Чисто римское убийство

*****

Иосиф считал, что имел все причины гордиться собой, когда он докладывал патрону и его другу о результатах своих сегодняшних трудов. Рабыню из дома Сирпика, пострадавшую из-за близкого знакомства с гладиатором звали Гелла. Поговорить с нею самой оказалось невозможно, поскольку сейчас она, вероятнее всего, трудилась на какой-нибудь африканской вилле. Однако, проникшаяся к иудею уважением прачка Лидия, помогла выманить из дома подружку Геллы, горничную по имени Филотида. Та подтвердила, что гладиатор действительно был: мужчина не первой молодости, но крепкий, не хвастун и не пустомеля. Подарил Гелле браслет.

– Его звали Меланхет. Эгнация продала бедную Геллу через несколько дней после того, как застала их вдвоем. В Канун майских ид⁵⁹, – закончил Иосиф.

– Ты думаешь, это тот самый гладиатор, чье тело нашли в моем саду? Думаешь сначала они хотели проникнуть в дом соседа? – предположил Лоллий, который выглядел обиженным и растерянным одновременно.

– Ничего нельзя исключать. – Петроний рассеяно кивнул и тут же переключил внимание на своего управляющего. – Ты спрашивал свою подружку о том, что могло стать причиной такой суровости по отношению к бедной девушке?

– Это удивляет не только тебя, господин. Филотида сказала, что эта история произвела удручающие впечатление на всех домочадцев. Эгнация всегда отличалась добрым нравом и проявляла снисходительность по отношению к куда более серьезным проступкам. Почти все в доме считают, что хозяйке приняла случившееся слишком близко к сердцу. Даже Сирпик пытался отговорить жену от этого решения, – сказал Иосиф и, после минутного колебания, счел справедливым добавить. – Филотида – весьма разумная и милая девушка. К тому же, обладает редким качеством замечать важное и делать выводы из своих наблюдений. Она отметила, что после той истории у хозяйки испортились отношения с младшим господином: он стал холоден с матерью, а несколько дней назад наговорил грубостей за обедом, расплакался и выбежал из-за стола.

– Мальчики в таком возрасте часто ссорятся с матерями, – Лоллий легкомысленно пожал плечами.

Иосиф бросил на него суровый взгляд и проговорил:

– Почтительные сыновья не дерзят своим матерям. Ни тогда, когда у них пробиваются первые усы, ни тогда, когда выпадают последние волосы. Не зря сказано: наказывай сына каждый вечер: если ты не знаешь, за что, он точно знает. Но Филотида полагает, что у Гая Вария-младшего есть причины сердиться на мать. И что отец об этих причинах ничего не знает.

– Это на нее похоже? – Петроний обратился к Лоллию.

– Что? – Хозяин дома не сразу сообразил в чем смысле вопроса, но сообразив яростно затряс головой. – Нет. Нет. Ничего такого не могу себе даже представить. Если ты думаешь, что хозяйка положила глаз на гладиатора, а соперницу услала прочь, то зря. Я не поклонник соседа, но, если и остались в Риме добродетельные матроны, так Эгнация одна из них.

– Филотида придерживается того же мнения, – согласился Иосиф. – Она решительно отвергла мое предположение о имевшем место прелюбодеянии.

– Тогда что? Что думает твоя подружка?

– Филотида сказала, что в доме обсуждают разные версии. Ни одна из них не показалась мне заслуживающей внимания. Может быть это просто совпадение, – самому Иосифу это предположение не казалось убедительным. – Гелла попалась хозяйке под горячую руку, а мальчик злится на мать из-за каких-нибудь детских обид.

– Нельзя исключать, – протянул всадник, хотя, судя по выражению лица, патрон разделял сомнения вольноотпущенника относительно случайных совпадений.

Глава 11

Дела семейные

Квинт Лоллий не спеша шел по Высокой улице Он старался держаться поближе к краю, где тени от стен и нависающих над ними крон деревьев обеспечивали хотя бы иллюзию защиты от солнца. Хотя Кампания, в которой Лоллий теперь жил, располагалась много южнее Рима, летняя жара там никогда не бывала такой утомительной и изнуряющей, как в Вечном городе. Возможно, причиной этого был более здоровый климат. Возможно, чистый сельский воздух, который не отравляли испарения бесчисленного множества потных тел. Или дело было в том, что Город, с его исполненной самодовольства бестолковой суетой, утомлял сам по себе, вне зависимости от сезона или погоды.

Первые несколько месяцев после переезда Лоллий скучал по дням, проведенным в Риме. Ему не хватало шумного Форума, на котором можно было узнать любые новости: начиная от стоимости вчерашнего обеда Апиция и заканчивая анекдотами о красавице Музе и престарелом Аршакиде⁶⁰. Он скучал по изобильному удобству римских терм и величественной красоте Марсова поля. Тосковал по роскошным лавочкам Священной улицы, предлагавших пресыщенному покупателю тысячи вещей, в которых ему не было никакой нужды. Когда он жил в Риме, каждый его день казался преисполненным смысла. Но стоило соединить вместе несколько дней, как обнаруживалось, что никакого смысла в них нет и в помине.

Теперь все это осталось в прошлом. Квинт Лоллий превратился в истинного сельского жителя и приучился ценить простые радости простой жизни. Нынче его пугала уже одна только мысль о поездке в Вечный город. О толпах людей, что роятся на улицах, вони Большой клоаки, бесполезных визитах, которые ему предстоит нанести и бессмысленных разговорах, которые придется вынести. Будь у него хоть какой-нибудь выбор, он бы навсегда отказался от поездок в столицу, высасывающих деньги и душевные силы. К сожалению, так уж устроен мир, что, если хочешь добиться в нем успеха, тебе не избежать дорог, которые ведут в Рим. Вот и нынешние его дела были слишком важны и слишком приватны, чтобы их можно было передоверить кому-то другому.

Квинт Лоллий пересек перекресток Высокой улицы и улицы Флоры, когда его обогнали носилки, украшенные тонкой резьбой. Через несколько шагов носилки внезапно остановились. Когда Лоллий поравнялся с ними, тонкая женская рука откинула в сторону расшитый мелким бисером полог.

– Квинт Лоллий Лонгин, как не по-соседски ты спешишь пройти мимо, – выглянувшая из носилок женщина, всегда, сколько знал ее Лоллий-старший, была безупречна. Он ничуть не покривил душой, когда учтиво произнес в ответ:

– Эгнация, прекраснейшая Эгнация. Как сказал бы мой оболтус племянник, клянусь поясом Венеры, ты с каждым годом становишься все краше.

Лоллий-старший изобразил изящный поклон, так точно скопировав манеры жеманных молодых щеголей, что Эгнация не смогла удержаться от улыбки. Однако, тут же нахмурилась и с притворной строгостью сказала:

– Лоллий, оставь свою приторную лесть, которая не к лицу честному сельскому жителю, и садись ко мне. Здесь достаточно места для двоих.

Лоллий посмотрел на носилки, размеры которых позволяли разместить и четырех человек, потом перевел взгляд на свою насквозь пропитавшуюся потом одежду и с сожалением сказал:

– Благородное предложение, Эгнация, но боюсь мое общество, а правильнее сказать, общество моего запаха и моего пота не доставят тебе удовольствия.

– Брось, Лоллий, – хозяйка весело передернула плечами. – Ты думаешь, я в моем возрасте все еще не знаю, чем пахнут мужчины?

Квинт Лоллий замахал руками:

– Нет, нет, нет. Лучше не уговаривай, а то я могу и согласиться. Мы, сельские жители, слишком старомодны, чтобы оскорблять вкусы прекрасных римских дам. Лучше я пойду рядом и буду держаться с наветренной стороны.

Эгнация засмеялась:

– Тебе же хуже.

После этого она взмахнула рукой, делая знак слугам трогаться с места. Квинт Лоллий пошел сбоку, опираясь о край носилок левой рукой.

– Что нового на полях Кампании? Каковы виды на урожай? Упадут ли цены на зерно этой осенью? – осведомилась Эгнация.

Квинт Лоллий широко улыбнулся:

– Милая Эгнация, разговоры об агрономии существуют для того, чтобы воспитывать почтение к престарелому родственнику у моего болвана племянника, а не затем, чтобы отпугивать римских красоток.

– Боюсь, твой племянник не слишком благодарен тебе за соседство, которое ты ему устроил, – отозвалась собеседница, пропустив мимо ушей слова о красотках.

– Это моя вина. Я слишком торопился и не позаботился о том, чтобы вы познакомить вас должным образом. Уверен, когда это случится, его мнение изменится. Хотя бы в отношении тебя. Я ничего не хочу сказать о твоем браке…

– Лоллий, не хочешь говорить, лучше помолчи, – резко перебила его Эгнация, которая на этот раз нахмурилась уже совсем не притворно. – Ты знаешь, я люблю своего мужа и не терплю разговоров о нем в таком тоне. Гай Варий Сирпик прекрасный человек и он показал себя куда более благородным, чем те, кому благородство положено по рождению.

– Прости, прости меня, – Лоллий-старший покаянно прижал руку к сердцу. – Я сморозил глупость. Я виноват, но я исправлюсь.

– Лоллий, ты знаешь, что я не могу на тебя сердиться и пользуешься этим, – мягко произнесла Эгнация. – Я ведь до сих пор помню и о твоем благородстве.

Лоллий-старший смутился, на мгновение снял руку с края носилок, суетливым жестом одернул тунику и заговорил, подбирая слова:

– Эгнация, я вел себя так, как должен и давай не будем об этом. Наша жизнь и без того полна печали, чтобы вспоминать еще и прошлые несчастья.

Некоторое время Лоллий и Эгнация, не говоря ни слова, двигались вниз по улице. Носилки плавно раскачивались в такт размеренным шагам слуг. Приспособившийся к ритму их движения Лоллий Лонгин шел рядом, слишком твердо, чем это требовалось, глядя перед собой.

Наконец Эгнация нарушила молчание:

– Наверное, это глупо, через столько лет… Но… в последнее время мне почему-то часто напоминают о прошлом, – негромко произнесла она, так словно разговаривала сама с собой.

– У тебя что-то случилось? – живо переспросил Лоллий.

– Нет, ничего важного. – Эгнация быстро покачала головой и, слегка смутившись под пристальным взглядом собеседника, торопливо добавила. – Правда, ничего. Просто это убийство… Разбередило воспоминания. Нелегко сохранять спокойствие, когда такое происходит, чуть ли не на твоем пороге. И.… знаешь, чем старше дети, тем больше забот они требуют.

Лоллий ничего не сказал в ответ, но его красивое, строгое лицо стало еще более серьезным и задумчивым. Наконец, носилки поравнялись с домом Сирпиков. Носильщики остановились, дожидаясь пока хозяйка закончит разговор. Бросив быстрый взгляд на ворота своей усадьбы, она внезапно сменила тему и с укором произнесла:

– Но все же, я на тебя обижена. В прошлый приезд ты так и не нашел времени, чтобы заглянуть ко мне в гости.

– Так получилось, – Лоллий виновато улыбнулся. – Мне пришлось слишком быстро уехать.

– Надеюсь, в этот раз ты исправишься.

Эгнация похлопала его по руке, и, кивнув на прощание, распорядилась поворачивать к воротам.

*****

По суматохе, воцарившейся в доме, Варий Сирпик-младший понял, что мать вернулась. Он знал, что из них троих мать единственная пользовалась среди слуг уважением и любовью. Отца в доме боялись, к нему самому относились немного снисходительно, а всеобщее обожание доставалось матери.

Еще недавно это отношение слуг было для Вария-младшего лишним поводом, чтобы восхищаться "Великолепной Эгнацией". Тем горше было его разочарование, когда он понял, что ее безупречная репутация была выстроена на фундаменте из лжи и лицемерии, с помощью которых мать обманывала не только его с отцом, но и слуг, деловых партнеров, друзей семьи и кажется весь Рим.

Гай Варий не хотел встречаться с матерью. В последнее время ему трудно было не отвечать на ее ласки грубостью. Поскольку он так и решился сказать правду, то выглядел в такие моменты обычным глупым мальчишкой, отчего раздражался еще больше. Варий-младший тихонько выскользнул из своей комнаты и попытался, как можно более незаметно, выбраться из дома. Он был уже у двери, ведущей в сад, когда знакомые шаги за спиной возвестили, что попытка избежать разговора провалилась.

– Гай, куда ты убегаешь?

Варий нехотя повернулся. Мать стояла в начале коридора, величественная будто богиня в длинной зеленой столе. Прятавшаяся за спиной Эгнации служанка, молодая красавица Пифаида, выглядела на ее фоне, словно деревянная статуэтка лара в крестьянском доме рядом с мраморным изваянием Минервы.

– Я просто иду в сад, – ответил Варий, пытаясь придать лицу независимое и гордое выражение и понимая, что на самом деле он выглядит беспомощно и жалко.

– Сынок, у тебя что-то случилось?

Пройдя по коридору, Эгнация подошла к сыну и протянула руку, чтобы потрепать его по голове. Но, Варий-младший был начеку. В последний момент он ловко уклонился, и рука матери повисла в воздухе.

– Ты сама знаешь, – с вызовом сказал он, глядя из-под нахмуренных бровей.

– Что я знаю?

– Ты знаешь, – упрямо повторил Гай Варий.

– Хорошо, может быть, я знаю, – покорно согласилась мать. – Но ты не знаешь ничего.

Ее невозмутимое лицемерие, вот, что больше всего раздражало сына. Он понимал, что должен, наконец, решиться. Что справедливость должна восторжествовать. Ведь пока наказание понесло лишь орудие преступления, а сам преступник остался безнаказанным. Он даже зажмурился от ужаса, на миг, представив себе все последствия своего поступка.

– Я… Я лучше пойду в сад, – выдавил он, мысленно обещая себе, что не станет больше молчать, если мать и дальше будет настаивать. И плевать на то, что их услышит Пифаида, или старый сплетник Анаксагор, который вполне возможно по своей извечной привычке подслушивает под дверью. Или даже сам отец. Он избавится от этого груза и будь, что будет.

Но Эгнация видимо почувствовала настроение сына. Она не стала добиваться от него ответа, а лишь вздохнула.

– Как хочешь. Сейчас все равно нет времени, но мы обязательно должны поговорить.

*****

Несмотря на насмешки Лоллия-младшего, а может быть и благодаря им, Иосиф с первого взгляда проникся симпатией к старшему представителю семейства. На поверку Квинт Лоллий оказался вовсе не таким престарелым занудой, как можно было себе представить из разглагольствований племянника. Он искренне обрадовался Петронию, долго с ним обнимался, а после забросал вопросами о делах на Востоке, показывая в них завидную осведомленность.

Уже по тому, как суетились вокруг него слуги, можно было понять, что авторитет старшего родственника несравнимо выше авторитета беспечного домовладельца. С последним Квинт Лоллий, кстати, ничуть, не церемонился и Луций Лоллий принимал это обращение как должное.

К сожалению, Лоллий-старший немногим мог помочь в расследовании. В тот раз он приехал в Город по срочному делу, но уже на следующий день вынужден был вернуться на юг из-за подвернувшейся сделки в Помпеях. Даже появление в доме гладиатора прошло мимо внимания дядюшки.

– Взять в дом человека с улицы, еще и рудиария, мог только такой болван, как сын моего брата. Неудивительно, что он не поделился со мной этой новостью. – Квинт Лоллий хлопнул племянника по плечу с таким видом, словно собирался дать ему подзатыльник. По тому как привычно Лоллий-младший вжал голову в плечи можно было судить, что в прежние времена в отношениях дяди и племянника подзатыльники были делом привычным. – Я даже гуртовщика не назначу, если за него не поручится управляющий. Уверен, твой друг не поступил бы подобным образом. Еще Варрон писал, что лишь самые проверенные и преданные из рабов, должны работать в доме. Катон же говорил, что отбирать домашних рабов следует из тех, кто родился и был воспитан в семье. В крайнем же случае рекомендовал покупать их из числа греков у проверенного торговца с надежной репутацией.

Нельзя сказать, чтобы Лоллий-младший игнорировал поучения дядюшки. Напротив, лицо его выражало глубочайшую заинтересованность и готовность немедленно взять эти рекомендации на вооружение. Однако, Иосиф готов был поручиться, что на самом деле мысли Лоллия-младшего витают где-то очень далеко, никак не соприкасаясь с мудростью знаменитых агрономов.

– После того как ты продал свою половину усадьбы твой племянник остался без присмотра, – заметил Петроний.

– Да. Печально, – печали в голосе Лоллия-старшего точно не было. Как не было ни раскаяния, ни сочувствия. – А что было делать? Мне срочно понадобились деньги, чтобы выкупить пай в одной скотоводческой компании в Апулии. Нельзя было упускать такого случая.

– И ты удружил мне замечательным соседством, – упрекнул дядюшку Луций Лоллий.

– Он деловой человек. Немного не нашего круга, но разумный и с крепкой хваткой, – беспечно возразил старший родственник.

– Ты, верно, хорошо его знаешь? – поинтересовался Петроний.

– В Риме все друг друга знают. У него большой бизнес на севере, несколько лавок в Городе, две мастерские. Думаю, его дела идут неплохо, раз он мог позволить себе купить такой прекрасный дом. Что поделаешь: провинциалы скупают усадьбы, а почтенные семьи их продают, чтобы свести концы с концами, – проворчал Квинт. – Такие уж времена наступают.

– Времена, когда последние станут первыми, ибо первые утратят и то, что имеют, – заметил Иосиф.

– Да уж, времена, когда всякий раб считает себя философом, – буркнул Лоллий-младший.

– Времена, когда всякий философ чувствует себя рабом, – парировал иудей.

– Недурно, – одобрил Лоллий-старший. – Вижу ты мудрец не хуже нашего Эбура. Если ты так же хорошо справляешься с хозяйством так и быть – перекуплю тебе у Петрония.

– Жаль тебя разочаровывать, но с этим ничего не получится, – сказал Петроний.

– Что так? Думаешь не хватит денег. Сколько за него попросишь?

– Иосиф вольноотпущенник.

– Вольноотпущенник, – Лоллий-старший фыркнул. – Что за мода пошла! Будто раб станет работать лучше, если на него надеть фригийский колпак⁶¹.

– Если будет знать, что может получить свободу. Будет иметь стимул, можно сказать, – осмелился возразить Лоллий-младший и, судя по мелькнувшему на его лице испугу, немедленно пожалел о своей неосторожности.

– Чушь! – Лоллий-старший воинственно взмахнул рукой, отчего стоявший на столе кубок взлетел в воздух и жалобно прозвенев приземлился возле имплювия. Сразу двое слуг кинулись ликвидировать последствия этой неосторожно. Один подхватил упавший кубок, а второй парой ловких движений вытер лужу, тряпкой, которая была у него в руке. – Раб работает лучше, если хозяин заботится о его здоровье, кормит его вволю, не позволяет лениться и не перегружает чрезмерной работой. Вот вам рецепт. А прочее – выдумки модных умников, что разглагольствуют перед толпами молодых болванов.

– Однако, дядюшка, ты не станешь отрицать, что мой Эбур хороший управляющий, – решился оспорить это утверждение Лоллий-младший.

– Эбур счастливое исключение, которое только подтверждает мою мысль, – Лоллий-старший воинственно рубанул рукой воздух. – Деда Сирпика тоже когда-то отпустили на волю. А теперь его внук скупает усадьбы римских граждан и ведет себя так, будто его предки осаждали Вейи вместе с Фабиями.

– Если ты о нем столь невысокого мнения, как получилось, что ты продал ему свой дом? – спросил Петроний.

– Я знаком с его женой. – Гнев старшего родственника угас. – Замечательная женщина и из хорошей римской семьи. После несчастья с отцом и братом ей ничего не оставалось, кроме как принять предложение Сирпика.

– Несчастья?

– Заговор Эгнация. Шумное было дело, – торжественно выговорил Квинт Лоллий. – Многие поплатились. Сатурнин⁶² тогда не разбирал правых и виноватых. Столько славных семей пострадало.

– Эгнация была невестой Арарика, – уточнил Луций Лоллий.

– Ты имеешь виду Арарика, от которого вы унаследовали поместье? – переспросил Петроний.

– Его сына, который покончил с собой, – ответил Лоллий-младший.

– Чтобы избежать ареста, – пояснил Лоллий-старший. – Гай Волузий Арарик, мой двоюродный брат, не перенес потерю единственного сына. Угас меньше чем за год. Мы с отцом этого идиота унаследовали состояние. Включая эту прекрасную усадьбу, – Лоллий обвел вокруг себя рукой. – Разделили поместье надвое. Старый дом достался моему бедному брату, а на своей половине я построил новый. В котором сейчас живет внук погонщика мулов. Таково уж непостоянство этого мира.

– Да. Твой племянник много раз рассказывал мне эту историю, – задумчиво проговорил Петроний. – Как я помню, Арарик был среди заговорщиков.

– Никто не знает подробностей. – Квинт Лоллий развел руками. – У Эгнация собиралось много молодых людей. Честолюбивых, амбициозных. Кто из них был заговорщиком, а кто просто болтуном я не могу сказать. Что поделаешь, время было смутным и никому не хотелось, чтобы случились новые мартовские иды⁶³. Одно скажу. Он покончил с собой и значит на то были причины.

К этому времени в атрии остались лишь мальчик, прислуживавший у стола и Эбур, который, стоя у стола в дальнем углу, сверял какие-то счета. Когда речь зашла об Арарике, Эбур застыл, напряженно вслушиваясь в каждое слово, и медленно, все еще сжимая в руках таблички, двинулся к столу. Лишь Иосиф, не принимавший непосредственного участия в беседе, заметил этот маневр, и только для него не стало сюрпризом, когда Эбур вдруг заговорил:

– Прошу простить, господа, что вмешиваюсь в беседу, хоть это мне и не пристало. – Оба Лоллия и Петроний удивленно повернулись к управляющему, который невозмутимо продолжил. – Как человек, имевший несчастье непосредственно наблюдать за теми событиями, хочу заверить, что молодой Арарик не был замешан ни в чем предосудительном.

– Действительно, – Лоллий-старший энергично закивал. – Никто лучше Эбура не знает всех обстоятельств этого дела. Он был пестуном Арарика-младшего. Вырос у них в доме.

– Это так господин, – подтвердил управляющий. – И я твердо знаю, что молодой хозяин не замышлял заговора. Вся его вина заключалась в том, что он дружил с сыном Эгнация Руфа и хотел жениться на благородной госпоже. Я далек от того, чтобы обвинять консула в предвзятости. Если он в чем-то виновен, так в том, что поспешил поверить подлому доносу и спутал дерзкие речи с дерзкими делами.

– А что сталось с братом Эгнации? – поинтересовался Петроний.

– Ему позволили удалиться в изгнание. Я слышал, он сгинул то ли Галлии, то ли в Испании, – ответил вместо Эбура Квинт Лоллий. – По правде говоря, ничего удивительного. Отчаянный был человек и бешеного нрава. Настоящий Эгнаций. Когда узнал о доносе, то, говорят, первым делом хотел перерезать горло доносчику. Фехтовальщиком он был отменным. Люди консула перехватили его на пороге собственного дома. Эгнаций-старший поплатился жизнью, его сын отправился в изгнание, дочь вышла замуж за внука вольноотпущенников. От славной семьи никого не осталось, а скоро сотрется и сама память о ней.

После этих слов в атрии повисла тишина. Лоллий-младший задумчиво крутил перстень на своем указательном пальце. Его дядюшка с сосредоточенным видом барабанил пальцами по столу. Печально молчал Эбур и даже Иосиф посчитал нужным придать своему лицу сочувственное выражение. Лишь Петроний остался равнодушен ко всеобщему меланхолическому настроению.

– Кто же был доносчиком, которого Эгнаций так страстно желал покарать? – спросил он деловитым тоном.

Лоллий-старший в ответ лишь беспомощно развел руками.

– Власти предпочли сохранить это имя в тайне, чтобы уберечь его от мести, – ответил вместо него Эбур. – О разговорах, которые велись в доме Эгнация, знали многие. Молодые люди не считали нужным скрываться, а врагов у Эгнация было довольно.

– Но Эгнаций-младший знал кто это.

– Полагаю, что так, господин, раз его схватили с обнаженным мечом в руке.

– И все же ему сохранили жизнь.

– Может быть Сатурнин посчитал, что лишняя жестокость произведет дурное впечатление, – Лоллий-старший пожал плечами. – Одно дело отправить на казнь самого Эгнация, заговорщика, который покушался на самые основы Республики, и совсем другое расправиться с дерзким мальчишкой. Как я помню младшему Эгнацию было немногим больше двадцати в то время. Никто не хотел, чтобы вернулся ужас проскрипций, когда целые семьи истребляли из-за смутного призрака вины.

– Выходит, никто не знает куда он подевался? —обманчиво равнодушным тоном поинтересовался всадник.

– Я же говорю, – буркнул Лоллий-старший. – Уехал в Испанию или Галлию. В Италию ему запрещено было возвращаться под страхом смерти. Может быть завербовался в легион под чужим именем. С его-то отчаянным характером я бы не увиделся, даже если бы он закончил жизнь на арене амфитеатра.

– Ты так уверен, что он погиб? – настойчиво переспросил Петроний.

В этот раз Иосифу нечем было гордиться. Ведь только теперь до него начало доходить то, что его патрон сообразил, кажется, как только разговор зашел о брате Эгнации. Интрижка со служанкой из дома Сирпиков, реакция на нее Эгнации, уславшей бедную девушку на край света и слова Эвридики о том, что Меланхет хотел отомстить за предательство.

Иосифа удивляло не то, что патрон сопоставил все эти факты с историей семьи Эгнациев. В конце концов он бы и сам додумался. Удивляло иудея и, ни к чему лукавить перед самим собой, слегка задевало самолюбие, то, как мало времени на это мало понадобилось Петронию. С другой стороны, Иосиф мог утешаться тем фактом, что для всех остальных, настойчивые расспросы всадника все еще оставались пустой светской болтовней.

– Шестнадцать лет прошло как о нем никто ничего не слышал, – Лоллий-старший пожал плечами. – Погиб он или укрывается на краю света среди каких-нибудь скифов – разница невелика.

– Верно. Шестнадцать лет долгий срок, – Петроний с задумчивым видом встал с кресла. – Рад был встретиться с тобой, но обязательства, которые я дал твоему племяннику вынуждают меня прервать нашу беседу. Пора воспользоваться любезным приглашением Сирпика и навестить его дом.