Угловая комната с двумя окнами налево, на окнах по три банки цветов, в аван-сцене у стены стол, стулья. Направо дверь в комнаты. Впереди две двери, одна в прихожую, другая в кабинет Судейкина. Комната штукатуренная. Перед зрителями на стене два портрета.

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Ольга (одна у стола, смотря в окно)

Ольга. Вот и уездный город. Вчера только приехали и нашли едва-едва квартиру с тремя комнатами и кухней за 3 рубля в месяц. Ну и городок! Четыре каменных дома: два одноэтажных и два двухэтажных, а то все деревянные, ветхие домишки. Речка маленькая. Нигде нет и сада, негде будет и погулять. Тротуары только в одной улице и то до половины, и притом такие, что в одном месте построены от домов сажен на пять; фонарей и вовсе не видно. А народ-то? С первого раза так и видишь уездное спокойствие, довольство или скуку. А живут же, живут, родятся и умирают здесь! Так, должно быть, все наши уездные города. Не пустеть же месту. Где-нибудь да надо жить. Вот и нам надо будет привыкать и жить. А как скучно с первого раза… Скучно о губернском городе, о реке, бульваре, о собрании. Здесь их нет! Скучно о Карташеве… Как я плакала, как прощалась с ним. "Я тебя не забуду, говорит, буду писать письма. Пиши и ты". Не забывай, мой милый! О, как я его люблю! Бог знает, когда придется увидеть.

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Ольга и Судейкин (входя в виц-мундире)

Судейкин. Уф! устал. (Утирается платком.) Кажется не жарко, а весь так вспотел. Чорт бы их побрал совсем! (Уходит в кабинет и возвращается без виц-мундира, с щеткой в руке, чистит брюки.) Все брюки выпачкал в грязи! Уж городок!

Ольга. Так вы пешком ходили?

Судейкин (с сердцем). На лешем, что ли, я поеду?

Ольга. Извощика бы наняли.

Судейкин (так же). Извощика! О них здесь только по наслышке знают, да и то те, кто жил в губернском городе. (Чистит.) Чорт – не городок! Уж лучше бы не ходить вовсе!

Ольга. Ну, как же вы путешествовали?

Судейкин. Попробуй сама, так и узнаешь! Прытка больно! Извощика! Лешего здесь найдешь, да и никого дома не застанешь. С самого начала я вышел из дома, сухо. Ладно. Иду квартал, думаю, найду извощика. Не видно. Спрашиваю какую-то женщину – за водой шла: "где бы, сударыня, извощика найти?"… Она вытаращила на меня глаза: "Не знаю, сударь". Я пошел дальше. Вижу, на углу две лошади с кучерами в тарантасах. Я думаю, что это извощики, и, как у нас, машу рукой. Не едут. Свищу – ни тпру, ни ну! Смотрю, по сторонам два мещанина идут, стали, смеются, указывают на меня и говорят: гляди-ка, чаво это барин-то свистит! "Випимщи – говорит другой". – Да это, кажись, не здешний! "И то!" Я рассердился. Дохожу до этих кучеров-извощиков. "Глухи, что ли, вы! – кричу. – Много ли в час возьмете?" Они молчат и смотрят на меня. "Вы извощики, что ли, или нет?" Они шапки поскидали и говорят: "Никак нет-с. Мы с баринами приехали". "Кто твой барин?" – спрашиваю одного. – "Секретарь, – говорит, – уездного суда". "Где, спрашиваю, он живет?". "Здесь". "А ты кого привез?" спрашиваю другого. – "Я, говорит, поверенного". Ну, не идти же мне первому к секретарю, да и то к нему первому. Спрашиваю, где живет судья, заседатель, стряпчий, бургомистр, исправник и тому подобные лица. Сказали. Я и пошел к судье. Он, говорят, где-то в карты с казначеем играет. Исправник на охоту уехал, зайцев стрелять; почтмейстер, городничий – тоже. У судьи вышла жена его, толстая такая, не дальнего ума, видно, что купеческая дочь. Заседатель земского суда уехал зайцев стрелять. Их уехало человек 23… Жены их по грибы, да по ягоды уехали. Был у стряпчего, это маленький, толстенький, седенький старичок. Горяч ужасно. У него выпил чашку кофе. Он меня принял вежливо. Потом пошел к заседателю Зимину, товарищу по суду. Он раскладывал пасьянс. Молодой, способности есть, только дело, кажется, плохо знает. Я его пригласил на обед сегодня.

Ольга (удивляясь). Как скоро!

Судейкин. Нельзя. Мы с ним давно знакомы, вместе в палате служили.

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Те же и Марфа Павловна

Марфа Павловна. Ты уже дома?

Судейкин. Дома.

Марфа Павловна. Ну что?

Судейкин. Никого не застал дома. Мужья уехали стрелять зайцев, а жены по грибы.

Марфа Павловна. Ну, я пирог большой состряпала, во всю лопату. Нашла было стряпку, дала ей кое-что стряпать. а она и булки не знает, как испечь. Сварить супу не сумела. Я и выгнала ее.

Судейкин. Ну, ты уже совершила подвиг!

Марфа Павловна. Еще не то будет. Скверно, право: надо нанять кого-нибудь. А то воду самой придется носить с речки. А вода какая невкусная! Хоть бы с ключа какого достать. Паша, ты бы хоть поискал стряпки-то?

Судейкин (уходит в кабинет). Ладно. А нет, попросила бы пока соседку. Кто там, не барыня, чай, живет.

Марфа Павловна. Не худо бы нам с Ольгой сходить с визитом кое к кому.

Ольга. Я ни за что не пойду!

Марфа Павловна. Это от чего?

Ольга. Да чего мне там делать?

Марфа Павловна. Показаться, познакомиться.

Ольга. Очень вам благодарна! Пусть сами знакомятся.

Марфа Павловна. Все же нехорошо не сделать им чести, это много значит.

Судейкин (выходя из кабинета в пальто и с трубкой). Во-первых, ты кое-кого-то еще вовсе не знаешь, да я и не видал самих мужей; во-вторых, они уехали по грибы, в-третьих, можно съездить завтра, а в-четвертых, я хочу, чтобы хоть мужья-то сами познакомились с нами наперед. Это, матушка Марфушка, им много чести будет, вот что!

Марфа Павловна. Ну, так ладно. Теперь их, в самом деле, не застанем дома. Я им с Ольгой покажу себя. Мы покажем себя – каковы губернские-то!

Судейкин. Ну, вы уйдите… Вон кто-то едет, с визитом никак!

Ольга (подходя к окну). Рыжий какой-то, красный! Уйдем, мамаша.

Марфа Павловна. Посмотрим на него. Кто это такой?

Ольга. Да мы в дверь будем смотреть. (Уходят в комнату.)

ЯВЛЕНИЕ 4-е

Судейкин и секретарь Запесошный (рыжие волосы, лицо красное, говорит с расстановкой, приговаривая часто "гм", прихрамывает на левую ногу. В виц-мундире. В руках треугольная шляпа).

Запесошный (неловко кланяется). Имею честь явиться… коллежский секретарь, Иван Назарыч Запесошный.

Судейкин (про себя). У него лошадки есть. Да он, кажется, того-с, выпивши. (Запесошному, указывая на стул:) Прошу садиться. Позвольте знать, кто вы такой (Протягивает ему руку.)

Запесошный (робея). Я-с?.. гм… извольте видеть. Коллежский секретарь!

Судейкин (про себя). Недальнего ума. (Ему). Гм! знаю-с. Должность ваша?

Запесошный (сконфузясь). Гм… гм… секретарь уездного суда

Судейкин. Очень рад, что имею честь видеть представителя суда, – да, хозяина суда, как вообще зовут сами себя секретари. Садитесь, Платон Назарыч.

Запесошный (садясь). Благодарю-с. Вы-с все в палате служили?

Судейкин (садясь). Да, служил восемнадцать лет, служил и в губернском правлении. А вы давно секретарем?

Запесошный. Третий год.

Судейкин. А раньше где служили?

Запесошный. В канцелярском училище, изволите видеть я обучался. Писав чисто, я был определен в канцелярию губернатора; гм! был потом бухгалтером в комиссии; потом-с в губернскому правлении писцом служил; Гм! здесь служил писцом, столоначальником был три года…

Судейкин. Давно в службе?

Запесошный. Тринадцатый год.

Судейкин. Ну, как у вас в суде?

Запесошный. Гм! Все хорошо-с. Гм! порядок отличный у нас заведен.

Судейкин. Позвольте узнать ваш порядок. Я здесь не служивал, нужно привыкать. А то, не знавши порядка, трудна будет служить. Я знаю, в судах все разные формы – не так, как в одном суде, хотя и должна быть во всем однообразность. (Дает трубку Запесошному. Тот робко курит.)

Запесошный (про себя). Гм! канальство… штука видно он. (Судейкину). Гм! На службу ходят все. Сидим с девяти до часу, да вечером, с пяти до 9 часов. А кто не придет-с, тово и без сапог.

Судейкин. Без сапог, позвольте вам заметить, оставляли в старину. Теперь уже не то. Нужно действовать на служащего не насилием, а словом, убеждением.

Запесошный. Гм! Да они не понимают-с.

Судейкин. Нужно уметь быть таким, чтобы понимали. Много ли дел у вас по настоящее число?

Запесошный. Дел сотни три или еще меньше-с. Нерешенных-с около 50, а то все решены, да за неисполнением решений остаются.

Судейкин. А бумаг?

Запесошный. Гм! Не знаю.

Судейкин. А протоколов много, например, подано в присутствие?

Запесошный. Штук шестьдесят-с.

Судейкин. А!.. Как же это протоколов больше, чем нерешенных дел?

Запесошный. Гм! Это уже столоначальников дело….

Судейкин. А вы что же смотрите, секретарь?

Запесошный. Да я-с, гм, только вчера вышел, все в горячке был.

Судейкин (про себя). Видно, что хворал. Красный, как окунь, да и вином тащит, как от бочки. (Вслух). Ну, а вы не допускаете беспорядка?

Запесошный (храбрясь). Я-то? Гм! Я такой характерный, что ни за что не допущу неисправности. Эти вот сии-то протоколы без меня все накопились. Уж я бранился, бранился, а толку все мало.

Судейкин. Кто же за вас правил должность?

Запесошный. Чурохов – надсмотрщик и расходчик.

Судейкин. Хороший человек?

Запесошный. Плут, негодяй-с. Скотина сущая (оглядывается).

Судейкин. Никого нету-с. Что же он верно в свои руки все загребает?

Запесошный. Да-с.

Судейкин. А другого разве нет, его лучше, у вас в суде?

Запесошный. Гм! Нашлись бы, как нету-с… да тут-с… (Оглядывается.)

Судейкин. Что-нибудь да есть?.. Ничего, не бойтесь. Я еще не видал судью.

Запесошный (тихо). Тут расположение судьи.

Судейкин. А! Как же он втерся к судье?

Запесошный. Известно как-с… Гм! Он начитанный-с человек. Все "Сын Отечества" читает, да "Московские Ведомости". Где нам, – не по капиталу. Кланяется низко. За словом в люди не полезет – лучше всех здешних-то Сократов обойдется. Гм! Да и сделать-то сумеет. Гм! Судья его и любит. Надсмотрщик ведь. Платит в месяц судье. Расходует много, а ничего почти нет. Кроме того-с, отец его опекуном. Ну, мешочков десять привезет судье, – ладно. Вот вы увидите. Конечно, и вам привезет мешочков пять, поплатится ладно. А я где возьму…

Судейкин (про себя). Эдакая скотина! Вот нет Марфы-то Павловны. (Ему.) И вам дает тоже?

Запесошный. Где уж мне. Мне, говорят, не за что-с. Я простяк. Гм! Вот если бы не жена у меня. Умная женщина! Редкостная! Она и в секретари меня вывела, – не бывать бы. Она все поддрживает меня. Терпи, говорит, Ваня, казак, атаманом будешь: возьмет да и пойдет к судейше, подарит ей платочек какой-нибудь, или духов каких-нибудь, или индюшку… И служишь ладно. Гм! А то обижает, подлец, сильно.

Судейкин (улыбаясь). Кто же?

Запесошный. Чурохов. Точно, гм, я ему костью в горле сижу. "Пьяница, говорит, вы, Иван Назарыч. Дела своего не знаете. Не жена бы, так были бы в отставке". Ну, рассудите-с, кому приятно слышать такую пасквиль. Ведь за живое задевает! Ты обрабатывай, трудись, а он, тово… он и берет так да еще обзывается…

Судейкин. И вы все терпите?

Запесошный. Хотел было рапорт подать на него, да чего-возьмешь? Уж губернатору пожалуюсь. Хоть вы, Павел Тимофеич, не оставьте меня.

Судейкин. Не беспокойтесь. Когда мы поймем друг друга, мы его скрутим.

Запесошный (весело). Я было хотел его, выпивши, побить, да ну его!.. Отпустил.

Судейкин. Не мешало бы. У нас был такой же подобный господин. Фискалом все звали. Ну, знаете, в палате ребята бойкие, хваты, под пьяную руку не попадайся. Зазвали эдак его за реку, да и отодрали… Так-таки отодрали – чудо. (Размахивает руками, представляя, как драли.) Не фискаль! Не ябедничай! Будь дружнее… (Запесошный также разводит руками, как и Судейкин, и при этом качает головой. При последней фразе он смеется и неистово долго потирает руками, так что Судейкин громко смеется.) Так бы и вам его отодрать.

Запесошный. Хотели было… Ну да мы его. (Опять потирает руками и смеется. Встает.) Прощайте-с! Гм! Ко мне прошу покорно!

Судейкин. Благодарю! (Подает руку и кланяется. Запесошный выходит. Входит Чурохов).

ЯВЛЕНИЕ 5-е

Судейкин и Чурохов (в форменном сюртуке, волосы долгие; одет щеголевато)

Чурохов (кланяясь). Имею честь явиться и поздравить вас с приездом, – надсмотрщик и расходчик уездного суда.

Судейкин (кланяясь и протягивая руку). Очень благодарен. Я об вас знаю мельком по делам, слыхал, что вы дельный человек и очень рад.

Чурохов. Я больше всего рад за ваши отзывы. Здесь так глухо, что не с кем слова сказать. Позвольте вас спросить, как. звать вас по имени и отчеству?..

Судейкин. Павел Тимофеич, а вас?

Чурохов. Платон Иваныч.

Судейкин. Прошу садиться.

Чурохов. Очень благодарен. Я думаю, в губернском городе много новостей? Вот уж здесь ровно ничего не может быть нового. Мы живем в каком-то захолустьи, заплесневели. Здесь ужасно скучно. (Оба садятся друг возле друга.)

Судейкин. Во-первых, я вам скажу, что новостей там так же мало, как и здесь. Все новости, сообщаемые в "Губернских Ведомостях", так редки и ничтожны, что о них и говорить не стоит… Новости там знают из газет, в которых больше разве интересуются происшествиями, да кое-кто политикой. О литературе не стоит говорить. Ею, большею частью, занимаются женщины, как совершенно незанятые ничем посторонним. Скандалы и домашние сплетни случаются часто и в высшем, и низшем кругу. Но это пошлость. Мы люди служащие, интересуемся частью официальною службою, переводами и тому подобным. Но это ведь не новости, это обыкновенно. Следить за этим, право, не стоит труда. Положим, там есть кое-какое разнообразие – и то летом. Но зимой скука, как и везде. Во-вторых, у вас здесь, по-моему, гораздо проще, общительнее и спокойнее должно быть. Здесь только надо отдыхать. А у нас мелкому чиновнику и повеселиться-то негде, да и некогда. У вас вот, например, мужчины стреляют дичь, зайцев, а женщины по грибы ездят. Видите, как просто, патриархально…

Чурохов. Ну, как хотите, все скучно. Я до охоты за зайцами вовсе не охотник. Для меня лучше всего провести время за дружеским разговором; но здесь решительно нет таких, кто бы кое-что смыслил. О литературе здесь так мало знают, что и говорить не с кем. За политикой никто вовсе не следит. У нашей аристократии политика состоит в том, чтобы прогуляться с ружьем в лес, да побранить кого-нибудь, или поиграть в карты, – это я говорю потому "политика", что наши дамы это зовут политикой… (Помолчав.) Там, я думаю, очень интересуются новым губернатором. Он еще не приехал?

Судейкин. Нет. Ждут.

Чурохов. Скажите пожалуйста! А у нас дожидаются, что он уже едет сюда. Особенно стряпчий.

Судейкин. Ха, ха, ха! Однако все в разгоне?

Чурохов. Они, впрочем, заказали сторожам, что чуть узнают, что приехал, бежать за ними туда-то. Но их предостерегает почтмейстер. Этот господин, я вам скажу, знает раньше всех, кто приехал сюда, кто выехал. Вот, например, вы вчера приехали сюда, теперь уже все узнали, что приехал новый заседатель. Знают даже, как вас зовут и величают. А скотина ужасная. Знаете, что он делает: старые марки наклеивает. Получаются письма, он обдерет марки-то, да и наклеивает после на письма, а деньги в карман, а копейку, три копейки сдачи не отдаст ни за что: на том свете разочтемся! Говорят, губернатор бедовый.

Судейкин. Да, говорят. Вообще говорят перед проездом про губернаторов, что они бог знает что, но как приглядишься к нему, так ровно ничего. Ну, а в уездном городе тем более. Здесь и чиновнику из губернского города бог знает как раболепствуют. Здесь верят все письмам, что вот какой наш губернатор, он вам! Вы и не знаете, что делать. Так ведь?

Чурохов. Да, да! Вот тоже был старый губернатор. Сколько трусили перед его приездом в город, а все сходило благополучно. Уж какие беспорядки были: так прямо в глаза и бросается. А все сходило… (Достает из портсигара сигару и дает другую Судейкину, тот кланяется и курит.)

Судейкин. Вы женатый?

Чурохов. Я? О, нет, пока, слава богу.

Судейкин. Отчего же? Я на двадцатом году женился.

Чурохов. То было прежде. Прежде времена-то были не такие, как теперь.

Судейкин. Дикие, думаете? Ну, я вам скажу, в уезде только женатому и жить. У вас больше возможности здесь, чем в городе.

Чурохов. Нет, я вовсе не хочу жениться.

Судейкин. Ну, это еще, батюшка, не решено. Все вы, молодые люди, так говорите, а как влюбитесь, ну, и захочете жениться. Особенно попадется невеста с деньгами, да отец у которой влиятельное лицо. Вам который год?

Чурохов. Двадцать пятый.

Судейкин. Вы в батюшкином доме живете?

Чурохов. Да. Но хоть я у него живу, а все отдаю, как чужому, 10 рублей серебром в месяц.

Судейкин. Это хорошо, что вы не забываете своего отца. А то много есть таких детей, которые как определятся на службу, так идут на квартиру: я, говорит, хочу пожить сам собой. Вот, если бы вы женились, так эти деньги шли бы уж не батюшке, а на ваше хозяйство. Вы много ли получаете жалованья?

Чурохов. Восемь рублей.

Судейкин. А! так, значит, вы богач…

Чурохов (улыбаясь). Из чего вы заключаете?

Судейкин (смеясь). Да как же? Платите батюшке в месяц 10 рублей, одежду шьете, сигары курите…

Чурохов (обидясь). Я могу находить источники. Но позвольте вам заметить, я все-таки нисколько не богат.

Судейкин. Однако вы надсмотрщик и расходчик.

Чурохов. Все-таки этим вы не докажете, что я богат. Город здесь небольшой. В крепостном столе дел мало и доходы невелики.

Судейкин. Однако я слыхал, что надсмотрщики в судах вообще имеют состояние. Это между нами. Извините. Позвольте вас спросить, велик расход в суде?

Чурохов. Канцелярская сумма выходит к концу года вся, несмотря на то, что мы никому из служащих не даем награды.

Судейкин (смеясь). Неужели и гроша нет в остатке?

Чурохов. Как! Что вы! В третьем годе у нас осталось три копейки, в прошлом полторы. Да нельзя и не выйти: сумма мала, нужно жалование, дрова, свечи, бумага, чернила и на другую мелочь.

Судейкин. Ну, эта мелочь-то, слыхал я, идет в карманы расходчиков,

Чурохов. Помилуйте, Павел Тимофеевич. Я вам откровенно скажу, что я честен. Это знает судья. Вы как послужите, так и узнаете.

Судейкин. Не знаю, я вам скажу, извините, что я того мнения, что расходчики четвертую часть тянут в карманы. Не так ли?

Чурохов (про себя). Каков! Уже с первого раза колет мне глаза. Э! брат! Уймешься, шелковый будешь. (Судейкину.) Не верьте, это вздор. Я всегда стараюсь о пользе служащих и начальников.

Судейкин. Вы давно расходчиком?

Чурохов. Пятый год.

Судейкин. А! Вас в другой раз выбрали?

Чурохов. Нет. Меня выбрал судья назад тему пять лет.

Судейкин. Кажется, по закону служащие должны выбирать.

Чурохов. Они ничего не знают. Да это будет и бесполезно. В продолжение пяти лет, как меня выбрал судья, в суде остался только один из служащих.

Судейкин. За крепости {Купчие, т. е. документ на право собственности. При старом судопроизводстве они совершались в уездном суде.} много-ль дают?

Чурохов. А вам на что?

Судейкин (смеясь). Нет, однако?

Чурохов. Увидите сами, как будут давать.

Судейкин. Милостивый государь, прошу вас, не применять меня к себе. (Успокаивается.) Но извините! (Дает ему руку.) Я пошутил. Мы с вами свыкнемся. Извините, Платон Иванович, надо бы водочки, да я еще не устроился хорошенько…

Чурохов (вставая). Нет, и я водки не пью. Я пришел вас поздравить с приездом… Надеюсь, мы с вами будем как-нибудь ладить. Я вижу, вы человек опытный, а нам такого-то и надо. Судья ничего не знает, он только бумаги распечатывает да подписывает. Зимин резолюции пишет со слов столоначальника… Я решительно все делаю.

Судейкин. Очень рад! Вы, конечно, и обделываете все?

Чурохов. Да я! кроме меня кому? Зато, я вам скажу, пользуясь сам немного, даю большую половину членам.

Судейкин. Что вы? За что?

Чурохов. Вам, может быть, странно, но у меня это так. Я не люблю обижать других. Когда вы послужите, то увидите, и нисколько не будете удивляться тому, что я вам теперь говорю. Позвольте вам пожелать всякого благополучия, Павел Тимофеич. Я вижу, вы не поняли меня… Поймете. Я вас уверяю, здесь вы будете довольны службой: вы тысячи две в год наживете. Дел я не считаю, а заводы нам помогают. К тому же, общество вас будет уважать, и вы будете сыты. Прошу ко мне во всякое время. Сегодня у меня будет вечер, по случаю имянин папаши, соберется вся аристократия, певчие будут, танцы… Прощайте!

Судейкин (сухо подает ему руку, Чурохов уходит).

ЯВЛЕНИЕ 6-е

Судейкин

Судейкин (один, смотря вслед Чурохову). "Вы тысячи две в год наживете…" А! какова скотина! Скажите, пожалуйста, и с таким плутом мне нужно будет служить! Любимец судьи! (Сердито ходит скоро по комнате.) Ах ты, гадина эдакая, да я знаешь, что с тобой сделаю? А! Господи! что было бы со мной, если бы ты не вразумил меня. Я бы поддался этой лести. Здесь уж брать взятки необходимость, обыкновение! Видно, что здесь рвут из горла!.. И это все какой-нибудь надсмотрщик, который за нос водит судью, членов, секретаря и делает, что захочет.

ЯВЛЕНИЕ 7-е

Судейкин, Марфа Павловна и Ольга

Марфа Павловна. Ну что, каков надсмотрщик?

Судейкин. Гадкий человек, каких очень мало, сударыня.

Марфа Павловна. Ах, какой он прекрасный, образованный. Как он мил. Ну, разве худо нажить в год две тысячи.

Ольга. Самый гадкий человек этот Чурохов.

Судейкин. Я его хотел чубиком ожечь по спине, как он выходил, да так немного удержался.

Марфа Павловна. Вот как глуп ты, Паша! Ну, как тебе не держаться такого человека. Ведь он судьей ворочает.

Судейкин. Эк хорошо! судьей ворочает расходчик! Эх, ты! Нет в тебе совести.

Марфа Павловна. В тебе больно много! Не я бы, так не получил бы и этого места. Грубиян ты, необразованный невежа, вот что!

Ольга. Нет, мамаша, постойте. Вы поймите папу, это честный чиновник, это благородный мой папа!

Марфа Павловна. Не защищай, матушка, с ним то и дело жди себе беды.

Ольга. Нет, мамаша, за правду бог не наказывает. Так, папа, начинайте.

Марфа Павловна (с сердцем). Вот дал мне бог девчонку. (Уходит.)

Судейкин. Будем, Оля, хотя мы с тобой честны… Будь, что будет, я начинаю… (Обнимает ее и целует.) Ах, кто-то едет! (Она уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 8-е

Судейкин и Дорофеев (толстенький, низенький, волосы долгие, седые и всклокочены, борода небольшая. В форме. Ходит, выставляя брюхо вперед, голову держит кверху, сопит. Когда говорит о духовном – гнусит, руки оттопыривает)

Дорофеев (входя). Мое почтение, сударь!

Судейкин (про себя). Какое чучело! И в форме, со шпагой… (кланяясь). Мое почтенье!

Дорофеев. Осмелюсь доложить: вы новый заседатель?

Судейкин. Точно так-с, Павел Тимофеевич Судейкин. Позвольте узнать и мне: кого имею счастие видеть.

Дорофеев (важно). Бургомистра городового магистрата, второй член по уездному судье… второй гильдии купец. Иван Захаров, сын Дорофеев.

Судейкин (берет его руку). Очень рад и благодарю вас за визит. Извините, мне первому бы следовало идти к вам, но вышло так, что я, во-первых, не знаю, где вы живете, а во-вторых, было не на чем. Я было пошел пешком, в полной надежде, что найду извощиков и не нашел их.

Дорофеев (садится). Здесь, сударь, я вам доложу, этих извощиков-то не завелось. Вот у вас там, в губернии-то, они есть, я видел, – с ярлычками еще на спине, а у нас что? Город небольшой, у кого есть лошадка – ездит, а у кого нет – и так ходит. Оно и моционно. А вы без лошадки живете?

Судейкин. Не имею.

Дорофеев. Вы бы на почтовый послали. Почтмейстер дал бы.

Судейкин. Я еще его не видел, да и как-то неловко…

Дорофеев. Ну, секретарь бы дал. У него две их.

Судейкин. С ним я тоже познакомился, как и с вами. Да я как-то неловок на то, чтобы просить.

Дорофеев. У меня вон славные лошадки. Четыре лошади. Пожалуй, продам.

Судейкин. Нет, теперь не нужно пока.

Дорофеев. Ничего, я вам велю привести с тарантасом, а деньги после отдадите. Я вон ныне исправнику подарил: он, знаете, свою-то в карты проиграл. В третьем году я покойному заседателю подарил…

Судейкин. О, нет, очень благодарен. Я вам не потому говорю, что мне нужна лошадь, но в первый раз мне хотелось скорее объездить нашу аристократию на извощике, так как своей лошади нет, а извощики всегда более знают, чем кучера. Ведь город здесь небольшой; куда недалеко, можно и пешком пройтись. Я вовсе не охотник до лошадей.

Дорофеев. Так, так. А все с лошадкой веселее.

Судейкин. У вас лавки есть здесь?

Дорофеев. Как же, в гостином две лавки. Ноне погребок хочу открыть.

Судейкин. Чем же вы торгуете?

Дорофеев (важно). Всем-с. Галантерейные и бакалейные есть, чай, сахар, кофе, шелк, серебро. Только, я вам доложу, горе с этим товаром. Ну, известное дело, город небольшой. Продам рублей на триста в год, нужно прикащикам заплатить, судье, да городничему, да то, да другое. Училище там какое-то завелось, воскресное, что ли. Никто не ходит, потому учить стало некому, а требуют: книг подай, того, другого. Оно хоша бы в прок было. В запрошлый раз и спросил одного мальчугана: "а что, ты ходишь в школу-то, воскресную-то?" "Был, говорит, раз давно; теперь не учат, недавно был, прогнали". Смотритель бумаги просит, денег. Вот они мудрые-то каковы! А тут приедет еще ассесор из казенной палаты свидетельствовать торговлю, тут тридцать да 50 рублей давай. Оно, конечно, худого нет в продаже, что ж, – что продаешь не по таксе – им какое дело? – Это просто грабеж (гнусит), выжига такая, стариченко, прости господи, бога не боится! Придет, бывало прежде, в лавку, возьмет материи хороший кусок, первый что есть лучший, последний, почитай, с которой можно рублей сто получить… Я, говорит, возьму это, деньги пришлю. Велит кучеру унесть, увезет, да и не отдаст деньги. Ну и проси с него! Набухвостит. Торговлю свидетельствует. Оно и вдвое взыщут. Заплатишь. Шемякин суд и выходит.

Судейкин. И табак есть?

Дорофеев. Как же, но это малая толика.

Судейкин. Напрасно. На этот товар всегда больше охотников, чем на шелковые материи. Ныне все решительно курят табак. Какой же вы продаете?

Дорофеев. Мусатова.

Судейкин (вынося четверку, показывает Дорофееву). А вот табак хороший. Я всегда этот курю.

Дорофеев (берет четверку и любуется на картинку). Хорош, видно, что хорош!

Судейкин. Вы надпись-то прочитайте.

Дорофеев (читает). При…со…мо…о…вле…нн…ие…спо…бу…му…бу…

Судейкин (про себя). Бургомистр! Ай, да бургомистр!.

Дорофеев (читает). Собу…без…бе…я… к… Нет, не разберу. Я читаю все больше церковную печать да писанное… Да я и без очков не вижу.

Судейкин. Вот, попробуйте. (Набивает трубку и закуривает. Дает ему. Дорофеев морщится.)

Дорофеев. Нет, я не курю. Грешно!

Судейкин. Что вы? Тут вовсе нет греха.

Дорофеев (гнусит). Как нет. Великий грех, в писании сказано….

Судейкин. Запах-то какой!

Дорофеев (морщится). Чувствую… Вы женатый-с?

Судейкин. Да-с; а что?

Дорофеев. Так-с. Я сам женат. Вы давно женились?

Судейкин. Девятый год.

Дорофеев. И деточек приобрели?

Судейкин. Как же. Дочь Ольга, девятнадцати лет, да сын Николай, восьми лет.

Дорофеев. Дак вы женаты, сударь, на второй?

Судейкин. Что же тут удивительного?

Дорофеев. Ничего-с. Так, к слову… Я сам на второй женат.

Судейкин. Вы часто посещаете магистрат?

Дорофеев. Если дела много – езжу в неделю раз, а нет – так и в месяц раз. Я все больше дома занимаюсь делами.

Судейкин. Неужели вы их читаете? При ваших многосложных занятиях это обременительно.

Дорофеев. Где читать! Да и займусь ли я читать эдакие громады. Я ведь бургомистр! Есть на то секретарь, мы ему, окромя жалованья коренного, деньги с общества платим. Я подписываю больше все журналы.

Судейкин. Наверно и статьи читаете?

Дорофеев. Нет… куда читать. Читать одну статью мне на неделю хватит. Пишут неразбористо. Нет, чтобы по-церковному писали. Вот у меня прикащики дак научились – крупно пишут. Ну, а принесут-то не одну статью, а много (указывает руками). Эдакую кипу навалят, ну, я и подписываю.

Судейкин (смеясь). А если вы подпишитесь в такой статье, где на вас что-нибудь написано?

Дорофеев. Нет, дудки! Этого я не допущу. Нет, я, сударь, хитер. Вижу, подписал судья, члены и секретарь, место оставлено после судьи, да написана буква Б, стало мне подписать; я и подпишу, а не подписали все члены, я ни за что не подпишу.

Судейкин. Все-таки и с этою предосторожностью легко вам подписать то, что противно законам. Вам все-таки нужно заставлять кого-нибудь прочитывать вслух.

Дорофеев. Право! Это ведь гоже. А теперь все сходило ладно потому, значит, что я ведь им всем плачу. И вам буду платить. Вы, я вижу, человек добрый, а я смыслю-то мало, ну, и не вводите меня в обман. Они ведь, члены-то наши, всяко валяют. Хоть бы в общем собрании: начнут, начнут, а и кончат ничем. Все больше я их превосхожу: прикрикну, знаете, ну, и замолчат. Пусть будет по-моему. Было дело у нас, заедательное такое. Все ломали голову. Прежний дворник купца убил. Попался купец-то на дороге. Он его и хлесть топором по шее, тот и душу богу отдал… А я вам доложу, дворник-то шуры-муры имел с женой купца, а та ему фигли-мигли строила. Ты, говорит, убей мужа да и женись на мне. Ну, богатая, да и он дом большой в деревне приобрел. Прошло эдак недели две, не нашли виновных. Да как-то Потапов, мещанин, и разболтался: "я, говорит, вот его видел, как он ночью бежал, в день убивства, прямо к жене купца. А потом, говорит, вечером, я подслушал, что он говорил, что де я мужа убил, теперь я на тебе женюсь". Вот и стало дело. Потянули дворника, жену – не сознаются; один раз жена как-то созналась; их засадили, голубчиков. А она, сударь мой, писать не умела, неграмотная была, показанья не подписала, а в остроге выучилась. Шельма-баба! Стали отбирать допросы, она и говорит: да я писать умею, зачем вы неправильно отбирали… я никогда ничего не говорила. Вот поди и бейся с бабой. Нарядили временное – суд виноват. Как с ней быть? Спрашиваю я дворника – я, говорит, убил. – Бог попутал; а в суде говорит: нет. Ну, суд и решил: кто донес – оставить в подозрении, а кто убил – того освободить. Они, вишь ты, сударь ты мой, им деньги давали… Собрали диспут. Стали читать решение. "Нет, говорю, врете… Их в Сибирь надо… Мне что, что наши купеческие люди". Сбил своих рокимонов – не согласились, да и только. Такая у нас вышла баталия, любо! Чуть не разодрались. Я протест и накатал им. Михайлов судейский накатал. Умница башка, только обижают в суде. Он у меня сына учит… Ну, им нос вышел из палаты, а я и теперь говорю: что, голубчики, с носом остались аль без носа?.. (смеясь). Даром, что мужик, а тоже маракую в эвтих-то делах. Уж ни в жизнь не дам потачки. Право!