*****
– Эбур, ну, где ты ходишь? – Лоллий-младший бросился к вышедшему из дома галлу. Последние полчаса молодой человек метался по внутреннему двору, под неодобрительным взглядом дядюшки, который делал вид, что занят сочинением письма к своему управляющему. – Ты не видел Петрония? Куда он делся?
– Боюсь, он покинул нас, господин.
– Вот как. – Лоллий был поражен, хотя за столько лет он мог бы, кажется, и привыкнуть к выходкам всадника. – Отлично. Хороший друг, клянусь хвостом Немейского льва. Сбежал, не сказав ни слова. Как говорится «Ни от кого никогда верности прочной не жди87» Теперь мы должны сидеть здесь и гадать, соизволит ли он объявиться! Он, конечно, не сообщил, когда мы будем иметь счастье лицезреть его персону?
– Напротив, господин, – почтительно поправил хозяина Эбур. – Твой друг просил передать, что надеется увидеть тебя и достопочтенного Квинта Лоллия сегодня вечером. Он дал понять, что был бы чрезвычайно благодарен, если бы вы нашли возможность навестить дом префекта.
– Что? Эбур, я уже был у префекта! Я довольно наслушался упреков. Я знаю, все, что Тавр может мне сказать. Я раскаиваюсь и сожалею. Мне нечего там делать, Эбур. Если я или дядя нужны Петронию, пусть ищет нас здесь. Мы никуда не собираемся идти. Правда, дядя? – С этими словами Луций Лоллий обернулся за поддержкой к старшему родственнику.
– Господин, – Эбур вернул себе внимание патрона.
– Что еще? – сварливо отозвался Лоллий.
– Если мне позволено будет высказать мое мнение…
– Ну.
– Мне кажется, что было бы неразумно уклониться от участия в этой встрече. Боюсь, приглашение твоего друга, господин, будет подкреплено авторитетом префекта.
– Луций, не изображай из себя большего идиота, чем ты есть. – Квинт Лоллий раздраженно уронил на стол табличку, которую он до сих пор держал в руке, и встал. – Ты заварил эту кашу и тебе придется доесть горшок до конца.
– К тому же, господин, – почтительный тон управляющего был, вероятно, призван смягчить резкие слова дядюшки, – у меня создалось впечатление, что встреча у префекта позволит положить конец этой вызывающей всяческие сожаления истории.
– Хочешь сказать, Петроний нашел убийцу?
– Все выглядит именно так. Когда я говорил с твоим другом, мне показалось, что он полностью уверен.
– Тогда это меняет дело, – пробурчал Лоллий. – Мог бы сразу сказать.
– Господин.
– Я тебя не виню, – великодушно простил управляющего Лоллий и обиженно добавил. – Но Петроний мог бы сначала поделиться своим открытием со мной, а потом уже бежать к Тавру. Это мой дом. Я имею право узнать все первым.
– Твой друг дал понять, что для окончательного разрешения дела кроме нас ему необходимо присутствие иных лиц, включая господ Юния и Корвина. А также нашего соседа. Я полагаю Петронию пришлось прибегнуть к помощи префекта, чтобы убедить их принять его приглашение, – вступился за всадника галл.
– Нас? – уточнил Квинт Лоллий.
– Если, вы не против, господа, – Эбур поклонился. – Марк Петроний просил меня присоединиться к сегодняшней встрече.
– Из-за твоей службы у Арариков. – Лоллий-старший с пониманием кивнул.
– Полагаю, что так, господин.
*****
– Письмо от префекта, мой господин. Он просит, чтобы ты навестил его сегодня вечером.
Корвин неторопливо поднял глаза. Управляющий стоял перед ним, несмело протягивая туго скрученный свиток, на котором висела личная печать Статилия Тавра. Корвин взял письмо, неторопливо его развернул и, все более и более раздражаясь, быстро пробежал глазами.
– Прикажешь приготовить тогу, мой господин? – осведомился Юст, когда хозяин отложил письмо в сторону.
Губы Корвина дрогнули, однако, он сдержался и лишь процедил сквозь зубы:
– Пошел вон.
Управляющий вжал голову в плечи и, пятясь, стал медленно отходить назад. Корвин протянул руку, взял со стола серебряную чашку. Задумчиво вертя ее в руках, хозяин с равнодушным видом наблюдал за медленным отступлением слуги. Юст был уже у самой двери, когда лицо Корвина вдруг исказилось. Без предупреждения, не меняя позы и даже почти не замахиваясь, он швырнул чашку в голову слуге. Не ожидавший этого Юст в последний момент все же успел качнуться в сторону и импровизированный метательный снаряд срикошетил о его левое плечо, чиркнул его по мочке уха и звонко ударившись в дверь, зазвенел на каменной плитке пола. Управляющий взвизгнул, зажал начавшее кровоточить ухо рукой и выскочил за дверь.
– И пускай приготовят тогу! – крикнул вслед ему Корвин.
*****
Это было невыносимо. Юний уже почти жалел о том, что не вернулся в свою убогую каморку на Таберноле. Не в силах выносить рыдания служанок и угрюмые лица слуг он изгнал всех во внутренние комнаты и теперь в одиночестве сидел у носилок, на которых лежало тело Эвридики.
Завтра зачитают завещание, он официально вступит в права наследства и сразу после похорон выставит весь персонал на продажу. За них можно выручить тысяч двенадцать, если не больше. Можно будет снять квартиру на Целийском холме и купить рабов, которые будут знать свое место.
В дверь постучали. Конечно же, никто из бездельников, обитающих в квартире, не побежал открывать. Потом они будут оправдываться и говорить, будто ничего не слышали. В дверь постучали еще раз, и Юний решил не унижаться, выкликая позабывших о своем долге слуг. Он встал, отодвинул засов, распахнул дверь и увидел перед собой надменного вида мужчину в синей тунике.
– Мне нужен Гай Юний Рустик. Если он здесь, позови его, – потребовал гость.
– Юний Рустик это я. Что тебе нужно, – грубо отозвался Юний.
Кто бы сомневался. Его приняли за слугу. Хотя, в приличных домах даже слуги носят одежду лучше, чем старая, потрепанная туника, которая была на нем сейчас. Ничего, скоро это изменится. Ему нужно будет тщательнее следить за одеждой, теперь, когда появилась такая возможность.
Гость скептически поджал губы, скользнул взглядом по фигуре собеседника, на миг задержавшись на перстне, украшавшем безымянный палец его левой руки, и нехотя кивнул.
– В таком случае, тебе надлежит безотлагательно прибыть в дом префекта Тита Статилия Тавра. – Посланец протянул Юнию запечатанную табличку. – Письмо, подтверждающее его просьбу. Господин.
– Префекта? Что нужно префекту? – Юний растеряно принял письмо, не делая никаких попыток его открыть. – Если это по поводу завещания, то мы собирались огласить его завтра. Я знаю, что не должен пока распоряжаться в этом доме, но кому-то нужно позаботиться о похоронах… Я подумал, раз все равно, я наследник… поэтому, можно пренебречь формальностями. Но если я что-то нарушил, то не из злого умысла. Клянусь, камнем Юпитера!
– Будет лучше, если ты изложишь свои соображения префекту, – посланец коротко кивнул, развернулся и сбежал вниз.
*****
Разбитый нос Дидима распух, покраснел и напоминал свеклу. Пока Сирпик дважды перечитывал письмо, привратник стоял перед ним, согнувшись в глубоком поклоне и, кажется, не смея даже дышать. Гай Варий оторвал взгляд от послания и буркнул:
– Ступай.
– Да, господин. – Дидим склонился еще ниже и, пятясь, вышел из спальни.
Гай Варий перечитал письмо еще раз, хотя в предельно лаконичном послании префекта трудно было заподозрить наличие какого-либо скрытого смысла. Тит Статилий Тавр выражал соболезнования по поводу несчастья, которое случилось с его женой и в сухой, официальной манере предлагал Сирпику заглянуть к нему сегодня вечером.
Меньше всего Гай Варий хотел сейчас наносить этот визит. Если бы он верно оценил уровень угрозы, когда все это только начиналось. Если бы только предпринял необходимые меры раньше. Если бы он знал, какие меры ему нужно предпринять. Но, он медлил, потому что боялся непредсказуемого результата. А потом, все зашло слишком далеко. А после этого, единственное, что он мог сделать – не допустить, чтобы все стало еще хуже.
Глава 23
У префекта
Два германца из личной гвардии Статилия Тавра охраняли похожее на трон кресло с ножками в виде растопыренных орлиных лап, стоявшее в верхней части атрия. Семь куда более скромных кресел расположились напротив. Лишь два из них были заняты. На одном, скрестив руки на груди, сидел прямой и надменный Корвин. На втором сгорбился Гай Варий Сирпик-младший, нелепый и неуместный в своей детской одежде в окружении взрослых мужчин. Сирпик-старший стоял позади сына, сжимая плечо мальчика короткими, толстыми пальцами.
Луций Лоллий присев на край имплювия, задумчиво и мрачно болтал рукой в воде. Торжественный и невозмутимый Эбур возвышался за его спиной. Чуть поодаль заложив руки за спину, стоял Квинт Лоллий. Юний, в новой белоснежной тоге, нервно топтался немного в стороне от всех остальных, наполовину скрытый от их взглядов колоннами. Когда в атрий неспешно вошел Петроний, молодой человек сделал движение в его сторону, но запнулся на полушаге и, с независимым видом вновь отступил за колонну.
В этот момент, дверь, ведущая во внутреннюю часть дома, распахнулась. Тучный раб-номинатор префекта вступил в атрий, с высокомерным видом оглядев собравшихся.
Его появление несколько оживило обстановку. Лоллий Лонгин привстал с края бассейна, отряхивая с руки капли воды. Корвин, помедлив мгновенье, приподнялся с кресла. Сирпик-старший, который только что шептал что-то на ухо своему сыну, умолк и резко выпрямился. Его сын поднял голову, огляделся вокруг отсутствующим взглядом и неуверенно встал.
– Префект Рима, консулярий, Тит Статилий Тавр, – громко объявил номинатор и отступил в сторону.
Префект Рима вошел в атрий бодрым шагом и, не глядя по сторонам, прошел к своему тронному креслу. Усевшись, он оглядел собравшихся с таким видом, словно никак не ожидал их здесь встретить и неуверенно приподнял руку в приветствии. Остролицый секретарь, образовавшийся за его спиной, наклонился к патрону и что-то зашептал ему на ухо. Тавр слушал его несколько минут, потом нетерпеливо дернул головой и уронил:
– Хорошо, хорошо, я все понял, – после чего повысил голос, обращаясь к гостям. – Рассаживайтесь.
Корвин был первым, кто принял приглашение. Оба Лоллия одновременно заняли места рядом. Сирпик-старший, последовал их примеру, пододвинув предназначенное для него кресло ближе к сыну. Юний Рустик колебался дольше других. Наконец и он решился отклеиться от колонны, с независимым видом прошел вперед и занял крайнее слева место.
Теперь, кроме германцев и секретаря префекта, на ногах остались трое. Позади всех, у самых дверей, скромно держался Иосиф. Эбур, как полагается воспитанному вольноотпущеннику, встал за спиной патрона. Петроний, которому предназначалось единственное незанятое кресло, дождался, пока все рассядутся, после чего приблизился к префекту и негромко ему что-то сказал. Тавр недоверчиво поморщился, однако, Петроний повторил сказанное более настойчиво, и префект нехотя кивнул.
– Эбур, Петроний хочет, чтобы ты слушал его сидя, – Тавр повел подбородком в сторону места остававшегося свободным.
По лицу управляющего скользнула легкая тень недоумения, он на миг замялся, но не стал спорить. Когда галл сел, Тавр сделал знак секретарю. Тот поклонился и текучим, неуловимым для глаз движением выскользнул из атрия.
Шарканье шагов, ритмичное позвякивание и короткая, но яростная перебранка у самой двери предварили появление в атрии процессии, которую возглавлял секретарь. Крупный, с лицом, словно небрежно вытесанным из огромного куска гранита и неожиданно маленькими, едва ли не женскими кистями рук слуга вошел следом за ним. Он то и дело озирался и как бы прокладывал путь кому-то кто больше походил на медведя, чем на человека. Странная неуклюжая походка и опущенные плечи добавляли фигуре Аякса сходства с диким зверем, которого подняли на задние лапы и на чье волосатое тело смеха ради напялили несвежую, грязную тунику. Германец, выглядевший настоящим гигантом даже в этой, щеголяющей габаритами компании, замыкал шествие.
На руках и ногах рудиария по-прежнему были кандалы, скованные между собой цепью. На его левой щеке, сквозь щетину, настолько запущенную, что она уже могла сойти за недавно отпущенную бороду, багровел синяк. Тяжелый звериный запах, исходивший от Аякса, вызвал брезгливую гримасу на лице Лоллия-младшего и трепетание ноздрей его менее чувствительного дядюшки.
Аякс насмешливо оглядел сидящих перед ним людей и провозгласил:
– Славься, великий префект Рима, ты, мой добрый господин и вся благородная компания!
Статилий Тавр шевельнулся в кресле и проворчал:
– Раз все на месте так можно, наконец, начать. Петроний попросил собрать вас здесь. Он не соизволил сообщить зачем, но я верю, что мы не потеряем это время даром.
Петроний вышел на середину. Его взгляд скользнул по ряду кресел, остановившись на том, которое занимал Лоллий-младший.
– Лоллий, на днях ты мне жаловался, что в последнее время твой дядюшка слишком зачастил в Рим.
Лоллий отчаянно замотал головой. Видимо, не в силах поверить, что его Петроний способен на подобную низость.
– Я не жаловался, Петроний. Не надо так говорить, что я жаловался. – Лоллий бросил быстрый и испуганный взгляд на сидящего справа дядюшку. Старший родственник не удостоил племянника ответным взглядом и Лоллий-младший затараторил невнятной скороговоркой. – Конечно, дядюшка гостит в Риме. Мы все радуемся, когда он приезжает. Мой дом – это его дом. Клянусь горшками Гестии, он мой ближайший родственник, брат моего отца. Безответственно с твоей стороны, говорить, будто я жаловался. Я всегда уважал…
– Хорошо, хорошо, ты не жаловался, – перебил его Петроний. – Я много слышал о твоем живом интересе к сельскому хозяйству и о том, как ты ценишь познания, уважаемого Квинта Лоллия в этой области.
Кто-то из тех, кто собрался в атрии громко фыркнул. Петроний не понял кто именно. Но точно не старший родственник, чей стремительно затвердевающий профиль не сулил племяннику ничего хорошего в ближайшем будущем. Лоллий-младший нервно облизал губы.
– Да, я ценю. И я не принимаю твой легкомысленный тон, – начал он, но Петроний снова не дослушал.
– Твой дядя имел обыкновение предупреждать тебя о своих визитах, чтобы ты мог насладиться радостью от предвкушения встречи с ним?
– Какая разница! – возмутился Лоллий, прижал руки к груди и искренним, проникновенным голосом вскричал. – Дядюшка, я всегда рад тебя видеть! Когда бы ты ни приехал, ты желанный гость в моем доме.
На этот раз Лоллий-старший одарил племянника коротким тяжелым взглядом, но посчитал недостойным тратить на него слова.
– Ты говорил, что в прошлый раз, когда у тебя гостили Юний и Корвин, вам пришлось немного скорректировать свои планы из-за приезда старшего родственника. Значит ли это, что его визит был неожиданным? – уточнил Петроний.
Лоллий пожал плечами.
– Я не помню уже. Наверное, да.
– Я сорвал племяннику очередное беспутство? – холодным тоном осведомился Лоллий-старший.
– Как ты можешь так говорить? – возмутился Лоллий-младший.
– Я бы сказал довольно умеренное, – Петроний утешил обоих.
Лоллий-старший вздохнул.
– Меня это не удивляет. Безнравственность, беспутство и безделье – девиз, которым мой племянник должен был украсить ворота своего дома.
– Дядюшка! – пискнул племянник, но старший родственник только махнул на него рукой.
– Ты мог бы просто спросить у меня, – упрекнул он Петрония. – Я не предупреждал о приезде ни в этот, ни в прошлый раз. Не хватало еще, чтобы я отчитывался перед этим молокососом.
– Но ведь кто-то в Риме знал о том, что ты собираешься приехать? Кто-то из твоих друзей или деловых партнеров?
Лоллий-старший честно наморщил лоб, некоторое время помолчал, после чего задумчиво проговорил:
– Мой партнер, не в Риме, а в Антемнах, с которым я сейчас обсуждаю одну маленькую сделку, знал о моем приезде… Знал в этот раз и в прошлый тоже. Но он не часто бывает в Городе.
Петроний повернулся к Аяксу:
– Если бы ты не был ослеплен гордостью за собственную проницательность, ты мог бы и сам все это понять.
Рудиарий, прищурился, обдумывая слова всадника, потом упрямо мотнул головой:
– Ничего не доказывает. У Меланхета могли быть свои пути.
Петроний скептически пожал плечами.
– В любом случае, не все понимают, о чем мы с тобой спорим.
Теоретически четыре человека, из тех, кто собрался у префекта, могли не знать настоящее имя Меланхета. Практически, лишь Корвин изобразил удивление услышав, что под маской рудиария скрывался Волузий Арарик.
– Аякс сказал мне, что Арарик вернулся в Рим, чтобы отомстить тому, кто когда-то погубил его жизнь. Но удача была не на его стороне, – завершил всадник. – Аякс решил, что в убийстве виновен тот, кто получил наибольшую выгоду от несчастья, случившегося шестнадцать лет назад в семействе Арариков. А, если измерять выгоду в сестерциях, то без сомнения это семейство Лоллиев.
– Подумал ты отжалеешь немного из богатого наследства, – Аякс издевательски поклонился Лоллию-старшему. Тот фыркнул в ответ, но кажется не сердито, а скорее насмешливо.
– У этого вывода есть один недостаток. Визит Квинта Лоллия в Рим был неожиданным даже для его любимого родственника, – сказал Петроний. – Арарик не мог знать, что застанет старшего Лоллия в доме. А это значит, что ему нужен был кто-то другой. Кто-то, в чьем присутствии он был твердо уверен.
– Ты намекаешь, на кого-то из гостей? – проскрипел со своего места Корвин.
– Учитывая юный возраст Юния, ты мог бы прямо спросить, не намекаю ли я на тебя, – спокойно парировал Петроний.
– Думаешь я зарезал Арарика? А потом подбросил в дом труп куртизанки? Тайно пробрался в усадьбу Сирпика, чтобы убить его жену? – лицо Корвина презрительно скривилось. – А, еще задушил какого-то раба.
– Такому человеку как ты, не нужно все делать самому. В Городе полно людей, лишенных совести. За деньги они готовы на что угодно. Например, проучить некоего юношу, чью шутку ты не смог оценить.
Петроний повернулся к Юнию. Молодой человек вздрогнул, бросил злобный взгляд на снисходительно ухмыляющегося Корвина, нервно облизнул губы и неуверенно проговорил:
– Я не знаю о чем ты.
– Неужели? – Петроний вдруг резко шагнул к креслу молодого человека. Юноша дернулся, пытаясь то ли вскочить, то ли отстраниться, но всадник навис над ним как горная лавина, нависает над обреченной долиной. – Метки на твоем лице появились в тот же день, когда погибла Эвридика. Накануне ты виделся с ней, хоть и не посчитал нужным мне об этом сказать. Ты вернулся домой посреди ночи. Соседи говорят, что твоя одежда была в беспорядке. Кое-кто даже видел на ней кровь. Теперь ты получишь наследство, которого хватит, чтобы еще несколько лет вести беззаботную жизнь в Риме. – Петроний был доволен разыгранным спектаклем. Вначале Юний еще пытался смотреть всаднику в глаза. Но с каждым словом его голова клонилась все ниже. Он съежился, пытаясь стать незаметней, его взгляд уперся в собственные колени. Оставалось нанести последний удар. – У тебя были мотив и возможность, – безжалостно заключил всадник.
– Нет, нет. Ты не можешь думать, что я убил Эвридику. – Молодой человек попытался отодвинуться, вскинул голову, чтобы ожечься о ледяной взгляд всадника. – Я не убивал ее! Я никого не убивал!
В мертвой тишине, встретившей его слова, презрительное фырканье Корвина прозвучало как щелчок бича и юноша не выдержал.
– Это он! – Юний ткнул пальцем в Публия Сульпиция. – Он меня подставил. Корвин. Спроси его.
– Как это ты говорил? – Корвин поднял глаза к потолку, будто пытаясь припомнить. – Я не знаю о чем ты.
– Хорошо, – Юний заговорил, торопясь и едва не глотая слова, словно боялся, что не успеет рассказать все. – Корвин сказал, что хочет устроить с моей помощью… шутку. Нужно было проникнуть в один дом. И кое-что взять. Он сказал, что хочет проучить одного человека. Я не хотел ничего дурного. Он говорил, что все вернет. Что просто хочет немного сбить спесь. А потом, оказалось, что это была ловушка. Меня поджидали его бандиты. Трое. Я вырвался и убежал. Клянусь, это все. Все что было.
– Что ты должен был взять? – Петроний сделал шаг назад.
– Ничего… Почти ничего. Просто маски, – Юний нервно сглотнул. – Маски предков. Несколько штук. Вириний сам виноват. Обязанность патрона – заботиться о клиентах. Не должен он унижать тех, чьи предки десятилетиями были связаны с его домом узами верности.
Злорадное фырканье слева сообщило всаднику, что, по крайней мере, один из присутствующих остался доволен разыгравшейся перед ним сценой. Развалившись, насколько это было возможно, в кресле, изготовитель которого мало заботился о комфорте, Корвин одобрительно щурился. Его маленькие щечки порозовели от удовольствия, тонкие губы кривились в презрительной ухмылке.
– Браво, браво. – Корвин несколько раз громко хлопнул в ладоши. – Достойный молодой человек пытался стащить маски предков у собственного патрона. Убежал, когда добрые горожане задержали его на месте преступления, чтобы сдать в руки хозяина дома, который он хотел осквернить. А теперь пытается свалить вину на меня. – Он смотрел на Петрония взглядом полным незамутненной безмятежности. – У тебя ловко получилось вывести юнца на чистую воду. Но не стоит пробовать свои трюки на мне. Я не имею отношения к этому делу. Как и ко всем тем, прискорбным происшествиям, что случились в доме моего друга. Ты только потеряешь время.
– Тронут твоей заботой. – Петроний отвернулся от внушающих сожаление руин, оставшихся на месте еще недавно столь дерзкого юнца, и обернулся к Корвину. Видимо ему все же придется прибегнуть к решающему аргументу. Удивительно, как высокомерие толкает людей на опрометчивые поступки. – Той ночью, когда Арарик был убит, ты остался у Лоллия, хотя задуманный вами праздник сорвался, а до твоего дома меньше получаса ходьбы…
– Я объяснял тебе. Рим стал беспокойным городом. В нем опасно гулять по ночам. – Корвин раздраженно передернул плечами.
– Трудно поверить, что Лоллий отказался бы одолжить своему гостю носилки и пару крепких рабов для охраны, – выразил сомнение всадник.
– Как бы там ни было я остался, – отрезал Корвин.
– Это любопытно, потому что мы знаем, что у Арарика, который желал мести, были причины чтобы искать с тобой встречи. Ведь…
Все оказалось еще проще чем он ожидал. Петроний даже не успел закончить.
– Ладно, ладно, – кончики ушей Корвина налились багровыми каплями. – Я остался на ночь, потому что этот мошенник, – Публий Сульпиций бросил злобный взгляд на невозмутимого Аякса, – мне кое-что обещал. Обещал показать этому мальчишке, где его настоящее место. Я не хотел это пропустить.
– Звучит лучше, – одобрил Петроний. – Если забыть о том, что утром ты сбежал, не дождавшись пока хозяева проснутся. Чего ты испугался?
Корвин провел ладонью по лбу, стирая внезапно выступившие капли пота.
– Я ждал во дворе пока гладиатор, сделает то, что он должен был сделать. Потом решил прогуляться. Я был в саду, когда услышал, как открывается калитка. Мне не хотелось попадаться кому-то на глаза, и я спрятался за дерево. Их было двое. Это была лунная ночь. Он изменился за шестнадцать лет. Но я узнал его. Это был Арарик. Клянусь Кастором и Поллуксом любой на моем испугался бы встретив призрак.
– Ты видел, кто был вторым?
– Он был в капюшоне. Я не видел его лица.
– Что было потом?
– Они скрылись в саду. Я вернулся в дом. В свою комнату. И не выходил из нее до утра. Клянусь камнем Юпитера, я ничего не знал об убийстве.
– Будем считать, что я тебе верю. – Петроний не стал добивать поверженного. Он получил что хотел. – Гай Варий!
Варий Сирпик-старший, чье внимание до сих пор было полностью поглощено сыном, вздрогнул и медленно повернул голову.
– Нет, нет. Я обращаюсь к твоему сыну.
Сирпик-младший поднял глаза, несколько раз моргнул, обводя взглядом сидящих вокруг него людей. Казалось мальчик, не слишком хорошо понимает, где он находится и чего от него хотят. Сирпик-старший наклонился к сыну и, с неожиданной нежностью коснувшись его руки, прошептал что-то на ухо. Подросток рассеяно выслушал отца и удивленно уставился на Петрония.
– Ты можешь отвечать на мои вопросы, Гай Варий? – мягко спросил всадник.
Прежде чем ответить Сирпик-младший бросил быстрый взгляд на отца.
– Да господин, – пробормотал он, так тихо, что даже стоящий рядом Петроний скорее угадал, чем услышал этот ответ.
– Это касается твоей размолвки с матерью. Как я понимаю, она произошла из-за того, что ты стал свидетелем ее встречи с неким гладиатором.
– Оставь в покое моего сына, – вмешался Сирпик-старший
Петроний не обратил внимания на его слова.
– С гладиатором, труп которого мы нашли в саду. С тем, кого звали Меланхет и чье настоящее имя Волузий Арарик.
– Оставь в покое моего сына, – угрожающе повторил Сирпик-старший.
Он даже слегка подался вперед, словно собираясь вскочить, когда Сирпик-младший вдруг мягко сказал:
– Ничего отец. Все равно уже нет смысла…
Старший Варий недоверчиво глянул на сына, потом молча похлопал его по руке.
– Почему ты решил, что твоя мать влюблена в гладиатора?
Мальчик покачал головой:
– Я не… Нет, все, наоборот. Они ссорились. Мать спрашивала, зачем он пришел. Говорила, чтобы он оставил нас в покое. Наш дом. Он сказал, что просто хотел увидеть ее еще раз.
– И ты подумал, что они были любовниками прежде.
Петроний понимал, что слишком жесток с мальчиком, который вчера потерял мать. Если бы у него была хоть какая-то возможность оставить подростка в покое, всадник непременно ею бы воспользовался. К сожалению, он не видел другого способа вывести из равновесия Сирпика-старшего. Потомственный погонщик мулов был орешком покрепче чем Юний или Корвин.
– Я не знал. Но я… так не разговаривают с гладиатором.
– Ты не сказал об этой встрече своему отцу.
– Нет. Я хотел, но потом…
– Молчи, сын. Хватит! – перебил мальчика Сирпик-старший. – Я понимаю, к чему ты клонишь, и не позволю тебе позорить мою семью.
– Твоя жена тоже не сказала тебе об этом, – произнес Петроний. – Если бы ты знал, что она встречалась с Арариком, ты бы наверняка предпринял меры предосторожности.
– Мне нет дела до этого человека, – раздельно проговорил Сирпик.
– Не уверен, что ты говоришь искренне, но, в любом случае, я твердо знаю, что ему было дело до тебя. – Кажется Сирпик был наконец готов. Петроний чувствовал пылавшую в нем ярость. – Если поначалу у меня были сомнения относительно того, кто должен был стать жертвой мести, то теперь их не осталось. Это твой, Гай Варий Сирпик, дом был его целью.
Сцепив толстые пальцы на животе, Сирпик некоторое время, смотрел на всадника снизу вверх. Когда он уже открыл рот, собираясь, что-то ответить, Статилий Тавр вдруг предостерегающе поднял руку:
– Гай Варий Сирпик, будь осмотрителен. Хоть мы и не проводим официального судебного следствия, однако, все, что ты скажешь перед лицом префекта Рима, может быть обращено против тебя.
Сирпик кивнул и заговорил, тщательно подбирая каждое слово:
– Предположим, я признаю, что у Арарика были причины ненавидеть меня. Веские причины. Разве это означает, что у него не было больше ни одного врага? Его нашли не на моей земле.
– Ты ведь слышал Корвина. Он сказал, что Арарик скрылся в саду. Он не пошел в дом. Его убили возле калитки, которая ведет в твою усадьбу. Ему нужен был ты.
Глаза Сирпика угрожающе сузились, а его рука сжала локоть сидящего рядом сына.
– Хотел бы я, чтобы ты, наконец, оставил меня и мою семью в покое, – медленно проговорил он.
– Боюсь в этом деле есть обстоятельства, которые никто кроме тебя не в состоянии прояснить.
–Ты самонадеян, если думаешь, что я захочу это делать.
– Я уверен, что смогу найти убедительные аргументы. – Петроний покачал головой. – Видишь ли, вначале я был озадачен странным поведением твоей жены. Но потом, именно оно подсказало мне разгадку. К сожалению, слишком поздно, чтобы предотвратить ее убийство.
Вязкое как патока молчание повисло в атрии. Сирпик дернул головой, так словно ему не хватало воздуха.
– Ты говоришь, что мою жену убили?
– А ты бы предпочел самоубийство?
Сирпик засопел. Его толстые ноздри раздулись, левая щека несколько раз дернулась, а лицо угрожающе покраснело.
– Если это какая-то игра, если это трюк, чтобы заставить меня сказать что-то, что ты хочешь услышать, клянусь Марсом-мстителем, ты пожалеешь об этом. Пожалеешь о том, что оскорблял память моей жены. Пожалеешь о том, что позорил мой дом. О том, что донимал моего несчастного сына. Но если мою жену убили, если ты найдешь ее убийцу…
– Иосиф! – повысил голос Петроний. Меньше всего он хотел, чтобы ярость Сирпика нашла выход в бессмысленных угрозах.
Державшийся до сих пор на заднем плане иудей с достоинством выступил вперед. Дождался пока в его сторону одна за другой повернулись головы всех присутствующих и заговорил скучным голосом лекаря, делающего доклад перед врачебным консилиумом:
– Тело госпожи Эгнации было найдено в уединенной беседке, расположенной в саду. По словам слуг они нашли хозяйку на скамейке, слева от входа. Госпожа сидела, привалившись спиной к стене. Орудие преступления было у нее в руке. Это обычный кухонный нож, какой используют, чтобы резать хлеб или мясо. Повар Сирпиков, подтвердил мою догадку о том, что нож этот был не с его кухни.
Хотя слуги отмыли пол и скамейку, я обнаружил брызги крови на противоположной стене, на высоте, соответствующей росту госпожи. Это означает, что в момент убийства Эгнация не сидела, а стояла, притом, в нескольких шагах от скамейки, на которой ее нашли. Очевидно, что на скамейку ее усадил кто-то другой. Я также произвел беглый осмотр тела и обнаружил несколько мелких синяков и ссадин вокруг ее губ. Такие следы могут появиться, когда человеку с силой зажимают рот. Нож был в ее правой руке. Это логично, учитывая, что Эгнация была правшой. Но, вызывает вопросы, если рассмотреть характер раны, который свидетельствует, что разрез был нанесен справа налево.
Исходя из этого я вынужден заключить, что госпожа была убита. Она и убийца разговаривали. Когда Эгнация повернулась к нему спиной, убийца подскочил к ней, зажал рукой рот и перерезал горло. Потом пристроил труп на скамейке и вложил в ее руку нож. К счастью, он торопился и потому не позаботился о деталях.