Заповедное дело Россиию Теория, практика, история

1.2. Принципы заповедности и развитие системы биосферных заповедников^[13]

Понятие о заповедности в настоящее время по-разному употребляется и воспринимается даже специалистами. В широком смысле многие говорят об уровне и степени заповедности, рассматривая, кроме собственно заповедников, и другие формы территориальной охраны природы – заказники, памятники природы, охраняемые ландшафты и т. п. В узком же и более конкретном плане под заповедностью необходимо понимать не только полное исключение того или иного участка из всякого утилитарного хозяйственного использования, но и отсутствие непосредственного антропогенного воздействия. Именно такой смысл был вложен в термин «заповедник» классиками отечественной науки в начале XX века (В.В. Докучаевым, И.П. Бородиным, Г.Ф. Морозовым, Г.А. Кожевниковым и др.). Заповедность понималась ими как абсолютное невмешательство в природу, и этот тезис был принят советским природоохранным законодательством, хотя впоследствии неоднократно подвергался ревизиям.

Ныне заповедниками признаются территории, исключенные из хозяйственного использования в научных или культурно-просветительных целях^[14]. Заповедность, как правило, обеспечивается правами землепользования на данный природный участок и прекращением воздействия людей, включая их пребывание, – в этом основное отличие заповедников от национальных парков, заказников и других охраняемых территорий. Разумеется, всевозможные формы глобального антропогенного влияния (загрязнение и др.) сказываются и на заповедных территориях, но прямое должно прекращаться.

К сожалению, классические принципы заповедности с большим трудом осуществляются в реальной действительности. Потребность человека в конкретной практической и преобразовательной деятельности столь велика, что идеи невмешательства в заповедную природу часто рассматриваются как консервативные, если не реакционные, они заменяются требованиями направленной регуляции и управления биоценозами подчас даже в тех случаях, когда для этого нет объективных условий и достаточной научной базы. Широкая общественность, а также большинство экологов неспособны в течение длительного времени, не вмешиваясь, наблюдать нежелательные с общепринятой точки зрения, изменения в заповедных биогеоценозах. Они стремятся воздействовать «в желательном направлении» на ход сукцессии, регулировать численность животных, их видовой состав, осуществлять «заповедно-режимные мероприятия» и т. д. При этом часто ссылаются на проявления хозяйственной деятельности вне заповедника, не считаясь с тем, что этот фактор становится уже общим глобальным фоном и должен рассматриваться наравне с природными.

Подавляющее большинство официальных положений о заповедниках (включая недавно принятые «Типовые положения», утвержденные в апреле 1981 г. Госпланом СССР и ГКНТ), включают в себя статьи, допускающие в заповедниках самую различную деятельность, направленную на «выполнение поставленных перед ними задач». В условиях существующей многоведомственности и отсутствия научно-методического центра эта формулировка, по существу, развязывает руки тем, кто видит в наших заповедниках специфические «заповедные хозяйства» (термин, получивший широкое официальное признание, несмотря на его юридическую неправомочность).

Хотя практически во всех заповедниках выделялись те или иные участки различного режима («зоны покоя», «зоны абсолютной заповедности», участки для ограниченного хозяйственного использования, экспериментальные и другие), официальное зонирование в научной литературе пока признается только для биосферных заповедников, где, по мнению большинства авторов, должно существовать как заповедное («срединное») ядро, так и обширная буферная зона, в которой изучается не только природа, но и воздействие различных форм землепользования. Вместе с тем, многочисленные попытки официального зонирования существующих заповедников всегда вызывали и вызывают резкую критику со стороны ученых, поскольку были, по существу, стремлением к передаче части заповедных площадей для экспериментальных или научно-хозяйственных целей. Новые «Типовые положения» зонирования заповедников не предусматривают.

Концепция биосферных заповедников рассматривается как более высокий этап охраны природы по сравнению с классическими консервационными принципами. «Научно-исследовательская деятельность в них, – пишут в журнале «Курьер ЮНЕСКО» (май 1981, с. 34) В. Лусиги и Д. Робертсон, – включает вопросы не только экологии флоры и фауны, но и рационального использования природных ресурсов… Выходя за рамки сохранения, концепция биосферного заповедника предусматривает активное изучение более широкого вопроса использования и преобразования человеком экосистем в целом». Такую постановку вопроса, которую разделяют и наши ведущие специалисты, можно только приветствовать, однако она показывает, что биосферные заповедники являются принципиально новой формой особо охраняемых природных территорий, сочетающей в себе лишь некоторые признаки заповедности с активной научно-хозяйственной деятельностью. Недаром указанные выше авторы пишут далее, что сам термин «заповедник» в данной концепции является неточным.

В самом деле, биосферные заповедники мыслятся как весьма обширные территории (участки биосферы!), позволяющие прежде всего изучать, контролировать и прогнозировать антропогенные изменения в биосфере как среде жизни людей. Задача сохранения генетического и экологического разнообразия биоты, что является главным для наших заповедников по действующему законодательству и подчеркнуто еще раз недавним Законом об охране и использовании животного мира, несомненно уступает здесь основную роль глобальному и региональному мониторингу.

На первоначальной стадии формирования сети отечественных биосферных заповедников, казалось бы, не подлежало сомнению, что они будут создаваться как крупные территориальные единицы в различных географических регионах страны. Конкретно намечалось создать шесть больших биосферных заповедников-станций, в частности, там, где государственных действующих заповедников не имеется – на Земле Франца-Иосифа, в Якутии и т. д. (Герасимов, Израэль, Соколов, 1976). Однако в последующем статус биосферных заповедников получили несколько давно созданных заповедников, преимущественно системы Минсельхоза СССР. Ныне большинство из них стоит перед сложной проблемой сочетания традиционных и привычных заповедных задач с новыми научно-хозяйственными концепциями, с необходимостью официального выделения зон различного режима, что противоречит новым «Типовым положениям», которые, кстати, совершенно не предусматривают ни статуса, ни самого понятия о биосферных заповедниках. А поскольку вовлечение окружающих заповедники территорий в буферную зону довольно сложно, наблюдается тенденция выделения этой зоны за счет заповедной площади, что опять же вызывает критику со стороны многих ученых и энтузиастов охраны природы. К тому же развертывание довольно сложных мониторинговых исследований и даже простое увеличение числа научных сотрудников в заповедниках неизбежно связано с дополнительными нагрузками на заповедные комплексы, с возрастанием фактора беспокойства.

Таким образом, нынешние тенденции возведения уже действующих заповедников в будто бы более высокий ранг биосферных станций нельзя признать правильным. Биосферные станции (такое многими принимаемое название более верное) должны составлять самостоятельную и отдельную категорию охраняемых природных территорий. Высокие ведомства, заинтересованные в создании биосферных заповедных станций (Академия наук СССР, Госкомгидромет СССР), безусловно в состоянии решить проблему их создания без использования системы действующих государственных заповедников, кроме, быть может, исключительных случаев, когда это вызвано особой необходимостью (Репетекский или Центрально-черноземный заповедники). Но и при этом недопустимы попытки изменить или ослабить режим заповедности в связи с развитием научно-хозяйственных и экспериментальных работ, которые должны осуществляться только за пределами действующих заповедников (в крайних случаях – в их охранных зонах). В нашей стране достаточно территории, чтобы развернуть сеть биосферных станций без ущерба для заповедного дела страны.

Необходимо учитывать, что и обычные, и биосферные заповедники могут плодотворно осуществлять свои функции только в составе всей системы особо охраняемых природных территорий (Реймерс, Штильмарк, 1978). При ее формировании нужно действовать так, чтобы повышать, а не понижать степень охраны или заповедности в широком смысле слова. Организация же биосферных заповедников пока грозит пойти по другому пути, и эту опасность необходимо вовремя увидеть и устранить. Разумеется, все сказанное не снижает важности проблемы скорейшего развития общегосударственной системы биосферных заповедников-станций, имеющих первостепенное научное значение при решении многочисленных проблем охраны окружающей природной среды.

1.3. Проблемы оптимального размещения заповедных территорий в РСФСР^[15]

Под заповедными территориями согласно законодательству следует понимать участки земельного и водного пространства, изъятые из хозяйственного использования в научных и культурно-просветительных целях. Реально к ним относятся территории государственных заповедников и отдельные участки других особо охраняемых объектов, если их заповедный режим юридически и фактически обеспечен (например, заповедно-охотничьих хозяйств, национальных парков, памятников природы).

Формирование сети заповедников Российской Федерации характеризуется неравномерностью и существенными колебаниями по отдельным периодам. Первый заповедник России (Саянский) был создан в 1915 г. В 1925 г. в РСФСР (по современному административному делению) имелось 8, в 1935 – 29, в 1945 – 39, в 1955 – 21, в 1965 – 27, в 1975 – 38 заповедников. На 1.03.1985 г. в Российской Федерации действуют 55 заповедников общей площадью 12 909 317 га и три природных национальных парка.

Развитие заповедной системы осуществлялось преимущественно на регионально-географическом принципе, первоначально предложенном еще в начале нашего века (В.П. Семенов-Тян-Шанский, Г.Ф. Морозов и др.), а в последующем – уточненном и детализованном (Лавренко и др., 1958; Зыков, Нухимовская, 1979). Однако существенное влияние на этот процесс оказывали различные экономико-хозяйственные и другие моменты, в частности, необходимость особой охраны тех или иных ценных животных, стремление к сохранению уникальных объектов, элементы местного патриотизма и т. п. Серьезный ущерб заповедной системе был причинен реорганизацией 1951 и 1961 гг., когда сеть охраняемых территорий была существенно сокращена.

Последние два десятилетия характеризуются рядом положительных сдвигов в процессе формирования сети заповедных территорий. С начала 70-х годов осуществляется специальное проектирование заповедников (проектно-изыскательские экспедиции Главохоты РСФСР). С 1976 г. организация заповедников включена в народно-хозяйственные планы, учреждена статистическая отчетность. Определенную роль сыграла разработка генеральной схемы рационального размещения природоохранных и охотхозяйственных объектов в РСФСР (Семкин, Штильмарк, 1981).

Показатели роста заповедной сети существенно возросли за две последние пятилетки. С 1976 г. в РСФСР организовано 17 новых заповедников общей площадью свыше 7 млн. га (свыше половины всей заповедной территории Федерации). Из них четыре расположены в горах юга Сибири (Саяно-Шушенский, Витимский, Олекминский и «Азас»), два – в зоне тундры («Остров Врангеля» и Таймырский), два – в европейской тайге (Костомукшский и Нижне-Свирский), два – в Западной Сибири («Малая Сосьва» и Юганский), два – в акватории и на островах Тихого океана (Дальневосточный морской и Курильский), по одному – в Средней Сибири (Центральносибирский), на севере Дальнего Востока (Магаданский), в высокогорьях Кавказа (Кабардино-Балкарский) и европейской лесостепи («Лес на Ворскле»). Расширены территории Жигулевского, Кандалакшского, Комсомольского, Хинганского, Кроноцкого и Лапландского заповедников.

Как видно из этого перечня, общий и количественно значительный рост заповедной системы происходит в основном за счет отдаленных труднодоступных регионов, преимущественно горных и таежных ландшафтов, между тем как наиболее уязвимые и нуждающиеся в особой охране природные комплексы заповедниками не обеспечены. Подготовлены проекты новых, очень крупных по размерам заповедников – Верхне-Тазовского (1,2 млн. га), Усть-Ленского (1,5 млн. га), проектируются Байкало-Ленский, Баджальский и некоторые другие горно-таежные резерваты.

Не ставя под сомнение целесообразность заповедания участков пионерного или предпионерного освоения, в частности региона БАМа, необходимо подчеркнуть отсутствие или острый недостаток заповедников в ряде обжитых местностей. Как и прежде, первостепенной задачей остается выделение заповедных участков в зоне степи и лесостепи, в центральных районах страны. Не удалось и, вероятно, уже не удастся восстановить такие важные для охраны природы заповедники, как «Тульские засеки», «Клязьминский», «Бузулукский Бор», «Пензенский». Из пяти заповедников Подмосковья ныне существует только один, площадь которого не расширена, хотя предложений об этом было множество. Все попытки организации заповедников в степях как Европейской, так и Азиатской частей РСФСР пока безуспешны. Безрезультатно закончилось проектирование Ростовского и Оренбургского степных, Хакасского и Тувинского горно-степных заповедников, не реализуются многочисленные предложения ученых о заповедании последних степных участков в центральной части РСФСР (Данилов, Нухимовская, Штильмарк, 1983). Весьма проблематичным остается создание заповедников в Дагестане, в Малоземельской тундре, на арктических островах, в Даурии, на Сахалине и ряде других местностей, где необходимость их особенно велика. Не создан заповедник на озере Ханка.

В этих условиях наметившаяся тенденция организации гигантских по размерам таежных и тундровых заповедников вызывает определенное беспокойство, поскольку создает опасную иллюзию стремительного развития всей системы заповедников в целом. Установка проектировщиков на большие площади послужила причиной ряда неудач, кроме того, возникают серьезные трудности с охраной чрезмерно крупных и отдаленных заповедников. Наконец, увлечение заповеданием чрезмерно больших площадей не имеет под собой достаточно серьезных научных обоснований и таит в себе определенную угрозу для принципов заповедности и заповедного дела в целом.

Что касается национальных парков, то они в РСФСР подчиняются органам управления лесного хозяйства и, по существу, не имеют пока заповедного режима даже на особо охраняемых участках. В соответствии с лесным законодательством в лесах могут выделяться заповедные лесные участки, резерваты и другие особо охраняемые территории, но эти возможности на практике реализуются еще весьма слабо. Не приведены в соответствие с новыми законодательными актами и многочисленные памятники природы России, на многие из которых должен быть распространен подлинный заповедный режим. Однако это может оказаться реальным только для конкретных, ограниченных по площади объектов, а не для обширных территорий, как правило используемых для тех или иных практических целей (в частности, туризма и отдыха).

Оптимизация размещения заповедных территорий требует не только серьезного научного обоснования и существенного улучшения практики проектирования, она может быть реально осуществлена только при условии изменения ныне действующего природоохранительного законодательства, в частности, порядка изъятия и отвода земель для целей охраны природы. Необходима разработка общесоюзных Основ законодательства по всем категориям особо охраняемых природных территорий, а также решение давно назревшей проблемы их организационно-административного подчинения.

1.4. О концепциях особо охраняемых природных территорий и принципе заповедности^[16]

Создается впечатление, что серьезной дискуссии призывы к разработке новых концепций особо охраняемых природных территорий (ООПТ) не вызвали. Это связано прежде всего с несвоевременностью постановки данных проблем в условиях социально-политической нестабильности (достаточно сослаться на неопределенность земельного законодательства, без чего невозможно определение статуса любых форм ООПТ). Поэтому многие рассуждения по теме предложенной дискуссии носят отвлеченный характер, это относится и к данному тексту.

Со времени публикации известной монографии (Реймерс и Штильмарк, 1978) научное направление, посвященное разработке системы ООПТ (названное Реймерсом «сепортологией»), получило довольно серьезное развитие в нескольких направлениях. Прежде всего это существенное расширение категорий и форм охраняемых территорий, среди которых следует выделить ОПТ, создаваемые не только на экологических или биогеографических (ландшафтных) принципах, но и на социальной основе («этнические» и/или «экоэтнические территории, земли традиционного освоения», «родовые угодья» и т. п.). В различных списках и таблицах формы ООПТ, выделяемые в разработках некоторых авторов и даже в официальных документах, приближаются к сотне…

Учение об охраняемых природных территориях вызвало появление большого числа специальных обзоров, а соответственно, и разнообразных публикаций – от тезисов и статей до больших монографий (чтобы не перегружать данный текст, ссылки на соответствующую литературу мы, за редкими исключениями, не приводим).

Н.Ф. Реймерс предложил перейти от принципа «каждому региону – свой заповедник» к формированию региональных систем ООПТ, обеспечивающих экологическое равновесие данного района. Н.А. Соболев (1998) сформулировал положение о том, что «росту нагрузок на природу должно соответствовать адекватное развитие системы ООПТ» (назвав его правилом Реймерса-Штильмарка. – Ред.).

В развитие данных представлений возникли понятия о таких территориальных комплексах, как «районы особого природопользования», «территории природного наследия», а в самое последнее время стали очень модны термины «экологический каркас» и «экологическая сеть», причем в основе этих трактовок лежат именно различные ООПТ. В сочетании с принятым в 1995 г. законом РФ об охраняемых природных территориях все это предоставляло весьма широкий фронт работ ученым, специалистам и энтузиастам охраны природы как в центре, так и на местах, использовалось в официальных служебных документах при дублировании указанного закона в областях, краях и республиках РФ, увеличивало поток информации.

На фоне столь явной «сепортологической эйфории» не хотелось бы выражать скептицизм и сомнения, но время идет, а попыток критического анализа не предпринимается, лишь множатся публикации с возрастающим количеством всевозможнейших охраняемых территорий, свидетельствуя об очередных экологических достижениях. Между тем оглядеться стоит.

Еще в период работы с Н.Ф. Реймерсом меня более всего смущали мысли о наличии или отсутствии граней между «особо охраняемыми» и хозяйственно используемыми территориями. Прежде всего вспомним своего рода афоризм о том, что «неохраняемых природных территорий в СССР нет». Есть ли они в нынешней России – вопрос спорный, однако можно с полным основанием утверждать, что сегодня четкой грани между «особо охраняемыми» и хозяйственными территориями не существует. Более того, ее не существовало никогда. С начала нашего века, со времени самых первых классификаций охраняемых территорий и объектов (Соловьев, 1918), к таковым относили хорошо организованные охотничьи хозяйства, различные питомники рыбы и дичи, зоопарки и зоофермы. Хотя весьма известный термин «заповедно-охотничьи хозяйства» сам по себе вызывал серьезные возражения и был официально отвергнут, все знают, что территории высокоразрядных охотхозяйств подчас охраняются куда лучше, нежели иные заповедники, в то же время отдельные «избранные» лица охотятся там абсолютно бесконтрольно. И отнюдь не только такие, но и почти любые организованные предприятия способны сочетать всевозможные виды хозяйствования с реальными формами как рационального природопользования, так и с различными категориями территориальной охраны природы (постоянные и временные заказники, «зоны покоя», «микрозаповедники» и т. и. – примеров тому слишком много, чтобы их приводить).

Проще говоря, здесь наглядно проявляется экологическая культура, которая сама по себе является частью культуры общечеловеческой. Подлинно рациональное природопользование безусловно вмещает в себя весь спектр задач, стоящих перед современными системами ООПТ, за исключением участков абсолютной заповедности (см. ниже).

Глядя правде в глаза, разве правомерно относить к особо охраняемым природным территориям такие общепринятые их категории, как зеленые зоны вокруг наших крупных городов? Взять хотя бы столицу, где почти весь лесопарковый зеленый пояс густо заселен (плотность 8,4 чел./га), почти половина его урбанизирована. Напомним, что ранее существовавшие в Московской области заповедники не восстановлены (так же как близкие к Москве «Тульские засеки» и Клязьминский), а проекты новых в Подмосковье были отвергнуты. С большими сомнениями мы включили в перечень ООПТ леса 1-й группы и полезащитные лесные полосы, в которых ведутся самые разнообразные хозяйственные мероприятия от выпаса скота и сбора плодов до сплошных рубок («восстановительных» и др.), между тем к ним, вместе с зелеными зонами, относятся обширные площади в списках ООПТ. Подобные примеры нетрудно продолжить. Ведь работники охотничьего, рыбного, лесного, сельского хозяйства и даже многих отраслей промышленности вполне способны регулировать использование предоставленных им природных территорий и ресурсов. Всегда ли при этом есть необходимость их ограничения системами ООПТ, причем чаще всего иллюзорными и недееспособными? Хороший хозяин не станет уродовать свой дом, неизбежно подрывая тем самым собственную экономику.

К сожалению, даже общепризнанные формы ООПТ – такие, как памятники природы, заказники и национальные парки, – пока не выдерживают строгой проверки на соответствие их природоохранному назначению. Что касается заказников и памятников природы, то относительно действенны среди них только те, которые имеют федеральный статус, тогда как «местные» чаще всего существуют лишь на бумаге, не имеют реальной охраны, причем так называемые охотничьи заказники (численно преобладающие) вообще юридически неправомочны и не вписываются в действующее законодательство. Не являясь, как правило, землепользователями, даже федеральные заказники (не говоря уже о местных) не в состоянии реально противостоять горе-хозяйственникам и разного рода природоразрушителям.

Наши национальные и природные (региональные) парки находятся, по сути, только в стадии становления. Эта форма ООПТ представляется нам наиболее важной как в природоохранном, так и в социально-общественном плане, однако, подчиняясь местным органам лесного хозяйства (или же администрации), они, по существу, также не выполняют своего высокого предназначения. Сказывается их неестественная и обоюдовредная конкуренция с заповедниками, вольно или невольно подогреваемая теми, кто отождествляет две эти принципиально различные категории ООПТ, стремится к сближению их исходно различных функций (не станем здесь это детально обосновывать). Важно подчеркнуть, что все многочисленные лозунги о значимости ООПТ в экологической пропаганде, в экопросвещении, об их роли «как гордости и символа нации» полностью относятся именно к национальным и природным паркам, но не к заповедникам, о которых надо знать все, но далеко не всем и каждому. Парки – для красоты и славы, заповедники – во имя великой пользы и ради будущего. Понимание этой существенной разницы между заповедниками и парками есть надежный признак подлинно экологического мышления. Подобно тому как не может быть «заповедного фонда» вне соответствующих территорий, заповедник не должен принимать на себя никаких функций по обслуживанию населения.

Сложившееся неестественное положение во многом обусловлено всей историей нашего заповедного дела: национальные парки в России стали появляться на полвека позднее заповедников, которые отчасти были вынуждены брать на себя их задачи. Недаром и прежде, и в наше время не раз предлагалось преобразовать некоторые наши заповедники в национальные парки (в прошлом – И.И. Пузанов, недавно – А.А. Никольский). Мне представляется, что в настоящее время нельзя понижать статус таких старых заповедников, как Кавказский, Тебердинский, Кроноцкий, «Столбы», хотя и приходится вычленять в них участки для регулярного посещения туристами. Более закономерно придать статус национальных парков таким недавно созданным заповедникам в средней полосе России, которые не в состоянии соблюдать заповедный режим уже в силу своего географического и социального положения – прежде всего из-за конфликтов с местным населением. Это, в первую очередь, «Брянский лес» (причем национальный парк может занимать гораздо более обширные площади, чем нынешний заповедник, в частности включать лесные участки, связанные с партизанским движением), Керженский, «Калужские засеки», Воронинский, «Большая Кокшага», а из старых – «Лес на Ворскле» и Воронежский, который также может существенно увеличить свои размеры. Конечно, каждый из этих парков должен иметь заповедные зоны. Можно напомнить – мне пришлось быть тому свидетелем, – что ряд дальневосточных заповедников предлагался именно в качестве «пригородных» и «парковых» (Большехехцирский, Комсомольский, Хинганский и Зейский). Именно из-за официального статуса пришлось менять в 70-е годы расположение Комсомольского заповедника, «отселяя» его подальше от города. Можно ли сегодня признать нормальным полное отсутствие национальных парков на юге Дальнего Востока при наличии там довольно обширной заповедной сети? Что же касается дальневосточных и сибирских заповедников-гигантов (Командорский, Большеарктический, Таймырский и др.), то их надо рассматривать как своеобразные резервы неосвоенных территорий, «законсервированных» на будущее.

Из всех конкретных предложений нам представляется наиболее серьезным мнение А.А. Никольского о создании специального государственного органа для управления заповедниками и национальными парками при Правительстве РФ. По сути, то же самое недавно предлагал А.В. Яблоков в проекте концепций экологической политики России. Им рассматриваются варианты организации самостоятельного комитета («Гос(Рос)Комитет по национальным паркам, заповедникам и редким видам») при Федеральном Правительстве (Яблоков, 1998). Правда, комментируя такого рода предложения, начальник

Управления заповедного дела Госкомэкологии В.Б. Степаницкий проявил немалый скептицизм, хотя и поддержал их в принципе. Надо надеяться, что рано или поздно высшие эшелоны власти осознают исключительную значимость национальных парков и заповедников как подлинных хранителей природных богатств нашей страны и уделят им должное внимание. Но для этого требуется приложить большие усилия, причем в первую очередь – именно тем, кто сегодня возглавляет наше заповедное дело.

Самое же трудное и важное – вернуть исходный смысл понятию «заповедность» – полному прекращению всех форм хозяйственной деятельности, под какими бы благовидными предлогами она ни велась. Именно эйфория в развитии территориальной охраны природы привела к тому, что различные системы ООПТ фактически слились с хозяйственными формами, а подлинная заповедность оказалась почти утраченной. Этому способствуют иные сверхусердные международные контакты, при которых в силу тех или иных вынужденных обстоятельств наши специалисты предпочитают использовать зарубежный опыт, забывая о собственном и подчас пренебрегая отечественными принципами заповедного дела. Важнейший из них – принцип невмешательства, хотя он отнюдь не означает процветания природы. При длительных процессах динамики биоценозов и их сукцессии он может приводить к внешне неприглядным этапам, но пусть об этом судят потомки! Абсолютные заповедники и резерваты есть единственная «внехозяйственная» форма ООПТ, и грозящая ныне ее утрата совершенно недопустима.

Только осознав принципиальную разницу заповедников и национальных парков, будущее управление этими учреждениями («Роскомзаповедник») сможет найти верное соотношение между их задачами, структурами и всей деятельностью. Научное подразделение сосредоточится на заповедниках, ибо именно научная функция должна оставаться для них ведущей, тогда как вся эколого-просветительская, «музейная» и экотуристическая (рекреационная) деятельность переместится на развивающуюся систему национальных парков. Они должны преобладать над заповедниками, превосходя их и в количестве, и в площади. Более того, национальные парки в условиях рыночной экономики и при правильной постановке дела способны материально поддерживать строго бюджетные «бездоходные» заповедники. Что касается их дифференциации, а также других форм ООПТ (биосферных резерватов, заказников, памятников природы), пока можно сказать только одно: пусть время покажет!