Твой друг?
– Да.
– Я соболезную, Улисс. Думаю, ты захочешь ее похоронить?
– Было бы здорово.
– За нашей хижиной есть подходящий участок земли, под одним из больших деревьев. Я помогу донести и выкопать яму.
– Спасибо, Фор. Я очень признателен тебе за помощь, – искренне поблагодарил его Улисс.
Глядя на Фора, стоящего в густой зеленой траве, он впервые за последние дни почувствовал себя спокойно и в безопасности.
Барс легко, будто тело Алас ничего не весило, поднял его и положил себе на плечо.
Неподалеку обнаружилась тропинка, коричневой змеей вьющаяся сквозь траву.
Фор шел первым. Он отличался более ярким цветом шерсти по отношению к своим собратьям в Эйоланде. Его хвост выглядел длиннее, как и конечности. Большинство барсов в Эйоланде имело средний рост порядка ста семидесяти сантиметров, но Улисс оценил рост Фора ближе к ста девяноста, хотя и при более изящном телосложении. Черты его морды выглядели тоже более тонкими, нежели у других барсов.
Они пересекли поляну, и вышли к небольшой, но добротной избушке. Рядом с ней, меж древесных стволов, оказался оборудован навес. Под навесом, у каменного очага, стояла барсица, ростом не уступающая Фору. В каждой руке она держала по небольшому каменному топору.
Увидев Фора, она расслабилась.
– Таэль, у нас снова гость.
Барсица улыбнулась, и убрала метательные топоры за пояс.
– Таэль, это Улисс, из Эйоланда. Он вышел из Библиотеки. Улисс, это Таэль, моя жена.
– Извините меня за вторжение, – произнес Улисс. – Я понятия не имел, куда выйду.
Таэль покачала головой и улыбнулась.
– Здесь мало кто знает, куда идти. Даже мертвые, не то что живые, – она кивнула на тело Алас. – Но никого, похожего на нее, я здесь ещё не видела.
– Наверное, у нее свой мир, куда попадают после смерти. Или его нет вовсе. Такое ведь случается?
– Да, – кивнула Таэль. – Случается.
– Мы с Улиссом хотим похоронить её под ближним деревом, – объяснил ей Фор.
Таэль кивнула.
– Отличная идея. А я как раз успею приготовить ужин.
Дерево, к которому Фор привел Улисса, оказалось огромным. Его ствол, покрытый трещиноватой корой, был не менее трех метров в поперечнике. Верхние ветви исполина терялись на такой высоте, что Улисс не смог их различить, как не пытался.
Земля вокруг подножия дерева оказалась на удивление мягкой. Могилу не получилось выкопать глубокой, из-за мощных корней, переплетавшихся между собой. Но Фор успокоил Улисса, сказав, что никто из хищников не сможет выкопать усопшего.
– Здесь нет тех, кто раскапывает могилы. Видишь ли, кроме нас с тобой здесь нет и тех, кто их копает и хоронит кого-либо.
Улисс вспомнил о голове Рэм, которая все еще лежала в его рюкзаке.
– Мы сможем выкопать ещё одну могилу, поменьше?
– Конечно.
Когда они закончили, Улисс попросил посидеть у могил ещё несколько минут.
Он не знал, что должен чувствовать. Но ощущал в душе грусть и какое-то странное, отстраненное, спокойствие.
Алас умерла в Библиотеке, в чужом для себя пространстве. Но был ли виноват в её смерти Ободранный? Или на самом деле её обрекли на смерть ещё там, в её родном мире?
Рэм Мэйтата умерла в Эйоланде, тоже в чужом для себя месте. Её убил Алекс Багенге. Сейчас, после боя с безумным леопардом, Улисс понимал, что шансов уничтожить Алекса у них почти не было. И что Алекс перебил их отряд, только защищаясь. Увы, в его модели существования не имелось бегства. И кого же тогда винить в смерти Рэм?
В этом и суть. Винить некого. Смерть и Алас, и Рэм, лишь следствие их жизни. К смерти их подтолкнули миры и города, в которых они жили. Персонификация виновника их смерти невозможна.
Наверное, если бы Улисс знал предыстории их смерти, найти истинного виновного стало бы проще. Но Улисс не знал. А потому похоронил вместе с ними и свои сомнения в справедливости жизни.
Нельзя требовать справедливости от окружающего мира, если не стараешься поступать справедливо сам, и не пытаешься хоть как-то изменить этот мир к лучшему.
Возможно, это утверждение и было ложью. Но Улиссу оно понравилось.
Они сполоснули руки в ледяном ручье, и вернулись к избушке. Из-под навеса исходил сладковатый аромат мяса.
– Настоящее мясо? – спросил Улисс у Фора.
– Да, настоящее.
– Но чье?
– Падальщиков. Тех, кто охотится на мертвых. А мы, в свою очередь, охотимся на падальщиков.
– И много… их?
– Много. И мертвых, и падальщиков тоже. Нам всем хватает еды. Не беспокойся, падальщики живые. Ты тоже можешь их есть.
Мясо оказалось вкусным.
– Вы сами построили избушку?
Ему ответила Таэль.
– Нет. Она уже стояла здесь. И очень давно. Никаких следов её хозяина не сохранилось.
– А вы…?
– Мертвые ли мы? Что-то в этом роде. Но мы не призраки, и мы не едим мертвых.
– А до этого? Вы пришли сюда из Эйоланда?
– Мы умерли в Эйоланде. Но приехали туда из Рубежей. Мы пробыли в городе совсем недолго. Мастерская, куда мы устроились работать, взорвалась. Точнее, взорвалось что-то под ней. И мы попали сюда. Здесь обитает много хищников, и они охотятся на мертвецов. На таких, как мы, которые после смерти попадают сюда, а затем идут куда-то дальше. Нас могли бы съесть, не начни мы охоту на хищников сами. А теперь и желание идти вслед за другими мертвыми исчезло. Нас больше не тянет туда. И мы с Фором решили поселиться здесь, в этой хижине.
– У вас кто-нибудь остался из родных в Эйоланде?
Таэль грустно кивнула, и, взяв палку, пошевелила в очаге угли. От палки потянулся тонкий дымок, и барсица оставила её рядом с очагом.
– Да, маленькая дочь. Мы беспокоимся за нее. Но пока она не умерла, и не прошла здесь. Мы бы узнали об этом. Мы попросили вчера Лику Камо найти её.
– Если хотите, я тоже могу её поискать, – предложил Улисс.
Ему изо всех сил хотелось сделать хоть что-нибудь полезное. Совсем не обязательно именно для Фора и Таэль. Но хоть что-нибудь полезное в своей никчемной енотовой жизни. И такой же никчемной енотовой смерти.
Супруги смущенно переглянулись.
– Не уверен, что ты вернешься в Эйоланд, Улисс, – мягко произнес Фор.
– Почему же?
– Видишь ли, дверь в Библиотеку все ещё там, на поляне. Это твоя дверь, и ничья больше. Тебе придется вернуться туда.
Улисс не удивился. Наивным было бы считать, что он сможет так легко избавиться от Библиотеки и от Ободранного.
– Вы знаете, что там?
– Только в общих чертах. Мы никогда не были в Библиотеке, если ты об этом. Нам нечего там делать. Это кладбище историй о прошлом и будущем. Ловушка для тех, кто считает все простым и способным уместиться в одну книгу.
Улисс только вздохнул.
– Мы положим тебе сушеного мяса в дорогу, – сказала Таэль. – И свежей воды.
***
Маленький Джек горевал.
Он горевал по своему неугасимому ведру, которое досталось ему от отца. А тому от его отца.
Его длинные густые усы обгорели. Кожа на лысине зудела от ожогов. Джек машинально достал из рюкзака мазь из целебных книг.
Как он теперь вернется к своей семье?
В Библиотеке нельзя выжить без неугасимого ведра. Ему будет не на чем варить книги. И холодными ночами он не сможет греться у его жара.
Он помнил каждую вмятину, каждую царапину на его корпусе. Теперь оно пропало в пламени пожара.
К нему подползла мелкая брошюра, привлеченная запахом еды из его рюкзака. Джек, вымещая собственное отчаяние, хлопнул её своим крюком.
Брошюра тихо вякнула и затихла. Тонкий бумажный переплет разошелся под тяжестью металла. Она оказалась столь тонкой, что от неё даже не брызнули чернила.
Джек устыдился.
Брошюра была слишком безобидной, чтобы её вот так вот прихлопнуть. Она ещё не вобрала в себя чью-то историю. А сейчас, после пожара, уничтожившего зал DY, перерождение историй представляло собой наибольшую ценность.
Исчезновение чьих-то историй – всегда пустота. А книжные залы никогда не должны стоять пустыми.
Иначе, что тогда станет есть Маленький Джек и его народ?
Джек поднялся, подтянул повыше штаны, критически оглядел на них свежие заплатки, и забросил на плечи рюкзак. Затем достал из кармана мятый платок и аккуратно протер им лысину.
Пора было искать новое неугасимое ведро.
Он двинулся вдоль стеллажей, торопясь, но осторожно, грозя крюком наиболее крупным книгам.
Те, рыча, огрызались. Но нападать не осмеливались. Одежда Маленького Джека пропахла дымом. Запах гари заставлял книги чувствовать себя неуверенно.
Впрочем, один чрезвычайно крупный том, в сером твердом переплете, все же попробовал заступить ему дорогу.
Невыразительные рубленые буквы на его переплете гласили – «Капитал».
Маленький Джек, не колеблясь, перешел на бег и, перепрыгнув через томище, припустил бегом по проходу.
Клацнули зубы. Пятками Джек ощутил касание страниц.
Почувствовав, как том запрыгал за ним следом, пытаясь догнать, Маленький Джек прибавил ходу.
Размером преследующая его книга была такой, словно в неё запихнули чье-то собрание сочинений. Она вполне была способна проглотить Джека в один присест.
К счастью, книга оказалась способна только на короткий рывок и быстро выдохлась.
Впрочем, по опыту Джека, книги по экономике вообще не отличались способностями ни к долгому преследованию, ни умом.
Они просто нападали на все, что движется и при этом меньше их по размерам.
Другое дело книги по биологии и саморазвитию. Маленький Джек старался не соваться ни к тем, ни к другим.
Первые в принципе были в Библиотеке единственными, кто охотился стаями. Даже стая из мелких сборников статей, но зато численностью в несколько сотен особей (как правило, годовая подписка какого-нибудь уважающего себя университета), под руководством самостоятельно написанной кандидатской диссертации, легко загоняла и разрывала на куски алого призрака, который по неосторожности попадал к ним на территорию.
Маленького Джека такие стаи не трогали – слишком несущественная добыча. Но вот справочная литература в секции биологии обладала, как правило, крупными размерами, а её представители обожали устраивать засады.
Правда, они же пока в рейтинге Маленького Джека оставались и самыми вкусными.
Посещение Джеком отдела биологии всегда носило исключительно спортивный интерес. Примерно раз в тридцать лет.
А вот в отделе по саморазвитию большинство книг в принципе оставались самыми безвредными и мирными. Беда только, что остальные превратились в самых совершенных хищников Библиотеки. Они разрабатывали (иногда сообща) самые непредсказуемые и эффективные способы охоты. В качестве тренировок они даже ходили в военные походы на секцию биологии, благо та располагалась всего через два зала от них.
И, опять же, они оставались единственными, кто нападал на других не ради только лишь еды, а ради непосредственного удовольствия от охоты. Книги могли расти бесконечно, и секция саморазвития всячески старалась ограничивать свои собственные размеры.
Зато книги по бухгалтерской отчетности вырастали просто огромными. Однажды Маленький Джек столкнулся с годовым отчетом правительства мира Гханк. Тот настолько разросся, что уже не мог передвигаться и маскировался сразу под целый шкаф, хватая неосторожных путников. Но потом все равно умер. Причем не от голода, а от депрессии. В нем категорически не сходились итоговые цифры доходов, расходов и остатков. После опубликования отчета, его родину постиг экономический коллапс, вызвавший логическую, а затем и физическую смерть его обитателей.
***
Пахло паленой шерстью, страхом и сыростью. Тесная подвальная комната, казалось, сочилась влагой.
Тьер, глядя на исходящую паром дверь, перекошенную от температуры и перепада давления, поразмыслил, смогли ли спастись Лила и Саймон.
По всему выходило, что нет. Огонь распространялся столь быстро, что они с Рокс едва-едва успели унести ноги из пылающего зала.
Пум пошарил взглядом вокруг. Единственный книжный шкаф был пуст. Надо же, подумал он, встречаются и здесь свободные от книг помещения. Интересно, для чего оно было предназначено?
И ни рюкзака, ни оружия. Чтобы спасти Рокс, он бросил все.
Рокс зашевелилась и застонала. При падении со ступеней небольшой лестницы, ведущей от двери, она здорово приложилась. Тьер быстро оглядел её, но оружия тоже не обнаружил. Зато у неё сохранился рюкзак.
– Где мы? – хрипло спросила Рокс.
– Не знаю. Какое-то подсобное помещение. У тебя в рюкзаке есть какое-нибудь оружие?
Псица покачала головой.
– Нет. А куда делось твое?
– Бросил, пока тебя тащил.
Рокс скривилась.
– Ну ты и придурок. Оказался слишком туповат, чтобы сунуть пистолет в кобуру?
Тьер ошеломленно уставился на неё. В прежнее время он бы разъярился, как бывало уже не раз в ответ на её подначки, но сейчас только удивился.
Какой же нужно быть недальновидной сукой, чтобы цеплять того, с кем тебе придется выбираться отсюда? Причем, без оружия.
– Ты не видела, куда побежали Лила и Саймон?
– А ты и этого не видел? Предпочел бежать со всех ног, не оглядываясь? Не знала, что ты такой трус, Тьер.
– Я не трус, – процедил Тьер, против воли вскипая.
Рокс многозначительно усмехнулась. Затем поднялась по лестнице к двери и осмотрела её.
– Заклинило. Кажется, придется сидеть здесь до тех пор, пока нас кто-нибудь не вытащит отсюда. Например, Пилат.
– Когда она полностью остынет, можно будет попробовать её поддеть чем-нибудь, – предположил Тьер.
– Чем? Твоим членом? Он не такой большой и крепкий, не льсти себе.
Какого черта я здесь делаю? – подумал Тьер. Как-то искренне и спокойно подумал. Что я вообще все это время делал рядом с этой ненормальной? Тешил себя мыслью, что сам когда-то стану вожаком Саблезубых? Точно тешил. Но этот этап я уже прошел. Так какого черта я все ещё продолжаю быть рядом с ней?
Рокс спустилась обратно и нависла над ним, уперев руки в бока.
– Да, с компанией мне явно не повезло. Единственно, на что ты годен, это только потрахаться. Хотя, нет, извини. Даже с этим у тебя проблемы.
Тьер медленно встал на ноги, наклонился, делая вид, что отряхивает от пыли свою шерсть, а затем резко ударил Рокс в челюсть. Та мешком повалилась на пол.
Трахнуть её сейчас было бы неплохой шуткой, подумал он. Вот только слишком уж противно.
Он медленно обошел комнату, оглядывая каждый сантиметр пространства. Раз, другой, третий.
На четвертый ему повезло. Он разглядел тонкую прорезь в полу, сквозь толстое одеяло плесени.
Оглянувшись на Рокс, он аккуратно поддел люк, стараясь не оставлять следов. Спустившись по шаткой деревянной лестнице, так же аккуратно прикрыл его снова.
Густой мягкий ковер плесени заглушил все звуки. Спустя несколько минут на ней не осталось и следов Тьера.
Получив порцию свежего воздуха, довольная плесень наполнила пространство слабым фиолетовым светом.
***
Она нашла то, что искала. В глубине трухлявых стеллажей, в завалах книг, покрытых сырой и замерзшей в лед плесенью, за десятком запретных дверей, за всей глубиной Ободранного ко всему сущему, она нашла то, ради чего спустилась так глубоко.
Книга пылала черным огнём. Этот огонь излучал столь лютый холод, что держать книгу в руках было очень больно.
Словно тебе медленно отрывали руки.
Лила взяла ее не колеблясь. Узкие, угольного цвета буквы, пересекали тяжелый мрачно-красный титульный лист.
«Гладкий Флэт: Исповедь разрушителя».
Что ж, подумала она, пора испить и эту чашу.
Она оглянулась на Саймона. Тот лежал ничком на покрытом инеем полу и, кажется, уже не дышал.
Она оглядела его равнодушно, словно вещь. А потом открыла книгу.
***
«…Он ведал о ненависти все. Ибо ненависть его проистекла из любви.
Ненависть и любовь полярны, но близки друг к другу так, как и не подозревает тот, кто любит или ненавидит.
Флэт любил их. Любил бесконечно, искренне, душой, сердцем, разумом, телом. Его любовь не имела границ. Так считал он сам, так ему говорили они. Верили они сами в свои слова? Он не знал, и никогда не задумывался об этом.
Он был уверен только в своей любви и ни в чем больше. Ради народа, который он считал своим, он был готов на любое самопожертвование.
Самопожертвование дано не каждому. Не каждый, кто его желает, готов к нему. Настоящее самопожертвование дано лишь единицам.
Флэт считал себя именно таким. Готовым.
Он прожил среди них долгую жизнь. А потому жаждал отдать им свой долг жизни, когда его об этом попросят. Ради той самой любви.
И они попросили.
Их мир бесконечно отстал в техническом отношении от соседних миров. Изнурительная война далекого прошлого убила на планете почти все живое. Его народ балансировал на грани вымирания, заново осваивая выжженную до состояния пустошей землю.
Это было почти невозможно. Земля сочилась ядом и убивала всех, до кого могла дотронуться. Но поколение за поколением, медленно, они отвоевывали у неё пригодное для жизни пространство.
Выжженная пустошь была их домом. На другой они не претендовали и не собирались претендовать. Их устраивало все.
Однако другой мир, благодаря развитию техники и тонким границам материи и времени – наследие войны, которая сдвинула пространственно-временной континуум, на их землю претендовал.
Чужакам не нужна была земля для поселений. Им хватало своей. Но соседний мир они рассматривали как площадку для экспериментов. А едва выживающую в нем немногочисленную расу – как неудобную помеху, которую без проблем можно стереть с лица планеты.
Хозяева пустошей проанализировали свою способность к обороне на фоне технических достижений вторгшихся к ним чужаков, и пришли к неутешительным выводам: войну на своей земле они проиграют. А потому её незамедлительно следует перенести на землю чужую.
Флэту предложили умереть и возродиться вновь, чтобы и дальше служить на благо тех, кого он так любил.
Когда он лег на холодный металлический поддон, в ожидании своего мучительного конца, он был спокоен. Он попрощался с друзьями и женой. В его мыслях не было ничего, кроме той самой пресловутой любви, в которую он так верил.
Любовь к ним не дожила до его смерти. В муках он забыл про нее.
Когда его убивали во второй раз, в нем клокотала лишь жестокая ярость и стремление отомстить.
После третьего раза они воскресили совсем не его, прежнего Флэта. В его разуме теперь плескалась только злоба и всепоглощающая ненависть к тем, кто его таким создал. Его мучали отголоски боли и страданий, которым его подвергли. Он ненавидел весь мир и больше всего ненавидел тех, кого так любил раньше.
Но достать их уже не мог. А потому методично и последовательно начал уничтожать мир, в который его отправили.
В прежней своей жизни, когда он глядел на результаты большой войны между расами, он горевал. Выжженная пустошь хранила в себе следы использования самого разного оружия. Здесь широко применялись ядерные, химические и бактериологические средства уничтожения. Здесь сдвигалось время, и изменялся вектор пространств. Границы между мирами становились тонкими, и то и дело лопались, создавая мешанину, в которой плавилось и материальное, и нематериальное.
Когда Флэт развязал войну против суи, он уже знал её последствия. Его не интересовала просто победа. Ему требовалось полное, абсолютное истребление расы суи. До последнего её представителя.
Суи умели и любили воевать. Флэт предоставил им нового врага – расу тери. Он создал её искусственно, специально вложив в их облик насмешку над теми, кто пока ещё господствовал на планете.
Коренная раса, обеспокоенная ростом численности тери, сама начала открытый геноцид. Миллионы тери попали в лагеря смерти. Разлагая собственное общество, суи вновь откатились в рабовладельческий строй, подрывая созданные веками культурного развития моральные устои.