Кубанское казачество и его атаманы

Подобно Сечевой организации, устройство внутреннего быта и отношений у донских казаков отличалось оригинальным, чисто народным складом, в духе Древней Руси. Как и у запорожцев, самоуправление сложилось у донцов из войсковых сходов и выборной старшины. Войсковой сход или «круг», как называли его донцы, напоминал собой запорожскую раду и древне-славянское вече. В войсковом кругу каждый казак имел право голоса наравне со всеми другими, не исключая и старшины. Кругу принадлежала административная, законодательная и судебная власть; он назначал походы и поиски неприятеля; на нем производилось разверстание земельных и др. угодий; ему подлежали утверждения судебных приговоров и смертной казни; в войсковом кругу, наконец, выбирались казачьи начальники. Главным исполнителем решений войскового круга был войсковой атаман, избиравшийся казаками ежегодно; в помощники атаману давались два, также выборных, есаула; письменные дела лежали на войсковом писаре или «дьяке». Кроме войскового круга и атамана, в казачьих городках или станицах были свои станичные круги и атаманы. Лица, стоявшие во главе войскового управления и сложившие свои полномочия, образовали собою «войсковую старшину», звание, ставшее впоследствии жалованным и приравненное к чинам регулярной армии. На первых порах существования большинство донских казаков, подобно запорожцам, вело безбрачную жизнь, и только впоследствии, по мере развития и умножения войска, постепенно увеличивалось количество семейных казаков. Точно так же и первые основы казачьего самоуправления подверглись с течением времени значительным изменениям. Так, войсковые атаманы с 1738 года начали назначаться по Высочайшему повелению; Екатерина II в 1775 году заменила войсковой круг войсковой канцелярией, в 1798 году, при Императоре Павле, войсковые чины были сравнены с армейскими, наконец, положением 1835 года войску была придана та организация, которая сохранилась у казаков, с немногими изменениями, до 1870 года, когда было выработано новое положение.

В течение четырех веков донские казаки ознаменовали себя целым рядом военных действий и предприятий, то служивших на пользу русской народности, укрепляя силу и единство Русского Государства, то просто вызванных жаждой наживы и грабежа, но всегда геройских и запечатленных искусством. Особенно жестоко доставалось при этом исконным врагам русского народа – татарам и их покровителям – туркам. В своих походах и поисках за добычей донские казаки, как запорожцы и часто в союзе с ними, опустошали берега Азовского и Черного морей, переплывали в своих незатейливых «стругах» и «чайках» чрез последнее в Малую Азию, громили здесь города и производили переполох даже в Константинополе. То, что позволяло себе все войско по отношению к туркам и татарам, то отдельные личности и разбойничьи ватаги применяли даже к русским владениям. Так разбойничали по Волге и в пределах Юго-Восточной Руси Стенька Разин, Ермак Тимофеевич, Прокофьев и др. с своими сборищами казачьей вольницы. Но эти разбои с избытком окупились для русского государства одним предприятием Ермака Тимофеевича – покорением Сибири; при том же с этими разбоями соединялась месть за порабощение экономическое и гражданское, почему казачьи предводители и находили вне войска, в массе, такую сильную поддержку. Донские казаки играли, кроме того, не последнюю роль во всех войнах России с соседями – с татарами, турками, поляками, шведами и французами, всегда и всюду являясь передовыми борцами и неустрашимыми победителями.

Так возникли и существовали Запорожское и Донское войска. В немногих словах мы отметили как темные стороны в жизни казачества, послужившие ему укором и материалом для преувеличенных представлений о казаках, так и великую историческую роль этих постоянных защитников русского государства, широко раздвинувшего свои пределы ценой казачьей крови и отваги. Темные дела и военные разбои казачества, бывшие в свое время обычным явлением не в одной казачьей среде, давно и бесповоротно сошли с исторической сцены, но не умерло казачество, не заглохли те положительные стороны в его жизни, благодаря которым казак пережил свою историю и стал таким же мирным членом Русского Государства, как и другие граждане. Донское войско продолжает и теперь еще жить на тех местах, которые были его колыбелью. Иная судьба постигла Запорожье, но и оно оставило непосредственных преемников в лице бывших Черноморского и Новоазовского войск, заселивших большую часть нынешней Кубанской области.

III. Уничтожение Запорожской Сечи

Когда основана была последняя Запорожская Сечь, международные условия настолько изменились, что дальнейшие судьбы Запорожья можно было считать заранее предрешенными. Россия, в это время уже могущественная и объединенная в лице двух народностей – великорусской и малорусской, быстро росла и ширилась. Юг России, когда-то страшный татарскими полчищами, несмотря на верховные права и защиту Турции, терял свои владения шаг за шагом под напором русского могущества и силы. Татары ослабели и измельчали; турки потеряли репутацию сильного непобедимого народа; Польша, раздираемая внутренними смутами и неурядицами, едва влачила свое жалкое существование. Борьба с турками и татарами оканчивалась победами двуглавого орла над ущербленным месяцем, и хотя запорожцы играли в этой борьбе самую выдающуюся роль, творили чудеса храбрости и отваги, но последующее слагалось так, что раз оказалось бы сокрушенным могущество татар и турок, услуги Запорожского казачества становились излишними. Так и случилось. Целый ряд столкновений России с Крымским ханством и Турцией закончился в 1774 году миром в Кучук-Кайнарджи, прочно утвердившем престиж России в качестве главного хозяина и распорядителя Юга. Запорожцы с своими владениями мало того, что очутились окруженными русскими войсками, но и принуждены были в силу трактата, во-первых, возвратить часть этих владений крымским татарам и, во-вторых, лишиться доходов с некоторых переправ и соляных озер в пользу Империи. Запорожье почуяло беду и, с энергией и упорством казачьим, решило отстоять свои владения. В том же 1774 году, на общей войсковой раде, были избраны три депутата от войска для поездки в Петербург – Сидор Белый, Логин Мощенский и Антон Головатый, снабженные копиями с документов на владения запорожские и полномочиями ходатайствовать пред Екатериной Великой о защите казачества от утеснений ближайшим начальством и об оставлении за войском его прежних владений. Депутация немедленно двинулась в путь, но пока она безуспешно хлопотала в Петербурге, Грицько Нечоса, как прозвали запорожцы всесильного Потемкина, приписавшегося к одному из куреней Запорожья, деятельно готовился осуществить свой план Новороссийского губернаторства. Интересы Новороссийского генерал-губернатора и запорожцев оказались в противоречии. Чтобы осуществить свой план, Потемкин должен был уничтожить Запорожье с его обширными владениями.

Историк последней Запорожской Сечи Скальковский указывает на две причины, способствовавшие падению запорожского казачества. С расширением пределов Российской империи Запорожье с своей самобытной организацией, вольностями и владениями явилось «государством в государстве». Услуги его, если и были еще нужны, то далеко не в прежних размерах и степени, а между тем казачество являлось опасным элементом для администрации и ближайших целей Потемкина. С другой стороны, обширные земельные владения Запорожья представлялись довольно заманчивыми для чиновных колонизаторов края. Оправдываясь от несправедливых нареканий на войско, кошевой Калнышевский писал в одном из писем Потемкину: «Почему не жалуется на нас тот, кто наших земель не захватывает и ими не пользуется. Только те кричат на нас, кто от нас корыстуется». Последствия подтвердили указания кошевого. Когда было уничтожено запорожское казачество, князь Вяземский получил при разделе запорожских земель 100 000 десятин и в том числе места, бывшие под обоими Сечевыми кошами; почти столько же досталось князю Прозоровскому и меньше многим другим. Таким образом, «богатая добыча», в форме обширных земельных владений Запорожья, послужила тем благоприятствующим обстоятельством, при наличности которого князю Потемкину удалось легко свести последние счеты с запорожским казачеством. Не успели еще запорожские депутаты, обласканные и обнадеженные, но ничего не добившиеся, вернуться из Петербурга домой, как Сечь, по приказанию Потемкина, была уничтожена и казачество рассеяно.

История России сохранила мало таких печальных и глубоко трагических страниц, какою представляется разрушение Запорожской Сечи. Запорожцы, убежденные в своей правоте и надеявшиеся на удачный исход ходатайств их депутации, не ждали беды в столь ужасной для них форме. Генерал Текелий, которому было поручено занятие Сечи, двинувшись во владение Запорожского войска, не встретил никакого сопротивления со стороны последнего на пути. Запорожцы были заняты своими хозяйственными делами, им и в голову не приходила мысль о том, что Сечь может быть уничтожена. Когда, гласит народная песня, «батько кошевый» увидел «великое войско из Русского краю», то сделал догадку, что должно быть им, запорожцам, придется с войском матери Царицы «татар, як саранчу, гонить». Но встревоженные казаки почуяли беду и указали своему атаману на то обстоятельство, что пушки в войске матери Царицы были наведены прямо на Сечь.

 
Ой провидали запорожцы,
Що Нечоса Текелю послав,
Щоб нас и кошевого
И всю славну Сечь атакував;
Був же той день
Велики “зелени свята”,
О, бодай же твоя, Нечосо,
С того дня душа проклята!
 

Так пели впоследствии запорожские казаки, вспоминая о разрушении своей матери Сечи. Когда Текелий расположился с войсками у Запорожского Коша, запорожцы собрались на раду, чтобы решить, как быть казачеству и что следовало предпринять. Ни разу, быть может, в истории Запорожья не было случая, когда казаки были в таком затруднении. Будь на месте русских другие войска, запорожцы, не задумываясь, сложили бы свои головы, защищая Сечь. Но пред Сечью стояли русские войска, братья по вере и единоплеменники; пришлось бы лить родную кровь, поднять бунт, междоусобие. Неустрашимые воины, поседевшие в войне и боевых стычках, молодежь, не знавшая удержу на поле битвы, отчаянные головорезы, бывшие бичом и грозой для татар и турок – все, одним словом, задумались над роковою думою о грозившей Сече беде. Народная песня передает то замешательство, которое вызвано было в среде запорожцев присутствием русских войск, и те разногласия, которые возникли по этому поводу между казаками: одна часть казачества желала мира и предлагала принести повинную Текелию, другая настаивала на том, чтобы «пока стоит еще солнце на небе, все дрались бы с запасом казачьим» и «не отдавали за спасибо Сечь», третьи были в нерешительности.

Этот момент бурной запорожской рады изображен на прилагаемой иллюстрации, представляющей снимок с картины художника В. И. Ковалева. В центре рады стоит кошевой Петр Калнышевский, с левой стороны примыкают к нему сторонники мирного подчинения Сечи требованиям русского начальства, с правой – их противники, предлагающие «убрать москаля в шоры», т. е. обмануть русские войска и «накивать пятами», т. е. бежать из Сечи, средину занимают нейтральные, ни на что определенное не решившиеся еще казаки. Но вот среди жарких споров о том, что лучше пусть русские войска «выжгут глаза запорожцам и они умрут один за другого», чем отдать Сечь, является с крестом в руках панархимандрит; он убеждает запорожцев «не подымать на братьев рук» и «не делать в своем сердце ран»; толпа прислушивается к словам своего «пана-отца», но сторонники борьбы заподозревают в архимандрите «шпегу», т. е. шпиона, и с ожесточением набрасываются на него, не обративши внимания на его духовный сан и слова умиротворения. Увещания архимандрита и угрозы проклятия «из рода в род» за пролитие христианской крови берут, однако, перевес над бурными речами толпы. Большинство запорожцев следует совету пана-архимандрита, и рада оканчивается решением «голову хилити», т. е. смириться, принести покорность.

 
– Ну, пан-отче, по твоему нехай;
Послухают тебе запорожцы,
Бери, Петре, хлиб да силь
И ходим до Текели в гости,
 

– поется в народной песне, передающей те треволнения, которые происходили в это время на раде.

Казаки на первый раз смирились, все еще не допуская мысли об окончательном уничтожении Сечи. Батько кошевой Петр Калнышевский и войсковая старшина были посланы войском с хлебом и солью к Текелию. Текелий принял хлеб и соль, поблагодарил казаков, угостил их и сам принял от них угощение в Сечи, а кошевого и войсковую старшину, однако, арестовал и отправил в Москву. Лишившись старшины, запорожцы окончательно растерялись.

 
Эй батьки атаманы!
Кажить, де дили нашу старшину!
Бере живый жаль за сердце,
Як сгадаешь славну старину!
 

Но горю было нечем пособить. Участь Сечи была решена бесповоротно. Казакам волей-неволей пришлось хоронить свою самобытную общину. В этих крутых обстоятельствах сторонники борьбы привели в исполнение свою мысль, бежали в Турцию, на землях которой в устьях Дуная была основана впоследствии Запорожская Сечь. Уход из Сечи части запорожцев только усугубил горе оставшихся. Кошевой и старшина были отправлены Текелием в Москву, имущество было их конфисковано, а Сечь была так усердно разрушена, что не осталось камня на камне. История свидетельствует, что Текелий, с непонятным вандализмом, велел разрушить даже исторические памятники – строения, надгробные памятники и пр.; даже церковь Пресвятыя Богородицы, по рассказам одного очевидца, «обдирали», обрубая топором царские врата и срывая украшения.

Так пала последняя Запорожская Сечь в 1775 году, и совершена была по мысли Потемкина крупная и несправедливая ошибка по отношению к запорожцам, нужду в которых скоро потом почувствовал Потемкин.

IV. Образование Черноморского войска и пребывание его за Бугом

Прошло несколько лет. За это время многое успело измениться. Оставшиеся на родине запорожцы разбрелись по разным местам: одни из них поженились, обзавелись семьями и хозяйством, другие продолжали «бурлаковать», т. е. жить холостяками, и таких было большинство. Привычка к бурной военной жизни и необходимое условие такой жизни – отсутствие семейства, были тому причиною. Осиротевшие сечевики как бы ждали только удобного случая, чтобы снова «тряхнуть стариной», возобновить утерянное. И они не ошиблись; такой случай не замедлил представиться. Когда была образована Потемкиным новая провинция – Новороссийский край, в 100 000 кв. верст и с полумиллионным только населением и когда таким образом, при обширности границ вновь образовавшейся провинции, некому было оберегать ее разбросанное население, – Потемкин невольно вспомнил о «братчиках запорожцах» и пожалел о рассеянных всюду казаках. Для обширного и открытого со всех сторон от нападений поляков, турок и татар края требовалась военная защита, вполне соответствовавшая местным условиям: необходимо было легкое и неустрашимое войско, всегда готовое к отражению неприятеля и хорошо знавшее приемы и уловки своих противников. Таким именно войском считались запорожцы, и тогда-то, наконец, понял Потемкин, почему столь авторитетные деятели, как граф Вейсбах, Миних и Панин поддерживали запорожское казачество: казаки были самым надежным оплотом в борьбе с соседями и лучшей военной стражей для границ. Обстоятельства, следовательно, заставили Потемкина переложить гнев на милость и, раз остановившись на мысли о необходимости возобновления казачества, он привел потом постепенно эту мысль в исполнение.

Непосредственно после уничтожения Запорожской Сечи Потемкин хотел было уже утилизировать военные силы казачества, приказавши генералу Текелию представить ему список наиболее податливых и отличившихся в последнюю турецкую кампанию старшин, с целью награждения их жалованьем и провиантом. При посредстве таких лиц Потемкин предполагал набрать два пикинерные полка из бывших запорожских казаков. Но на языке запорожцев это означало «поробить их москалями», т. е. сделать солдатами, и поэтому казаки, помнившие, какое участие принимал Потемкин в падении Сечи, не только не поддались на обещание генерал-губернатора, но лишь усилили ряды беглецов в Турцию. Князю Таврическому, однако, удалось окружить себя некоторыми из бывших запорожских старшин, получивших армейские чины, жалованье и составивших у него нечто вроде почетного конвоя; были также единичные случаи поступления запорожцев в Херсонский и Полтавский пикинерные полки и даже на гражданскую службу. Но от всего этого до образования вновь казачьего войска было еще очень далеко. Только мысль об окончательном присоединении Крыма к России и о неизбежности новой войны с Турцией заставила князя Таврического серьезно позаботиться о восстановлении казачества. С этой целью еще в 1783 году Потемкин разрешил бывшим запорожским старшинам: Антону Головатому, Харьку Чепеге и Легкоступу «приглашать охотников к служению в казачьем звании». Впрочем, разрешение это, по-видимому, не дало на первых порах особенно осязательных результатов. По крайней мере до 1787 года об организации вновь зарождавшегося казачества нет достаточных исторических указаний. В этом году, во время путешествия Императрицы Екатерины II по Южной России, Антон Головатый, Сидор Белый и другие казачьи старшины, конечно, не без ведома и содействия Потемкина, поднесли в Кременчуге Государыне адрес, выразив в нем желание служить по-прежнему на военном поле. В том же 1787 году и те же казацкие старшины – Сидор Белый, Захарий Чепега и Антон Головатый окончательно сформировали вольные казачьи команды. Собранные им казаки получили название «войска верных казаков» и были разбиты на две группы – на конницу, под начальством Чепеги, и на пехоту, под командой Головатого; общее же начальствование над казаками было поручено Потемкиным первому кошевому атаману возродившегося войска – Сидору Белому.

Таким-то образом возникло вновь запорожское казачество под именем Черноморского войска, составившего впоследствии основную часть Кубанского казачества. Но прежде чем переселиться в нынешнюю Кубанскую область, черноморцы должны были сослужить службу Русскому государству в борьбе с Турцией. Черноморцы действительно оказали чудеса храбрости в этой войне и на деле доказали свою боевую пригодность и право на самостоятельное существование. Можно сказать, что пролитой здесь кровью они купили себе земли на Кубани.

Ближайшее участие в военных действиях началось для черноморцев с 1788 года. После двух стычек с турецким флотом – 1 июня, когда у Кинбургских берегов турки напали на казачьи лодки и были мужественно отражены казаками, и 7 июня в деле турецкого флота с русской гребной флотилией, за которую казаки получили от Потемкина одобрительный отзыв, 16 июня черноморцы участвовали в поражении турецкого флота. Сражение это отличалось замечательным самоотвержением и стойкостью со стороны русских войск. Командующий русской флотилией, в числе которой были и казачьи суда, принц Нассау-Зиген должен был выдержать напор всего неприятельского флота. Казаки при этом выказали невероятное мужество. На своих мелких гребных судах они смело бросались штурмовать турецкие корабли, сцепившись с которыми, поражали потом неприятеля на палубах собственных его судов… Турецкий флот принужден был отступить с места битвы с большим уроном. Но и казакам недешево далась эта победа, в которой они принимали такое выдающееся участие: войско потеряло кошевого атамана Сидора Белого, получившего в сражении смертельную рану и чрез три дня после того умершего. Спустя 14 дней затем, 1 июля, черноморские казаки снова участвовали в поражении турецкого флота под Очаковом.

Но особенно выказали свои боевые качества черноморцы при взятии Березани. Березань представляла по тому времени почти неприступный остров, находившийся в открытом море, вблизи очаковских берегов. Высокий обрывистый берег этого острова со стороны моря, прекрасная крепость в этой части острова и сильные батареи с юга, по отлогому берегу, доступному для нападения со стороны суши, казалось, делали невозможным сколько-нибудь удачный штурм Березани и тем более для казаков с их небольшими силами и гребными судами. Однако утром 7 ноября, по приказанию Потемкина, казачья флотилия под начальством войскового судьи Антона Головатого смело направилась на остров со стороны суши, несмотря на сильный неприятельский огонь с Березани. Приблизясь насколько позволял этот огонь и глубина моря к отлогому берегу Березани, казаки сделали залп из пушек и ружей, бросились затем в воду, всползли на укрепленный берег и атаковали неприятельские батареи. Рукопашная схватка заставила турок бросить батареи и отступить к крепости, до стен которой преследовали их казаки. Когда турки укрылись за стенами крепости, сильный картечный огонь отсюда принудил казаков воротиться на турецкие батареи. Направивши с батарей турецкие пушки на турецкую крепость, казаки в свою очередь открыли усиленную канонаду. Движение, сделанное со стороны русского флота, от которого отделилось несколько фрегатов по направлению к Березани, и отправление к острову канонерских лодок решили участь турецкого гарнизона: турки сдали остров и крепость казакам.

После взятия Березани для черноморцев настал бесконечный ряд стычек, преследований неприятеля и сражений в рядах русской армии. Между тем как казачья флотилия участвовала в упомянутых сражениях на воде, конные казаки, под начальством Чепеги, избранного на место Белого кошевым атаманом, двигались берегом, вместе с армией Потемкина, по направлению к Днестру и Дунаю, и на всем этом пространстве казакам приходилось неоднократно участвовать в крупных сражениях армии и в самостоятельных мелких стычках с неприятелем. Так, в том же 1788 году казаки принимали участие во взятии приступом русскими войсками сильнейшей крепости Очакова; в следующем 1789 году 18 июня черноморцы сражались под начальством Кутузова у крепости Бендеры; 14 сентября они взяли штурмом вместе с русским отрядом Хаджибей, укрепленный замок, бывший на месте нынешней Одессы; затем отдельные отряды черноморских казаков участвовали при взятии русскими войсками Аккермана и Бендер; в то же время казаки несли разъездную передовую службу, доставляли провиант, были вожатыми в хорошо знакомой им местности, делали рекогносцировки, тревожили неприятеля, захватывали пленных и т. п.

В течение почти целого года, благодаря смерти союзника России австрийского императора и перемирию, заключенному Австрией с Турцией, русские войска не предпринимали ничего решительного, ограничившись удержанием завоеванных пунктов. В это время (в 1790 г.) Императрица Екатерина, в уважение к заслугам казаков и Потемкина, назначила последнего гетманом Черноморских и Екатеринославских казачьих войск. Гетман, выказывая в свою очередь заботливость о нуждах казаков, назначил им под поселения земли между р.р. Бугом и Днестром, в пределах нынешнего Одесского уезда. Казаки, несмотря на военное время, стали деятельно устраиваться на указанных землях. Однако главные казачьи силы все-таки были отвлечены от мирных занятий военной службой. С осени 1790 года Потемкин снова решился повести деятельно войну с турками. Чтобы нанести существенное поражение туркам, решено было взять первоклассную турецкую крепость Измаил. По совету Суворова, первоначально следовало для лучшего обеспечения главной цели овладеть устьями Дуная и взять крепость Килию, охранявшую проход в Дунай. Привести в исполнение этот предварительный план поручено было русской гребной флотилии под начальством генерала де-Рибаса и казачьему отряду на судах под командой Антона Головатого. Поручение было исполнено, Килия и два сильно укрепленных замка Тульча и Исакча были взяты русскими войсками и казаками. Тогда Потемкин приказал де-Рибасу истребить турецкий флот, стоявший на Дунае под стенами Измаила. После предварительных подготовлений с устроенных батарей и с обеих флотилий – русской и казачьей, 20 ноября была открыта усиленная канонада по Измаилу. С одной стороны подвели свои баркасы к турецкому флоту русские моряки, а с другой повел атаку на казачьих судах Антон Головатый, нанесший туркам сильнейшее поражение, потопивши и сжегши до 90 судов. Истребление турецкого флота было произведено 20 ноября, а 11 декабря Суворов взял приступом Измаил, причем казаки были в числе самых деятельных виновников этой победы и потеряли 160 человек убитыми и 345 человек ранеными, количество по тогдашнему времени и по малому составу казачьих войск очень значительное. Наконец, в 1791 году черноморские казаки под начальством своего кошевого атамана Харька Чепеги, нанесли два сильных поражения отдельным частям турецкой армии под Бабадагом, именно: турецкой коннице и войскам татарского хана. Разбитием турок под Мачином русскими войсками черноморцы закончили свое боевое участие в этой войне. В то же время Россия заключила мир с Турцией.

Таким образом, во все время своего четырехлетнего существования, с 1787 по 1791 год, Черноморское казачество провело исключительно в военных действиях. Казалось, и обстоятельства как будто нарочито благоприятствовали и казаки с особенным усердием старались выказать те военные качества и заслуги, опираясь на которые вновь собранные запорожцы могли рассчитывать на право самостоятельного существования и на возвращение хотя бы части прежних казачьих вольностей. И, действительно, счастье, купленное, однако, ценой казачьей крови, обильно пролитой в войне с турками, начало, по-видимому, улыбаться черноморцам. Прежний враг запорожцев – Потемкин Таврический, превратился в «милостивого батька». Войску, с самого его возникновения, была возвращена, хотя и не в полном объеме, но старинная казачья организация с кошевым атаманом и войсковыми старшинами во главе; императрица Екатерина II, как говорится в ордере Потемкина от 31 января 1788 года, «изволила снизойти на пожалование казакам земли для поселения в Керченском куте или на Тамани»; войску было возвращено белое войсковое большое знамя, малые куренные знамена, булава кошевого атамана и перначи, т. е. все те регалии, которыми всегда так дорожили запорожские казаки; наконец, сам Потемкин принял на себя звание гетмана казачьих войск, что уже прямо налагало на него обязанность особых попечений о казаках. И на самом деле, во все время военных действий, давая самые трудные поручения войску, Потемкин не переставал в то же время заботиться о казаках: черноморцы награждались чинами и орденами, подвиги их доводились до сведения Государыни, в военных приказах выражалась благодарность казакам. Но главная забота Потемкина состояла в представлении черноморцам земли, без которой немыслимо было самостоятельное существование вновь возникшего казачьего войска. Вследствие своего ходатайства пред Императрицей Потемкин получил в 1790 году разрешение отвести черноморским казакам «привольные места на берегу Черного моря, между Днепром и Бугом», с правом пользования «рыбными ловлями и всеми выгодами земли»; лично от себя Потемкин подарил войску «Округу Еникольскую с Таманом, на котором, – говорит он в своем письме казакам, – отданные мне места с рыбными ловлями, самыми изобильными, любя войско, навсегда оному дарую». Казаки почувствовали твердую почву под ногами и начали производить хозяйственные обзаведения на указанных им землях. Но, к общему их горю, год спустя, 5 октября 1791 года, неожиданно для всех скончался Потемкин Таврический. Войско «осиротело»; без покровительства умершего гетмана ему предстояла трудная задача отстоять свое самостоятельное существование.

В течение двух лет, со времени разрешения черноморцам селиться на землях между Днестром и Бугом, казаки успели основать по р.р. Днестру, Бугу, Телигулу, Березани, при Очаковском лимане и в других местах 25 селений, с главной резиденцией войска в Слободзее. Кроме того, возникло много хуторов, зимовников и рыболовных заводов. Черноморцы деятельно заботились об устройстве своего края. Но в то же время многое и многое наводило их на мысль о непрочной будущности казачества. Не только смерть гетмана, защитника интересов войска, но еще более окружающие казачью жизнь условия пугали черноморца. Несмотря на военные заслуги казаков и разрешение правительства селиться и обзаводиться хозяйством бывшим запорожцам, ближайшей администрацией и в особенности помещиками ставились всевозможные препятствия для казачьей колонизации. Запорожцев не пускали в войско, пытались прикрепить к поместьям, обратить в холопов, удерживали их жен и детей. И это еще не особенно страшило и беспокоило черноморцев. На прибугских и приднестровских землях во всяком случае поселилось в течение двух лет 1759 казачьих семейств в числе 5068 муж. и 4414 жен. пола; это население во всяком случае было вне посягательств на него со стороны помещиков и администрации. Но за черноморцами, во-первых, не были прикреплены никакими документами назначенные им земельные владения, а во-вторых, рядом с этими, указанными в весьма неопределенных границах, владениями шли деятельные раздачи на поместном праве пустующих земель. Между тем казаки были уже раз свидетелями того, как их старинные запорожские земли обратились на их глазах в частную собственность лиц, не имевших никогда и никакого отношения к сечевым владениям, как священные для них места, где когда-то находилась их резиденция – Запорожский Кош, были переделаны и приспособлены для помещичьих поселений, как их права на владение, омытые казачьей кровью и укрепленные историей, тем не менее были попраны и уничтожены. Это был горький и жестокий урок. Не могло ли того же случиться и с вновь обещанными землями? Вот вопрос, который более всего беспокоил казаков и наводил их на мысль о сомнительной будущности войска и его прав. Россия в это время придвинула границы к самым водам Черного моря, казачеству некуда было двигаться дальше, недавние военные заслуги войска могли быть скоро забыты, надобность в боевой казачьей силе могла не потребоваться в ближайшем будущем; один неосторожный шаг со стороны казаков мог похоронить войско со всеми его проблематическими правами. К тому же обещание Екатерины Великой дать черноморцам земли на Тамани, сделанное еще в 1787 году при возникновении войска, было в силе; при первом удобном случае администрация, желавшая выжить казаков, могла опереться на это обещание, да и на самом деле вскоре после смерти Потемкина черноморцам было предъявлено требование переселиться на Тамань. Не лучше ли, поэтому, было сразу уйти в этот неизведанный еще край, где царили ширь и простор и где интересы казаков не могли столкнуться с выгодами и расчетами сильных тогдашнего мира? Черноморцы решили этот вопрос утвердительно.