3
В заседании палаты депутатов 3 мая 1847 г. депутат Мюре де-Борт вдруг обратился к правительству с запросом насчет слухов, передававшихся прессой и произведших такое тяжкое впечатление. Тогдашний министр публичных работ Дюмон и товарищ его Легран ответили, что подозрения печати лишены основания, что никогда концессии не получались иначе, как по выслушании властей горного ведомства в общем собрании совета министров. Они утверждали, что во всех этих делах не имеет значения какая-либо протекция министра. Дюмон так заключил свою речь: «Произнесены тяжкие обвинения и публика занимается ими. Они взволновали палаты, правительство совещалось об этом и принимает меры, чтоб вполне выяснить факты и дать им тот законный ход, какой они должны иметь».
Вслед затем на трибуну вошел депутат Лербетт. Сказав несколько слов об опасности от вмешательства людей политики в промышленные предприятия, он прочел несколько писем. Текст этих писем отличался бесстыжим цинизмом.
В одном письме 14 января 1842 г. говорилось: «наше дело зависит от лиц, находящихся теперь у кормила правления… Г. Легран высказался в этом отношении следующим образом: концессия может быть предметом решения в совете министров. Стало быть, нам нельзя медлить, чтобы создать поддержку в совете министров. Я имею возможность добиться такой поддержки, а ваше дело дать средства на это… Без сомнения, многие (разумеются акционеры) очень склонны рассчитывать на наше полное право, на справедливость правительства, и однако ж это чистое ребячество. Не забывайте, что правительство находится в алчных и продажных руках, не забывайте, что свободе печати угрожает опасность быть задушенной в один прекрасный день, и что полное право никогда еще не нуждалось в высшей протекции в такой степени, как теперь».
В письме 26-го января 1842 г. сказано: «вращаюсь среди депутатов, бываю у большинства министров, дружбу которых считаю полезною для успеха нашего дела».
3-го февраля того же года письмо гласило: «…необходимо определить число акций, каким мы должны располагать, чтобы обеспечить за собой поддержку, которая нужна для успеха нашего дела».
Чтение этих писем произвело целую бурю в палате депутатов. На следующий день Тест сам, без всякого вызова, появился на трибуне палаты пэров. Сказав, что подкуп был бы бесполезен в деле, которое зависит не от министра, он уверял, что он не понял ни одного слова в прочитанных письмах, что он даже не в состоянии высказать какой-нибудь догадки по этому поводу. Тест выразил желание, чтобы это дело было вполне выяснено.
Кюбьера в этот день не было в палате пэров. 6-го мая хранитель печати палаты пэров сообщил распоряжение короля о предоставлении палате полномочий государственного суда для возбуждения дела против Кюбьера. Волнение в среде пэров достигло точки кипения. Только Кюбьер, бывший тогда секретарем палаты, оставался совершенно спокоен.
«Никогда, – сказал он, – никто не мог бы спокойнее и равнодушнее меня посмотреть в лицо истине, которая когда-нибудь выяснится».