Мать Наполеона I
TekstОднако, несмотря на всю её набожность, главной утешительницей её была природная её философия, местами сказывающаяся в некоторых отрывках её писем. «Не могу снабдить вас хотя бы небольшой дозой моего характера, – писала она королю Жерому 18 поля 1821 года. – В случае дурной вести, в первый момент я огорчаюсь, а в следующий – огорчение мое уже уступает надежде. Поступайте, как я. Если надо, сократите ваш дом, даже уничтожьте его, распустив всех слуг. Только больше чести будет для вас, если вы будете бороться и одолеете несчастие. Я уверена, что у Catherine достаточно высокая душа, чтобы сладить с самой крайней необходимостью… Одна мать может дать подобный совет. Тогда уж вам нечего будет бояться, остается только надеяться на все».
Два года спустя она писала Люсьену: «Вам давно должно быть известно, что большая часть человеческой жизни состоит из несчастий и неприятностей. Знание этого должно давать нам силу не поддаваться ничему тому, что с нами может случиться, в особенности, когда мы сами в том неповинны».
Она охотнее говорила, нежели писала. «Сын мой, – говорила она, – был ниспровергнут, он злополучно погиб, вдали от меня; остальные дети мои – изгнанники, я вижу, как они умирают одни за другими… Я стара, покинута, без блеска и почести. A между тем я не променяла бы своего положения на положение первой королевы в мире». Затем она прибавляла: «Надо жить согласно своему положению. Раз утративши трон, смешно добиваться снова занять престол. Кольцами украшают пальцы, но кольца сваливаются, а пальцы остаются».
Такова была философия madame Mère, и нельзя не согласиться с тем, что, в искусстве утешения, она была таким же знатоком, как и величайшие философы.
Она сохранила все старые свои привычки. Зимой носила передник из черной тафты, а летом – белый передник. По временам она пряла на прялке или на веретене. Кроме того, играла в реверси. Она следила за своим хозяйством, вела счеты и наставляла сыновей жить по экономнее. В её салоне стоял большой пустой шкаф с медными украшениями, к которому дети её подходили не без опаски: когда они шумели, их запирали в этот шкаф. «Двадцать лет тому назад я была высочеством. В настоящее время я снова обращаюсь в madame Летицию». Она и была ею всю жизнь, что и составляет прелесть её существования.