Рейс в одну сторону

– Ну и чего стоим, смотрим? Набирайте уже, чего вы там хотели!

– Я много чего хотел, только мне туда не дотянуться, – жалобным голосом сказал Трясогузов.

– Что, руки коротки? – сказала она громко, явно празднуя победу.

Губы толстяка побледнели, и он, еле сдерживаясь, постарался спросить как можно спокойнее:

– Скажите, «Книга жалоб и предложений» по-прежнему висит на своем месте?

Раздатчица устало посмотрела в потолок.

– Куда же ей деться-то: висит, родная, справа от вас – в конце очереди.

Трясогузов с тоской оглянулся: за ним тянулся такой огромный «хвост», что разойдется он только к обеду.

– Ладно, уговорили, – сказал он, вытирая губы. – Рис, утку, борщ, компот и, пожалуй, всё. Нет, еще хлеба восемь кусков.

Она посмотрела на него наглым взглядом, ожидая, что толстяк еще чего-нибудь выкинет, но тот молчал, вновь вернувшись мыслями к Штукку.

Раздатчица ухмыльнулась, но дала всё, что он заказывал. К своему удивлению, работница услышала тихое «спасибо» от Трясогузова, однако, переспрашивать не стала, дабы вновь не нарваться, а то вчера пришлось валидол глотать пачками, и этот противный запах до сих пор стоял у нее в носу.

Трясогузов привычным жестом поставил поднос на ручки кресла и поехал к столу, где до сих пор сидел Полозов.

– А вот и я! – воскликнул Трясогузов, ставя поднос напротив тарелок психолога.

– Вижу, что вы, – улыбнувшись ответил Полозов. – Что взяли на этот раз?

– Смотрите сами и любуйтесь, – ответил Трясогузов, готовясь, для начала, проверить на зуб степень прожарки утиной ножки.

– А вы гурман, как я погляжу, – сказал Полозов, и Альфред отметил про себя, что у того в глазах мелькнуло что-то вроде едва заметной зависти.

– Вам, наверное, нельзя жаренное? – тут же спросил Трясогузов, нисколько не скрывая своих способностей мгновенно реагировать на то, на что реагировать необходимо, чтобы любой человек чувствовал, что он слаб и недолговечен. И потом, Альфреду не понравились «некие» условия, заранее поставленные ему Полозовым.

– Да, вы правы, – ответил психолог, – мне, к сожалению, уже не испытать радости от того, что лежит сейчас на вашей тарелке: печень, знаете ли, не в очень хорошем состоянии.

Трясогузов мысленно поаплодировал своей наблюдательности, и, не давая передышки психологу, как бы, между прочим, намекнул:

– Вы знаете, я тут читал в одной книжке, что путем гипноза можно лечить многие болезни. Так ли это, или опять всё врут?

Полозов снова откинулся на спинку стула.

– Товарищ Трясогузов, вы же не это хотели меня спросить, правда? – его глаза сверлили толстяка так, будто пытались залезть в самую его душу, открыв, тем самым, все тайны.

– Как не это? Нет, я, как раз и хотел вас спросить о пользе гипноза, если она, конечно, есть.

Полозов закивал, будто соглашаясь ответить на этот вопрос, но в следующую секунду сказал:

– Если думаете, что способны поглумится над стариком, так вы жестоко ошибаетесь. Вы думаете, что так просто можете уйти от сделки, которую я вам хочу предложить? Не выйдет, дорогой товарищ: слишком многое стоит на кону, а именно, здоровье вашего приятеля. Я еще вчера, как только вы оба вошли в комнату отдыха, сразу заметил, что у него, да и у вас, огромные проблемы со здоровьем. Так что, не советую вам менять своего решения, которое вы, несомненно, уже приняли, только боитесь в этом признаться…

– Какое еще решение? – начал было Трясогузов.

Полозов вновь поднял руку в останавливающем жесте:

– Давайте не будем валять дурака: нам здесь всем не долго, в сущности, осталось. Через месяц-другой от этого объекта камня на камне не останется, а вы, понимаешь ли, как мальчишка, игры со мной затеяли. Не дальновидно поступаете, товарищ Трясогузов. Лучше подумайте вот о чем: когда здесь всё развалится, кто спасется от разрушительной силы, которая… Впрочем, я забежал далеко вперед, но вот вам мой совет: лучше не тяните со сделкой – ведь, на самом деле, она такой пустяк, о котором и говорить-то не стоит.

– Да что за сделка-то? – спросил Трясогузов, чуть повысив голос.

– Вы еще погромче скажите, чтобы ваша любимая раздатчица услышала, и побежала докладывать, кому не надо.

Трясогузов виновато закряхтел.

– Прошу прощения, не сдержался.

– В этом, как раз, и есть ваша основная ошибка – несдержанность. И проистекает она от вашей внутренней злобы на весь мир из-за вашего, как бы помягче, увечья. Я прав?

Трясогузов не ожидал, что его могут кольнуть в больное место, хотя, он и сам не лучше, когда несколько минут назад намекнул о проблеме со здоровьем у Полозова. «Да, что посеешь, как говорится», – подумал Трясогузов.

– А вы проницательный человек, как я погляжу,– сказал Трясогузов.

– Нет, ну что вы: я всего лишь психолог-теоретик, не более того. Но вы, однако ж, не забывайте о нашем разговоре. Я сейчас убегаю на одну консультацию, а вечером мы вернемся к нашему разговору, лады? – спросил он, легко вставая из-за стола и взяв поднос с тарелками в руки. – Ну, до вечера, – улыбнулся Полозов, но Трясогузова передернуло от этого не вполне дружеского оскала. Толстяк лишь кивнул в ответ, провожая мрачным взглядом того, кому посмел так неосмотрительно открыться. Еще ему не понравилось одна мелочь, а именно то, что Полозов повторил его любимое словечко «лады», которое на объекте употреблял только он один, и очень этим гордился. Очевидно, психолог хотел «забрать» у него это ощущение собственной неповторимости, пусть и проявлявшейся в такой мелочи, как это словечко, давая, тем самым понять, что отныне толстяк находится в его власти. А может быть он хотел что-то еще этим сказать, чего никак не мог понять Трясогузов? Вот же зараза такая: что за человек попался ему на жизненном пути? Поди разберись, как теперь действовать.

С тяжелым сердцем Трясогузов доел остатки еды, которые уже не лезли в горло, потом взял поднос и отвез его в дальний конец столовой, где на переполненных столах громоздились такие же подносы, до которых у работников никак не доходили руки.

Глава 31

– Ну, привет, коли не шутишь, – отозвался человек с сигаретой. – Тебя как по батюшке звать-величать?

– Григорий я, Петрович, – ответил Королев и толкнул тележку вперед, полностью спустив ее с платформы.

– Очень приятно. А меня звать Иваном Петровичем. Так что, мы с тобой тезки, в некотором роде.

– В некотором роде – да, – согласно кивнул Королев.

Человек постоял еще минуту, делая последние затяжки, потом швырнул тлеющий окурок куда-то в глубину огромного помещения, больше напоминавшего бездонную пещеру. На стенах этой пещеры висели маленькие фонари, не дававшие света в достаточном количестве, чтобы увидеть, что находилось под ногами. Королеву приходилось толкать телегу, постоянно натыкавшуюся на разбросанные мелкие камни, что затрудняло движение. Иван Петрович не собирался помогать Королеву: это было, очевидно, его серьезным испытанием, конечной целью которого являлось воспитание характера и силы воли…

Королев тряхнул головой, выбрасывая тот бред, который только что его посетил.

– Вы тут никакими газами не отравляетесь? – спросил он, шагавшего позади Ивана Петровича.

Тот только усмехнулся и сказал:

– Ну, почему же не отравляемся: мы что, не люди, что ли? Конечно, здесь есть много чего вредного: и метан, и сероводород, и еще какая-то дрянь, названия которой я и не вспомню. Ты это спросил, потому что впервые здесь, так ведь?

– Да, – ответил Королев, и остановился, чтобы передохнуть.

– Устал, поди? – спросил Иван Петрович, по-прежнему держась на расстоянии от Королева и не предлагая ему никакой помощи.

– Есть немного, – ответил Королев, переводя дыхание, как после бега на пять километров.

– Так и должно быть, а иначе – ты просто не человек, а робот, – тут Иван Петрович рассмеялся и Королев тоже вынужденно улыбнулся, глядя на темное старое лицо своего проводника.

– Нам долго еще идти? – спросил Королев, не надеясь, впрочем, на ответ.

– А мы уже пришли: вон, видишь огни? – человек показал пальцем куда-то далеко вправо, куда поворачивал широкий туннель.

– Да, что-то, вроде, вижу.

– Так вот – это и есть наше депо.

– Депо?

– Да. Мы его, по привычке так называем, потому что здесь основная тягловая сила, только вместо старинных паровозов – огромные винты, которые и есть наши рабочие лошади.

– Понятно, – ответил Королев, налегая на ручку тележки: она будто прибавила в весе и стала практически несдвигаемой.

– Может, поможете? – спросил Королев, чувствуя, что не справляется с таким грузом.

– Может и помогу, – ответил Иван Петрович, – а может и нет. – Он улыбнулся в темноте, что было совсем некстати.

«Да он издевается, что ли?» – подумал Королев.

– Ладно, чего уж там: давай, подвинься уже, – сказал старик.

Королев сделал шаг в сторону, освобождая пространство, чтобы его проводник мог схватиться за ручку тележки.

– Ладно, пойдем уже, а то заждались там работнички твоего груза.

Они толкнули тележку одновременно. Та, скрипнув, сдвинулась на несколько сантиметров и встала на месте.

– Странно, – сказал Королев, – я еще понимаю, когда один ее не можешь сдвинуть, но чтобы двое мужиков ее толкали, и такая оказия.

– Да уж, – почесал в затылке Иван Петрович, – действительно, непонятно. А ну-ка, давай еще раз попробуем.

Они снова толкнули тележку. Та, очевидно, съехав, с мешающего ей, камня, поехала, наконец, вперед.

Прошло много времени, пока они, больше не говоря друг другу ни слова, толкали свою ношу вперед. Королев, в конце концов, не выдержал и спросил:

– Долго нам еще пилить?

– Ты куда-то торопишься, молодой человек?

– Да, в общем-то, нет, просто, как бы меня там не хватились.

Тут Иван Петрович засмеялся во весь голос.

– Кому ты нужен, бедолага? Ты знаешь, кого сюда посылают? Тех, кто менее всего ценен там, наверху. Они вообще сюда не спускаются: наверх ездят сами ремонтники, и им за это платят хорошие деньги. А тебя, дурака, спустили сюда бесплатно, чтобы сделать, втайне от тебя, свои делишки.

– Какие еще делишки? – не понял Королев.

– А какая теперь разница: всё равно тебе никто ничего не скажет – не приняли они тебя в свою компанию, – он снова рассмеялся, и это очень не понравилось Королеву. Его сердце дрогнуло, как будто предчувствуя что-то необычное, что должно было вот-вот произойти.

– Откуда вы знаете, что меня не хотят принимать? – спросил он, мгновенно взмокнув.

Иван Петрович остановился, распрямился, кашлянул в кулак.

– Давай-ка, чуток передохнем, – сказал он, снова достав сигарету. Он закурил что-то невероятно вонючее и душное. Королев закашлялся, отвыкнув от сигаретного дыма.

– Вот что я тебе скажу, малой. Те ребята, наверху которые, они тебе совсем не друзья. Ты знаешь, как я сам сюда попал? Да вот так же, как ты. Меня спустили вниз на этой чертовой платформе пятнадцать лет назад, а когда я провел здесь неделю, или больше, то попросился наверх. Мне тогда ремонтники сказали, что меня сослали на каторгу, из которой нет выхода.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – пробубнил Королев, – похоже на бред какой-то, извините.

– Извиняю, – сказал Иван Петрович, и снова закашлялся, поперхнувшись дымом. – На моей памяти, ты уже двадцатый или двадцать пятый изгой, которого сюда присылают, чтобы якобы привезти заказанные детали. На самом же деле, от тебя, как и от предыдущих ребят, просто избавились, как от ненужного груза. Вот ты мне скажи, – Иван Петрович уставился на него, блестевшими в полумраке, глазами, – кто-нибудь из тех, верхних, говорил о сокращении рабочих мест, об увольнении?

Королев с подозрением посмотрел на старика:

– Не знаю, откуда вам это известно, но такой разговор, действительно состоялся, не далее, как вчера.

– Вот, я об этом и говорю: они от тебя просто избавились, как от ненужного груза, только и всего. И даже не их в этом вина, но администрации, которой плевать на всех на этом и других объектах архипелага.

Иван Петрович сплюнул в темноту и выкинул тлеющий бычок.

– Ну, ладно, поехали уже, а то я чего-то разболтался.

Они толкнули телегу и она плавно тронулась вперед, не застревая теперь ни на одном камне. Королев, сказав себе, что это всего лишь случайное совпадение, забыл о мелких препятствиях, мешавших ему сдвинуть груз в первые минуты по прибытии сюда.

Они двигались по туннелю и Королев слышал, как все громче и громче раздается гул работающих механизмов.

– Это наши винты крутятся, – сказал Иван Петрович, когда шум стал заметно нарастать. – Профилактику им, значит, устроили. Еще чуть-чуть и приедем в наше машинное отделение.

Однако же прошло не меньше часа, пока они въехали в огромный зал: здесь звуки гребных винтов перекрывали все остальные. Ну и как здесь разговаривать друг с другом, когда абсолютно ничего не слышно, кроме грохота огромных лопастей, погруженных в воду. Королев не ожидал, что люди вынуждены работать в таких условиях и, заметно погрустнев, понял, какая судьба ждет его теперь, если верить словам Ивана Петровича.

Как только они докатили телегу до первой решетки, лежавшей на мощных перекрытиях, Королев увидел зеленоватую воду, мерно плескавшуюся под ячейками черной решетки, своей площадью занимавшей четверть зала. Чуть вдалеке сидели на скамейках ремонтники, в количестве двадцати человек.

Иван Петрович показал Королеву на два узких швеллера, похожих на рельсы и, кивнув на телегу, сказал, что колеса нужно направить к этим швеллерам, и дальше уже по ним ехать до места. Королев вместе со своим проводником так и сделали. Как только они поставили телегу на швеллера, Иван Петрович вдруг схватился за голову, постучал по своим наручным часам, как бы говоря, что ему некогда, и торопливым шагом умчался вглубь туннеля. Королев, не ожидая такого скорого расставания с интересным человеком, один, с невероятной легкостью, дотолкал телегу до того места, где сидели ремонтники и махнул им рукой. Те махнули ему в ответ. Никто из них не курил, видимо, они давно ждали Королева, и этот вынужденный перерыв кончился с его приходом.

К Королеву подошел широкоплечий человек в черном комбинезоне и, протянув руку, поздоровался со слесарем. Потом, взявшись за поручень телеги, толкнул ее дальше, подвозя к большому открытому проему в решетке.

Королев смотрел на работу ремонтников, которым было, в принципе, все равно, смотрит он на них, или нет. Он понимал их равнодушие: еще бы, несколько лет работать, не видя белого света, в постоянном шуме, будто находишься рядом с водопадом. Удивительно, как они, до сих пор, не сошли, с ума. «Вот на этой мысли, лучше бы мне и остановиться», – неожиданно для себя подумал Королев. – Кто сказал, что ремонтники психически здоровы; кто может дать такие гарантии?»

Как только телега оказалась рядом со скамейками, один из рабочих нажал кнопку, расположенную на металлическом столбе: шум тут же ослаб – это остановился один из винтов. Сколько их здесь было, Королеву никто докладывать не собирался, но по его прикидкам, в видимой ему части этого огромного зала, их могло быть штук шесть или семь. А дальше, кто знает, сколько их вообще разбросано по днищу плавучего острова.

Тот же ремонтник, стоявший у столба с кнопками, нажал еще одну: откуда-то с потолка спустились толстые цепи мощной лебедки. Огромные черные крюки болтались из стороны в сторону, опускаясь в воду. Рядом с ремонтником, управлявшим процессом, несколько человек переодевались в водолазные костюмы. Когда один из них надевал на себя кислородные баллоны, тот ремонтник что-то крикнул ему на ухо и водолаз засмеялся, почему-то взглянув при этом на Королева. Петровичу стало неуютно, и он уже захотел пойти назад, к своей платформе, несмотря на странные слова сбежавшего от него проводника о том, что теперь его место здесь. Однако, ему было настолько интересно, чем кончится дело, что его ноги буквально приросли к решетке, и он, не двигаясь с места, смотрел, как завороженный на то, что сейчас происходило возле открытого участка.

Водолазы спустились под воду. Пузыри кислорода булькнули на поверхности подсвеченной воды. Через пятнадцать минут томительного ожидания, запищал какой-то сигнал. Ремонтник крикнул что-то своим напарникам и те разошлись, встав по краям открытого в решетке прямоугольного «окна».

На скамейке сидел еще один ремонтник: на его коленях лежал маленький ноутбук. Пальцы молодого парня быстро бегали по клавиатуре, очевидно, настраивая какую-то аппаратуру под водой. Он всякий раз поднимал голову, и его вопросительный взгляд на того, кто вел радиопереговоры с водолазами, задерживался на несколько секунд. Не дождавшись от «переговорщика» нужного сигнала, он вновь возвращался к ноутбуку и продолжал стучать по клавишам. Наконец, «переговорщик» крикнул молодому ремонтнику «Отсоединяй!» и тот оторвался от слабо светящегося экрана ноута. «Переговорщик» замахал ему рукой и молодой демонстративно нажал одну клавишу, с облегчением при этом, выдохнув. Потом он посмотрел в сторону Королева, напряженно вглядывавшегося все это время в лица ремонтников, и улыбнулся простой улыбкой рабочего парня, который выполнил, наконец, свою задачу. Королев предположил, что этот молодой парнишка отсоединил при помощи своего ноутбука стотонный винт от гребного вала. И он снова поразился, до каких технических подвигов может дойти человек.

Через тридцать-сорок минут, водолазы стали появляться на поверхности – им помогали вылезти. Ремонтник, стоявший около столба с кнопками, вновь нажал кнопку, и тут же внизу, под решеткой, раздался шум, отличный от шума работы тех винтов, которые работали в этом огромном помещении, только чуть дальше. Они продолжали работать на малых оборотах, при которых движение плавучего острова было минимальным. Королев понимал, что этот ремонт, скорее, профилактический, как и сказал ему сбежавший куда-то Иван Петрович, нежели срочный, так как остров никуда не собирался «отправляться», по крайней мере, никаких разговоров на эту тему он не слышал.

Прошло еще несколько минут и Королев увидел, как из-под воды появился край лопасти, с каждой секундой поднимавшейся всё выше и выше. Пока не показался весь десятиметровый двигатель, Королев не сводил глаз с медленно поднимавшейся махины. С огромных лопастей стекала морская вода, и Королеву на мгновение показалось, что движется она, как в замедленной съемке. Он видел, как отделяется капля за каплей, образовывая вокруг себя более мелкие брызги, и даже будто звук двигателей замедлился и Королев подумал, что это происходит во сне, который будет продолжаться столько, сколько он пожелает. Наконец, перед Королевым вырос железный трехэтажный дом, сделанный из шести блестящих лопастей. Он медленно раскачивался на цепях из стороны в сторону, завораживая, как маятник гипнотизера, и заставляя смотреть на него, не отрывая глаз. Ремонтники закрепили эту махину тросами и, растянув их как можно сильнее, сделали винт абсолютно неподвижным. Королев понял, что сейчас важно не дать коснуться лопастям до железной решетки, иначе их можно сломать, или погнуть, из какого бы суперпрочного материала они ни были сделаны – стотонная махина всё ж таки, это не игрушка. Несколько человек, которых Королев сразу и не приметил, подъехали к винту на установках, достигавших пять метров в высоту. Эти установки выехали из глубокой темной ниши машинного отделения. Толстенные трубы гидравлических торцевых ключей торчали из носовых частей этих передвижных установок. Неторопясь, очень осторожно, ремонтники начали откручивать по одному болту с каждой стороны лопасти, и тут же меняли их на новые. Срок годности заменяемых болтов давно вышел, о чем свидетельствовала ржавчина на резьбе и головках болтов.

Да, вовремя Королев подоспел со своим ценным грузом, хотя, если здесь всё рассчитано, то можно было и не торопиться. Странное состояние Королева, не отошедшего от медленного движения морской воды, постепенно проходило.

– Вижу тебе здесь всё интересно? – спросил у Королева тот ремонтник, который вел радиопереговоры с водолазами. Сейчас, похоже, у него освободилось время для короткого перерыва.

Королев ответил «да».

– Эти стальные, – кивнул ремонтник на болты, лежавшие рядом с телегой Королева, – ненадежные! Теперь попробуем медные: они, говорят, намного лучше, по крайней мере, такие стояли раньше, а потом их, зачем-то заменили на стальные! Тогда еще говорили, что это какая-то усовершенствованная сталь, но ты же видишь, что это за дерьмо?

Королев кивнул, глядя, на покрытые коричневым толстым налетом выкручиваемые болты.

Работа спорилась. Где-то за час или меньше, ремонтники справились с первой лопастью. Потом, с помощью лебедок, повернув винт на одну шестую оборота, они принялись за обслуживание второй лопасти.

– Ну, ладно, пора тебе домой ехать! – крикнул ремонтник Королеву.

– А я разве здесь не останусь? – спросил Королев.

Тот удивленно на него посмотрел.

– Ты лучше сплюнь, прежде чем так шутить!

– Но мне Иван Петрович…

– Кто? – крикнул в ответ ремонтник.

– Я говорю, ваш Иван Петрович мне сказал…

– Нет у нас никакого Ивана Петровича, и никогда не было! – ответил ремонтник.

Королев помолчал, осознав, что дальнейшие расспросы не будут иметь смысла. Он лишь кивнул и собрался, было, уходить.

– Стой, мил человек! – крикнул рабочий. – А телегу, кто забирать будет?

– Ой, простите, забыл! – крикнул в ответ Королев.

– Ты погоди, не спеши: сейчас ребята ее загрузят этим хламом и тогда уже повезешь ее наверх, понял? Вам металлолом тоже нужен!

Королев снова кивнул, не представляя себе, как он один повезет такую махину. Тут он снова решил спросить о своем проводнике.

– Вы говорили, – вновь он крикнул на ухо ремонтнику, – что Иван Петрович у вас не работает.

– Ну, да! – ответил тот.

– Так, а кто же мне тогда помог телегу сюда довезти? Один бы я не справился!

– Не знаю. Может, кто из твоих товарищей?

Королев усмехнулся.

– Все мои товарищи наверху остались – я здесь один!

Тот удивленно на него посмотрел.

– Вы же все время по двое ездили! Или я что-то путаю? – спросил ремонтник.

– Я вам говорю, что со мной никого не было – я здесь один! Меня встретил Иван Петрович и помог докатить сюда эту телегу: одному не справиться, вы же понимаете?

Рабочий смотрел на него, как на сумасшедшего, потом замотал головой.

– Короче так, дружище, здесь, кроме нас, никого нет, понимаешь? И кто там тебе помогал – этого я не знаю. И никаких Иванов Петровичей у нас здесь не работает, ясно тебе?

Королев неуверенно сказал «да», которое ремонтник не услышал, зато увидел открывающийся рот Королева, и кивнул в ответ.

– Ладно, сейчас ребята закончат с погрузкой, и иди уже до своей слесарки! Спасибо тебе!

Королев остался ждать, пока, наконец, его телегу забьют доверху ржавым хламом, после чего он повез уже совсем не ценный груз до своей платформы.

Как только он въехал в мрачный туннель, тут же увидел оранжевый огонек сигареты. Он хотел было всё бросить и побежать назад к ремонтникам, но в следующую секунду к нему вдруг пришло такое спокойствие, что он забыл о своих страхах и, толкнув телегу, пошел навстречу искрам, рассыпавшимся от удара окурка о железную стену туннеля.

Глава 32

Трясогузов ехал в комнату отдыха. На пути ему попадались опоздавшие на ужин сотрудники. Его мысли были о Полозове и его странном задании, которое тот для него приготовил. Толстяк не мог решить, отказаться ему от услуг психолога, или же, ничего не страшась, продолжить помогать Штукку. Может быть, и впрямь, не так страшен черт, как его малюют, но было все-таки не по себе от этой тайны.

– Угораздило же меня с ним связаться, – сказал вслух Трясогузов. – А если найти доктора и всё ему выложить, минуя этого дурацкого психолога?

Он продолжал ехать в полном погружении в себя. Толстяк терпеть не мог, когда его загоняют в угол. А кто, собственно это любит? Да, ситуация!

Он добрался, наконец, до комнаты отдыха и сразу же прилег на свою кровать. Штукка не было: наверное, уже получил назначение, и сейчас несет где-нибудь дежурство, забыв, на время, о своей болячке.

Трясогузов перевернулся на другой бок и закрыл глаза. Сон одолел его мгновенно. Ему снова привиделась Светлана. «Пришла» она к нему почти сразу, как только он сомкнул веки, по крайней мере, он так думал, когда проснулся, но это было намного позже. Спал он сегодня долго -десять часов, не меньше. Некоторые стали беспокоиться за толстяка: не остановилось ли у него сердце – уж очень он плохо выглядел сегодня: мешки под глазами, синюшные губы, цвет лица такой, будто его только что выкопали из чернозема, а потом заставили обсыхать, не умываясь…

Светлана снова разговаривала с Альфредом, но он, как ни старался, никак не мог расслышать ее голоса. Вот только однажды ему показалось, будто ее губы произносят слово «остров». И что это ему дает? В архипелаге девять крупных островов, не считая плавучего «Цитрона». Как эта информация может ему помочь? Если только она сама не находится на каком-нибудь из островов, ну, или, она предупреждает его, что здесь, на «Цитроне», может произойти что-то ужасное. Короче, сон, полный загадок.

Альфред проснулся от того, что кто-то прыскал ему в лицо холодной водой.

Он открыл глаза. Новая порция брызг попала ему на самую радужку – он даже веки не успел прикрыть.

– Да вы очумели, что ли? – вскричал он, вскакивая на кровати.

– О, покойничек проснулся! – сказал кто-то справа и хихикнул.

– Это кто здесь покойничек? – оглянулся Трясогузов, но шутник спрятался за плотной стеной, окруживших толстяка, людей. Поняв, что всё в порядке, народ стал расходиться, возвращаясь к своим делам.

Подошел Полозов, бывший всё это время в стороне: он прекрасно знал, что у Трясогузова нервное перенапряжение, как из-за Штукка, так и из-за того предложения психолога, которое до сих пор сознательно оставалось не озвучено. Полозов знал, что неведение больше всего расстраивает нервную систему, ослабляя и подтачивая ее каждый последующий час. Могут пройти всего лишь сутки, и человек потеряет столько сил, что восстанавливать их придется месяц, и это зависит от того, насколько это связано с личными переживаниями… пациента. Полозов всех своих знакомых и потенциальных клиентов называл пациентами, что, впрочем, никому не было известно.

Полозов присел на кровать Трясогузова и, как бы, по-приятельски, заглянул ему в глаза:

– Ну, как мы себя чувствуем? – спросил он, зачем-то щупая пульс на пухлой руке толстяка.

– Хреноватенько мы себя чувствуем, – ответил Трясогузов, с силой вырывая свою кисть из цепких пальцев психолога.

– Ух ты, несдержанный какой пациент мне попался.

– Никакой я вам не пациент, – прошипел Альфред, зло глядя в глаза Полозова, прячущиеся за толстыми линзами старомодных очков.

– Ну, этого вы знать не можете – вы же не пророк какой-нибудь? И кто знает, сколько вам осталось до, скажем так, моего приема? Вы ведь не будете утверждать, что полностью здоровы, не так ли?

Толстяк мотнул головой, словно отбрасывая слова Полозова в сторону, и чем сильнее трясти головой, тем дальше они отбросятся.

Полозов провел рукой перед лицом Альфреда и у того закрылись глаза, чего толстяк совсем не хотел: ему уже надо было вставать и ехать до туалета, а этот придурок вновь исполняет свои фокусы. Но, как ни старался Альфред произнести хотя бы слово, у него это никак не получалось. Наконец, в голове вспыхнул желтый свет, будто разорвалась маленькая бомбочка, похожая на те, бумажные, которые он бросал в далеком детстве на прохожих с балкона. Теперь одна из таких бомбочек, только наполненная горячими солнечными лучами, прилетела ему в голову, словно к нему пришло возмездие от тех сотен прохожих, на которых вылилась добрая тонная водопроводной воды.

Он открыл глаза. Ползова рядом не было. Он полежал немного на кровати и посмотрел налево, где стояла кровать Штукка – там тоже никого не было. Толстяк повернул голову направо – ни единого человека. «Куда все умотали разом?» – задался вопросом толстяк. На обед, что ли, ушли, или на ужин?» Он посмотрел на часы: время было семь вчера.

– Значит, на ужин, – сказал он вслух и, сделав привычную легкую зарядку, приподнялся на кровати, чтобы потом перелезть в кресло. Далось ему сейчас это нелегко: ослабли руки, да и спина разваливалась, несмотря на то, что он вообще ее не чувствовал вот уже, как тридцать с лишком лет. Он, не обратив внимания на этот нюанс, с кряхтением перелез в кресло и, громко ойкнув, плюхнулся на сиденье.

Съездив в туалет, и едва не наделав в штаны от долгой отключки, он, с облегчением выдохнув, дотянулся до крана и умылся холодной, слегка солоноватой, водой.

– Что за черт, – возмущенно спросил он неведомо кого, – только вчера она была пресной?

Потом, вытерев руки о полотенце, направился к выходу.

Привычным маршрутом он добрался до столовой, где его «любимая» раздатчица скучала, сидя на стуле. Трясогузов видел только ее колпак, съехавший на бок. «Наверное, кроссворды разгадывает, тупица эдакая», – со злостью подумал он и подъехал к раздаточному столу.

– Аллё, есть кто? – спросил он требовательным голосом.

– Может и есть, – буркнула в ответ раздатчица.

– Мне бы заказ сделать, а то некогда прохлаждаться! – сказал он, чувствуя, как в нем снова поднимется волна негодования, готовая вылиться через край на голову бедной работницы-энциклопедистки.

– Еще не все кроссворды разгадали? – спросил толстяк ехидно, приготовясь тут же ответить, если она ему нахамит.

– Это не кроссворды – терпеть их не могу, – отозвалась та, не поднимаясь со стула.

– Да мне всё равно, что у вас там: меня интересует мой заказ,– сказал он равнодушным тоном.

– А мне плевать, что вас интересует,– ответила она, по-прежнему занимаясь посторонними делами на рабочем месте.

Как только Трясогузов открыл снова рот, чтобы вправить ей мозги, она тут же встала со своего стула и, положив на раздаточный стол какую-то книжку в мягкой обложке, и упершись руками в железную столешницу, спросила:

– Ну, и что же вы желайте?

Альфред чуть не подавился от ее спокойного тона и, несколько смутившись, начал сбивчиво перечислять, что бы ему хотелось.

– Мне, э-э, котлеты – три, нет, пять штук. Они же совсем малюсенькие у вас, правда?

Раздатчица молчала, глядя сквозь Трясогузова, словно перед ней был не человек, а кусок огромного, на сто пятьдесят килограммов веса, стекла. Говорящего, требующего скверного куска стекла, сквозь которое можно смотреть, не цепляясь ни за что взглядом. Толстяку это не понравилось, но он старался не подавать виду.

– Итак, – продолжил он, – еще я хочу, – он подчеркнул это слово «хочу», которое, в любом случае, было мягче чем «требую, но всё же дававшее понять, что перед какой-то раздатчицей, этой любительницей макулатуры в мягкой обложке, сидит хозяин своих желаний, повелитель своего тела, который берет всё, что оно хочет, и…