Рейс в одну сторону

Тут Егор вскинул голову и, с, едва скрываемым раздражением, сказал Тимохину:

– Это ты хотел узнать… это тебя беспокоит твоя собственная шкура…

– Чего, чего? – тут же отозвался Петр, видимо, не ожидая такого поворота событий. – Я, что ли, один должен переживать о наших рабочих местах, если нас вдруг выбросят отсюда? Или ты и так всё уже знаешь, и поэтому абсолютно спокоен за свое будущее? Я, вот, например, не знаю, кто сюда завтра придет, и чьё займет место – мое или твое…

– Ничего я не знаю, – рубанул ладонью воздух Егор. – Я просто говорю, что на объекте слишком много развелось болтунов, а у нас, между прочим, диверсанты шастают по всей территории. И как, скажи ты мне, в таких условиях сохранять секретность?

Петр с улыбкой на него посмотрел.

– Ах ты, радетель ты наш, за общее дело он беспокоится. А то, что сюда неизвестных чужаков привезли… Вот ты, Королев, кого-нибудь знаешь с того острова, или нет?

Королев вновь пожал плечами.

– Да, вроде бы и нет, кроме рабочего со склада, который мне материал выдавал. Но больше я никого не помню.

– Вот видишь, – крикнул Петр, – не знает он никого! Может быть, среди них тоже есть шпионы, а мы их приютим в нашей теплой компании, и места они наши займут…

– Хотя, нет, – прервал его Королев, – похоже, я знаю еще одного: я с ним в последний день по рации говорил – он-то меня и вывел наружу. А потом я сюда приплыл на капсуле.

Петр удивленно на него посмотрел.

– То есть, ты его вживую не видел?

– Нет, – ответил Королев.

– Ну а хотя бы, как звать его, знаешь?

– Без понятия.

– Отлично, – ответил Тимохин и хлопнул себя по бокам, – ничего мы, выходит, не знаем об этих новичках.

– Стоп! – перебил его Егор, – а нам зачем об этом знать, когда есть служба безопасности – вот пусть они ими и занимаются.

– Да, да, – закивал Тимохин, – а они, тем временем, уже на наши места нацелились.

– Что ты пристал с этими рабочими местами? С чего ты решил, что нас отсюда выкинут? Какие-то паникерские у тебя мысли, знаешь ли. Я считаю так: пока с новоприбывшими не разобрались наши службы, не надо забивать себе голову всякими измышлениями.

Петр кивнул. Остальные ребята тоже неуверенно кивнули, а Королев внутренне обрадовался, что пока его доставать не будут. Откуда в нем родилась такая уверенность, трудно было сказать, но теперь он начал прислушиваться к своим внутренним ощущениям, как ему советовал покойный Наумочкин на Фаяле.

Королев отпилил кусок от отмерянного прута и, выпрямившись, сказал:

– Готово!

Тимохин смерил Королева удивленным взглядом и, нетерпящим возражения, тоном ответил:

– Я скажу «готово», когда мы приварим всю эту красоту к ступеням.

При этом он даже не взглянул на работу Королева. А и правильно – чего там смотреть на обрезки арматуры, раскиданные в разные стороны, как бы Королев ни старался их укладывать поаккуратнее. Но не это, по-настоящему, занимало ум Петровича. Тот медосмотр, подобного которому он никогда в жизни не проходил, заставил его вновь вернуться к облику Маргариты Кондрашкиной. «Ну и фамилию ей дали, – усмехнулся Королев. – Может люди, изначально давшие прозвище ее предкам, были не так уж и не правы?» Вот что она делала с ним в том кабинете? Какие анализы брала? Он точно знал, что никто ему не скажет всей правды, если только, окольным путем, например, у Валерия, не прозондировать этот вопрос и не узнать часть правды, которую, может быть, со временем удастся вытащить из разговоров с другими сотрудниками. Пока этот план витал в голове Королева, Тимохин и слесаря, тем временем, собрались идти к проходной, чтобы там начать восстановительные работы.

– Так, мы уже пойдем, – сказал Петр, – а ты, Королев, оставайся здесь на всякий случай.

– Какой еще случай?

– Ну, мало ли какой: я еще и сам не знаю. Согласись, по-любому сейчас от тебя не будет никакой пользы: «варить» ты не умеешь, а стоять просто так и глазеть на чаек – не самое полезное занятие на этом объекте. Дам-ка я лучше тебе задание вот какого свойства. Узнай, пожалуйста, у Валерия, сколько точно людей прибыло на том втором корабле, и как скоро они приступят к своим обязанностям. Но, самое главное, расспроси у него, есть ли среди них люди наших специальностей. Вот это будет настоящая польза от твоего сидения здесь. И да, могу дать тебе карту-ключ от слесарки, пока мы будем там заделывать ступеньки. Времени у тебя примерно часа три-четыре: мы, как раз, все успеем сделать и вернуться, и лучше тебе быть на месте. Ну как, договорились?

Королев несмело кивнул, не представляя себе, как будет выпытывать сведения у Валерия, когда тот будет злым, наверное, как черт, после такой перспективы покинуть «Цитрон». Да, задал задачку Тимохин, думающий, что Королев какой-то секретный агент, или, шпион местного разлива. Однако, в этой ситуации ничего не поделаешь: слишком уж мало он проработал в этом коллективе, чтобы ему начали доверять. Он чувствовал, что ему суждено быть на побегушках, пока что-нибудь не измениться в его жизни, и не случиться что-нибудь такое, что заставило бы посмотреть на него по-другому. Он сам до конца не понимал, чего он хочет от этой работы. Если раньше его волновали только деньги, то теперь ему этого было мало и ему нужно было почувствовать свою нужность для этого маленького коллектива. Хотя, при здравом рассуждение, он и здесь себя обманывал: на кой черт ему нужно это ощущение, когда здесь все сами по себе, и никто не будет вступаться друг за друга, если случится очередная диверсия или что там вообще может случиться. В подтверждение этих мыслей, удачно укладывалось странное задание, данное Тимохиным – оно еще больше заставило его почувствовать, что он здесь лишний, что его работа никому не нужна, и что ему, того и гляди, могут указать на дверь.

Тимохин протянул ему пластиковую карточку.

– Если придет Валерий, скажи, что мы ушли на пирс. Когда вернемся – ты не знаешь, а самое главное, ты понял, что нужно узнать, да?

– Да, – ответил Королев.

Тимохин одобрительно похлопал его по плечу.

– Так, мужики, берем всю эту красоту с собой, – он показал пальцем на разрезанные пруты, – вплоть до мельчайшего обрезка; «сварку», молотки, и… Никит, возьми, на всякий случай, ящик с инструментами, чтобы сто раз сюда не бегать.

Никита кивнул и пошел к шкафу, где всё и хранилось.

Не прошло и пяти минут, как все были готовы уходить. Странное чувство испытывал сейчас Королев, глядя на этих молодых ребят, словно видел их в последний раз. Он никогда прежде не доверял своим внутренним ощущениям, ни разу в жизни не прислушивался к случайным мыслям о чем-то важном, что должно было произойти, как в его, так и в чужих жизнях – он верил лишь тому, что видели его собственные глаза. Но сейчас он вдруг ясно почувствовал, что глядит, например, на Егора, и понимает, что вот этим смеющимся карим глазам осталось недолго, в общем-то, «смеяться». Откуда в его голове, до сих пор не отдохнувшей от тех недавних потрясений на Фаяле, появилось это стойкое убеждение, он не в силах был объяснить, но зародившаяся вера в то, что произойдет что-то необычное, укреплялась в нем с каждой минутой. Ему было неудобно хотя бы намекнуть о своих ощущениях Тимохину, опять же мало его знавшего, но он только сказал, чтобы они были поосторожнее.

Кто-то хмыкнул в ответ, как и ожидал Королев, но Тимохин, уже стоя в дверях, вдруг сделал серьезное лицо и сказал:

– Всегда готовы, товарищ Королев.

Потом, как полный придурок, заржал на весь коридор и, хлопнув дверью, пошел за своими подчиненными.

– Не удивлюсь, если вы приползете назад пьяными, – сказал сам себе Королев, на этот раз не боясь, что его кто-то услышит, кроме чайки, севшей на камеру наблюдения и стучавшей своим крепким клювом по стеклу объектива. Интерактивное окно больше ничего не показывало, кроме спокойного океана и розовых лап чайки, которая хотела сесть на камере поудобнее и вытащить то, что попало в зазор между корпусом и держателем: иначе Петрович не мог себе объяснить действий чайки, никак не желавшей покинуть этот интересный для нее участок.

Ему не дали досмотреть до конца фильм из жизни птиц: щелкнул замок двери, и в слесарку вошел Валерий.

– Ваши уже ушли? – спросил он.

– Да, только что, – ответил Королев, видя, что Валерий до сих пор не отошел от того разговора на пирсе, хотя прошел уже час, как минимум.

– Вот что мне нужно он вас знать, Григорий Петрович. По вашим заверениям, вы открывали картой-ключом только двери склада и слесарки, так? – задал он тот же самый вопрос, что и несколько часов назад.

– Ну да, а что случилось-то? – спросил Королев, чувствуя, как в нем закипает волна негодования на Валерия, который не понял его с первого раза.

Валерий прокашлялся, и, обернувшись на дверь, шепотом сказал:

– Творится что-то странное. Не могу сказать вам всех деталей, но кто-то проник в отдел сбора информации, что находится уровнем ниже.

Королев спокойно смотрел на вспотевшие очки Валерия и снова ответил в той же манере, как он обычно отвечал тем, кто не внимательно его слушал:

– Повторяю еще раз: я не был сегодня, да и вчера тоже, нигде, кроме конференц-зала, слесарки, склада и медкабинета. Я даже не знаю, как попасть на нижний уровень: у вас здесь столько хитрых ходов, что мне ни за что не догадаться, какой куда ведет.

Валерий кивнул, очевидно, удовлетворенный таким ответом. Но в следующую секунду задал похожий вопрос:

– А что, если я вам скажу, что на камерах наблюдения видно, как именно вы проходите на нижний уровень; как именно вы открываете дверь информационного отдела, и как, опять же, вы крутитесь вокруг главного компьютера, не обращая внимания на то, что тамошние сотрудники оттаскивают вас от рабочего стола, а вы сопротивляетесь, подобно дикому зверю. Что вы на это скажете?

Королев закрыл глаза и представил, что будет, если он даст в рожу Валерию, этому лгуну и зануде, и как ему потом предъявят обвинения в оскорблении чести и достоинства…

– Послушайте, – сказа Королев, – это всё очень интересно, но мне, честно говоря, не до ваших фантастических грёз. Почему вы не верите мне, я не знаю, но вот, что я вам скажу: я здесь всего лишь сутки, за которые ни один человек не смог бы узнать, где находится этот ваш информационный центр, а также ни за что бы за несколько секунд не догадался, где находится главный компьютер…

Валерий был похож на человека, терпеливо выслушивающего оправдания того, кто, действительно, мог не иметь никакого касательства к тому, в чем только что его обвинили, но, странным образом, был виновен по всем статьям. Он смотрел поверх головы Королева с таким интересом, будто за спиной слесаря третьего разряда разыгрывалась настоящая драма на океане: к чайке, сидевшей около камеры, прилетела вторая, и они стали драться за добычу, которая так быстро мелькала на экране, что невозможно было разобрать за что, собственно, идет такая ожесточенная битва.

Валерий, не дослушав Королева, спокойно сказал:

– Да, мне было очень интересно услышать именно вашу версию, но теперь послушайте и мою. Вы, не понятным мне образом, притащили с Фаяла какой-то чудо-аппарат, и, спокойно пройдя через нашу охрану, воспользовались им, чтобы…

– Чтобы что? – спросил Королев, чувствуя, что Валерий зашел в тупик. – Что мне было нужно в вашем главном компьютере?

– Не знаю, – ответил, вдруг погрустневший Валерий, и, не прощаясь, моментально вылетел из слесарки.

Королев, вытерев вспотевший лоб, не мог поверить в то, что сейчас с ним произошло. Он будто смотрел бредовый сон, в котором ему была отведена роль главного героя, и где он всегда был в чем-то виновен. Какие ему надо найти доказательства, чтобы к нему больше никто не цеплялся, а дал уже спокойно поработать! Он вдруг так захотел вернуться домой, в Москву, что даже готов был терпеть все тёщины подколки и странное поведение Ритки, которая была всегда на стороне мамочки. Ему больше не нужна была огромная зарплата, если ценой за это была его честь и свобода. Что еще придумает этот Валерий, поведение которого было очень схоже с тем, как вел себя когда-то покойный Штукк, бросивший ему аналогичные обвинения в преступлении, которого он не совершал. Замкнутый круг повторяющихся событий давал повод для долговременной тревоги, которую Королев не готов был переносить еще раз. Он прекрасно понимал, что нужно бороться за себя, найдя доказательства своей невиновности. Но как это сделать, если никого не было на его стороне: ни слесарей, ни медички, ни Валерия. Он чувствовал себя настолько обессиленным за последние часы, что готов был уже признаться во всех грехах. Нет, он, конечно же, не побежит прямо сейчас сдаваться местным властям, но он чувствовал, что находится именно на такой грани, когда можно плюнуть на всё и отдаться в руки несправедливого суда.

С тяжелым сердцем он смотрел на чаек, поделивших, наконец-то, своего червяка, или что они там нашли около камеры. Глянув машинально на часы, он, с удивлением обнаружил, что прошло два часа, как бригада ушла на пирс. Он не мог себе объяснить, как так быстро могло пролететь время, но факт оставался фактом – двух часов, как не бывало. И только сейчас он вспомнил, что не узнал от Валерия того, о чем просил его Тимохин, так дрожавший за свое рабочее место.

– Тьфу ты, черт, – сказал Королев и прислушался к быстрым шагам в коридоре. «Это идут сюда, – мгновенно мелькнула догадка. – Мимо идут, или сюда – арестовывать?» Как бы он ни уговаривал себя не паниковать, ничего не получалось. Он хотел было отбежать, на всякий случай, подальше от двери, но не успел: громко щелкнул замок.

Глава 26

Корабли под бортовыми номерами 100 и 404 подошли к третьему причалу, который располагался на северной стороне острова, то есть, противоположной той, где сейчас, на благо компании, трудилась бригада слесарей, латавших лестницу.

Первым пристал к берегу 100-й корабль. В некотором отдалении от него стоял 404-й и ждал, когда освободится место. С 100-го начали выгружать огромные зеленые ящики. Что в них лежало, можно было только предполагать, но, судя по опытному взгляду Штукка, он догадывался, чем они напичканы. Альфред хотел спросить Ральфа об их содержимом, но подумал, что не стоит пока задаваться такими вопросами: меньше знаешь – крепче спишь. Ральф, тем временем, продолжал, не отрываясь, следить за разгрузкой корабля, иногда поглядывая на многокилометровый берег плавучего острова, что, впрочем , занимало его гораздо меньше, чем то, что происходило сейчас на пирсе. Во время выгрузки ящиков, на берег ступило человек сорок или пятьдесят в военной форме, уверенным шагом направившихся к проходной, где их уже встречали несколько человек в белых халатах.

– Эти ребята здесь надолго останутся, – озвучил свою догадку Штукк.

– Я тоже так думаю, – отозвался Трясогузов. – То есть, они хотят и тут разместить военных, чтоб, так сказать, жизнь медом не казалась?

– Похоже на то, – кивнул Ральф, – и, мне кажется, что вытесняют они нас отовсюду планомерно и методично.

Альфред с тревогой смотрел на эту процессию в военной форме, отмечая про себя, что сейчас эти пятьдесят человек чем-то похожи на движущийся забор, который вот-вот исчезнет в недрах проходной.

На 100-м корабле с разгрузкой явно не торопились, давая себе полную волю распоряжаться чужим временем. Это чувствовали все, кто был сейчас на гражданском судне 404, на носу которого сидел в своем кресле Альфред Трясогузов, а позади него стоял Ральф Штукк. Альфред нетерпеливо смотрел на медленную разгрузку и снова его нога стала дергаться, будто здоровая. Штукк уже не обращал внимания на такие мелочи, тем более, что ему было чем занять свои мозги. Он понял, что неторопливое перемещение предметов из пункта А в пункт В может затянуться на несколько часов, поэтому спокойно перевел взгляд на остров, стараясь определить, что здесь есть интересного, пока их еще держат на открытом пространстве. Он, как и Альфред, долгие годы не покидал своего поста, находясь глубоко под землей и неустанно неся свою службу. Так же, как и Альфред, сейчас он наслаждался красотами, пусть и искусственного, но до умопомрачения реалистично сделанного ландшафта, над созданием которого потрудились настоящие профессионалы.

Плавучий остров имел такое же разделение, как и объект №1. Здесь даже была своя маленькая гора, именовавшаяся «Эверестом», правда высота ее была чуть больше полукилометра. На ней стоял мощный ретранслятор в виде огромной серой тарелки, смотрящей в голубое небо. Штукк также заметил на самой вершине горы два огромных куба, что привело его к мысли о лифтовых помещениях. Хотя, вполне возможно, что они имели другое назначение… Тут размышления Штукка перебил Альфред.

– Слышь, друже, – сказал Трясогузов, – не кажется ли тебе, что мы здесь надолго застрянем?

Штукк кивнул и улыбнулся.

– А разве не об этом ты мечтал Альфи: работать, не покладая рук на таком же острове, а?

Альфред вздохнул:

– Да, тут ты прав – мечты иногда сбываются. Но что-то мне подсказывает, что придется нам здесь не сладко. Ты морально готов к, такого рода, переменам?

– Я еще не знаю, какие перемены нас ждут, но, знаешь, Альфи, я готов ко всему и всегда, как морально, так и физически. И тебе советую поступить также: настройся на позитивный лад и тебе повезет.

– Вот легко же тебе говорить, Ральф, – прошипел Альфред. – Терпеть тебя за это не могу. А если у меня ничего не выйдет, и меня выкинут вместе с моей коляской в океан, тогда как?

Штукк снова спокойно улыбнулся.

– Не переживай, Трясогузов: если бы им было надо, они бы и тебя, и меня расстреляли еще там, на Пику, ну, или сбросили б с корабля на корм акулам – делов-то. А так, привезли нас сюда, как белых людей, кормили всю дорогу, каюты нам отдельные дали, правда, не обошлось без приключений, но я бы, на твоем месте, смотрел бы на ситуацию именно под таким углом. Понимаешь меня, дружище?

– Понимаю, – вздохнул Альфред и стал внимательнее осматривать видимую часть острова.

Он так же, как и Штукк, видел низкую гору, больше похожую на холм. Потом разглядел ретранслятор, лифтовые кубы. Толстяк даже заметил что-то вроде водопада и сказал об этом Штукку. Тот, приглядевшись, подтвердил догадку Трясогузова и снова они оба восхитились работой неизвестных дизайнеров.

На горе рос лес – это уже были настоящие деревья. Кроме далеких маленьких сосен, бросающихся в глаза под лучами уходящего солнца, было еще несколько пород деревьев, но с такого расстояния, на котором находись Ральф и Альфред, этого разглядеть было нельзя.

Рядом с горой виднелось обширное поле, на которое садился грузовой вертолет. Что он нес на борту, можно было лишь догадываться, но Трясогузов тут же предположил, что там были свежие овощи и мясо с ближайших островов. В его желудке предательски пискнуло, а потом заурчало. Штукк услышал позывные голодного организма своего приятеля и сказал, что их непременно сейчас же накормят, если только они вежливо об этом попросят.

– Да ты издеваешься, Ральф, – поморщился Трясогузов. – Неужели ты думаешь, что я буду унижаться неизвестно перед кем, в надежде, что мне принесут тарелочку супа?

– Жрать захочешь – попросишь, – добродушно ответил Штукк и добавил:

– Я слышал, что именно здесь, на этой плавучей «умной» механике, делают превосходные котлеты.

Трясогузов удивленно посмотрел на него.

– А что может быть необычного в тех котлетах? И вообще, ты мне сейчас на больной мозоль наступаешь что ли? А то, ведь, у меня тоже есть, чем тебя и удивить и обрадовать.

Штукк, будто не обратив внимания на едкое замечание своего друга, невозмутимо продолжил:

– Так вот, мне также сказали, что эти котлеты делают из разных сортов рыбы, в том числе из электрических скатов, мясо которых обладает лечебными свойствами.

Альфред вспыхнул:

– Ну, вот наговорят же всякой ерунды, а другие дураки им верят! Ральф, не будь таким наивным: еда, она везде – еда. И я согласен есть только из рук наших поваров, а не вот из этих со скатинным мясом. Тьфу, прости Господи, как это жрут вообще?

– Ничего, ничего, привыкнешь, – улыбнулся Штукк и показал пальцем на 100-й корабль.

– Похоже, разгрузка закончилась. Сейчас и мы пристанем к берегу. Готов к прибытию на новую Землю?

– Готов, – пробурчал Трясогузов и с, еле скрываемой ненавистью, проводил взглядом 100-й, вспенивший воду всеми своими гребными винтами, отходя от причала.

На какое-то время все забыли о пропавшей Светлане, и Альфред вспомнил о ней только тогда, когда Штукк спускал его коляску вниз по гладкому трапу, специально выставленному для инвалида-колясочника. Альфред внутренне с благодарностью оценил этот жест Пушкина, который распорядился насчет такого удобства. Как только колеса его коляски коснулись берега, Трясогузов вдруг обернулся и крикнул:

– А как же наша Светлана?

Пушкин, стоявший на борту, деланно приложил ладонь к уху, будто плохо слышит, и в следующую секунду помахал рукой, как бы прощаясь со всем дружным коллективом острова Пику.

Альфред что-то прошипел вслед удалявшемуся Пушкину, которому нечего было больше делать на корме корабля, и через несколько минут, взревев двигателями, 404-й медленно отчалил от пристани.

– Ну как так, а? – спросил Альфред Штукка.

– В чем дело? – участливо поинтересовался Ральф.

– Как же наша Светлана? Кто теперь ее будет искать?

– Не знаю, Альфи, пусть этим занимается команда корабля или полиция, которая встретит их по прибытии.

– Ты думаешь, будет серьезное расследование? – без всякой надежды в голосе спросил Трясогузов.

Штукк неуверенно кивнул, потом сказал, что попытается по своим каналам узнать, как движется дело. И вообще, он будет, насколько это возможно, держать ситуацию под контролем.

Альфред кивнул, зная наперед, что не такой уж Штукк упрямый человек, чтобы дойти до истины во что бы то ни стало. Он понимал, что если ему будет угрожать какая-нибудь опасность, то Ральф, скорее всего, будет спасать сначала свою шкуру, а потом уже всех остальных. Трясогузов мотнул головой, отгоняя пришедшие к нему совершенно несвойственные ему мысли о Ральфе, как о человеке, способном заботиться лишь о своем спокойствии. Наоборот, Альфред знал Штукка только с положительной стороны, который броситься в огонь и воду за близких ему людей. И ему, как раз дороже шкура Альфреда, чем своя собственная.

Трясогузов вновь мотнул головой, отгоняя и эти мысли: он вообще мало думал о Штукке, как о настоящем друге. Он чувствовал, что кто-то в данную минуту его порядком запутал, будто предлагая совершенно противоположные суждения о его давнем товарище.

– Черт возьми, неужели ретранслятор так на меня действует? – спросил себя вслух Трясогузов, с подозрением посмотрев на огромную антенну, стоявшую на горе.

– Что случилось, Альфи? – тут же поинтересовался Штукк.

– Да, ерунда какая-то лезет в голову: наверное, переутомился от всех этих событий, гори они огнем, – махнул рукой Трясогузов, не желая посвящать своего товарища в тот бред, который только что сделал из друга врага и наоборот.

– Ничего, ничего: сейчас нам отведут комнату отдыха – там и отоспишься.

– Ну да, я теперь глаз не сомкну, пока не разберусь, что к чему, – сказал Альфред, кусая губы.

– А я тебе говорю – не переживай: всё само собой устаканится, – спокойно ответил Штукк.

– Хотел бы я в это верить, – мрачным голосом отозвался Трясогузов, и, насупившись, продолжал смотреть на зловещий ретранслятор.

Какое-то время вся команда объекта №1 стояла на пустынном берегу, ожидая, что их встретят. Уже давно ушли грузчики, унося с собой последние ящики с обоих кораблей; ушли также те, кто принимал корабль с военными, проводив прибывших внутрь здания, расположенного недалеко от берега. Время шло, но никто не выходил навстречу новым гостям.

– Да в чем дело-то? – спросил Альфред, не на шутку сердясь на столь недружественный прием. – Про нас забыли, что ли? Может, крикнуть им, Ральф, что, типа мы здесь стоим, ждем, и оголодали уже совсем. Эй! – крикнул Трясогузов, – есть ли кто живой на этом плавучем чудовище?

– Не ори, Альфи, – тихо сказал Штукк, – это может плохо кончиться.

– Я тебя умоляю! – вскричал Трясогузов. – Мы здесь что, по своей воле, что ли? На экскурсию к ним приехали? Мы, между прочим, такие же полноправные работники, как и все находящиеся здесь…

В этот момент открылись двери проходной. Стекло блеснуло в лучах заходящего солнца. Навстречу новоприбывшим вышел человек, одетый в серый костюм. Он был похож на концертного ведущего, сбежавшего со своего мероприятия лет эдак пятьдесят назад. Дежурная улыбка и выпученные глаза не понравились ни Трясогузову, ни Штукку. Остальные, прибывшие с ними, были настолько поглощены видом острова, что не обратили на «сбежавшего конферансье» никакого внимания.

– Добрый день! – представился он. – Меня зовут Евстафий Элефантович.

Штукк и Альфред чуть со смеху не покатились, но, внезапно отвернувшись, ценой невероятных усилий подавили этот смех и продолжили слушать «слоновье дитя».

– Мы предлагаем вам пройти внутрь, чтобы отдохнуть и побыть нашими гостями некоторое время.

Штукк с Альфредом удивленно переглянулись. Гостями? На некоторое время? Как это? Вслух, правда, они решили не задавать этих острых вопросов, надеясь, что проблема как-то решится в их пользу. «Конферансье», очевидно, заметил недоумение на лицах новоприбывших, но виду не подал. Он протянул руку, как бы приглашая всех пройти вперед и, дождавшись, когда все пройдут мимо него, неторопливо пошел вслед за «гостями». На ходу он закурил сигарету, выпуская кольца синеватого дыма и зачем-то поглядывая в сторону уходящего солнца.

Когда люди подошли к проходной, их остановила охрана, видимо, ожидавшая, пока Элефантович накурится и проведет новых товарищей внутрь по своему пропуску. Действительно, через минуту-другую, тот бросил окурок на землю и, не затушив его ногой, протиснулся сквозь толпу. Мелькнув своим пропуском перед носом охранника, он махнул рукой, и люди послушно поплелись за провожатым.

Идти им пришлось по такому же длинному коридору, по которому несколько часов назад, только с другой стороны острова, шел их коллега Королев. Их отвели в комнату отдыха, которая, для тех, кто работал на северной стороне «Цитрона», была по-особому оборудована. Здесь, кроме обычных кроватей и тумбочек, находились также компьютерные столы с неизвестными приборами, не похожими на те, которые стояли в лабораториях объекта №1. Неизвестные инструменты, лежавшие на столах, невольно притягивали взгляды новоприбывших, но они боялись задавать лишние вопросы, надеясь, что со временем им всё объяснят, или они догадаются сами, если это будет им необходимо. Все видели одно и то же: ромбики зеленого цвета, будто сделанные из изумруда; кружочки из золота, словно рассыпанные древние монеты; кубики из темного материала, похожего на свинец, только легкие, как пушинка. Никто не мешал «гостям» брать загадочные предметы в руки и спокойно рассматривать эти странные вещи, чувствуя, что скоро ими придется воспользоваться. Вот, только, кто и когда им будет всё объяснять, никому не было известно.

Альфреду досталась кровать, стоявшая рядом с одним из таких столов. Он осторожно объехал пластиковую громадину с компьютером посередине, и подкатился к прикроватной тумбочке. Штукк помог ему впихнуть чемодан между ней и кроватью. Расположившись по соседству, Штукк тут же решил спросить старожилов о столовой. Те, без особой радости отвечали, что им все скажет их сопровождающий – Евстафий, свет, Элефантович, и что все вопросы нужно адресовывать исключительно ему. Странное поведение сотрудников объекта не понравилось Штукку, но он и виду не подал, что это как-то его задело. Спокойно уложив свои вещи в тумбочку, Ральф пошел в туалет, оставив своего товарища без присмотра, в котором тот, в общем-то, и не нуждался. Тем более что все остальные его сослуживцы были рядом и, в случае чего, не дали бы толстяка в обиду. Трясогузов еще раз оглядел своих коллег и не увидел «Наденьки дорогой»: ей, скорее всего, дали отдельную комнату, как было и на том, оставленном ими, объекте.

Альфред еще немного подождал Штукка. Он подъехал к компьютерному столу, взял в руки темный кубик и подбросил его к потолку. На секунду ему показалось, что кубик завис в воздухе и не спешил вернуться в ладонь Альфреда. Трясогузов тут же списал это случайное недоразумение на усталость после путешествия по волнам и сразу забыл о загадочном предмете, когда рядом с ним оказался Штукк. Когда тот пришел, Альфред попросил его вновь достать чемодан.

– Ральф, помоги еще раз, пожалуйста: вещи-то я забыл разложить, – виновато сказал он Штукку.

– Ничего страшного – бывает, – отозвался Штукк, не поворачиваясь к Альфреду. Трясогузов отметил про себя, что в голосе его приятеля было легкое раздражение, будто за то короткое время, что он был в туалете, произошло какое-то событие.

– Что случилось, Ральф? – участливо спросил Альфред.

– Ты о чем? – вопросом на вопрос ответил Штукк, по-прежнему, стоя спиной к толстяку.

– О том самом, – сказал Альфред. – Тебя кто-то достал, что ли?

Штукк помолчал, потом медленно повернулся, и Трясогузов увидел, как побледнело его лицо. Штукк смотрел на Альфреда потемневшими стеклянными глазами. Его губы медленно разлепились, и он сказал чужим сиплым голосом:

– Я только что видел в туалете своего покойного брата.

Глава 27

Замок щелкнул неожиданно громко. Королев, не успевший вовремя отскочить от двери, так и остался стоять на месте, будто его прибили аршинными гвоздями к полу. Дверь приоткрылась на один сантиметр и он услышал голоса, ворвавшиеся в узкую щель вместе со сквозняком из коридора. Противно дуло в левый глаз и нос, но Петрович не мог отойти от двери, опасаясь, что как только услышат произведенный им шум, то они сразу же сюда ворвутся и скрутят его.

– А я вам говорю, что не надо! – громко сказал один голос, которого Петрович не мог узнать.

– Давайте еще подождем немного, – взмолился второй, очень похожий на голос Валерия.

– Но мы же всё с вами решили! – отозвался третий.

Конец дискуссии положил четвертый голос, который очень четко и громко произнес:

– Всем назад: на северной стороне опять ЧП!

Дверь тут же захлопнулась, и Королев почувствовал, как у него заныла спина, не болевшая ровно две недели. Теперь же он еле стоял на ногах, по-прежнему не в силах двинуться хоть на миллиметр. Он облокотился плечом о закрытую дверь. Сердце билось, как бешенное, голова гудела, как пустой медный чан, в который били колотушками. Ему было плохо настолько, что он, того и гляди, рухнет на пол, и тогда… А что тогда? Ну, унесут его в медкабинет, или куда там намеревались его отправить.